Ирий. На стыке миров

Толя настороженно покрутил головой, прислушиваясь к окружающему пространству, но вокруг по-прежнему царило безмолвие. Ещё раз убедившись, что его ничто не беспокоит, он уверенно шагнул внутрь барьера.

Передвигаться внутри было непривычно: приходилось прикладывать усилия, как аквалангисту в толще воды. Обычно такие завесы не слишком широкие. Толя прикинул: толщина этого барьера около четырёх метров. Выскочив из него, он оказался на крутом склоне, за которым маячил обрыв.

Толя подошёл к краю и посмотрел вниз. Там начиналось болото: чёрная, маслянистая топь, куда ни глянь. Кое-где торчали хилые скелеты деревьев, цепляющихся за жизнь из последних сил. Над поверхностью курился сизый дым. Пахло чем-то прогорклым.

Толя поискал глазами тропинку, чтобы обойти топь, но ничего не нашёл. Похоже, здесь давно никто не ходил.

Он скинул с плеч рюкзак и достал небольшой, величиной с ладонь, квадрокоптер. Расправил лопасти, включил микрокамеру. Аппарат управлялся с телефона и имел небольшую зону охвата, но для простого осмотра достаточно.

Тихо зажужжав, коптер поднялся в воздух. Звук эхом разлетелся над болотом. На экране телефона появился клочок земли, над которым завис аппарат. Отрегулировав резкость так, чтобы можно было рассмотреть травинки с высоты двух метров, Толя направил коптер в сторону болота и включил запись.

Унылая, чёрная жижа. Кое-где на поверхности вздувались пузыри и лопались с тихим чавканьем. Рядом с торчащими из топи деревьями ещё виднелись небольшие островки земли, но они выглядели сухими и безжизненными. Болото напоминало нефтяную лужу: густую, маслянистую и вонючую. Но в отличие от нефти топь не отражала свет. Она была абсолютно чёрной, словно все блики и лучи умирали в ней. Мрак, разлившийся по земле.

Толя так увлёкся, что не заметил предупреждающий сигнал: аппарат пересёк границу зоны управления.

– Чёрт! – Он попытался вернуть контроль над коптером, но увы, аппарат стал неуправляемым.

Терять его не хотелось, он мог ещё пригодиться. Толя сунул телефон, ставший бесполезным, в карман и выставил руки вперёд.

Глаза янтарно сверкнули, высвобождая скрытую силу. Пальцы быстро нарисовали в воздухе притягивающую руну. В то же мгновение от него к квадрокоптеру начала раскручиваться светящаяся нить. Зацепившись за аппарат, она натянулась, словно струна. Толя осторожно стал подтягивать коптер к себе, стараясь не уронить его в болото.

Внезапно поверхность топи покрылась мелкой рябью, послышался едва уловимый, глухой рокот, словно где-то в недрах заработал мотор. Толя остановился, аппарат завис на полпути.

Чёрная жижа забурлила сильнее, то тут, то там выплёскивая тягучие протуберанцы густой слизи. Толя торопливо потянул за нить, беспокоясь, что один из них собьёт коптер.

Болото в считанные секунды превратилось в бурлящий котёл. Гул стал сильнее. Языки жижи достигали высоты полутора метров. Толя не понимал, что происходит.

У самого берега один из протуберанцев схватил аппарат и потянул к себе. «Неужели они живые? – промелькнула пугающая мысль. – Не может быть». Однако происходящее доказывало обратное. Толя изо всех сил тянул нить к себе, но топь цепко держала коптер в своих щупальцах, не собираясь сдаваться.

Вдруг он почувствовал, как земля под ногами вздрогнула: поверхность болота вспучилась, и из его глубины начала вырастать огромная, бесформенная масса. Мрак сгустился. Луна подёрнулась багровой дымкой.

Чёрные, склизкие щупальцы потянулись в его сторону. Внутри Толи всколыхнулся страх, словно отозвавшись на безмолвный призыв. Топь каким-то образом находила ужас внутри него, вытягивая из закоулков разума и заполняя им всю человеческую сущность. Толю словно парализовало.

«Беги!» – молнией мелькнуло в кромешной темноте страха. Амулет ярко вспыхнул и обжёг кожу. Боль привела его в чувство. Толя схватил рюкзак и кинулся к защитному барьеру.

Оглянувшись, он увидел, как чавкающая топь последовала за ним. Густые, маслянистые волны накатывали одна за другой, заливая берег.

Толя с разбегу врезался в барьер. Завеса, казалось, стала плотнее: он едва передвигал ноги, отсчитывая каждый шаг. Наконец, тяжело дыша, Толя вывалился с другой стороны и упал от усталости.

– Фу, слава богу. – Он чуть прищурился, вглядываясь в энергетическую завесу.

Топь подползла вплотную к барьеру и кидалась на него, как разъярённый зверь.

– Ничего, он удержит эту мразь, – успокаивал себя Толя. – Не пойму только, чем спровоцировал агрессию.

Он откинулся на землю, разбросав руки в стороны, и закрыл глаза.

Бух-бух. Сердце колотилось так, словно пробежал марафон. Бум-бум. Нет, что-то не так. Земля под ним ходила ходуном, вздрагивая от каждого удара. Он вскочил на ноги.

Бух – барьер дрогнул и сдвинулся на полшага. Бум – очередной удар и ещё сдвиг.

Что происходит? Что это за сила, способная двигать силовые барьеры?

«Уходи», – амулет снова ярко вспыхнул. За спиной беспокойно шумел священный кипарис. Ветки метались из стороны в сторону. Повсюду летали кусочки коры, иголок, травы. В воздухе витал страх.

Толя быстро вскарабкался к подножию дерева, ещё раз кинул взгляд вниз. Топь продолжала бушевать. Барьер рассыпал электрические искры при каждом ударе.

– Прости. – Толя потрепал кипарис по стволу. – Доставил хлопот.

Древо сердито зашумело кроной.

– Можешь объяснить причину? – Он виновато гладил искорёженные временем ветви.

– Магия, – прошелестел в голове ответ.

Тут до него дошло: он применил свою силу. Веселина предупреждала, что нужно её скрывать до поры до времени.

– Чёрт, чёрт, чёрт! Вот же я балбес! – Толя стукнул себя по лбу, коря за забывчивость и неосторожность. – Что теперь будет?

– Уходи, – снова прошелестело в голове. – Побушует и утихнет. Не делай больше глупостей. Думай.

Толя провёл пальцем по извилистым дорожкам на коре, благодарно прижался к ней щекой, почувствовав тепло, исходившее от дерева. Затем ухватился за корни и скатился вниз в темноту провала.

Глава 5

Ангелия тихо лежала на крыше, прислушиваясь к разговору внизу. Старейшина Мах распекал нерадивых соглядатаев, упустивших её в лесу. Она удовлетворённо хмыкнула: «Проще простого».

Никто из соплеменников не догадывался о её способностях. К состязаниям Ангелию не допускали с тех пор, как она в возрасте пяти лет остановила бешеного волка, выскочившего из леса. Даже сейчас она легко могла мысленно воспроизвести события того дня.

Волк был огромным, матёрым. Из раскрытой пасти текла слюна, глаза зверя, красные от ярости, бегали из стороны в сторону, ища жертву. Обычно охотники убивали таких особей, считая их заражёнными мраком.

В деревне как раз праздновали День урожая. Все, от мала до велика, находились на большой поляне для общедеревенских гуляний.

Зверь выскочил в самую гущу и ошалел от огромного количества людей. Над поляной нависла зловещая тишина, сопровождаемая лишь глухим, волчьим рыком. Ни один охотник не успел бы выхватить оружие, тем более многие оставили его дома. Люди испуганно переглядывались, понимая: жертв не избежать.

Ангелия пыталась вспомнить, почему она вышла навстречу волку в тот день. Всеобщий страх жителей вытолкнул её? Или, может быть, её собственный страх? Она много раз за эти годы возвращалась к тем событиям, пока не осознала причину.

Жалость. Во всем виновата жалость. Ангелия вспомнила глаза зверя, наполненные ужасом. Волк понимал, что болен, что делает отвратительные вещи, но остановиться не мог. Заразивший его сущность мрак пожирал изнутри, доставляя боль. Она увидела это и пожалела его.

Ангелия помнит, как вышла зверю навстречу и встала напротив. Волк возвышался над ней: огромный, мохнатый, дикий монстр, полный сумасшедшего ужаса, готовый броситься и разорвать любого. Её глаза сверкнули янтарным светом. Он проник в разум волка.

– Помоги мне, – услышала она.

– Ты готов?

Зверь преклонил перед ней голову.

– Прости. Жаль, что нет другого пути.

Ангелия резко вскинула руку: блеснула обнажённая сталь. Короткий, острый клинок бесшумно вошёл в голову зверя ровно между глаз.

Ярость в них потухла. Тело поникло и свалилось на траву ей под ноги.

Толпа ошарашенно молчала.

Внезапно поверженное тело подёрнулось дымкой, обычно сопровождающей обращение. Ещё через мгновение перед изумлёнными жителями предстал мёртвый, пожилой мужчина-оборотень. Незнакомец, видимо, был из другого рода. Все с ужасом переводили взгляд с него на пятилетнего ребёнка, спокойно сжимающего нож, с которого стекала алая кровь.

– Его нельзя было спасти, – вздохнула Ангелия. – Мрак поразил его.

Из тела медленно вытекала чёрная, маслянистая жижа.

С того дня соплеменники стали её бояться. Она и раньше была под особым контролем из-за сомнительного происхождения, но после тех событий превратилась в изгоя, от которого нельзя избавиться.

Ангелия перевернулась на спину и уставилась в звёздное небо.

Испытывал ли хоть кто-нибудь из них чувство одиночества? Не когда ты просто один или некого спросить о чём-то. Нет.

Одиночество подобно вакууму. Это когда пустота не только окружает тебя снаружи, но и проникает внутрь. Одиночество, как выжженная пустыня, как безмолвный пляж. Пустота, в которой тонут звуки, чувства, эмоции. Ты становишься частью вакуума. Пустой и ненужной.

Ангелия прошла через эту безмолвную пустоту.

Самое страшное: чувствовать себя ненужной. Ты теряешь себя, ускользает смысл жизни. Граница между добром и злом становится зыбкой… Тогда приходит мрак. Тихо подкрадывается, заискивает, льстит, убаюкивает обещаниями, вкрадчиво жалеет, заполняя темнотой пустоту, образованную одиночеством.

«Наверное, тот зверь тоже был одинок, – вдруг подумала она. – Жаль, что мы не встретились чуть раньше».

Одиночество – не болезнь, это осознанный выбор. Никто не может заставить тебя быть одиноким. Из одиночества всегда есть выход. Главное – стремиться его найти. Ангелия нашла.

Лунный диск вдруг подёрнулся багровой дымкой. Звёзды задрожали, словно в небесный океан упали капли дождя и всколыхнули водную гладь.

Ангелия судорожно выдохнула: «Неужели?» Она прижала руки к груди, пытаясь унять встрепенувшееся сердце. Затем тихо соскользнула с крыши и растворилась в ночном лесу.

Глава 6

Он снова был в деревне. Солнце нещадно лупило по макушке, и чей-то звонкий голос кричал ему вдогонку: «Накрой голову! Не дразни светило». Но возвращаться не хотелось: за околицей заждались друзья. Они с вечера готовили эту вылазку, а если мать прознает, подзатыльником не отделаться.

Он выскочил за ворота и помчался к лесу, сверкая босыми пятками. Рубаха колыхалась от бега и прилипала к вмиг вспотевшему телу. «Бр-рр. Сейчас бы искупнуться».

Пацаны радостно засвистели, увидев его. Особое приветствие, пара вопросов – и вот ватага уже спешит навстречу неизведанному по узкой, лесной тропе.

В чаще дышалось легко. Солнечные лучи не пробивались сквозь густые кроны, а лишь любопытно заглядывали в маленькие промежутки между листвой. От этого казалось, что деревья увешаны сверкающими стекляшками, мерцающими при дуновении ветра.

Он любил лес. В нём можно было спрятаться от любых неприятностей или, наоборот, их найти. Чаща всегда встречала его с распростёртыми объятиями: гомоном птиц, трескотнёй белок и трубным призывом оленей, выпрашивающих лакомства. Жуки садились ему на ладонь, бабочки играли в волосах. Иногда приходилось спасать парочку, запутавшуюся в длинных локонах.

Он любил уходить с матерью рано утром по росе, когда целительные травы полны силы. Она аккуратно срывала нужный стебелёк, показывала ему и рассказывала о свойствах.

Перед глазами промелькнула женская рука: хрупкая, белокожая. В ней зажат зверобой. Полезная травка. Отец любил добавлять её в чай.

– Смотри. – Он хлопнул в ладоши, и стая мелких ночных мотыльков взметнулась в воздух, стряхнув росу с листьев ему в лицо.

Он засмеялся, мама – следом. Её мелодичный смех раздавался в ушах и наполнял его необыкновенным, лёгким чувством счастья. Он выпрыгнул из травы и побежал ей на встречу. Она ждала, раскрыв объятия. Высокая, грациозная, в светлом облаке длинных волос, струившихся до пояса.

Её лица не видно: солнечный свет бьёт в глаза. Он бежал и бежал, но никак не мог приблизиться к ней. «Мама, мамочка!» – голос сорвался. Картинка мигнула, словно испорченный кадр на порванной киноплёнке.

Дамир открыл глаза: «Опять этот сон». Они всегда заканчивались одинаково: оборванным счастьем и затаённой обидой. Мать бросила его. Ушла. Столько времени пролетело, а сердце до сих пор саднит.

Дамир скинул одеяло и встал. Спать расхотелось. В комнате было темно и тихо, только слышалось тиканье старинных ходиков. Он подошёл к стене и чуть подтянул механизм: от старости часы немного отставали.

Дёрнув тяжёлую портьеру, Дамир открыл окно. Свежий, ночной воздух ворвался в душную комнату. Он почувствовал облегчение. «Надо наведаться в деревню. Подышать, поскакать на лошади. Просто развеяться».

Огромная луна безмолвно царила в небе: безжизненная, холодная. Он ещё помнил, что есть другая: пусть небольшая, но тёплая, меняющаяся, несущая радость. Сестра-близнец из другого мира. Такого далёкого и такого желанного.

За дверью послышался какой-то шум. Дамир отвлёкся от дум, прислушался, потом быстро пересёк комнату и открыл дверь.

В замке творилось что-то невообразимое. Заспанная прислуга, поднятая посреди ночи, металась по коридорам, зажигая везде свет. Где-то двигали мебель и стряхивали пыль со старых зеркал. На кухне запустили огромную печь, отчего гул пошёл по всему замку. Обычно это делали только в дни больших приёмов. В воздухе стоял шум от шаркающей обуви, бряцанья посуды и шелеста портьер.

– Что происходит? – остановил он одну из служанок.

– Госпожа Морена приказала подготовить замок к приезду гостей.

– Каких?

– Простите, господин, я не знаю, – пролепетала женщина. – Могу я идти?

Дамир махнул рукой, отпуская её.

Тёща Велеса не отличалась сумасбродством. Если Мара приказала что-то сделать, на это всегда были веские причины. К сожалению, она редко делилась своими идеями. Отчасти поэтому всегда выигрывала.

С некоторых пор Морена повадилась приезжать к ним в гости и жила подолгу. Не зная её, можно было бы оправдать частые визиты любовью к внучкам и дочери. Однако Дамир давно разглядел Мару, поэтому остерегался вдвойне.

Вряд ли Макошь в курсе замыслов матери, но расспросить её стоило. Дамир вернулся в комнату, быстро умылся, облачился в домашний костюм и направился в покои мачехи.

Называть Макошь мачехой у него язык не поворачивался, но и матерью он её не считал. Помнится, они сразу сошлись на том, что будут общаться на «ты» и по имени.

Шаги гулко отдавались эхом, теряясь под высокими сводами. В этой части замка всегда было тихо, уютно, без суеты. Каменные стены, увитые живым плющом, украшали картины неизвестных художников. Их меняли каждый месяц, поэтому при дворе жила целая рисующая артель.

Велес жену не любил и особо не баловал, но позволял заниматься тем, что нравится. Наверное, поэтому Дамир, отщепенец и байстрюк, и Макошь, нелюбимая жена и презираемая дочь, сошлись на этом пепелище сломанных судеб. Тайные соратники, скрывающие от других свои надежды, страхи и сомнения. Они редко делились друг с другом хорошим, но всегда поддерживали в плохие времена. Это была скорее не дружба, а солидарность, подобная преданности союзников в стане врага.

Из-за поворота вышла Додола в окружении свиты. Дамир в очередной раз отметил, насколько хорошенькой стала его сводная сестра. Ладная, невысокая, с длинными, тёмными, вьющимися волосами. Миловидная, словно куколка, модно и броско одевающаяся, любящая разного рода побрякушки. Её улыбка растопила не одно сердце в обоих мирах. При этом Додола умна и начитана, что позволяет ей общаться во влиятельном круге бабки Морены.

«Достойная смена растёт у Мары», – подумал Дамир, склоняя голову в приветственном поклоне. – Вот уж кто наверняка знает, что задумала старая ведьма».

– Доброй ночи, – томно выдохнула красавица. – Ты к матери направляешься?

– Доброй ночи, сестра. Да, решил проведать.

– Посреди ночи? – ухмыльнулась Додола. – Что же время такое неподходящее выбрал? Или верно люди судачат: замышляете с ней что-то?

Дамир замер и поднял взгляд. Тёмно-янтарные глаза недобро блеснули, брови сошлись к переносице.

– Не сердись, – легко засмеялась Додола. – Пошутила я. Мне ли не знать, что моя мать бесполезная и жалкая, как муха: и убить жалко, и пользы никакой.

Она небрежным жестом поправила локон, выбившийся из причёски, щёлкнула пальцами, унизанными кольцами, и невозмутимо прошла мимо Дамира. Свита засеменила следом, стараясь не отставать.

«Стерва! Красивая, расчётливая, бессердечная стерва, – он проводил сестру взглядом, полным презрения. – Как у такой женщины, как Макошь, могли появиться такие дочери, как Додола и Параскева?»

Дамир завернул за угол и оказался у дверей, за которыми располагались покои Макоши: несколько комнат и один большой зал для визитов важных гостей. Правда, приёмы в этой части замка не проводили уже давно. Жена Велеса была замкнутой, застенчивой и имела не так много друзей.

Колокольчик над дверью звонко тренькнул, сообщая хозяйке о госте. Зная расположение, Дамир уверенно зашагал сквозь галерею комнат. Из последней ему навстречу вышла высокая, нескладная, черноволосая женщина. Бледно-серые глаза чуть припухли от слёз.

– Макошь, ты снова плакала? – Дамир взял её руки в свои и заглянул прямо в лицо. – Кто на этот раз?

Женщина виновато потупилась.

– Додола. Верно? Я встретил её в коридоре. Опять изводила тебя обвинениями? Сколько ты будешь терпеть?

– Она хорошая девочка. Просто слишком амбициозная. Ничего страшного, я не в обиде, – Макошь смущённо тараторила слова оправдания.

Дамир осуждающе покачал головой. Ему не нравилось отношение сводных сестёр к матери. Разве можно презирать людей за доброту, осуждать за доверчивость, считать слабостью их любовь к детям? Просто Морена разочарована в старшей дочери, которая не похожа на неё, вот и настроила внучек против Макоши.

Дамир постоянно твердил, что ей нужно научиться ставить дочерей на место. Нельзя позволять им унижать и оскорблять себя. Но женщина всегда находила оправдание их словам и поведению.

Ему лишь оставалось утешать Макошь своим присутствием.

– Кстати, не знаешь, что случилось? В замке суета. Говорят, Мара готовится к приёму.

– Подробностей не знаю, но Додола упомянула: ждут особого гостя.

– Интересно. Когда?

– Не знаю.

Макошь усадила Дамира за стол и пододвинула к нему коробку с любимыми лакомствами. Он разлил душистый чай в яркие пиалы, которые привёз ей в подарок с далёкого острова.

– Как давно ты наведывался в деревню? – начала она разговор.

– Месяца четыре назад. Сегодня только подумал: надо бы съездить. Думаю, завтра отправлюсь, пока здесь суета всех отвлекает.

– Вот и правильно, – Макошь согласно кивнула. – Что-то на сердце не спокойно. Знаешь, во сне видела багровую луну. Ничего хорошего она не предвещает.

– Я в сны не верю. Ты же знаешь.

– Не веришь, но видишь, – тихо пробормотала женщина. – Долго будешь от них прятаться?

– Не хочу об этом, – буркнул Дамир. – Лучше скажи, Велес правда женить меня надумал?

– В последний раз он сильно на тебя разозлился. Надо тебе уехать от его глаз подальше. Остынет – вернёшься. Зачем ты его злишь всё время? Нравится потом расхлёбывать?

– Только не начинай причитать и жалеть меня, – тут же вскинулся Дамир. – Отец иногда бесит. Хочется сбить с него спесь, вот и завожусь.

– Сели бы с ним, поговорили, как отец с сыном. Обида меж вами: я чувствую. Да только гордые оба, ни один уступить не желает, оттого и собачитесь, – Макошь удручённо поцокала языком. – Все беды в мире начинаются с обиды, которую можно решить одним честным разговором по душам. Кажется, что проще: сели друг напротив друга, выговорился один, потом другой. Нужно только выслушать, не споря, не обвиняя. Услышать и понять боль друг друга. Тогда и принять станет легче. Обида уйдёт сама собой.

– Сказать проще, чем сделать.

– Да. Гордыня мешает.

– Мы же люди. Состоим из одних пороков, – хохотнул Дамир.

– Всё бы ничего, да только из-за наших пороков страдаем мы сами, а из-за пороков Высших страдают все.

Чай закончился, как и разговор. Распрощавшись, Дамир вышел от Макоши и поднялся на стену замка.

Серые камни остыли за ночь, от них приятно веяло холодком. Он любил бродить в одиночестве при лунном свете. В голове прояснялось, приходили светлые мысли и новые идеи.

Медленно шагая вдоль стены, Дамир вспоминал последний разговор с Матерью-хранительницей. Столько лет прошло, а он так и не смог встретиться с ней снова. Мудрая женщина предупреждала: без Саяны их миры ждёт катастрофа. Он не верил. Обида и отчаяние затуманили разум.

– Почему я должен спасать это мир? – кричал он тогда. – Зачем? Если он принёс мне одни беды. Только боль, потери и страдания.

– Судьбу не выбирают, – голос Матери-хранительницы не дрогнул от его крика. – Смирись или борись, – говорили Великие.

– Плевать я хотел на Великих. Они не вернут Саяну. Или, может быть, Вам это под силу?

Дамир печально усмехнулся: он выглядел таким жалким в тот день.

Внизу затих город, улицы которого начинались у подножия замка. Народ спал, не подозревая о тёмной угрозе, ползущей со стороны Хвангура. Люди наивно верили в силу Высших, начинали забывать о Великой битве и её причинах. Они перестали следить за границей между мирами.

Светлые маги предпочитали жить в своём светлом неведении. Но отрицание проблемы не исключает её наличие, к сожалению.

Племена, живущие рядом со священной горой, давно жалуются на изменение климата, исчезновение животных и некой тревожности, витающей в воздухе. Оборотни отлично это чувствуют.

«Пора самому съездить и проверить обстановку, – решил Дамир. – Да с Живой было бы неплохо встретиться. Кому как не ей знать о состоянии священной берёзы». Он остановился: напротив светились окна в башне Морены.

«Поездку в деревню хранительниц придётся отложить, – Дамир криво ухмыльнулся, презирая себя за облегчение, которое почувствовал при мысли об этом. – Да, смирить гордыню не просто, что бы там не говорила Макошь».

В темноте послышалось хлопанье крыльев. Он отвлёкся от мыслей и перегнулся через парапет, пытаясь разглядеть ночную птицу. В ярком свете, исходившем от окон, тень казалась огромной. Она кружила сначала у одного проёма, потом у другого, поднимаясь выше. Внезапно створка наверху, тихо скрипнув, открылась, и чёрная птица шмыгнула внутрь. Замок снова погрузился в безмолвную тишину.

«Любопытно. Мара использует птиц-перевёртышей или кто-то прислал ей тайное сообщение? – Дамир нахмурился, обдумывая увиденное. – Пожалуй, стоит выехать в деревню пораньше».

Он ещё раз окинул взглядом башню Морены, развернулся и решительно зашагал обратно. Нужно подготовиться, путь предстоит неблизкий.

Глава 7

Велес закрыл книгу и посмотрел на часы: поздняя ночь. Впрочем, как обычно. Последние несколько сотен лет он маялся бессонницей. Каких только способов не предлагали знахари и ведуньи. Всё без толку. В конце концов Велес перестал искать лекарство и научился использовать появившееся время с пользой.

Он вышел из библиотеки и поднялся по винтовой лестнице на смотровую площадку главной башни замка. Мало кому дозволено заходить сюда. Велес прислонился спиной к стене и расслабился, пытаясь дышать полной грудью. Где-то под ребром тут же зашевелилась старая боль. «Зачем иметь долгую жизнь, если здоровье ни к чёрту?» – мысленно огрызнулся он.

Возраст никого не жалеет. Это Велес понимал, но тщательно скрывал свои недуги от других магов. В последнее время его интуиция верещала, словно испуганная обезьяна, которой наступили на хвост. Велес прислушивался, присматривался, но никак не мог определить источник опасности.

Да ещё Морена повадилась приезжать в гости. Её присутствие всегда вызывало тревогу. Мара – известная интриганка и великолепный стратег. Неспроста она сидит у него под боком, притворяясь любящей бабкой, скучающей по внучкам.

Несмотря на его отношение к тёще, Велес предпочитал держать заклятых союзников перед глазами. Это не раз спасало ему жизнь в старые времена. Однако сейчас присутствие Морены угнетало. Контролируя других, тяжелее всего не раскрывать свои эмоции, прятать истинные чувства, отводя подозрения от тех, кого любишь.

Велес кинул взгляд на светящиеся окна в башне Мары. Любила ли она кого-нибудь? Или её сердце такое же холодное, как равнодушие, застывшее в бледно-серых глазах? Хотя говорят, Ярило сумел покорить эту ведьму. За что поплатился жизнью, к сожалению.