Роза из Лотарингии

И добавил:

– Так Вы пойдёте ко мне?

– Зачем?

– Посмотрите, как я устроился…

– Нет!

Неожиданно молодой человек поднялся:

– В таком случае, тётушка, я, пожалуй, покину Вас.

– Куда Вы?

– В трактир. Отведаю местного пива. Да и красотки там сговорчивее…

Ферри вернулся только к ужину почти одновременно с мужем Мари и сразу поинтересовался:

– Как прошли переговоры, дядя?

– Пока сложно сказать. Старшая сестра императора, Элеонора, уже замужем за королём Португалии, вторая, Изабелла, за Христианом Датским, а третья, Мария, за венгерским королём. Остаётся только младшая, Екатерина, которой уже исполнилось тринадцать и она – вполне подходящая невеста для брата герцога. Однако здесь есть определённые трудности. Во-первых, она сейчас находится в Испании вместе со своей матерью королевой Хуаной, которая после смерти мужа сошла с ума (хотя некоторые утверждают, что она от рождения была безумной)…

– Не понимаю, в чём трудности, дядя? Ведь брат герцога может поехать к ней в Испанию или Екатерина сама приедет к нему.

– Во-вторых, император может счесть графа де Водемона не слишком завидной партией для своей сестры. В общем, окончательное решение должен принять Карл. Поэтому придётся подождать, пока он вернётся из Испании.

– А как вы провели день? – добавил Шато-Солен, пытливо оглядев жену и племянника.

– Я был в трактире, дядя, – поспешил отчитаться Ферри.

Мари же добавила:

– Мы заезжали на местный рынок, и я видела там чудесный ковёр. Тех шпалер, что мы взяли с собой, недостаточно, чтобы прикрыть стены в моей спальне. Поэтому ковёр очень бы украсил её!

– Посмотрим, – туманно ответил после паузы Рене.

– Завтра я представлю Вас наместнице, – сообщил он затем жене. – Госпожа Маргарита желает познакомиться с Вами.

– А когда вернётся император?

– Скоро. По крайней мере, так утверждает его тётка.

Глава 6

Маргарита Австрийская

На следующий день они снова отправились в центр города, имевшего радиально-кольцевую планировку и, свернув слева за ратушу, вскоре выехали на площадь, где раньше торговали скотом. Теперь там располагались сразу два дворца. Более старый, со строгими белыми стенами и башней служил в своё время резиденцией Маргариты Йоркской, третьей жены Карла Смелого, последнего герцога Бургундии. После трагической гибели мужа та обосновалась вместе со своей падчерицей Марией Бургундской в Мехелене и сыграла важную роль в подготовке её брака с Максимилианом Габсбургом, а после безвременной кончины Марии занималась воспитанием её малолетних детей Филиппа Красивого и Маргариты Австрийской. Последняя же возвела для себя напротив новый дворец в итальянском стиле.

До сих пор Мари ещё не доводилось видеть столь красивого здания, мраморный фасад которого состоял из трёх симметричных частей, увенчанных треугольниками с завитушками. Особую же лёгкость ему придавали ряды высоких прямоугольных окон на первом и втором этажах. Однако, оказавшись во дворе, молодая женщина увидела, что задняя часть дворца была построена в стиле поздней готики, как и примыкавшие к ней галереи с традиционными серо-голубыми крышами, кирпичными стенами, башенками и открытыми лоджиями. Во дворе с круглым фонтаном был устроен сад. Дворец Маргариты Австрийской называли ещё Савойским двором из-за того, что в её свите было много итальянцев.

Внутри он поразил Мари не меньше, чем снаружи. Шпалеры и ковры всевозможных расцветок, изящная мебель, картины, статуи ласкали взор.

– В присутствие госпожи Маргариты поменьше болтайте и больше слушайте, – озабоченным тоном предупредил жену Рене. – Она – очень умная женщина и мне важно, чтобы Вы произвели на неё хорошее впечатление.

После его слов Мари даже слегка обиделась: неужели муж считает её дурочкой? Впрочем, она не успела ничего ответить ему, так как паж сообщил, что правительница ждёт их. В приёмной находились дамы из её свиты всех возрастов, начиная от девочек и заканчивая пожилыми матронами. Причём одеты они были на любой вкус и манер. Итальянок можно было узнать по сеткам на волосах и ярким сборчатым юбкам, фламандок – по белым накрахмаленным чепцам и тёмным одеждам, а немок – по мехам, кокетливым шляпкам и длинным золотым цепям. Здесь присутствовали даже англичанки в громоздких чепцах (гейблах). Однако, насколько могла судить Мари, не было ни одной француженки.

Первое, что бросилось молодой женщине в глаза в кабинете наместницы, это книги. Они стояли на полках, лежали на столе, были в руках у придворных – словом, повсюду. Второе место после них занимали, пожалуй, музыкальные инструменты и ноты. Сама Маргарита Австрийская сидела за столом и гадала на картах таро. Как было известно Мари, тётке императора недавно исполнилось сорок лет, хотя выглядела она моложе. К достоинствам её внешности можно было отнести тёмно-синие глаза, высокий лоб и белую гладкую кожу с лёгким румянцем. Зато нос был довольно велик и, к тому же, вздёрнут на конце, а подбородок, наоборот, слишком узок. Однако больше всего её лицо портила нижняя выпяченная губа. Оценить же фигуру Маргариты мешало широкое траурное платье, похожее на монашескую рясу, квадратный вырез которого был прикрыт до самого горла муслином. На голове у правительницы Нидерландов красовалась одетая поверх чепчика белая вдовья накидка. Благодаря своему скромному наряду она резко выделялась среди всех присутствующих.

– Ваш супруг говорил, что Вы родом из Бургундии, баронесса, – смешав карты, благожелательно произнесла по-французски Маргарита.

– Да, мадам.

– А вот я родилась в Брюсселе, воспитывалась при французском дворе, жила в Испании и в Савойе, но ни разу не была на родине моей покойной матушки. Хотя, всё в руках Господа…

Мари вспомнила, что когда ей было лет тринадцать, наёмники-швейцарцы, посланные Маргаритой, вторглись в Бургундию и дошли до самого Дижона. Однако наместнице пришлось отозвать их по приказу своего отца, покойного императора Максимилиана, заключившего мир с французами. Впрочем, судя по её последним словам, Маргарита всё ещё не потеряла надежду вернуть наследие своих предков.

– А кто Ваши родители? – продолжала между тем наместница.

– Мой отец – барон де Монбар, мадам. В молодости он служил капитаном у короля Карла, но потом из-за ранения подал в отставку и женился на моей матушке, приёмной дочери покойного графа де Сольё…

Неожиданно Мари услышала, как муж слегка кашлянул за её спиной и запнулась: нежели она сказала что-то не так?

Однако Маргарита, не обратив на это внимание, переспросила:

– Вы сказали: «Сольё»?

– Да, мадам.

– Подождите, я вспомнила! Когда в три года меня отправили во Францию, чтобы выдать замуж за короля Карла, то перед отъездом сообщили моей кормилице имена нескольких бургундских сеньоров, преданно служивших моему деду и на которых я тоже могла бы положиться. Если не ошибаюсь, одного из них звали граф де Сольё. Так Вы говорите, что он умер?

– Ещё пять лет назад, мадам.

– Жаль. Ведь по-настоящему преданных людей не так уж много. Надеюсь, у него были сыновья.

– Только один, мадам. Мой дядя, нынешний граф де Сольё, раньше был капитаном личной охраны короля Людовика…

Рене снова кашлянул и Мари закусила губу.

– А у Вас есть братья и сёстры? – снова спросила её собеседница.

– Да, два брата и три сестры. Самая старшая, госпожа де Оре, заведует бельём и драгоценностями королевы Франции, а её муж был недавно назначен виночерпием и хлебодаром короля. Что же касается моих младших сестёр, то они ещё не замужем.

– А братья?

– Мой старший брат, шевалье де Монбар, после женитьбы на англичанке купил себе роту, которая стоит под Дижоном…

Маргарита явно удивилась:

– Но как ему удалось заключить брак с англичанкой?

– Дело в том, что Шарль ездил в Англию вместе с моим зятем, бароном де Оре, которому король Франциск поручил вести переговоры с Генрихом VIII. Там мой брат и познакомился со своей будущей женой.

– Я знаю многих англичан. Надеюсь, Ваша невестка принадлежит к хорошей семье?

– Джейн Паркер – родная сестра третьего графа Олтона, – нехотя ответила Мари.

– Вероятно, она знает французский язык? Или Ваш брат говорит по-английски? Иначе как бы они поняли друг друга?

– И то, и другое, мадам. Шарль, как и я с сестрой, знает итальянский и испанский языки благодаря учителям, нанятым для нас графом де Сольё, а по-английски нас говорить научила наша гувернантка, которая была родом из Йорка.

– Я вижу, что у нас с Вами много общего, баронесса. Хотите, я Вам погадаю? – вдруг предложила тётка императора.

Не зная, что ответить ей, молодая женщина бросила растерянный взгляд на мужа.

– Что же Вы молчите? – раздражённо бросил ей тот. – Ведь Вам оказали такую честь!

– Благодарю Вас, мадам, – поспешно произнесла Мари.

Тем временем Маргарита принялась раскладывать карты.

– Это наши женские дела, сеньор де Шато-Солен, – добавила затем она.

Муж Мари нехотя отошёл в сторону и заговорил с кем-то из придворных. А наместница продолжала:

– Вот эта карта называется «Влюблённые» и означает неизбежность выбора, который необходимо было сделать, сердечную связь. Однако, как видите, она перевёрнута, что говорит о разлуке или о крахе любовных планов.

Сделав паузу, Маргарита продолжала:

– А вот эта карта – «Колесо Фортуны» означает перемену судьбы к лучшему, успех. Но она тоже перевёрнута, поэтому на пути к успеху Вас ждут какие-то трудности. И ещё одна перевёрнутая карта – «Дьявол».

– Не пугайтесь, баронесса, – видя, что Мари изменилась в лице, добавила гадалка. – В обычном виде она означает жажду власти и богатства. А тут – чрезмерное злоупотребление ними. Если же рядом хорошие карты, то может предвещать в будущем выгодные любовные связи…

– Благодарю Вас, мадам, – снова машинально повторила Мари, когда Маргарита смешала карты.

Неожиданно наместница предложила:

– Давайте лучше я покажу Вам свою коллекцию драгоценных камней.

По приказу своей госпожи одна из дам принесла большую шкатулку. При виде последней гадание тотчас вылетело у Мари из головы: блеск рубинов, изумрудов и сапфиров словно заворожил её. Как сквозь сон она услышала голос Маргариты:

– Я слышала, у французской королевы Анны Бретонской была неплохая коллекция драгоценностей и она обычно дарила каждому посетителю по камню. Причём выбирала их не глядя, какой первым попадётся под руку.

С этими словами наместница запустила пальцы в шкатулку и, достав оттуда небольшой тёмный, почти чёрный камень с фиолетовым оттенком, протянула его Мари:

– Примите от меня в подарок, баронесса.

Вероятно, заметив тень разочарования, промелькнувшую на её лице, Маргарита добавила:

– Это аметист, камень святого Матвея. Ещё его называют апостольским камнем из-за того, что его обычно носят епископы или кардиналы. Согласно древним поверьям, он защищает своего владельца от пьянства.

После этих слов наместница подозвала к себе Рене:

– У Вас очаровательная жена, сеньор де Шато-Солен. Мне бы хотелось чаще видеть её при своём дворе. Так же, как и Вас.

– Вам не следовало упоминать при госпоже Маргарите о Ваших бургундских родственниках, которые перешли на службу к Валуа, захватившим наследственные земли её матери, – когда они вышли из приёмной, сделал жене замечание Рене.

Мари промолчала, хотя и была не согласна с мужем. Она гордилась своими родственниками. Да и Шато-Солен раньше считал за честь жениться на одной из внучек графа де Сольё. Что же заставило его так быстро изменить свою точку зрения?

Глава 7

Приезд императора

Муж всё-таки купил Мари ковёр. И аметисту наместницы молодая женщина нашла применение, разглаживая с его помощью кожу на лице. Согласно поверьям, этот драгоценный камень сводил веснушки, беспокоившие молодую женщину с началом весны.

Что же касается самой наместницы, то она, казалось, прониклась расположением к Мари, потому что пригласила её на следующей неделе на свой домашний концерт. Оказалось, что Маргарита не только сама сочиняла музыку, но и писала стихи. Об этом Мари узнала, когда тётка императора после концерта пригласила её прогуляться по саду.

– Какой изумительный камень, – начала разговор наместница, покосившись на золотую цепочку с кроваво-красным рубином на шее Мари. – Наверно, Вам подарил его муж?

– Нет, он достался мне от матушки. Этот кулон – флорентийской работы, – похвасталась молодая женщина.

– Редко увидишь камень такого цвета.

Мари усмехнулась про себя: она специально надела сегодня цепочку, чтобы показать Маргарите, что не только у той есть прекрасные драгоценности.

– Этот сад я велела разбить в честь моего покойного мужа, герцога Филиберта, – после паузы сообщила Мари наместница, приблизившись к клумбам, окаймлённым зелёными бордюрами. – У нас в Савойе был точно такой же.

– Чудесный сад! – искренне произнесла Мари, озирая невысокие деревья и кустарники, подстриженные в форме конусов и шаров.

После чего, подумав, добавила:

– И дворец тоже.

– Жаль, что Вы не видели Пон-д'Айн, родовой замок герцогов савойских. Там очень красивая природа и люди. Но прекраснее всех был мой муж. Он любил жить весело. При нашем дворе всех ждали сплошные развлечения: пиры, балы, состязания. Но через три года, возвращаясь с охоты, герцог напился ледяной воды и скончался…

– Я хочу, чтобы меня похоронили рядом с моим мужем в церкви де Бру, около Бург-ан-Бресс, – смахнув слезу, заключила Маргарита.

– Жаль, что ваш брак с герцогом был бездетным, – с сочувственным выражением лица произнесла Мари.

– Насколько мне известно, у Вас с сеньором Шато-Соленом тоже нет детей?

– Да, но мы с мужем не теряем надежды, что Бог рано или поздно пошлёт нам сына.

– А как Вы с ним познакомились?

– После битвы под Нанси мой дед, граф де Сольё, был тяжело ранен, и его взял в плен мой свёкор, покойный барон де Шато-Солен, служивший капитаном у герцога Лотарингского. Он приказал перевезти моего деда на носилках с мулами в своё поместье, где его стали лечить. После своего возвращения в Бургундию граф де Сольё пригласил барона погостить в своём замке. С тех пор тот стал часто приезжать вместе со своим сыном, который со временем унаследовал отцовские поместья и титул. В свой черёд, мой отец, барон де Монбар, несколько раз приглашал сеньора де Шато-Солена вместе поохотиться. А пять лет назад Рене попросил моей руки…

– Мы с герцогом Филибертом тоже знали друг друга с детства, так как вместе воспитывались во Франции. Король Людовик ХI очень хотел женить на мне своего сына, дофина Карла. Я прибыла в Амбуаз в трёхлетнем возрасте, сидя в носилках на коленях у кормилицы. По её рассказам, собравшаяся там толпа очень бурно приветствовала меня, а дофин встретил меня на мосту в наряде из шитой золотом ткани. Затем уже подошла его старшая сестра, мадам де Боже, вместе с мужем в сопровождении апостолического протонотария и знатных дворян. Вскоре прямо под открытым небом, на украшенной коврами площади состоялась церемония моего обручения с Карлом. Все так радовались этому событию! Ведь я приносила дофину в качестве приданого графства Артуа, Маконне, Шароле и Оксерруа. После смерти Людовика ХI новым королём стал его сын, и ко мне стали относиться как к французской королеве, приставили сотню девиц и благородных дам, составивших мой двор. Тогда мне казалось, что все вокруг меня любят, начиная от мелкого люда до Карла VIII, который называл меня «горячо любимой жёнушкой». Но потом выяснилось, что это не так…

Немного помолчав, Маргарита продолжала:

– Сестре короля, мадам де Боже, которая стала регентшей Франции, я тоже, вроде бы, понравилась. Она постоянно опекала меня, следя за тем, чтобы я получила достойное, королевское воспитание. И никто даже не догадывался, что она задумала расстроить нашу свадьбу с Карлом и женить его на герцогине Бретонской. Осуществить этот план ей было совсем непросто. Однако нужно было знать регентшу! Недаром покойный Людовик ХI называл свою старшую дочь самой умной женщиной королевства.

Наместница вздохнула:

– Не знаю, как ей удалось уговорить своего брата изменить данной им клятве, но она добилась своего. На следующий день после венчания с бретонкой Карл VIII приехал ко мне для объяснения. Когда я с рыданиями стала упрекать его, он со слезами на глазах ответил, что вынужден был поступить так в государственных интересах. Тогда я попросила короля как можно скорее отправить меня к отцу, но и в этом мне было отказано. Таким образом, из «маленькой королевы», как меня все называли, я превратилась в несчастную пленницу. Узнав обо всём, мой отец пришёл в ярость и объявил Франции войну. Только спустя полтора года, когда, наконец, был заключён мир, меня отпустили домой. В Мо попрощаться со мной приехала новая королева, Анна Бретонская. Она обратилась ко мне с добрыми словами и подарила на прощание дорогие украшения и много других изящных вещиц. В сопровождении эскорта дворян я доехала до Валансьена, а когда проезжала через Аррас и услышала крики: «Да здравствует Рождество!», то не выдержала и попросила их кричать: «Да здравствует Бургундия!» Потому что считала и до сих пор считаю, что это герцогство ничуть не хуже Бретани.

– Хотите послушать стихи, которые я сочинила после отъезда из Франции? – вдруг спросила Маргарита у задумавшейся Мари.

– Да, мадам.

Тогда наместница нараспев начала декламировать:

Я, Маргарита, всех цветов красивей,

Была посажена в большой французский сад,

Чтоб жить в нём и расти среди наград

И чтоб великой стать под сенью лилий.

Познала радость бытия, была счастлива,

Летели годы, шли турниры и балы,

Но вдруг всё потеряла я, увы!

Отнюдь не потому, что некрасива.

Я в том саду созрела, наконец,

И расцвела на почве милой той,

Надеясь стать счастливою женой

Для Карла, чтобы с ним делить венец.

Но мной пренебрегли, вот мне награда.

И оттого ношу я в сердце боль,

Что отказался от меня король

И удалил меня из сада.

– Прелестные стихи! – воскликнула Мари, едва её собеседница успела закончить чтение.

– Регентша научила меня любить литературу. И я до сих пор не забыла ни одного её урока.

– На следующей неделе из Испании приезжает император, мой племянник, и хочу представить ему сеньора де Шато-Солена и Вас, баронесса, – внезапно сменила тему наместница.

– Это великая честь для нас с мужем, – едва скрывая радость, ответила Мари.

Знакомство Мари с Карлом V произошло через несколько дней во дворце Маргариты Австрийской. Наместница, как обычно, сидела за столом и играла в карты со своим племянником и графиней Эгмонт, последней из рода Люксембургов, которая слыла первой красавицей во всей Фландрии. Не растерявшись, Мари постаралась присесть в реверансе как можно ниже, и её уловка сработала: двадцатилетний император тотчас запустил глаза за вырез её платья. Маргарита же, словно ничего не заметив, сказала:

– Госпожа Эгмонт, не хотите ли взглянуть вместе с баронессой на портреты моих предков, которые недавно написал маэстро Барбари?

Как только Франсуаза Люксембургская встала, наместница обратилась уже к мужу Мари:

– Составьте компанию Его Величеству и мне, господин де Шато-Солен.

– Надеюсь, баронесса, Вам известно, кто здесь изображён? – тем временем высокомерно спросила графиня Эгмонт у Мари, как только они приблизились к висевшим на стене портретам.

– Нет, мадам.

– Это император Максимилиан (упокой Господь его душу!), дед нашего нынешнего повелителя. Рядом с ним портреты его жён: первой, Марии Бургундской, и второй, Бьянки Сфорца.

– Дочь нашего герцога гораздо красивее, – заметила Мари. – И, к тому же, она принесла своему мужу в приданое многочисленные земли…

– Приданое итальянки тоже было немалое: четыреста тысяч золотых дукатов. Но любил император больше, несомненно, бургундку.

– А вот и родители Его Величества: король Филипп, прозванный Красивым, и королева Хуана, его супруга, – добавила красавица.

Портреты подсказали Мари, что ястребиный нос и фамильную «габсбургскую» губу Карл V унаследовал от деда, прямыми рыжевато-каштановыми волосами был обязан отцу, а узким длинным подбородком – матери. Задержав взгляд на бледном тонком лице последней, молодая женщина, к своему удивлению, не обнаружила в её чертах никаких признаков безумия.

– Интересно, как король Филипп мог делить ложе с безумной женщиной? Ведь у них, насколько я знаю, было много детей?

– Да, у императора четыре сестры и один брат, эрцгерцог Фердинанд. Что же касается его матери, то при жизни мужа королева Хуана хоть и впадала часто в меланхолию, но вела себя довольно нормально. Кроме одного случая, когда приревновала его к любовнице и отстригла ножницами клок её волос с кусочком кожи…

– Я бы тоже так поступила, – хихикнула Мари.

Однако, поймав холодный взгляд своей собеседницы, она поспешила состроить серьёзную мину.

– Явные признаки безумия у жены Филиппа Красивого проявились только после его смерти. Она не отходила от тела, долгое время противилась похоронам, ездила с траурной процессией по Испании и несколько раз приказывала вскрывать гроб, чтобы посмотреть на мужа. А также, безумно ревнуя его даже мёртвого, запрещала приближаться к нему другим женщинам…

Разговаривая с графиней Эгмонт, Мари не забывала время от времени посматривать на императора. Как ей показалось, Карл тоже довольно часто бросал взгляды в их сторону. Но на кого он смотрел: на неё или на Франсуазу?

Наконец, Рене поднялся из-за стола.

– Дорогая, Его Величество приглашает Вас сыграть с ним партию, – сообщил он жене необычно любезным тоном, что, вероятно, объяснялось присутствием графини.

Украдкой из-под ресниц разглядывая Карла V, Мари заметила, что его глаза в зависимости от освещения меняли свой цвет: они казались синими, когда император поворачивался к своей тётке, сидевшей спиной к окну, и темнели, когда останавливались на Мари. При этом их взгляд был слишком грустным для молодого человека. Когда он произнёс несколько слов по-фламандски, Маргарита пояснила:

– Его Величество спрашивает, на каком языке Вы предпочитаете разговаривать?

– Я знаю кастильский, итальянский и английский, – ответила Мари.

– Если придётся говорить с Богом, то лучше это делать по-испански, так как этот язык отличается вескостью и величавостью. Если с друзьями – по-итальянски, потому что у итальянцев наречие свойское. Если с врагами – по-немецки, ибо язык немцев угрожающий и злой. Ну, а если нужно кого-то очаровать, то по-французски, – эти четыре фразы Карл соответственно произнёс на разных языках.

В ответ Мари улыбнулась:

– В таком случае, Ваше Величество, я предпочитаю говорить на моём родном языке.

– Я тоже считаю французский родным языком благодаря тётушке, – император бросил нежный взгляд на Маргариту. – Признаться, в Испании мне очень недоставало её мудрых советов.

– Надеюсь, Ваше пребывание там было приятным.

– Увы, Испания – очень мрачная страна. Дома в ней похожи на крепости, а мусульманские дворцы хоть и поражают своей роскошью, но чужды христианскому духу. К тому же, там живёт слишком много мавров, иудеев и других неверных, невзирая на инквизицию, учреждённую моим дедом королём Фердинандом.

– Но с Вами ведь были Ваши советники, в том числе, кардинал Утрехтский, – заметила наместница.

– Если бы не они, тётушка, то я бы, наверно, сошёл там с ума, как моя матушка… – император внезапно осёкся.

– К тому же, испанцы относились к ним с подозрением и завистью, – продолжал он после паузы. – И мне с большим трудом удалось добиться от кортесов денег на мою коронацию.

Некоторое время они играли молча, пока Карл не спросил:

– А какого Вы мнения об Испании, тётушка? Ведь Вы тоже жили там.

Маргарита вздохнула:

– Да, через три года после моего приезда из Франции мой отец, император, договорился с их католическими величествами, Фердинандом и Изабеллой, о двойном браке: мой брат Филипп должен был жениться на инфанте, а я – выйти замуж за наследного принца Астурийского. Сначала состоялось наше двойное венчание по доверенности, а потом на корабле прибыла Хуана, и этот же корабль увёз меня в Испанию. Однако по пути мы попали в страшную бурю. Тогда я наспех написала на клочке пергамента несколько строк и вложила его в браслет с тем, чтобы моё тело могли опознать, если я утону.

– И что же Вы написали, тётушка? – с любопытством поинтересовался император.

– «Здесь лежит Марго, благородная девица, у которой было два мужа, но которая никогда не была на супружеском ложе». Однако, благодаря Богу, мы благополучно добрались до Испании, где меня встретили очень радушно. Свёкор и свекровь хорошо относились ко мне, как и мой муж. Хуан был очень красив и добр, недаром все называли его «Ангелом». К несчастью, через шесть месяцев он скончался от лихорадки, оставив меня в положении. Я так горевала по мужу, что родила мёртвую девочку, и после этого уже ничто не удерживало меня в Испании.