Чернильные орешки

– Допустим, – с неохотой согласился Сано, глаза его наступательно сверкнули.

Письмо в кармане давило на него, словно камень на сердце. Он развернул его перед лицом принца.

– После вашего исчезновения, мои служащие обследовали ваши покои и нашли вот это… Что это значит?

Принц Насицубо взглянул на бумагу бессмысленным и пустым взглядом.

– Какая-то запись, не пойму? Сколько по ней мне причитается получить? – с нелепой усмешкой вопросил принц.

– Вы сначала прочтите.

Всё ещё оставаясь беспечным, принц ответил:

– Как я могу? Я не умею!

– Притворство и обман истощают духовные силы, – с упрёком сказал Сано.

– Что, так и написано? – с глупым лицом переспросил принц.

Негодование Сано крепчало:

– Здесь говорится не об этом. Однако в конфуцианстве есть представление о силе Ки, которая объясняет некоторые её аспекты.

– Слышал, она искажается от любого дуновения ветра. Так почему бы не изуродовать её наконец, чтобы более не терзать сердце беспокойствами о её чистоте?

Сано молча переглянулся с Нагао. Тот, казалось, тоже гадал над поведением принца, пытаясь понять в чём же тут дело.

– Человек с искажённой духовной силой не может получить сан или даже войти во дворец, – сказал Нагао. Его голос, который должен был прозвучать твёрдо, слегка дрогнул. – Ведь такой человек может представлять опасность для императорской четы.

В облике принца, в глубине его смеющихся глаз проглядывалось что-то почти нечеловеческое. От этого Сано окончательно лишался покоя.

– Вы отрицаете, что писали это? – спросил Сано, стараясь сохранить ровный тон. – Ваше Высочество, нам всем сейчас очень тяжело. Смерть императора, ваше исчезновение… всё это огромный удар для двора. Мы просим вас только об одном – быть честным с нами.

Принц молчал, выдумывая, быть может, складную ложь. Тишина в экипаже сгустилась и стала давящей. Только мерный стук колёс и шаги пешей охраны нарушали это зловещее молчание.

Наконец, принц с усталой улыбкой откинулся на спинку экипажа и спросил:

– Вы мне поверите, если скажу вам, что я потерял часть своих воспоминаний?

– Потеряли часть своих воспоминаний? – повторил Сано. – Хотите сказать, что вы чего-то не помните?

– Помню, что решил удариться в монахи на двенадцать лет, но их практики такие сложные, что это больше было похоже на самоистязание, и я даже утратил часть своих воспоминаний.

Чувствуя на себе недоумённый взгляд Нагао, Сано задумался. Расследуя причины бегства наследного принца, Сано приходилось много допрашивать его слуг, которые упоминали про наивысший путь Будды, который хотел повторить их господин.

Сано покривил губами, приняв ответ за наскоро сплетённую ложь. Тень сомнения легла на лицо Нагао тоже. Принц же, глядя на них, спокойно сидел.

– Как много вы помните? – спросил Нагао. – Вы узнаете Гёбукё-доно?

Принц помотал головой.

– А кто этот Гёбукё-доно?

– Вы меня не помните? – спросил Сано. Его лицо превратилось в маску изумления и подозрения.

– Нет.

«Что за вздор», – подумал он и услышал голос Нагао:

– А меня?

Коротко переглянувшись с Нагао, принц бросил:

– Нет.

«Это, конечно, хорошо, если правда. Но чуется во всём этом фальшивая игра», – подумал Сано. Перед ним стоял выбор: верить или подозревать.

– И мои одежды вам ни о чём не говорят? – допытывался Нагао.

– А-а-а! Вы придворная дама? – принц расхохотался от собственной глупой шутки.

Рука Нагао, державшая веер, застыла в неподвижности, а глаза, смотревшие поверх, остановились от шока. Их взгляды с принцем встретились, и Нагао, казалось, отметил лукавые искорки в его глазах. Как будто принц подразнивал его.

– Шучу-шучу! Не будьте так чувствительны, – смеясь, сказал принц, – я видел много придворных дам, одетых в дзюни-хитоэ. Ваши одежды тоже имеют множество слоёв и выглядят красиво.

(Дзюни-хитоэ (дословно: «12 платьев») – традиционный японский костюм аристократок. Получил наиболее широкое распространение в период Хэйан в X веке).

Принц Насицубо обладал чрезвычайно гордым нравом, был непочтителен со слугами, придворными, но Сано не раз наблюдал его изысканные манеры и благородную речь. Сейчас же не было и намёка. Будто перед ним сидел другой человек.

– Как наследный принц может не разбираться в ранговой системе кодекса Ифукурё? – с недовольством сказал Сано.

(Система соответствия цвета одежды рангу придворного, установленная кодексом Ифукурё. Согласно этому кодексу, вельможи разных рангов должны были носить платья определённых цветов).

– Сделали одежды важнее добродетели и ещё гневаются, что другим невдомёк! – наследный принц глянул сквозь бамбуковую занавеску, где виднелись раскалённые черепичные крыши столицы и отсвечивали синевой.

«Нужно с ним держать ухо востро, – подумал Сано. – Человек, покинувший дворец скорее всего, одурачив императорскую гвардию, и сейчас может лишь искусно притворяться и напускать на себя невинный вид».

Глава 4.

Они двигались по булыжным мостовым центрального проспекта, именуемым проспектом Красного феникса. В крытых портиках, прилегавших к домам, расположились сувенирные, посудные лавки, лавки вееров и ширм со сложной росписью, и тянулись вдоль всего проспекта.

Сано озаботился внешним видом принца и попросил остановить экипаж возле одной из уличных лавок, где продавались дорожные платья. Наследному принцу не пристало появляться во дворце в одежде бродяжки.

Пока экипаж въезжал в станционный дворик, наследный принц сбросил с себя драное платье и набросил новое. Как бы Сано ни сосредоточивался на документах, всё же поднял взгляд и заметил, что тело наследного принца обезображено кровоподтёками по всему телу. Тёмные, бурые и желтоватые гематомы покрывали всё его тело от плеч до пояса. Сано отложил этот вопрос на потом; слишком многое нужно было уложить в голове.

Императорский двор со своей мощью, богатством, величием, с синеватыми черепицами, скругленными и позолоченными фронтонами, да садами глицинии, со склонившимися над прудом тяжёлыми кистями, расположился на обширной зелёной территории. На потрясающем горном фоне друг за другом слоились многоярусные крыши с резными фронтонами, которые имели скругленные свесы и заканчивались золотыми шпилями. Листья клёнов, выглядывающие из-за зданий, ещё не приобрели красный оттенок, но с наступлением осени закружили бы дворец в невероятной багряной листве!

Экипаж заехал в станционный дворик через высокие колонны, которые венчали горизонтальные перекладины с колокольчиком. «Как в вышине девять небес, так девять врат ведут в чертог Сына неба» – гласила надпись на воротах.

Мощёный камнем дворик, с трёх сторон огибало деревянное здание в два этажа. На первом этаже расположился хлев для скотины с кормушкой и поильник со свежей водой. Над ними открытый настил на опорах примыкал к зданию и тянулся вдоль всего второго этажа. Сдвижные ширмы отделяли веранду от внутреннего пространства.

Сано обратил внимание, что станционный дворик заполнен экипажами с фамильными гербами, не имеющими отношения к императорскому двору.

– Оммёдзи-доно со своими служащими проводит обряд изгнания злобного духа, который поселился в задних покоях дворца Живописных видов, – подшепнул Еноске, старый служащий станционного дворика, освобождая волов от упряжи. – Пригласили опять сведущих монахов, а те только ходят и раздают амулеты из рыбьей головы и остролиста.

(Оммёдзи – это человек, практикующий оммёдо, традиционное японское оккультное учение, пришедшее в Японию из Китая в начале VI века как система совершения гаданий, изгнания злых духов и защиты от проклятий).

(Остролист – вечнозелёный кустарник или небольшое дерево с колючими листьями и ядовитыми красными ягодами. Также известен как падуб).

Еноске взмахнул перед Сано, Нагао и принцем, которого принял не иначе, как за бродягу, амулетом и этим же амулетом погнал волов в хлев.

Принц Насицубо покрутил носом.

– Обряд изгнания злобного духа? Похоже, я злобный дух, раз хочу обходить этот амулет за тысячу ри, – смеясь, сказал он.

(Ри – это японская мера длины, равная 3,9 километра).

Еноске, решив, что не до конца впечатлил слушателей рассказом, продолжил наводить ужас:

– Зря вы так. Этот злобный дух уже успел натворить неописуемых бед! Только вчера из дворца вывезли труп одной прислужницы дамы Нисё. Говорили, тело её обезображено скверной «Множества глаз», выступающих по всему телу.

– Ну и дела, – чуть ли не крикнул принц. – Какие только злобные духи не бывают!

Еноске обхватил себя руками, словно желая защититься от невидимого удара, и прибавил:

– Говорили, зрелище не из приятных, потом уснуть невозможно, всё мерещиться будет, я и побоялся смотреть.

– Вы поступили мудро! – подхватил принц.

Оставив старика под впечатлением от собственного рассказа, втроём они прошли под станционным домиком. По крытым мостикам, соединяющие административные и церемониальные здания, расхаживали монахи и, бормоча заклинания, разбрасывали всюду соевые бобы, призванные защитить дворец от злых духов. Их охрипшие от молитв голоса слились в гул.

– Если та бедняжка погибла от заражения «Множества глаз», значит она подверглась нападению сластолюбивых демонов, – сказал наследный принц, идя рядом с Сано по крытому мосту.

– Почему сластолюбивых? – безо всякого интереса спросил Сано.

– Такими демонами становятся те, кто при жизни был сластолюбцем, и утопился в воде сам или по чьей-то злой воле. Демоны-сластолюбцы не действуют в одиночку, они нападают всем скопом и могут поселиться в живом теле, выступая одними только глазами. Зная это, можно предполагать, что эти демоны водятся только в водных пучинах. Побочный эффект такого чудовищного подселения в том, что осквернённый теряет всякий стыд, постоянно стремясь показать людям свои «глаза».

Утомлённое лицо Сано стало задумчивым и хмурым. Когда он переглянулся с шедшим позади Нагао, то обнаружил на его лице те же чувства, что испытывал сам.

– Дама Нисё не демонстрировала подобное поведение, – возразил Сано. – Откуда вам всё это известно?

– А! – смеясь, вскрикнул наследный принц. – Наслушался бредней в одной глухой деревушке. Чем дальше от светской жизни, тем больше сыщется краснобаев. Такого порасскажут, что диву даёшься. А кто такая эта дама Нисё?

Лишь на мгновение подозрительный взгляд Сано задержался на принце. Уведя взгляд в сторону, на клочья дыма, которые поднимались из распахнутых ситоми дворца Живописных видов, Сано объяснил:

(Ситоми – это решётчатые щиты, которые выполняли роль внешних стен и окон в домах знатных людей в Японии. Они были непроницаемыми для постороннего взора, но пропускали свет. Верхняя створка ситоми могла подниматься).

– Она была одной из прислужниц госпожи Рэйкедэн. Она зарабатывала на жизнь, торгуя веерами, да камнями-амулетами. Но госпожа Рэйкедэн отчего-то прилипла к ней всем сердцем и оставила возле себя на долгие годы, за что придворные стали её порицать.

Дворец Живописных видов, где всем заправляла госпожа Рэйкедэн, опоясывали дома с верандой в передней части. Возле веранды в полном цвету росли павлонии. На площадке, засыпанной белым гравием и песком, собрались придворные, слуги, вельможи. В парадных колпаках, с набеленными лицами, облачённые в шелка и парчовые накидки, последние напоминали соцветие пурпурных лепестков павлонии разного оттенка.

Сквозь поднятые створки ситоми проглядывался ритуал изгнания злобного духа, проводимый ведомством Тёмных и Светлых начал. В центре нарисованной на полу печати в усталой позе замер Сэкай – оммёдзи – и читал молитву.

Смуглая кожа его сверкала от пота. Об упадке сил свидетельствовал его отсутствующий взгляд чёрных глаз, под которыми залегли мешковины из складок. Он жёг свечи и изредка кивал своим служащим, которые расположились на скруглённых контурах печати.

Траурные одеяния госпожи Рэйкедэн проглядывались за церемониальной занавесью, которая закрывала её лицо. Увидев бродягу рядом с Сано, она медленно привстала.

Доселе незримо и неслышно присутствуя при обряде, глава сыскного ведомства и принц Насицубо прятались под тенью павлоний. Соцветие пурпурных лепестков заставляло дыханию сбиться!

Чуть поодаль стояли дамы, прислуживающие в покоях госпожи Рэйкедэн. То, о чем они говорили, достигло ушей Сано.

– Нас переселят в другие покои?

– Лично мне всё равно, где ночевать.

– Твоему бесстрашию можно позавидовать. Тот злобный дух на меня наводит ужас. Еле уснула в одну из ночей, так страшно он вопил!

– Но ведь уже всё прекратилось…

– Ничего не прекратилось. Нисё стала лишь первой жертвой злобного духа. Если его не остановить, мы все падём жертвами его злоключений.

– Концентрация демонических сил здесь совсем не чувствуется, – пробормотал наследный принц, – зато попахивает шарлатанством. Того Оммёдзи пора отправить на покой.

– Теперь вы сведущи и в концентрации демонических сил? – справился Сано, наблюдая за приближением служанки, посланной госпожой Рэйкедэн.

– А, нет! – улыбаясь, сказал принц. – Бесполезную работу видно сразу, для этого не нужно быть знатоком демонических сил.

– Моя сиятельная госпожа соизволит знать, с кем вы, Гёбукё-доно, прибыли? – сказала служанка.

– С Его Высочеством наследным принцем Насицубо. Пусть велят доложить господину канцлеру и императрице.

Стоявшие поодаль дамы это услышали и, оцепенев от удивления, посмотрели в сторону принца. Впрочем, не только они. Кто-то из сановников так же услышал и передал дальше. Все они, как один, стали вытягивать шеи и присматриваться.

Принц Хёбукё стоял к ним спиной и тоже услышал. Слабым поворотом головы влево он постарался разглядеть человека, который пришёл вместе с Сано, оставаясь при этом незаинтересованным.

– Первый принц?

Удивлённый голос госпожи Рэйкедэн прервал Сэкая от обряда. Не сводя глаз с бродяги рядом с Сано, Сэкай медленно привстал. Утомлённое аристократическое лицо его вытянулось, глаза расширились от удивления.

Соитиро-но Сано, выражая госпоже Рэйкедэн почтение, совершил глубокий и медленный поклон. Принц Насицубо бросился к ней с радостным возгласом:

– Матушка!

Волна негодования пробежала по лицу Сано. За мгновение, отведённое ему, чтобы удержать принца на месте, он сцапал его за платье. Тогда принц медленно так же склонил голову ниц.

(«Склониться ниц» – значит склониться вниз, касаясь лбом земли).

– Она вам не матушка, – подшепнул Сано. – Не горячитесь.

– А, понял.

«Что это с ним?» – всколыхнулось всё соцветие вельмож, собравшихся на обряд.

Лицо принца Хёбукё вытянулось, словно отражение в кривом зеркале, полное недоверия и скрытого злорадства.

– Наследный принц ударился в монахи и потерял часть своих воспоминаний, подвергнув себя жестоким испытаниям, которые подвергают себя монахи, – громко объявил Сано.

Его взгляд остановился на госпоже Рэйкедэн, когда она вновь подала голос, но уже полный злой насмешки:

– Потерял часть своих воспоминаний? Это возможно, Оммёдзи-доно? Паломники и монахи часто теряют память?

Сэкай утёр лицо рукавом, а другой рукой принялся разминать затёкшее колено. Глаза его остановились на наследном принце и не отпускали. Впрочем, взгляды всех присутствующих были направлены на блудного принца.

– Паломничество, как известно, ведёт к просветлению, а просветление требует отречения от мирского. А память, как известно, есть не что иное, как бремя мирского, – сказал Сэкай окинув взглядом собравшихся. – В священных текстах сказано: «Оставь прошлое позади, чтобы обрести будущее».

Толпа замерла, очарованная словами главы заклинателей. Атмосфера напряжения, побеждённая его речью, немного рассеялась. Речь Сэкая, словно благословенный дождь, за который Сано был благодарен. Она отвлекла всех от наследного принца и перенаправила всеобщее внимание на философские рассуждения.

– Господину канцлеру и императрице уже отправили доложить, что наследный принц вернулся? – справился Сано.

– К своему несчастью, императрица отбыла в храм возносить молитвы Фудо-мёо о возвращении наследного принца, – ответила госпожа Рэйкедэн. – Отправим к ней гонца с доброй вестью, пусть знает, что её молитвы были услышаны.

(Фудо-мёо – главное божество «ямабуси» – сообщества горных отшельников. Одно из добрых божеств, отгоняющее злых духов).

Глава 5.

Канцлер, Фудзива́ра-но Мотоцу́нэ, узнав о возвращении внука, сразу послал за придворными врачевателями. Спустя время в маленьком помещении, отсечённом от спальни перегородками, собрались учёные мужи и взялись обследовать каждый участок тела наследного принца. Около дюжины вышколенных слуг разных рангов помогали им и хлопотали вокруг.

Ничего не выражая, кроме досады, Юдзиро молча сносил этот осмотр. Он и представить себе не мог, что вселился в тело наследника императорского трона! Да и мог ли он подумать, что наследные принцы разлёживаются в зарослях дорожного мисканта?

Любопытно узнать, что он там делал? Не выпивоха ли он случаем? Да такой, что сам Юдзиро по сравнению с ним, почитай, что трезвенник?

Покои наследного принца, расположенные во дворце Отражённого света, разделялись на южную, выходившую на грушевый сад, и северную часть. Убранство ещё хранило следы его недавнего присутствия здесь.

Ларцы и шкатулки, украшенные кистями и шёлковыми шнурами, остались открыты, и в них проглядывались туалетные принадлежности: белила для лица, наборы для чернения зубов, зеркала в виде хвостового оперения фазана с ручкой из слоновой кости, гребни для волос.

Всё говорило о том, что человек, которому они принадлежали, озабочён поддержанием своей красоты и высокого статуса.

– Ваше Высочество, что с вами произошло? – спросили его, рассматривая кровоподтёки. – Кто осмелился на подобное?

– Я же говорил, что ударился в монахи и целыми днями совершенствовал тело и укреплял дух.

– Вы позволяли себя избить палками?

– На пути к самосовершенствованию любые испытания хороши, – ответил Юдзиро с вымученной улыбкой.

Складное кресло из бамбуковой сетки с подставкой для ног располагалось в углу. Там сидел глава сыскного ведомства. В складках пурпурных одежд были видны его длинные ноги в шёлковых шароварах. На голове – воронья шапка-эбоси с ниспадающими краями тесьмы. Наблюдая за осмотром, он оставался невозмутимым. Даже чуточку отстранённым.

(Эбоси (яп. 烏帽子, えぼし, «воронья шапка») – традиционный японский мужской головной убор. Имел вид чёрного закругленного колпака. Изготавливалась из ткани или бумаги; красилась в черный (вороной) цвет; иногда покрывалась лаком уруси. Обычно, крепилась к голове веревкой, которая завязывалась под подбородком. Носилась придворной аристократией как составляющая парадного или повседневного наряда).

– Вас и по голове палками били, Ваше Высочество? – Сано подпёр кистью щёку.

Тёмные ресницы тяжело нависли над тёмными же глазами, а на щеках у него лежал лёгкий румянец. Такой лёгкий, кажется, что глаза обманывают.

– Да, а вам нисколько не жаль меня? Я столько пережил и продолжаю жестоко терпеть от ваших нападок, – смеясь, ответил Юдзиро.

– Не печальтесь, – отозвался Сано. – Раз вы сами решили подвергнуть себя таким страданиям, почему мне должно быть вас жаль? Другое дело пёс, которого избили за то, что он бессмысленный бродяга…

– Когда слова доброго от людей не услышишь, всё полно невыразимой печали, – вздохнул Юдзиро.

Оба помолчали, словно незримые, присутствуя при обмене мнениями между врачевателями. Их шёпот слабо достигал их слуха. Каждый пытался выдвинуть предположение о причинах потери памяти, но ни одно из них не удовлетворяло воображение.

Продолжая молчаливое наблюдение, Юдзиро незаметно переводил взгляд с одного врача на другого.

– Ваше Высочество, – обратился старший врачеватель, наклоняясь к нему. – Мы не ощущаем в ваших каналах присутствия духовных сил. Нам, видимо, понадобится ещё немного времени, чтобы полностью разобраться в вашем состоянии. Возможно, следует провести ещё несколько процедур и наблюдений.

– Помилуйте, сколько беспокойства… – сказал Юдзиро. – Со мной всё в полном порядке!

Он прекрасно понимал, что врачи всё равно ничего не смогут до конца понять. Ведь тело, которым он овладел, было для него таким же чуждым, как и он для этих людей. Однако, он был полон решимости сыграть свою роль до конца.

Тем временем в углу комнаты Сано не сводил глаз с Юдзиро. Его взгляд оставался непроницаемым. Глава сыскного ведомства молчал, но Юдзиро чувствовал, что этот человек не позволит себе упустить ни одной детали.

Наконец врачи пришли к решению, что сначала принцу следует отправиться в купальню, затем позаботиться о кровоподтёках, чтобы поблекли быстрее, причесать его и переодеть. Нужно было только дождаться глубокой ночи, когда все во дворце уснут, и Юдзиро сможет сбежать.

– Как вы считаете, – Сано поднялся со складного кресла и обратился к врачевателям, – способен ли Его Высочество выдержать медитацию под водопадом?

Те озадаченно переглянулись. Юдзиро было от чего прийти в негодование:

– Медитация под водопадом?

– Да.

– Хотите подвергнуть меня столь жестокому испытанию? Я вынужден расстроить ваши намерения, потому что ещё ощущаю телесную слабость.

Сохраняя спокойное достоинство движений, Сано повернулся к Юдзиро.

– Благодаря длительному воздействию на точку «байхуэй», ваша память вернётся к вам, Ваше Высочество. Почему вы препятствуете?

Юдзиро старался сохранить присутствие духа.

– Медитация под водопадом, возможно, и не вернёт мне память, а вы напрасно подвергнете наследника престола неоправданному риску.

– Справедливо, – кивнул Сано. – В таком случае, может быть, вы предпочтёте хождение по раскалённым углям? Человек с чистыми помыслами ходит по воде и не тонет, ходит по углям и не обжигается, а вы, Ваше Высочество, именно такой человек.

В глазах Сано отражалась едва читаемая ирония. Юдзиро с задумчивым видом почесал щёку.

«Понятно… он издевается».

– Но, чтобы обеспечить абсолютную искренность и честность в показаниях, можно воспользоваться техникой закапывания в землю, – продолжил Сано.

Закапывание в землю… это был метод дознания, страшный своей беспощадностью. Истязаемые, бледные лица, измученные тела, сломленные души: такова была картина этого чудовищного метода.

– Гёбукё-доно, – отозвался старший врачеватель, – я полагал, что методы вашего уважаемого отца, Соитиро-но Томотари, уже в прошлом, и вы, как представитель молодого поколения, больше не следуете им.

– Конфуций, однако, почтительным советует всматриваться в деяния отца и в течение трёх лет не изменять порядков, установленных им, – ответил Сано.

Юдзиро посмотрел на него с вызовом, сжав губы так, будто готовился ответить резким отказом. Однако что-то в уверенности и спокойствии Сано заставило его задуматься. Врачеватели продолжали смотреть на наследника, не скрывая своей обеспокоенности.

«Демон в шёлковых шароварах, – подумал Юдзиро. – Власть имущие подобны тиграм в бамбуковой роще, их прыжок всегда непредсказуем и смертелен».

– Вы полагаете, что моя память вернётся, если я пройду один из этих обрядов? – медленно произнёс Юдзиро, взвешивая каждое слово.

Сано кивнул, не отводя взгляда.

– Ваше Высочество, результаты могут превзойти наши ожидания. Риск велик, но выгода значительна. Вам было бы полезно вспомнить события, которые сейчас ускользают от вас. Я уверен, что силы природы помогут вам вспомнить всё, что вы забыли.

В этих словах сквозила зловещая ирония, обещавшая Юдзиро не просветление, а мучительную борьбу за выживание. Несколько долгих мгновений он обдумывал слова Сано прежде, чем выдохнул и чуть заметно наклонил голову.

– Хорошо. Пусть это будет медитация под водопадом. Но если я почувствую, что не могу продолжать, вы обязаны прекратить обряд и вывести меня оттуда. Я не хочу быть беспомощным наследником без памяти, но и смерть мне ни к чему.

Юдзиро постарался успокоиться. Он покинет дворец раньше, чем Сано заставит его медитировать под водопадом.

– Гёбукё-доно прав, – вторгся один из врачевателей, – медитация под водопадом прояснит вашу память, но прямо сейчас отправляйтесь в купальню, расслабьтесь в тёплой воде и ни о чём не тревожьтесь.

– Вы лучше вот что мне скажите, – Юдзиро заискрился лукавой улыбкой. – Я сгораю от нетерпения увидеться с госпожой Северных покоев. Я понимаю, долг супруги перед народом, но она хотя бы ненадолго могла найти время для меня.

(«Госпожа Северных покоев» в Японии – главная жена правителя или аристократа, которая обычно занимала всё северное крыло дворца. Также так называли девушку, которая переезжала в дом к мужчине, занимала главные покои и распоряжалась его хозяйством).