
Полная версия
Врата тайны
– Зачем нас тогда пугать тут всякими законами и прочей ерундой?
Он был прав, мы надавили на них еще в самом начале разговора. Агрессивность Меннана была совершенно не к месту. Да, хороший план они с Зией разработали… Я решила окончательно забрать инициативу из рук нашего уполномоченного агента.
– Вы правы, в этом не было никакой пользы. Мы просто неверно поняли друг друга. Но у нас есть такая поговорка: «Все хорошо, что хорошо кончается». Надеюсь, мы разобрались с этим недопониманием и можем приступить к делу.
Не услышав возражений, я достала из сумки видеокамеру. Увидев ее, Незихе занервничала:
– Чегой-та такое?
– Это видеокамера. Я буду вас снимать, чтобы ничего не забыть потом из вашего рассказа.
– Кино што ль снимать будешь?
– Да, можно и так сказать.
Она закрыла лицо руками и отошла в сторону, словно я уже начала съемку:
– Убереги Аллах, не делайте кина.
– Да не волнуйтесь вы так, не будем же мы это по телевизору показывать, это мне так, для себя.
– Нет, не надо, не хочу такого. Не буду разговаривать с такой штукой.
– Не бойтесь, тетушка, – вступил Меннан, – ничего страшного нет, это просто такой фотоаппарат.
– Нельзя, – Незихе упрямо замотала головой, – Аллахом клянусь, нельзя. Не буду я с этой штучкой говорить.
Даже Серхат не выдержал ее капризов:
– Не упрямься, уважаемая, это же всего лишь камера.
– Нельзя, говорю же, Серхат, я, што, не понимаю ничего што ль? Я ж ищо в прошлом году с бородатым мужиком из телевизора разговаривать отказалась. Который потом ищо с прачкой Хасибе говорил.
Женщина была серьезно настроена против съемки.
– Ладно, давайте сделаем так, – сказала я, чтобы уладить проблему, – я вас саму снимать не буду, но голос запишу.
Незихе не спешила соглашаться, словно подозревала, что я пытаюсь ее обмануть:
– Не видно меня будет, значица?
– Нет, вас не будет видно, будет только голос слышен.
Она мне явно не доверяла, и я взглядом попросила помощи у Серхата. Тот сказал:
– Не волнуйтесь, Незихе. Не будет она вас снимать, слово дала.
– Ну ладна, хорошо тогда. – Тревога ее полностью не отпускала, она внимательно посмотрела на меня. – Но смотрите, ежели снимать начнете…
– Не начнем. Мы не имеем права вас снимать без разрешения.
– Нет моего разрешения, – повторила она, – не снимайте меня на штучку.
– Мы просто запишем ваш голос.
– На магнитофон?
– Да, на магнитофон.
Незихе согласно покачала головой:
– На магнитофон можна.
Я положила камеру обратно в сумку и вытащила диктофон. Наконец-то можно было приступать к работе. Я нажала на кнопку записи.
– Конья, отель «Рубин»…
Это был заголовок.
– Рядом с нами два свидетеля произошедшего: Серхат Гёкгёз и Незихе Бостанджиоглу.
Начала я с Серхата:
– Ваша должность?
– Начальник охраны нижних этажей.
– В момент пожара вы находились в отеле?
– Да, пил чай на стойке портье.
– Один?
– Да, один. Отель был на ремонте, на следующий день должны были прийти маляры. Нас в тот момент во всем здании пятеро было. Кадир, покойные Меджит и Хусейн и Незихе.
Женщина снова подтвердила его слова:
– Угу, пятеро нас было.
Я выключила диктофон. Никто не понял, зачем я это сделала, в глазах у всех читалось недоумение. Чего хочет эта иностранка? Я же объяснила свой план максимально простыми словами:
– Давайте зайдем внутрь здания. Будет понятней, если вы сможете сразу показывать, где все происходило.
В глазах Серхата читалось подозрение, и я поспешила подкрепить свою просьбу:
– Мы уже обговорили это с Зией-беем, он не против.
На тонких губах Серхата появилась льстивая улыбка:
– Для нас это не проблема. Но здание разрушено, как бы вам там не пораниться.
«Как бы вам там не пораниться» – мальчишка сделал особый упор на эти слова. Моего турецкого хватало, чтобы понять, что именно хотел сказать этими словами заигравшийся в мафиозо дурачок. Когда-то в Лондоне я была секретарем в турецкой фирме. Со мной работала Тюркан, удивительная женщина, которая обучила меня всем сленговым и матерным тонкостям турецкого языка. Редко кто мог с ней в этом сравниться, некоторые сотрудники даже говорили о ней в мужском роде. Она время от времени говорила мне: «Крошка, не считай, что ты овладела иностранным языком, если ты не можешь на нем материться». Ее вклад в мое свободное владение турецким был, пожалуй, даже большим, чем вклад моего отца.
Несмотря на то что я прекрасно поняла, что хотел сказать мудилка Серхат (слово «мудилка» я тоже узнала от Тюркан, среди турецких ругательств оно нравилось мне больше всего), мне пришлось дальше разыгрывать роль глупой английской женщины.
– Благодарю вас за то, что вы так обо мне заботитесь, – с улыбкой сказала я ему, – вы очень милы, но я привыкла ходить по таким местам. Специфика работы. Если вы не возражаете, продолжим наш разговор внутри.
Я решила не миндальничать с Незихе, что грозило бы новыми препирательствами, и направилась прямо внутрь. Слава Богу, она пошла за мной. Но, переступив порог, остановилась. Провела взглядом по всем нам и произнесла:
– Фатиха во имя погибших, да будет милостив к ним Аллах.
Незихе и Меннан принялись тихо шептать молитву по-арабски. Серхат слов, очевидно, не знал, но губами шевелил. Я же ограничилась тем, что аккуратно подняла руки с раскрытыми ладонями на уровень груди. Молитва была короткой, скоро они хором три раза произнесли «Аминь», провели ладонями по лицам и на этом закончили.
Я добавила:
– Пусть покоятся с миром…
Мы аккуратно, следя за каждым шагом, чтобы не наступить на осколок стекла или металлический штырь, начали двигаться по пепелищу. Когда мы зашли в лобби, Меннан грустно вздохнул:
– Как же жалко! Что же стало с прекрасным отелем…
Он показал на груду железяк, которая, по моему предположению, раньше была стойкой портье, и сказал:
– Сколько же раз я здесь бывал! Помню, в последний раз тогда, когда приезжал мистер Саймон. – Посмотрев на меня, он пояснил: – Ему очень нравилось, как готовит местный повар, поэтому всякий раз он останавливался именно здесь. – Меннан снова окинул взглядом лобби: – До чего же все-таки жалко!
У меня не было времени, чтобы выслушивать стоны нашего агента. То ли уличная жара, то ли лезший мне в нос пепел, то ли раздражавший легкие запах горелого пластика, то ли все перечисленное вместе затрудняло дыхание и не давало спокойно думать. Я включила диктофон и направила его на Серхата:
– Итак, где именно вы находились в момент пожара?
Вместо ответа он показал рукой на что-то над нашими головами и сказал:
– Давайте отойдем в сторону, тут люстра висит, глядишь, сорвется еще.
Действительно, прямо над нами висела огромная закопченная люстра с взорвавшимися из-за жара лампочками. Серхат был прав, она вполне могла рухнуть на нас. Мы отошли немного правей.
– Думаю, здесь вполне безопасно, – я снова вернулась к опросу. – Итак, где вы находились в момент пожара?
Он показал рукой направо, словно никакого пожара и не произошло и лобби по-прежнему было в целости и сохранности:
– Вот здесь, где стулья.
На месте стульев теперь была загустевшая лужица пластика с прилипшими к ней металлическими прутьями.
– То есть прямо напротив стойки регистрации. Как вы заметили, что что-то начало гореть?
Он рассмеялся так, словно я сказала что-то смешное.
– А как тут не заметить! Звук был, будто бомба взорвалась.
Я уже читала об этом в полицейском отчете, но захотела, чтобы он рассказал мне все сам:
– А что взорвалось?
– Ведра с краской.
– Зачем в отеле нужны были ведра с краской?
– Я же рассказывал, отель был на ремонте. На следующий день должны были прийти маляры, ведра с краской для них сложили в одной комнате. И они все загорелись. Взрыв был такой силы, что я подпрыгнул вместе с креслом, на котором сидел. Стаканчик чая выпал у меня из рук и разбился на мелкие осколки.
Я повернулась к Незихе:
– А где вы были в момент взрыва?
Мой вопрос застал ее врасплох:
– Я… Я што ль?
– Да, вы. Вы же тогда были в отеле…
Она отвела свои карие глаза в сторону:
– Да, в отеле… В гладильной, с покойными Меджитом и Хусейном. Кадира с нами не было. Мы тогдась там все пленкой закрывали, штоб имущество краской не закапали наше.
– Как вы заметили, что начался пожар?
Ее глаза, прежде отведенные в сторону, наконец-то смотрели прямо на меня – ей удалось побороть робость.
– Меджит запах-то почуял. «Горит что-то», – сказал. Ну мы с Хусейном-то сначала не поняли, о чем там он, а потом и сами почуяли. Меджит, да будет милостив к нему Аллах, молодой был, горячий, предложил: «Пойдем посмотрим, что там?» И вот только они с Хусейном в соседнюю комнату дверь открыли, как началось светопреставление. Словно земля пополам разломилась да наизнанку вывернулась. Сверху на меня все посыпалось. Меджит и Хусейн-то сразу, видно, с жизнью расстались, а меня дверью придавило, если б не она, меня бы тут не стояло.
– А как вам удалось спастись от пожара?
На лице у Незихе было выражение смущения, она одновременно радовалась и стыдилась тому, что осталась в живых.
– Меня-то Кадир спас. Услышал взрыв, прибежал, взвалил на закорки и вынес из пламени.
В официальном отчете таких подробностей не было. Я решила уточнить:
– Кадир Гемелек? Тот, которого ранило?
– Угу, Кадир, начальник наш. Он же мне эту работу нашел. Храни его Аллах, очень хороший человек. Если б не Кадир, я бы вместе с Меджитом и Хусейном сейчас бы перед троном Всевышнего стояла.
– Кадир был ранен. Это случилось, когда он тащил вас на спине?
– Не знаю, госпожа, – Незихе опустила голову, – я без сознания была, ничего не видела.
Меня тронуло, что женщина на двадцать лет старше меня, чтобы показать уважение, называет меня госпожой. Она начинала мне нравиться.
– Нет, его ранило позже, – в разговор вмешался Серхат. – Кадир вытащил Незихе наружу и снова вошел в горящее здание. Вот тогда он и пострадал.
– То есть вы видели, как Кадир вынес Незихе наружу?
– Да, я даже сказал ему, чтобы он не пытался войти обратно в отель. Но он ответил только: «Займись Незихе, я вытащу Мед-жита и Хусейна».
– Кадир – храбрейший человек, – к нам присоединился Меннан. – Я так говорю не потому, что он был моим другом детства, а потому, что у него действительно большое и смелое сердце.
Его голос дрожал, он был будто сильно взволнован. Или мне просто казалось? Нет, он действительно очень волновался. Его глаза увлажнились, и вниз, в пепел и грязь пожарища сорвались две слезы.
Я оставила нашего агента наедине с его чувствами и вернулась к Серхату:
– А чем вы занимались в это время?
Я не собиралась его ни в чем упрекать, но он воспринял мой вопрос как обвинение:
– А что я мог делать? Я помогал Незихе. Она была ранена в голову, все лицо было в крови.
– Угу, – еще раз подтвердила его слова Незихе, – все лицо в крови было.
– То есть вы не стали сразу вызывать пожарных?
– У меня голова пошла кругом, такое ведь не каждый день случается…
Меннан наконец-то успел вмешаться в разговор:
– Говори прямо – запаниковал.
– Да, запаниковал. Чего такого-то?! Посмотрел бы я, как ты себя повел на моем месте.
Я не позволила перепалке снова разгореться:
– Когда вы позвонили в пожарную службу?
– Как только пришел в себя, я им позвонил. Это произошло довольно быстро. Незихе как раз очнулась.
– Но в отчете указано, что вы позвонили только через час после начала пожара.
Он сильно нахмурил свои тонкие брови. На лбу его выступили такие же большие капли пота, как выступали у Меннана.
– Потому что, – он громко сглотнул, – потому что взрыв произошел уже после начала пожара.
Хотя мне известны были все подробности произошедшего, я изобразила на лице удивление и уточнила:
– Вот так вот? А я даже и не знала.
Меннан знал, что я прочитала все отчеты о произошедшем, заметил мою ложь и смерил меня недоумевающим взглядом. Я подумала, что сейчас он скажет что-нибудь, что собьет Серхата и поможет ему выпутаться, но, к моему удивлению, этого не случилось. Он промолчал и не помешал допросу.
– Конечно, – продолжал Серхат, уверенный, что делает важное дело. – Пожар начался в кладовке. Она находилась рядом с комнатой, где были сложены ведра с краской. Проводку замкнуло, загорелся ковер, потом занавески, потом покрывала, а затем уже огонь перепрыгнул в прачечную, где была сложена краска. Ведра загорелись и рванули. То есть комната, в которой начался пожар, и комната, в которой взорвались ведра, это две разные комнаты. Пока огонь разгорался и перебирался из одной комнаты в другую, прошло довольно много времени. Пожарные записали именно время начала пожара, а потом пожаловались, что мы им поздно сообщили.
– А вы не чувствовали никакого запаха? Перед тем как произошел взрыв?
– Нет. Как я мог что-то почувствовать? Пожар был на этаж ниже.
Ага, он начал терять самообладание. Стоило еще немного поднажать, чтобы он разозлился и выдал мне все, что пытается сейчас скрыть.
– Ну не знаю, через вентиляцию мог запах пройти.
Он решительно возразил:
– Нет, я не чувствовал никакого запаха.
– А вот еще интересно, что пожарные приехали с большим опозданием.
В глазах Серхата заиграли гневные огоньки:
– Я что, виноват, что в тот день в Конье были пробки?!
– А я вас ни в чем не обвиняю, – ответила я спокойно, – просто стараюсь понять, как все было. Поэтому хочу узнать все детали: как, когда, что происходило.
Затем внимательно посмотрела на его залитое нервным потом лицо.
– Что вы сделали после того, как позвонили пожарным?
– Я позвонил в скорую и сказал, что есть раненые.
Мне было уже известно, что Кадира спас не Серхат, но все же спросила:
– Вы вытащили Кадира из здания?
Его глаза затуманились:
– Нет, не я, его спасли пожарные.
– То есть вы оставались снаружи, пока он был внутри?
Он спрятал от меня глаза и сказал то, во что не верил сам:
– Я не мог оставить Незихе одну.
– Скажи прямо, струсил, – несмотря на все мои предупреждения, в разговор снова встрял Меннан. Он собирался снова свести все к перепалке и сбить меня с правильного пути.
Удивительно, но Серхат не стал с ним спорить, а начал оправдываться:
– Я старался войти внутрь, но огонь был слишком сильным, я не смог…
– А пожарные смогли! – сказал Меннан, все больше раздражаясь. – Вошли вместо тебя внутрь, вытащили нашего Кадира живым. А если бы ты пораньше зашел, может, с ним сейчас все было бы значительно лучше.
Серхата в угол зажали.
– Это их профессия… Откуда мне знать, как правильно спасать людей из огня?
Меннан посмотрел на него, как на слизня:
– Понятно с тобой все. А еще мужиком себя называешь.
Эти слова были последней каплей. Серхат сорвался и полез на Меннана.
– Ты чё вообще несешь? – заорал он. – С чего я не мужик? Меня сейчас только уважение к твоему возрасту держит, но это ненадолго!
Меннан не отступил. С неожиданным для его комплекции проворством он, словно бойцовый петух, подскочил прямо к слетевшему с катушек парнишке:
– Чё ты тут? Ты давай тогда не языком мели, а показывай, чё реально можешь!
Промедли я хоть еще немного, началась бы драка.
– Вы совсем охренели, что ли? – сказала я негромко, но эффектно.
Для них обоих было неожиданностью услышать турецкий сленг от англичанки посреди Коньи.
– Ну-ка, быстро успокоились, – добавила я.
Меннан пробормотал что-то невнятное, но мне было не до него. Я повернулась к Серхату:
– Послушайте меня, Серхат-бей. Если вы будете честно отвечать на мои вопросы, то оставайтесь, если собираетесь юлить, то лучше уходите отсюда. Остальное мне придется узнавать у Зии-бея.
Услышав имя Зии, Серхат разжал кулаки и опустил плечи.
– Прошу прощения, – сказал он, пряча глаза, – я не виноват в случившемся, но все почему-то настроены против меня. Даже Зия-бей. Ну как мне было понять, что в кладовке начался пожар? Я сделал все, что мог. Я позвонил всем, кому мог. Что мне еще было делать? Я сказал Кадиру, чтобы он не заходил, но он пошел. А что, если бы я тогда пошел за ним внутрь, а потом умер?
Это была вспышка искренности… Сгоревшее лобби, удушающая вонь – все это тяжело действовало на всех нас.
– Успокойтесь, – я снова попыталась утихомирить всех вокруг, – если мы будем кричать друг на друга, то в итоге ни к чему не придем. Давайте будем спокойно слушать друг друга.
Но возражение на этот раз пришло не от мальчишки, а от мягкого, казалось бы, Меннана.
– Как вы мне прикажете здесь успокоиться, мисс Карен, – сказал он с налитыми кровью глазами, – если этот человек оставил моего друга на верную погибель!
Теперь я ясно поняла, что он хочет саботировать допрос.
– Прекратите, Меннан-бей! – заорала я на него. – Сейчас мы уже ничего не можем сделать для вашего друга. Я стараюсь спокойно проводить опрос. Пожалуйста, держите ваш язык за зубами, а если вы с этим не справляетесь, то, будьте добры, подождите снаружи.
Меннан покраснел, как помидор, но никуда не ушел. Зия, видимо, сказал ему ни в коем случае от нас не отлучаться. А я снова повернулась к Серхату:
– Итак, Серхат-бей, на чем мы остановились…
– Нет, – возразил он решительно, – больше я с вами разговаривать не хочу. – Он указал на Меннана: – Если я тут еще немного побуду, то у кого-то точно будут неприятности. А Зие говорите что хотите.
Серхат развернулся и пошел прочь. Я расстроенно смотрела ему вслед. Он прошел несколько шагов, обернулся и сказал растерявшейся Незихе:
– Вы идете, уважаемая?
Незихе взглянула на меня, спрятала глаза и спешно сказала:
– Угу, иду. Иду, да.
13
«Как сладостная жизнь, намерен ты уйти…»
Я так и осталась стоять посреди пожарища с диктофоном в руке. Жар вокруг будто нарастал, вонь все усиливалась и словно раздирала мне носоглотку, а кусочки пепла, залетавшие в ноздри, затрудняли дыхание. Я бросила злой взгляд на Меннана, забыв даже вытереть пот со лба.
– Поздравляю, – сказала я, задыхаясь от гнева, – вы добились своего. Опрос закончился, не успев начаться.
– Но… Но я совсем этого не хотел!
Слушать его дальше я не собиралась:
– Будьте добры, прекратите оправдываться.
Я опасалась, что вряд ли смогу себя сдержать, если разговор продолжится, начну на него орать, задам напрямую вопрос о делишках, которые он проделывает с Зией, и вылью на него весь ушат своих подозрений. А потому развернулась и пошла к выходу.
– Погодите, мисс Карен, – он догнал меня, – послушайте, я прошу прощения, если что-то сделал неправильно. Но вы видели эту скотину по имени Серхат. Он как вылез из машины, так начал меня задирать.
Я даже не повернулась к нему.
– Вы напрасно что-то объясняете. Я больше не собираюсь обсуждать эту тему.
– Но…
Меня выручил телефонный звонок. Я не дала Меннану шанса закончить реплику и достала телефон. Звонил Найджел. Поблагодарив его мысленно, я ответила.
– Алло, Найджел… Алло, привет!
Я продолжала идти вперед, надо было как можно скорее выбраться с этого пепелища.
– Привет, дорогая. Как дела?
– Ну так себе, – ответила я ему.
Краем глаза посмотрела на идущего за мной в паре шагов сзади Меннана. Пусть даже он знает английский, какая уже разница, буду жаловаться в открытую.
– Стараюсь работать, а мне палки в колеса вставляют.
Найджел сразу понял мой тон:
– О-па, мы нервничаем. Ну-ка, кто обидел мою тигрицу?
– Ладно, ничего страшного… А ты чем занимаешься?
Он перешел на заговорщицкий шепот:
– Я читаю стихи.
Я не поверила тому, что услышала. Мой Найджел сейчас сидел в своем кабинете в больнице на Харли-стрит и переворачивал страницы поэтического сборника?!
– Но ты же не любишь поэзию! – только и смогла сказать я.
– Это почему ты так решила?
– Ты никогда не читал мне стихов…
Он ненадолго замолчал, пытался вспомнить.
– Ты уверена? Разве не читал?
Я с упреком ответила:
– Если бы читал, я бы не забыла. Я же прекрасно помню первый цветок, который ты мне купил, первый подарок, который подарил.
– Хм, это, конечно, большое упущение, – он вздохнул, – но то, что я не читал тебе стихов, совсем не значит, что я их не люблю.
Сложно было поверить, что все это Найджел говорил всерьез.
– Постой, ты что, опять шутки шутишь?
– Ну что ты мне все никак не можешь поверить? Я действительно читаю стихи. У меня сегодня только утром была операция, весь остальной день я свободен. Вот, сижу в своем кабинете, закинув ноги на стол, и читаю книгу.
– Какую книгу?
– Избранные стихотворения.
– Ну это понятно. А автор кто?
Найджел на секунду замолк.
– Погоди, сначала я прочитаю тебе стихотворение, – произнес он таинственно, – может быть, ты сама догадаешься, кто его написал.
Это была абсолютно абсурдная ситуация. Всего несколько секунд назад я выясняла отношения с нашим агентом Меннаном, а теперь собиралась послушать, как нежный голос моего мужчины в Лондоне читает стихи. Да еще мне надо было угадать поэта! Найджел бы, конечно, не обиделся, если бы я попросила его перезвонить попозже. Но он был в таком чудесном расположении духа, стихи напомнили ему про меня и, очевидно, растрогали. Останови я его сейчас, он бы уже утратил это легкое любовное настроение. А мне этого не хотелось.
– Хорошо, – ответила я ему, стараясь сохранить утекающую бодрость, – я послушаю. Только погоди минутку. Я сейчас стою прямо на пожарище, надо выйти отсюда наружу. Хочу слушать, как ты читаешь стихи, и смотреть на небо.
– Ого! – воодушевленно воскликнул он. – Значит, хочешь на небо смотреть! Вот и сама уже стихами заговорила.
– Не говори глупостей. В этом ужасном месте даже самые прекрасные стихи мира вряд ли бы произвели впечатление на кого бы то ни было… Не считая, пожалуй, каких-нибудь страшных готических сочинений.
Найджел громко рассмеялся:
– Ты прелесть, Карен! Я так люблю тебя за то, что даже в самые сложные моменты жизни ты не перестаешь шутить.
– Только за это?
– Нет, конечно! Еще за то, какой дикой ты становишься, когда злишься. Глядя на тебя спокойную, такого ожидать сложно. А еще за то, что ты очень страстно целуешься. А еще за то…
– Ну все, все, хватит…
Я наконец-то выбралась из царства удушающей жгучей вони и сделала свободный глубокий вдох.
– Видимо, ты наконец-то вышла на улицу, – догадался мой умный мужчина. – Ну что, видишь небо?
На самом деле, прежде чем подняться к небу, мой взгляд пробежался по улице и зацепился за уезжающий вдаль синий «мерседес». Я перевела глаза на Меннана и своим видом дала ему понять, что вот он, результат его самодеятельности, – поднимает пыль в конце улицы. Он виновато уставился на землю.
Я отошла подальше и ласково проговорила в трубку:
– Вижу. Голубое-голубое, кое-где плывут облачка. Не поверишь, но одно из них напоминает твое лицо.
Найджел ответил мне звонким смехом:
– Как белое облачко может быть похоже на лицо негра?
Ему очень нравилось называть себя негром. Особенно в присутствии чопорных лондонцев англо-саксонского происхождения.
– Ну не цветом же оно похоже, а формой.
– Ай, да все одно. Видимо, ты очень скучаешь по Англии… Но, кстати, сегодня твой голос звучит намного лучше.
– Намного лучше? – я удивилась.
– Ну да, – сказал он голосом человека, которому стоит доверять, – конечно, ты звучишь немного раздраженной, но прошлой ночью ты казалась чем-то раздавленной. Была похожа на одинокого, оставшегося без родителей ребенка.
До чего же хорошо он меня знал!
– Сейчас же я слышу сильного взрослого, который точно знает, чего он хочет, но злится из-за того, что это не удается получить, – пояснил Найджел.
В его тоне чувствовалось осуждение. Время от времени он ругал меня за то, как сильно я отдаюсь своей работе. «Расслабься, – говорил он, – не трать столько времени и сил. Ни к чему лезть из кожи вон. Мы были созданы не для того, чтобы работать, а для того, чтобы радоваться». Я признавала его правоту, но посвящать себя работе меньше не могла. И сегодня все было ровно так же. Я вступила в смертельную схватку из-за расследования, которое успела проклясть еще вчера, потому что оно привело меня в Конью. Найджел был прав, не следовало придавать всему такую важность. Но, с другой стороны, я должна была выполнить задание… Вероятно, следовало все же установить определенные границы.
– Что случилось, почему ты замолчала? – раздался голос Найджела в трубке. – Расстроилась?
– Нет, котик, с чего мне расстраиваться? Ты все правильно говоришь. Я замолчала, потому что жду, когда ты начнешь мне читать стихи.