Чернильные орешки

Юдзиро внимательно посмотрел на людей и увидел на их лицах смятение. Не помня себя от смущения, слуги стали отводить глаза.

– Ваше Высочество, у вас нет супруги, – отрезал Сано.

Юдзиро отреагировал неловкой улыбкой.

– А сколько мне, напомните, лет?

Слуги заголосили:

– Какая разница, Ваше Высочество?

– Годы лишь умножают вашу красоту!

– Ваша редкостная красота неподвластна времени!

– От роду двадцать девять лет, – сказал Сано, прерывая слуг.

– Могут подумать, вы нисколько не щадите чужих чувств, – упрекнул Юдзиро, скосив на Сано взгляд. – Ну и ладно! У меня, наверное, полно наложниц?

– Ни одной, – вновь отозвался Сано.

– Как странно… – вслух произнёс Юдзиро.

– Зато господин канцлер нанял вам самых лучших прислужниц, прислуживающих вам во время купаний! – подсказал один из слуг, помогая одеться.

– Дочери сановников четвёртого и пятого рангов, при дворе обласканные и осыпанные милостями! – подхватил другой.

– Что же… мой сиятельный дедушка обо мне позаботился!

Глава 6.

Глава сыскного ведомства осознавал, что сейчас, как никогда, важно сохранять спокойствие и бдительность. Сано решил пристально наблюдать за наследным принцем, чтобы понять, какие скрытые мотивы лежат в основе его действий. Он не верил, что принц потерял память. В его голове зрело убеждение, что наследный принц причастен к смерти императора.

Во дворце Кёсёдэн находился императорский архив – Курододокоро. Среди его служащих был Котаро́, племянник Гёбукё, от роду шестнадцать лет.

Для юношей из знатных семей было обычным делом начинать службу во дворце в шестнадцатилетнем возрасте. Одним из самых престижных званий, которое они могли получить в начале профессионального пути, было звание архивариуса. После этого у них появлялась возможность вступить на службу в какое-либо ведомство.

Сано начинал свою будущность во дворце, работая архивариусом, затем императорским посланцем, а позже в сыскном ведомстве под руководством своего отца, Соитиро-но Томотари, и наместником в Сикоку. После того, как отец изолировался в своей печали от всего мира, занял его место.

В архиве царила атмосфера, наполненная звуками: голоса громко перешёптывались, раздавались шорохи беспокойных шагов, а также шелест бумаг.

Сано высмотрел Котаро среди юношей в светло-зелёных с жёлтым отливом одеждах, которые стояли у высоких стеллажей, заставленных томами и свитками. Огарок свечи осветил пухловатое лицо Котаро, и Сано с удивлением обнаружил на нём мертвенную бледность и страх. Присмотревшись внимательнее, Сано заметил, что у остальных куродо на лицах было то же выражение. Что произошло?

(Куродо – архивариус).

– Мне нужны свитки, касающиеся жизни наследного принца. Все значимые события, начиная с рождения, – без предисловий произнёс Сано, заставив всех вздрогнуть и обернуться.

Лица куродо омрачились тревогой, в глазах мелькнула тень, будто они что-то скрывали.

– Мы найдём всё необходимое и передадим вам через помощника, Гёбукё-доно, – проговорил принц Ёсифуми, его пальцы судорожно сжали край стола.

Сано окинул взглядом бесконечные ряды стеллажей, уходящие в полумрак. Он помнил, где искать. Годы, проведённые здесь, оставили неизгладимый след в его памяти.

– Что ж… я и сам в состоянии найти их. Они мне нужны прямо сейчас.

Сано протиснулся между юношей, застывших посреди прохода, и огляделся. Воздух был густо напоен ароматами старины, пыли, сандала и едва уловимого запаха чернил.

Его взгляд скользил по стеллажам, одновременно до него доносился шёпот нескольких голосов. Внезапно этот шепчущийся улей стих, и Сано услышал:

– Гёбукё-доно, вы действительно нашли наследного принца?

Сано обернулся и молча изучал фигуры куродо. Их было пятеро: Котаро – самый крупный из них, принц Ёсифуми – шестнадцатилетний сын Левого министра; принц Сакамото – сын госпожи Кокидэн, младший брат наследного принца и принца Хёбукё, также шестнадцати лет; внук главы налогового ведомства – Кимороку – семнадцати лет, и, наконец, внук Правого министра – шестнадцатилетний Минамото-но Такафуса.

Тем, кто обратился к Сано, был принц Ёсифуми – самый проворный и проказливый из них.

– Да.

Принц Сакамото, услышав это, стремительно покинул архив. Сано отвернулся к стеллажам, словно потеряв интерес к беседе, но чувствовал, как от взглядов куродо, одеревенела его спина. Будто они ждали чего-то ещё.

– Гёбукё-доно, – вновь подал голос принц Ёсифуми. – Вы слышали про даму Нисё?

Сано повернулся и увидел, что куродо стоят вокруг него, словно заговорщики, в их глазах печаль и тревога.

– В чём дело? – спросил Сано, обрушив на них взгляд, полный негодования. – Вы что-то знаете?

– Нет-нет, – четверо куродо одновременно замотали головами.

– Дама Нисё покинула этот мир.

Сано выдержал паузу, давая им понять, что не намерен раскрывать больше информации.

– Её тело действительно было осквернено «Множеством глаз»? – вонзился Кимороку дрожащим голосом, а глаза лихорадочно блестели.

Во дворце Кёсёдэн воцарилась погребальная тишина, словно всё окружающее пространство затаило дыхание, прислушиваясь к испуганному голосу Кимороку. Сано осознал, что чувства, охватившие куродо, являются лишь смесью любопытства и страха, вызванные слухами.

– Поговаривают, но доказательств тому нет, – ответил Сано и снова повернулся к стеллажам.

Его взгляд блуждал по корешкам свитков, поблёкшим знакам. В каждом свитке таились отголоски прошлого наследного принца.

– Это всё происки злобного духа, который поселился во дворце Живописных видов, – строго заявил Такафуса, внук Правого министра.

– Не позволяйте воображению рисовать злобных духов там, где скрывается обычный злодей, – возразил Сано нетерпеливо. – Ищите правду в фактах, а не в мрачных вымыслах.

– Вы считаете, это обычное убийство? – воскликнул принц Ёсифуми.

Сано проигнорировал его вопрос. Он знал, что если даст волю разговору, то погрязнет в дворцовых сплетнях. Его пальцы скользили по свиткам. Он вытащил один, и пыль взметнулась в воздух. Затем другой. Он бегло просмотрел пожелтевшие страницы, улавливая обрывки информации, и сунул свитки под мышку.

* * *

Юдзиро сидел в купальне. Юные, со свежими лицами прислужницы массировали ему ступни и наносили масла, а в плеск воды вплетались их ласковые голоса. Но когда Юдзиро говорил с ними, они оставались глухими к его словам.

– Вы совсем-совсем меня не помните? – принц Сакамото, маленький и щупленький, сидя в углу, льнул к слуге по прозвищу Ун.

– Что случилось? Ты должен мне денег? – ухмыляясь, Юдзиро откинулся на стену круглой купальни, встроенной в пол.

– Нет, но… Вы же учили меня ручному производству бумаги…

Юдзиро заставил себя взглянуть на принца Сакамото.

– Разве тебе мало бумаги? В Курододокоро её столько… хоть заройся в ней.

– Но вы же делились бесценными знаниями, как применять натуральные красители и избегать крепких щёлочей, чтобы создать на бумаге эффект приглушённой красоты… – пролепетал принц Сакамото.

Юдзиро усмехнулся. Интересы современной молодёжи отличались от интересов его поколения. В свои шестнадцать он уже активно интересовался противоположным полом.

В этот момент в купальню вошёл глава сыскного ведомства с какими-то свитками. Истомлённый молчанием присутствующих, Юдзиро даже обрадовался его появлению:

– Уж без чьих услуг я мог обойтись, так это ваших, Гёбукё-доно.

– Так бессердечно с вашей стороны пренебречь моим обществом, – Сано устроился напротив, на складном кресле.

Юдзиро по грудь сидел в горячей воде. Яркие фрукты юдзу искрились на поверхности, в лучах солнца, и их аромат нежно опьянял. Клочья чарующего аромата сандалового дерева поднимались вверх и обдавали прислужниц теплом. Чёлки их взмокли и прилипли ко лбу. Какое трогательное зрелище!

Длинные волосы наследного принца, промокнув, поникли, как тёмные водоросли. Они облепили его спину и грудь, повторяя все изгибы его тела, наделённое всеми достоинствами. Должно быть, мужчины завидовали ему, а женщины теряли рассудок.

– Вы сказали, что утратили часть своих воспоминаний, – Сано разместил свитки у себя на коленях. – Хотите я вам напомню, чтобы ваше возвращение к дворцовой жизни протекало легче?

– Не стоит утомлять мой слух.

Для Юдзиро эта информация не представляла никакого интереса, а слушать из вежливости – чрезмерно затруднительно.

Несмотря на это, Сано начал монотонно рассказывать:

– Вы – наследный принц Насицубо, вам двадцать девять лет. Вы родились от принцессы Изанами из рода Фудзивара, одной из дочерей господина канцлера. Она была наложницей императора и носила титул нёго. Император сделал её своей супругой и назначил управлять дворцом Грядущей прохлады, все её зовут госпожа Корёдэн.

(Нёго в эпоху Хэйан (794–1185) – титул влиятельной наложницы в женских покоях японского дворца).

– Принц Хёбукё, которого вы видели среди вельмож на обряде, – ваш брат и Второй принц. Его ещё называют Весенним принцем из-за Весеннего дворца, в котором он коротает дни. Госпожа Рэйкедэн, в чьи ноги вы давеча бросились, его мать.

В детстве вы хорошо ладили с принцем Хёбукё, но по мере взросления между вами появились разногласия. Это произошло из-за того, что император и государственный совет более благоволили вам. Если бы вы не бежали из дворца, то, возможно, уже стояли бы во главе государства.

– Что касается ваших взаимоотношений с другими придворными, – продолжил Сано, словно не замечая ничего, – то вы всегда были окружены ореолом власти и уважения. Канцлер, отец вашей матери, боготворит вас, как сокровище, дарованное небесами. Остальные же… восхищаются, завидуют, боятся.

Сано замолчал на мгновение, словно ожидая реакции. Затем он указал на запылённые свитки, которые принёс с собой.

– Вот в этих свитках содержатся записи обо всех значимых событиях вашей жизни. Быть может, чтение прояснит вашу память?

Не проявляя интереса к словам Гёбукё, Юдзиро уныло осмотрел стены купальни и наконец-то позволил своему взгляду отвлечься на кропотливо вырезанные из дерева панели. Сано, не дождавшись никакой реакции, продолжил:

– Ваше решение отказаться от привилегий и жить в простоте и одиночестве обсуждалось во всех уголках дворца. Жители гадали о причинах столь необычного поступка. Они надеялись, что вы одумаетесь и вернётесь, но проходили дни, недели, прошёл месяц, а о вас не было никаких вестей.

Юдзиро наконец-то вскинул руку, прервав поток слов Сано. Зачем ему беспокоиться о чужих делах? Ему нужно разобраться в своих. Он с досадой осознал, что пока нежится в тёплой воде, время не останавливает свой ход. Ему нужно попасть в Иэ Нэн!

Давая понять, что Гёбукё тут явно лишний, Юдзиро принялся шутить с прислужницами:

– Как же приятно освежиться, – он потянулся в тёплой воде. – В такие моменты понимаешь, что счастье – это просто. Дамы, не хотите присоединиться?

– А вы, Ваше Высочество, – прищурилась одна из девушек, – всегда так шутите? Или только когда хотите развеселить бедных служанок?

– Я просто стараюсь сделать этот мир немного ярче, – ответил Юдзиро, наклоняясь вперёд, будто доверяя им какую-то тайну. – Не смотрите, что он мал. Муравей тоже прославлен не за свой размер, а за трудоспособность и старания!

Смех и лёгкость заполнили воздух, и девушки, накачанные духом веселья, смеясь и смущаясь, спрятались за перегородкой.

Принц Сакамото прикрыл рот рукавом, а поверх него выглядывали его широко распахнутые от изумления глаза.

Ни один нравственный муж не позволил бы себе отпустить такой комментарий, но Юдзиро было всё равно, раз он исчезнет из дворца с наступлением темноты. Ему до смерти надоели эти скучные люди… Вот он и решил повеселиться напоследок.

– Выставлять себя напоказ и бахвальствовать – значит истощать духовные силы, – Сано, который доселе держался спокойно и лишь изредка позволял губам изогнуться в притворной ухмылке, всё же уступил место праведному гневу.

Воспитанному в строгости, нетронутому влиянию света, такому благородному мужу, как Соитиро-но Сано было от чего прийти в негодование.

Юдзиро посмотрел на его лицо и почувствовал, как в нём разгорается азарт. Этот высокоморальный господин, с его скучными разговорами и однообразными улыбками, казался ему не более чем картонной фигурой, лишённой живого начала. Он не понимал, что жизнь полна страсти, и она дана не только для исполнения обязанностей.

Юдзиро ненавидел эту фальшивую благопристойность. Собравшись с духом, он решил внести немного разнообразия в эту рутину.

– А вы когда-нибудь задумывались, что настоящая жизнь начинается там, где заканчивается ваша благопристойность? – произнёс он, игриво выдвигая подбородок и глядя на своего собеседника.

На мгновение воцарилась тишина. Провокация была его лучшим оружием, а сбросить маски скуки – задача, с которой он справится с удовольствием.

Лицо Сано исказилось от недоумения, словно Юдзиро бросил вызов не только его скучным разговорам, но и всей системе его жизненных ценностей.

Сано попытался сменить тему, но Юдзиро не дал ему шанса. Его взгляд был полон провокации, и вскоре Сано разразился недовольством. Юдзиро было приятно наблюдать, как атмосфера превращается из статичной в динамичную.

– Не бойтесь смеха! – воскликнул Юдзиро. – В смехе скрыта истинная свобода, которую вы так сильно боитесь потерять. Позвольте себе немного ненормальности!

Наступило мгновение тишины, и вдруг принц Сакамото громко засмеялся, его смех подхватили прислужницы, спрятавшиеся за перегородкой, и Юдзиро радостно наблюдал, как воздух наполнился живым и бодрым настроением.

Однако Сано не смог оставаться здесь. Он встал, взял свитки и покинул купальню.

– Удалились люди сии, и хорошо сделали, – смеясь, сказал Юдзиро и расслабился, позволяя горячей воде ласкать его тело.

Глава 7.

Проживать жизнь другого человека – это не так сложно, особенно если эта жизнь принадлежит отпрыску императорской семьи. Весь день Юдзиро наслаждался этим чувством.

Остаток дня его продержали во дворце Отражённого света, водили по одинаковым коридорам. В купальне красивые прислужницы умастили его ароматными маслами, причёсывали, до последнего волоска сбрили бородку, поили ароматным чаем, угощали китайскими пирожными. Врачеватели обработали кровоподтёки мазью, пришли к заключению, что потеря памяти связана с сильным ушибом головы, а духовные силы ещё можно восстановить.

Солнце клонилось к закату, когда доставили приглашение на дворцовую службу глав восьми ведомств, и начались тщательные приготовления.

«Мы ждём вашего скорейшего выздоровления и надеемся на плодотворную встречу» – гласили строки в доставленном письме.

В отражении тонкого круглого зеркала с жемчужным ободком на инкрустированной подставке Юдзиро наблюдал красивое продолговатое лицо принца Насицубо. Ему делали причёску, зачёсывая волосы назад, открывая высокий благородно вылепленный лоб и чёткую линию скул и подбородка.

Над глазами угрюмо нависли две широкие тёмные брови, слегка подкрашенные сажей из семян кунжута, прямой и надменный нос с высокой перегородкой. Щёки, чуть тронутые загаром, пытались замаскировать белилами. На губы нанесли пигмент из цветков сафлора. Сахарный сироп сделал их блестящими.

Парчовый кафтан цвета «коори», тугой от крахмала, коих в шкафу у наследного принца числилось в избытке, надели поверх исподних одежд.

(Зимнее сочетание 氷 коори – «лёд», в котором использовалось две белые ткани, одна из которых натиралась до глянца).

Чаял ли когда-нибудь Юдзиро, что окажется среди этого великолепия, будет носить холодный белый шёлк, обволакивающий тело прохладой, и наносить на губы цветочный пигмент?

Нет, но всегда жил в стремлении к роскоши.

«За безудержным стремлением к земным благам следует неотвратимое наказание», – говаривал Тсутому.

«Ну какое ж это наказание? – Юдзиро улыбнулся отражению. – Что сказал бы этот старый ворчун, если увидел его?»

Скользящая дверь приоткрылась вершков на пять, и в проёме показалась голова Уна. В отражении зеркала их взгляды встретились.

– Тюдзё-доно соизволит вас видеть прямо сейчас, Ваше Высочество.

(Тюдзё – второй военачальник, имел, как правило, Четвертый ранг и находился в подчинении у старшего военачальника (дайсё).

– Это ещё кто?

– Ваш советник, Ваше Высочество.

Фусума распахнулись, и в дверном проёме появилась высокая фигура Тюдзё. На нём была шапка-эбоси, а его коричневато-сиреневые одежды заканчивались длинным шлейфом, который волочился по полу. В одной руке он держал веер из жёлтой бумаги, а во второй табличку, куда вносил свои заметки.

(Фусу́ма (яп. 襖) – скользящая дверь в виде обклеенной с двух сторон непрозрачной бумагой деревянной рамы, которая используется для деления большой японской комнаты на части).

Его взгляд змеился по телу принца, от макушки до пят, а лицо отражало радостное изумление, смешанное с едва уловимой настороженностью.

– Ваше Высочество! Наконец вы вернулись! Какая неописуемая радость! Дворец словно осиротел без вашего сиятельного присутствия!

– Я тоже рад вернуться, Тюдзё-доно.

– Где вы были? Мы все так волновались…

– Я-я… не могу вспомнить.

– Ах, какая досадная потеря… Но какая удивительная ирония, что именно Гёбукё-доно оказался тем, кто вас обнаружил! Поистине, судьба порой избирает самые… неожиданные пути.

Юдзиро молча рассматривал подобострастную, заискивающую перед ним фигуру Тюдзё. Его слащавый голос сочился показной заботой, но чувствовались в нём опасливый интерес и надежда на то, что память принца действительно утрачена.

– Что он за человек, этот Гёбукё-доно? – спросил Юдзиро, внимательно глядя на советника.

Тюдзё слегка подался вперёд и раскрыл веер. Он понизил голос, поднося веер к лицу.

– О нём ходят самые разные… тревожные слухи, Ваше Высочество. Говорят, его духовные силы… искажены. И, простите мою дерзость, но шепчутся, что его собственная мать… погибла из-за этого его искажения, сестру разбил паралич. Ужасные вещи, конечно, но… люди говорят.

Тюдзё прикрыл рот веером, словно неосторожно выпустил то, что не должен был, но в его глазах мелькнуло удовлетворение.

– Мне показалось, что Гёбукё-доно, несмотря на некоторые досадные странности его натуры, обладает очень приятным нравом, – возразил Юдзиро, не отводя взгляда. – Даже если имеет место искажение…

Тюдзё быстро опустил веер, его лицо приняло выражение искреннего (показного) ужаса.

– Это лишь грязные слухи, Ваше Высочество! Низкие сплетни, которыми полнится двор! Не стоит им верить! Я лишь… передал то, что слышал, из чистой заботы о вас! Я, знаете ли, женат на его сестре и живу в её доме из желания защитить её и своих сыновей.

– Тогда зачем вы их распространяете? – голос Юдзиро стал чуть жёстче.

Тюдзё, извиваясь и кланяясь, воскликнул:

– О, я вовсе их не распространяю! Как вы могли подумать! Вы изволили спросить, Ваше Высочество, а я, ваш советник и верный слуга, лишь ответил, чтобы вы были осведомлены о… неприятных разговорах, которые ведутся! Мой долг оградить вас от всякой скверны, – Тюдзё печально потупился. – Видите ли, у моего сына развилось нервное расстройство… Полагаю, я не смог его уберечь от искажения Гёбукё-доно. Поэтому вы должны быть осторожны.

– Давай, Тюдзё-доно, я кое-что тебе скажу, – Юдзиро поманил его своим веером, его тон стал доверительным.

Тюдзё, готовый внимать каждому его слову, наклонился ещё ниже. Над краем веера их взгляды встретились.

– Слухи – это монеты, на которые покупают лекарство от скуки. Но будь осторожен, Тюдзё-доно, чтобы не купить на них удавку для собственной шеи.

Советник вздрогнул, его лицо побледнело, а колени подкосились. Он попятился, стараясь сохранить остатки достоинства.

– О… Ваши слова… Поистине, вы вернулись к нам… с новой мудростью. Я-я буду помнить. Благодарю вас за это… вразумление.

* * *

К началу дворцовой службы Юдзиро чувствовал себя вымотанным, утомлённым и не хотел ничего делать.

Во дворце Благодатного света, на помосте, обратившись к залу лицом, расположились канцлер, Левый министр, Правый министр и министр двора.

Около дюжины сановников сидели полукругом: дайнагон, сёнагон, тюнагон, главы восьми ведомств. Два писаря по обе стороны от них сидели, сосредоточенно склонившись над свитками пергамента.

(Дайнагон – высший советник, тюнагон – второй советник, сёнагон – младший).

Принц Хёбукё красовался в воинском облачении. В том же возрасте, что и наследный принц, он выглядел немного старше своего возраста и был невысокого роста. Юдзиро изучал его лицо. Продолговатой формы оно всегда было хмурым, как будто его обладатель был постоянно чем-то озабочен или встревожен.

В тиши, которая повисла после окончания рассказа Юдзиро о подвижничестве и потери памяти, присутствующие молча осмысливали услышанное. Никто не спешил задавать вопросы или выказывать сомнения. Был слышен шелест вееров и тихие покашливания сановников. История, полная страданий, произвела глубокое впечатление, и это требовало времени, чтобы прийти в себя.

Убелённый сединой с глубоко посаженными глазами Фудзивара-но Мотоцунэ, казалось, был ещё оглушён возвращением внука. Он легко наклонил голову в знак признания и пробормотал:

– Твоя история, дала нам нечто большее. Она напомнила нам о стойкости духа. Благодарю тебя за это напоминание.

– Прямо путь Будды, – смеясь, беззаботно заметил Левый министр.

«Хо-о! А ведь действительно!» – всколыхнулись сановники.

– Замечу, что царю народа шакьев после рождения Будды, было предсказано, что мальчик в будущем станет или праведным государем всего мира или же отшельником, – канцлер, разгорячённый этим сравнением, обратился к государственному совету. – И Будда предпочёл отшельничество жизни в миру, сколько бы его не окружали во дворце всеми удовольствиями.

В течение этого рассказа Левый министр не сводил с Юдзиро глаз, но стоило канцлеру закончить, взял речь следующим:

– Другое дело принц Насицубо. Никто и не смел заподозрить в вас натуру бунтовщика. И не такой вы вовсе человек… У кого-нибудь есть доказательства, что наследный принц Насицубо планировал своё подвижничество?

– Какая в этом необходимость? – уточнил Мотоцунэ, встревожившись.

– Если наследный принц оставил дворец и поданных, испугавшись проклятия или бремени правления, то мы оставим его кандидатуру. Никогда не стоит полагаться на человека, который страшится потусторонней силы. Если же он хотел пройти путь Будды, достичь того же просветления, но у него ничего не вышло, никто не станет его за это порицать. В наши дни лишь сильный духом человек способен на столь великое безрассудство, – ответил Левый министр, обдувая лицо веером.

Глаза у него были маленькие, тёмные и хитрые и не предвещали ничего хорошего. Клубок змеиных мыслей, казалось, скрывался в его голове.

– Принц Хёбукё, – позвал канцлер, – перескажи ваш с наследным принцем разговор, который рассказал мне. Твой рассказ доказывает, что наследный принц хотел пройти наивысший путь Будды.

Принц Хёбукё неохотно пошевелился на своём месте. Взгляд его, протянувшийся в поисках брата, принадлежал человеку, который до нутра пропитался ненавистью к другому человеку. Вряд ли когда-нибудь Юдзиро захотел бы познакомиться с человеком с такими страшными глазами. Даже просто заговорить с ним.

– Он заявил мне о своём намерении оставить дворец, – холодно проговорил принц Хёбукё и это были первые слова, которые Юдзиро услышал от него.

– Ваши слова всё равно не доказывают, что он хотел пройти путь Будды, а не попросту сбежать, – возразил Левый министр. – Однако я способен понять чувства наследного принца, ведь проклятие этих земель забирает жизни своих правителей. Ещё в период Дзёмон первый император (тогда ещё обыкновенный воин) привёл сюда свой народ, спасая его от войн, голода и смерти, но появился демон, обитавший в этой местности. Демон был голоден и в обмен на жизни всех этих людей обещал сохранить жизнь Воину. Тогда Воин ответил, что не для того спасал всех этих людей, чтобы они оказались съеденными демоном, и предложил свою жертву, если демон оставит эти земли. Вот почему каждый последующий правитель должен умереть не своей смертью, раньше времени.

(Эпоха Дзёмон (яп. 縄文時代 – период японской истории с 13 000 года до н. э. по 300 год до н. э.)

Внезапно Юдзиро услышал знакомый голос, который в этой непривычной обстановке, где каждый устремлял на него свой взор, оказал на него успокаивающее воздействие:

– Ваше Высочество канцлер, уважаемые министры, достопочтенные сановники, позвольте представить результаты проведённого расследования, касающегося обстоятельств ухода и возвращения Его Высочества, наследного принца Насицубо.