Полная версия
Раиска, Люська, ветераны спорта и «Тишина»
– Что случилось?
– Она жива?
– Жива! Это вы виноваты! – Александр ткнул пальцем по очереди в меня и в Люську.
– Мы? – опешила я.
– С чего бы? – возмутилась Люська.
– Я вам вчера сказал, что она безопасна. Сглазили!
– Вот еще! Вы сказали, вы и сглазили! А что случилось?
– В распределительный шкаф залезла.
– Зачем?
– Вот и мы хотим знать, зачем? Катя! Ты зачем полезла в распределительный шкаф?
Катя лежала молча, но глазами моргала.
– Здорово ее током ударило? – обеспокоилась я.
– Наверное, в больницу надо? – подхватила Люська.
– Надо бы, в психиатрическую. Но связи нет, и дороги замело, «Скорая» до деревни не доберется. И психушку в районе, как на грех, сократили. А в нормальную больницу Катю нельзя, нормальная больница против Кати не устоит. Вообще могло быть хуже. Но Катька у нас умная, она резиновые галоши надела и перчатки. Молодец. Один вопрос, Катя, зачем? Ты в темноте табличку «Не влезай! Убьет!» не заметила?
Катя молчала.
– Поэтому света нет?
– Естественно, без электричества света нет.
– А воды почему нет?
– Так воду тоже электричество качает. Мужики! Как там у вас? – Александр обернулся к ковырявшимся в шкафу.
– Спокуха, начальник. Щас наладим, – один из специалистов отвернулся от переплетений проводов и помахал нам рукой.
– Покараульте ее, – обратился к нам Александр. – Я за санями. Еще простудится тут, на снегу лежавши.
Он побрел по склону. Следом крупными прыжками понесся Васька. Палыч тоже пошел наверх.
– Катя, ты как?
– Ты нас слышишь? – принялись мы тормошить пострадавшую.
Она кивнула.
– Тебе не холодно?
Катя отрицательно помотала головой.
– Болит где-нибудь?
Опять помотала головой.
Спрашивать о том, зачем, почему и как она это сделала, мы не стали. Ясно было, что ответа не дождемся. Сверху, с громким треском, в облаке зловонного дыма спустился снегоход. За рулем сидел, конечно, Александр, а у него из-за спины выглядывал незнакомый молодой человек. Сзади к саням были прицеплены волокуши.
– Повезло тебе, Катерина. Доктор приехал.
Катя шире распахнула глаза и уставилась на доктора. Тот был в дутом камуфляжном костюме и без медицинского чемоданчика.
– Как чувствуем? Что беспокоит? – он пощупал пульс, поводил пальцем у Кати перед носом, по очереди поднял руки и ноги, осмотрел ладони. – Будет жить, грузите.
И сам же отправился выполнять свое распоряжение. Они с Александром подтащили волокуши, переложили на них Катю, сверху водрузили сноуборд, зафиксировали ремнями и покатили вверх по склону. Мы тоже пошли следом. Благо, за санями идти было легче, чем по целине.
– Она точно чокнутая, – сказала Люська, когда ближе к середине подъема мы остановились передохнуть.
– Точно, – согласилась я. – Может, и правильно, что ее из школы уволили.
– Видимо, завуч была права.
– А может, она хотела с собой покончить?
– Тогда зачем галоши с перчатками надела?
– Чокнутая, что с нее взять.
И мы потащились наверх.
Александра мы застали на рабочем месте.
– Как она? Может, чем помочь?
Александр поморщился.
– Нормально, поспит и будет, как новая. С ней сейчас Иванов занимается.
– А врач откуда взялся?
– Вчера вечером приехал. Повезло. Он всего-то пару раз за сезон здесь бывает.
– Да, повезло. Иванов, говорите?
– Иван Иваныч.
– Так бывает?
– Не знаю, – пожал плечами Александр.
– А он по какой специальности врач? – не унималась Люська.
– Понятия не имею, – Александр опять пожал плечами. – Он здесь инкогнито.
– Иван Иваныч Иванов – это псевдоним?
– Не наше дело. И не ваше, – Александр выразительно глянул на Люську.
– Откуда знаете, что он врач?
Люська опытный кадровик, и отделаться от нее не просто, практически невозможно. Видимо, Александр это понял.
– Ничего я не знаю. Прошлый раз мужчине на склоне стало плохо с сердцем, так он помощь оказывал. Лекарства у него какие-то нашлись, скорую сам вызывал. Скорая ехать не хотела, он что-то на их языке объяснял, ругался.
– А как он скорую вызывал? Здесь же связи нет.
– Мы того сердечника в деревню отвезли. Туда и вызывали. В деревне есть места, где телефон ловит. На чердаках, в основном.
– Он с женой? Она тоже врач?
– Люсь, – я дернула ее за рукав. – Мы здесь не за этим.
– Ах, да, – моментально переключилась Люська. – А чего ваша Катя хотела с собой покончить?
– С собой покончить? С чего бы? – Александр так удивился, что даже перестал пожимать плечами.
– Обычно девушки пытаются покончить с собой из-за несчастной любви, – пояснила я.
– Несчастной любви? – еще больше удивился Александр. – Несчастная любовь – это не про Катьку.
– Почему? Чем она хуже других? Девушки влюбляются.
– Катя-Апельсин в любви счастлива. Еще вчера вечером все было нормально.
– А потом?
– А потом связи не было.
– А при чем тут связь? – я глянула на Люську.
Ей тоже было не понятно, при чем тут связь.
– Жених у Кати есть. Тоже здесь работает, в прокате по выходным, иногда инструктором на склоне подрабатывает. Все у них хорошо. Ждет не дождется, когда она из своего музея уволится и они вдвоем уедут куда-нибудь на Кавказ, где горы покруче. Вчера вечером привет от него передавала. Вот, – Александр достал из-под прилавка бутылку коньяка и водрузил ее на стойку.
– Что это? – не поняла я.
– Привет.
– Александр, вы говорите загадками, – проворковала Люська.
– У нас сухой закон, – Александр убрал бутылку обратно. – Спиртное доставляется контрабандой с большой земли.
– Серьезно? – Люська забыла ворковать и вытаращила глаза.
– Нет, конечно. Что за детский сад? Просто в деревне магазина нет. А в город я не езжу.
– А закуску она не передала?
– Зачем? – Александр уже откровенно наслаждался разговором.
– Вы не закусываете? – Люськины глаза округлялись все больше.
– Люсь, – я опять дернула ее за рукав. – Мы здесь не за этим.
– Точно! Можно нам номер поменять?
– Очень шумно, – пояснила я.
– Соседи безобразничают?
– Нет, нельзя сказать, что безобразничают. Но такое впечатление, будто у них в полу микрофоны.
– Можно нам в одноэтажную гостиницу, чтобы никто по голове не ходил?
– Можно, но, думаю, вам это не подойдет.
– Почему это?
– Гостиница эконом-класса, – пояснил Александр. – Удобства в коридоре, кухня и гостиная с телевизором тоже общие. Стены, правда нормальные. Но на всю неделю заселилась компания с тремя ящиками водки и цистерной пива.
– Да, это не вариант, – согласилась я. – А как насчет коттеджа?
– Все заняты. В одном – пенсионеры, во втором – Ивановы, в третьем – сибиряки.
– Что ж так не везет-то? – чуть не плакала Люська. – Днем, что ли спать придется? Так днем еще хуже, они вообще в лыжных ботинках будут по голове ходить.
– Знаете, что, – Александр заговорщицки оглянулся на дверь и склонился к прилавку.
Мы приблизились.
– Есть отдельный дом на компанию, – прошептал он.
– Мы согласны!
– Дом забронирован на три дня, – прошептал Александр.
– Тогда зачем вы нам это говорите? – прошептала я.
– Дорогу из города до деревни после ночного снегопада расчистят не скоро. Дорожные службы в районе слабоваты. Велика вероятность, что в ближайшие дни никто не приедет. Поживете пока. А если, кто явится, извинитесь и освободите помещение.
– Отличный вариант! – обрадовалась я. – На выходных ко мне приедет семья. На субботу забронируйте его для нас официально!
– К вам тоже семья приедет? – Александр повернулся к Люське.
– Нет, я женщина свободная, – томно вздохнула Людмила. – Это Раиска у нас образцовая жена и мать.
Радостно схватив ключи, мы побежали переселяться. По дороге заскочили к пенсионерам. Но их уже проинформировал доктор Иванов, или, как его там. Александр только очень просил по возможности не поднимать шума и, особенно, не извещать о переселении горничную. Это оказалось несложно. На кухне наконец приготовили завтрак, проживающие и обслуживающий персонал потянулись в кафе. Даже Васька занял пост у входа. Убедившись в том, что все наличное население проследовало на завтрак, мы подхватили вещи и припустили в противоположном направлении. Лыжи с собой брать не стали, воткнули в сугроб возле шале, пускай поживут здесь, поближе к склону. Домик был рассчитан человек на шесть-семь. В гостиной стоял диван, а еще имелось раскладное кресло-кровать, стол, коврики на полу и картинки на стенах, кухонный уголок с микроволновкой и холодильником. Кроме гостиной в домике были две спальни и раздельный санузел. Свет дали. Водопровод заработал. Шикарно!
В кафе кроме тех, кого мы уже видели, присутствовала еще одна пара средних лет или чуть постарше. Все, не торопясь, наслаждались завтраком. И обсуждали перспективы дневного катания. Оказывается, из-за аварии на подстанции, так громко называли распределительный шкаф, что-то случилось с подъемником на основном склоне, и он пока работать не будет. Предлагалось покататься на тюбингах или пройти на учебный склон.
Мы решили прогуляться к церкви. Церковь стояла на небольшой возвышенности дальше по склону, после тюбинговой горки. Дорожку к ней никто не чистил, но она проходила под высокими и густыми елями, так что снега там намело меньше, чем на открытых местах. К тому же перед нами кто-то прошел в ту сторону, и под елками тянулась цепочка глубоких следов. Идти было метров сто, не больше, но мы здорово взмокли, пока добрались. С заметенного крыльца спускалась пара раннего пенсионного возраста, которую мы приметили за завтраком.
– Как там? – поинтересовалась я, отдышавшись.
– Прекрасно! – отозвалась женщина. Она разрумянилась, на щеках от улыбки появились ямочки, глаза сияли. – В этом году, наконец, окна застеклили и дверь поставили. По большим праздникам батюшка приезжает, служит.
– Вы здесь не первый раз?
– Почти каждый год бываем. Печально, конечно, – при этих словах никакой печали у нее в глазах не появилось. – Такая красота разрушается, но окна и двери временно помогут. Мы всегда жертвуем на восстановление храма.
Я подняла глаза и внимательнее осмотрела строение. Не знаю, сколько надо пожертвовать, чтобы его восстановить. Общий вид был удручающим.
– Обратите внимание на росписи. Это работы учеников Пилюгина. Они здесь практиковались. Некоторые картины, несмотря ни на что, прекрасно сохранились.
– На красках, видать, не экономили, – вступил в разговор мужчина.
– Миша! – воскликнула женщина.
– А что, Маша, – невозмутимо продолжил мужчина. – Всем известно, если экономить на материалах, качественного продукта не получишь. Миша, – представился мужчина.
– Людмила, можно Люся.
– Раиса, можно Рая.
– А я – Маша, – представилась улыбчивая женщина.
– Девочки, Люся, Рая, – мужчина распахнул перед нами дверь, – Настенные росписи – это прекрасно, но церковь примечательна не только этим. Если подниметесь на колокольню, что конечно же запрещено, оттуда можно позвонить.
– Вот спасибо! – обрадовались мы и поспешили войти.
Разруха внутри была еще хуже, чем снаружи. Полы отсутствовали. Узкий настил из досок вел от входа к столику с иконами, свечками и картонной коробкой с мелочью. Этим внутренне убранство и ограничивалось. До высоты вытянутой руки стены густо покрывали обычные надписи. Но выше! Не то, что бы росписи прекрасно сохранились. Чудо, что уцелело хоть что-то. Эти уцелевшие среди разрухи фрагменты были великолепны! От сцен священного писания под куполом глаз было не отвести. Конечно, краски выцвели. Росписи сохранились не более, чем на четверть. Но то, что наблюдалось, могло достойно украсить собор в крупном городе. Художник Пилюгин, уроженец этих мест, творил в начале прошлого века. После окончания академии он вернулся в родные места и, пользуясь покровительством местного фабриканта и мецената, открыл школу для одаренной молодежи. Меценат предоставил в распоряжение Пилюгина и его учеников свое загородное имение. О том, что его ученики в свободное время расписывали храмы по всей округе, я не знала. Под впечатлением от увиденного мы поставили свечки и прошли на колокольню.
Дверь на колокольню находилась справа от входа и была закрыта на амбарный замок, но Миша объяснил, под каким камнем взять ключ. Кирпичи на узкой лестнице крошились, подниматься надо было, держась за стены. На одной из уцелевших нижних ступеней я пристроила замок, а дверь заложила изнутри на засов. Ведь, если есть засов, значит, на него надо закрыть. Разве нет? Люська согласилась, что, если есть, значит надо. Может, для того чтобы не столкнуться на узких ступеньках с теми, кто будет двигаться навстречу. Последний пролет представлял собой приставную деревянную лестницу.
С колокольни открывался впечатляющий вид на заснеженные поля и леса до горизонта. Лыжная база под ногами тоже прекрасно просматривалась. Красота! Деревню Высокое за лесом видно не было. Зато с другой стороны под горой на расстоянии не больше километра вырисовывался ряд крыш. Над некоторыми поднимался дымок. Вид сверху мы запечатлели, телефонные звонки сделали. Связь была не очень, долгих разговоров не получилось. Да и продувало на высоте, будь здоров! Решили возвращаться в тепло. Тем более, сверху разглядели, что подъемник заработал. Разноцветные фигурки мелькали на склоне, играла музыка. Осторожно, поскальзываясь на скошенных ступеньках и цепляясь руками за стены, начали спускаться. Как раз добрались почти до низа, когда услышали стук в дверь. Мы притихли. Не то, что бы в наших действиях было что-то противозаконное, инстинкт сработал. Мы даже к стене прижались, что было совсем уж лишним. Через закрытую дверь нас все равно нельзя было увидеть. Кто-то подергал дверь, постучал, отошел, подошел, опять подергал дверь, нецензурно выразился. Мы продолжали стоять, не дыша. После того, как неизвестный выругался, выходить совсем расхотелось. Он потоптался у двери и, судя по звукам достал телефон и опять пошел прочь от двери.
– Это я, – массивная дверь сильно приглушала хриплый голос.
Но внезапно слышимость чудесным образом улучшилась, как будто говоривший вдруг оказался рядом с нами. Чудо было, наверное, ни при чем. Все дело в особенностях распространения звука. В этой церкви не только росписи были выполнены качественно, но и акустика на уровне.
– На месте, надежно, как в сейфе, – говоривший не только хрипел, но еще говорил заметно «в нос». Теперь это было отчетливо слышно.
Думаю, мы его слышали лучше, чем абонент.
– Дороги нет, электричество наладили. Работают, чего им сделается. Да! Чего? Чего-чего? Под контролем. Спрятано. Але! Але! Тьфу, связь называется.
Шаги затихли, дверь закрылась. Мы постояли еще немного и только решили выбираться, как опять услышали скрип открывающейся входной двери и шаги по настилу. Опять прислонились к стене и затихли. Хорошо, хоть мороза сегодня нет, а то уже примерзли бы к этим кирпичам. Кто-то медленно прошаркал по настилу. Потом послышалось какое-то шуршание, потом очень тихое пение, прерванное телефонным звонком.
– Да, да, дочь. В храме, зашла прибрать маленько. Замело. Да. Очень. Обнимаю всех. Шурочку поцелуй. До свидания.
– Какой посещаемый храм, – прошептала Люська.
– Похоже, его используют, как переговорный пункт.
Мы отодвинули засов и вышли наружу. Очень интересно было посмотреть, каким образом здесь можно «прибрать».
У столика с иконами бодрая пенсионерка перебирала свечи. Увидев нас, она даже не удивилась.
– С базы? – спросила она. – Неужто дорогу почистили?
– Нет, мы ночевали. Церковь у вас красивая, такие росписи! Чудо!
– Да, церковь знатная. В пятницу служба будет, приходите. Батюшка из Селищ приезжает.
– Это здорово. А народу много бывает?
– Откуда возьмется много-то? С Высокого человек десять, да у нас, с Булгаринки, четыре бабки. Но в этот раз народ будет. Батюшку мпригласили молодых обвенчать.
– Булгаринка – это деревня с той стороны? – я махнула рукой на запад.
– Да, большое раньше село было, и церковь эта – Булгаринская. Погост тоже вокруг старинный, надгробья и кресты каменные, склепы даже есть. Сейчас под снегом не видать. А летом к нам часто художники приезжают. Речку рисуют и церковь. На храм жертвуют помаленьку. Фермер окна поставил, да с лыжной базы хозяйка дверь оплатила. Теперь вот батюшка стал ходить.
– А вы сами-то, как добрались? Говорите, дороги нет?
– Дороги нет, никто не чистит. Лыжники от базы до Высокого трактором своим пройдут, и хорошо им. А нам остается на дорожников надеяться. Пока раскачаются, пока сюда доберутся. Снегоступы у меня, так и хожу. Почти каждый день прихожу. В других местах, – бабка набожно перекрестилась, – телефон не ловит. А здесь, спасибо боженьке, слышно. Лучше всего аккурат на этом месте, – она ткнула пальцем в алтарь и опять перекрестилась.
– И молитвы отсюда лучше доходят, – изо всех сил стараясь быть серьезной, нараспев сказала Люська.
Тетка покосилась на нее с подозрением, достала из-под стола метлу и начала сметать сор с досок настила. Мы удалились.
Уже подходя к своему жилищу вспомнили, что не заперли дверь на колокольню. Постояли в растерянности. Брести обратно по колено в снегу не хотелось. С другой стороны, раз дверь запирают, это неспроста.
– Вдруг дети заберутся, – с сомнением сказала Люська.
– Откуда тут дети? Ты же слышала, что в деревне четыре бабки. Им на колокольню не подняться. Повезло, что связь в районе алтаря работает.
– Над нами двое детей полночи топотали. А еще есть пьяные сноубордисты.
– Да, эти хуже детей будут, – согласилась я и мы повернули обратно к церкви.
– Зато тропу к переговорному пункту утопчем и аппетит нагуляем, – Люська попыталась утешить себя и меня.
Следов вокруг церкви прибавилось. Заметная тропинка шла теперь от лыжной базы. Тропинка поменьше – в противоположную сторону. По целине вокруг церкви тоже петляли цепочки следов. Мы уже поднялись на крыльцо, и я потянулась к ручке двери, да так и замерла с протянутой рукой. Люська зажала себе рот ладонью. Снег с ближайшего к крыльцу сугроба немного осыпался и под ним открылась темная дыра. В этой дыре кто-то шевелился.
– Чур меня! – взвизгнула Люська и метнулась в церковь.
Я не отставала. Мы нырнули в дверь, ведущую на колокольню и задвинули засов.
– Медведь?
– Или Упырь?
Хрен редьки не слаще, решили мы и полезли на колокольню, чтобы посмотреть с безопасного расстояния. Мысль была неправильная. Интересующий нас сугроб и берлогу под ним закрывал угол церкви. Так что, кто оттуда вылез, мы не увидели, зато услышали, как кто-то вошел внутрь.
– Наверное, это был медведь, – сказала Люська. – для упыря слишком светло.
– Медведь не смог бы войти в церковь.
– Упырь тем более. Опять кто-то позвонить пришел?
Мы прислушались. Снизу ничего не было слышно.
– Пошли, – сказала я. – Мы сюда кататься приехали.
– Пошли, – сказала Люська. – Есть охота.
Осторожно ступая и цепляясь за стены, мы полезли вниз. В самом деле уже сосало под ложечкой.
Упс! Мы стояли перед запертой дверью. Подергали за ручку, толкнули плечом. Дверь была основательная и даже не думала нам поддаваться.
– Что будем делать?
– Поднимемся на колокольню и позвоним?
– Кому? Внизу телефоны не ловят.
– Да. А из города не проехать.
– Что ж за день-то сегодня?
– Вторник, – автоматически ответила я. – Давай вместе подналяжем на дверь, косяк деревянный, может скоба и вылетит.
Места для разбега у нас не почти было. Мы наваливались на дверь в прыжке с третьей ступени лестницы. Не сразу, но дверь поддалась. Скоба со звоном вылетела и затерялась между камней фундамента. Чертыхаясь и потирая плечи мы с Люськой ползали под настилом и пытались отыскать проклятую железку в вековой пыли, когда дверь на колокольню распахнулась и оттуда бодро вышла свежая и румяная Катя-Апельсин.
– Катя?! – я села прямо камни.
Люська плюхнулась рядом.
– Привет! – радостно кивнула Катя. – Это вы так грохотали?
– Это ты нас заперла?
– Я не знала, что на колокольне кто-то есть. Спасибо вам за утро.
– Пожалуйста, – Люська попыталась быть вежливой. – Подожди, а как ты туда попала?
– Легко. Все ключи в прокате лежат. Бери, кто хочешь! – радостно пояснила Катя.
– Ключ от колокольни хранится в прокате? – не то, что бы я сильно удивилась. Почему бы запасному ключу от переговорного пункта не храниться под рукой у администратора.
Удивилась Катя.
– От колокольни? С какой стати? В прокате висит ключ от трансформаторной и электрических шкафов. А от колокольни здесь, под камнем хранится. Я пришла, а он с замком на ступеньке лежит. Подумала, что кто-то приходил позвонить и не закрыл. Непорядок. Я и заперла.
– А ты не подумала, что кто-то дверь открыл и на колокольню поднялся? – хотелось разобраться в хитросплетении мыслей этой апельсиновой головы.
– Подумала. Но дверь на всякий случай заперла. Мало ли, что. Поднялась на колокольню, а там нет никого. Значит, правильно, что заперла. Потом грохот услышала, пришла посмотреть, что случилось.
Убийственная логика. Даже возразить нечего. Осталось только кое-что прояснить.
– Как ты на колокольню попала?
Мы что, обе упали в обморок и не заметили, как она прошла наверх? Даже, если в обморок, на этой лестнице вдвоем не разойтись.
– По стене поднялась. Тренируюсь иногда. Скалодром вот оборудовала.
Я только покачала головой и опять принялась шарить в пыли.
– Скажи нам, Катюша, – вкрадчиво пропела Люська. – А в трансформатор ты зачем полезла? Он же невысокий. Какой тебе интерес.
– Да так, поискать кое-что надо было. А вы что потеряли? – Катя попыталась сменить тему.
– Ухо от замка, – так же вкрадчиво продолжила Люська. – Мы же, деточка, пока ты, как граф Дракула, по стене лезла, дверь высадили.
– Это не так делается! – просияла Катя.
По-моему, она даже не обиделась. Достала из кармана магнит, пошарила над кучей мусора под ногами и выудила проушину.
– Ноу-хау! – гордо сказала она, убирая магнит. – Я часто разные железки теряю.
Мы, как смогли, восстановили запор на двери и отправились обедать. А ведь еще и покататься хотелось.
– Людмила, Раиса, как вы, отоспались? – приветствовал нас Александр.
– Мы церковь осматривали, – отмахнулась Люська. – Давайте ски-пасс для постоянных клиентов.
– Сегодня – пожалуйста! Как вам церковь?
– Великолепные росписи. То есть, были когда-то великолепные, – ответила я.
– Вот ящик для пожертвований на храм, – Александр указал на прозрачную коробку со щелью в крышке.
– А связь никуда не годится. То ловит, то нет, – добавила Люська.
– Хорошо, организуем сбор пожертвований на вышку сотовой связи, – на полном серьезе подхватил Александр. – Хотя лично мне связь не нужна.
– Вам некому звонить? – удивилась Люська.
– Некому, – глядя ей в глаза, ответил Александр. – Я у себя один. Один, как перст.
Я оставила их изъясняться намеками и пошла на склон. Погода хорошая, покатаюсь, пока не стемнело. На склоне резвились сноубордисты в количестве трех человек и Катя.
– А тебе доктор уже разрешил такую активность? – спросила я, когда мы встретились у подъемника.
– Доктор? – неподдельно удивилась Катя. – Какой доктор?
– Иванов, или, как его там? – спросила я, когда догнала ее в следующий раз.
– Ах, этот!
– Никакой он не доктор, – пояснила Катя перед очередным подъемом.
Я дождалась ее наверху и потребовала пояснений.
– Он водитель на скорой, – ответила Катя, помахав компании сноубордистов. – Только это секрет.
– От кого?
– От его дамы. Она думает, что Иванов нейрохирург. Ой, извините, у меня ученики по записи, – теперь Катя помахала семейству наших бывших соседей сверху.
Люська тоже пришла на склон. Такая вся томная и загадочная.
– Я пригласила Александра к нам на чай. Ты не против?
– Конечно, нет. Я так хочу спать, что сегодня мне даже семья со второго этажа не помешает.
Люська задумалась.
– Я тоже жутко хочу спать, но не отменять же приглашение. Человек может обидеться. Заварим кофе покрепче и немного поболтаем. Может, чего интересного расскажет.
– Например?
– Например, что Катя искала в трансформаторной будке и в провалившейся могиле?
– Если ты спросишь про Катю, он перекрестится пяткой и убежит. Беседуйте на нейтральные темы. Кстати, ты думаешь, что из той берлоги вылезла Катя?
– Думаю, больше некому. Во-первых, это не берлога. Медведь бы не стал укладываться спать возле церкви, куда вся деревня ходит поговорить по телефону. Это просто старая провалившаяся могила. Но и упырь среди бела дня оттуда вылезти не мог. На колокольню мы в этот раз поднялись быстро. Если бы кто-то шел от церкви сюда или в ту, другую деревню, мы бы его увидели. А никого точно не было. В церковь никто кроме Кати не заходил, мы бы услышали. Остается она. Спрашивается, что этот Апельсин искал в могиле?