bannerbanner
Алиса видит сны
Алиса видит сны

Полная версия

Алиса видит сны

Язык: Русский
Год издания: 2024
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
8 из 9

Как думаете?

Алиса:

Значит, нормальный человек – это тот, кто может позволить себе жить, если внешние обстоятельства ему не мешают.

Елена:

А что происходит, если внешние обстоятельства мешают?

Он остаётся нормальным?

И что значит внешние обстоятельства в вашем понимании?

Алиса:

Думаю, да. Концлагерь – внешнее обстоятельство. Чужое физическое и психологическое насилие тоже… Любое ограничение свободы, которое идёт извне.

Елена:

А какие обстоятельства в вашем случае? Когда в вашей жизни было ограничение свободы извне, психологическое или физическое насилие? Я не имею ввиду прямо сейчас, а предлагаю посмотреть в широком смысле, в течение всей жизни? Ведь если даже брать наш пример с узником, многие люди после лагерей долго не могли жить как хочется, уже не потому, что их заперли в концлагерь, но потому что оставались запертыми в душе, в мыслях, в своей голове. Скажите, что вам первым приходит в голову на это? Даже если вы подумали о какой-то простой ситуации, это всё равно может привести к чему-то.

Алиса:

Моя мать закончила в психушке. Её заперли там против воли, хотя под конец она уже не сопротивлялась. Мне казалось, что ей всё равно. Там она покончила с собой… Я не хочу закончить также. Мне нужно ограничивать себя во всём, ничего не хотеть и ни к чему не стремиться, чтобы никогда не быть на виду. Только так никто не заметит, что со мной не всё в порядке. Также, как и с ней…

Елена:

Расскажите о матери, как все это происходило, что вы видели тогда, что знали о ней, и как это узнавали?

Алиса:

Я бы не хотела о ней говорить. Все мои воспоминания из детства, когда мы жили вместе, расплылись в одно большое невнятное пятно. Приходя домой, я никогда не могла понять, нахожусь я в трипе или в реальности… Поэтому сейчас память совсем подводит, а я не стремлюсь её оживлять.

Однозначно могу сказать только одно – у моей матери были проблемы с головой. Наверно, такие же, как и у меня.

Но поняла я это только со временем, когда уже переехала в этот город.

Елена:

Понимаю, это наверняка тяжело и сложно для вас. Я надеюсь, вы сможете рассказать о матери, когда будете готовы. Самые сложные проблемы обычно берут корни в прошлом и часто ведут к нашим родителям, так что я думаю, это могло бы в будущем помочь вам найти ключ к решению своих проблем.

Давайте обратимся пока к тому, о чем вы готовы говорить. Вы сказали, что нужно ограничивать себя, ничего не хотеть, ни к чему не стремиться для того что бы никто не заметил в вас что-то не то. А как вообще другие могут заменить, что вы не в порядке? Как они это определят?

Алиса:

Когда я возвращаюсь, я не знаю, что делала и говорила всё время отсутствия. Если меня на этом поймают, не сложно будет догадаться, что со мной что-то не так…

Елена:

А как это зависит от того, чего хотите, например? Скажем, если хочется съесть яблоко, допустим даже не обязательно вы его едите, но хочется, разве это хотение может повлиять на то, что заметят или не заметят другие люди?

Алиса:

Смотря где это яблоко лежит. Главное – никогда не быть на виду…

Елена:

Но разве само по себе хотение, желание чего-то всегда отражается внешне? Можно ведь хотеть на пляж, но сидя дома на диване, просто мечтать об этом для начала. Или хотеть то же яблоко, когда его нет. Просто думать об этом, вы можете себе позволить?

Алиса:

Вчера. Кажется, я впервые позволила себе чего-то хотеть вчера. Раньше мне казалось, что у меня нет желаний.

Елена:

Живой человек на самом деле вряд ли может совсем ничего не хотеть, а если пытается не хотеть, то ему обычно становится только хуже. Я рада, что у вас получилось себе позволить это. Или вернее будет сказать – заметить свои желания? Как вам было хотеть? Тяжело ли? Приятно? Тревожно?

Алиса:

Да, наверно, я просто никогда не обращала на них внимание. Захотеть впервые было… Больно, пожалуй, это верное слово. Но вместе с тем, хм, это будто немного приблизило меня к миру людей, ведь желания – это нормально. Приятно хоть в чем-то быть нормальной. Помечтать…

Нет, скорее просто очень больно.

Елена:

О чём эта боль для вас?

Алиса:

О том, что я не могу получить желаемое. Что между мной и нормальным миром непробиваемая стена, которую не перелезть.

Елена:

Вы уверены в том, что этого никогда не произойдет?

Алиса:

Я хотела бы верить, что однажды я проснусь нормальным человеком…

Елена:

Но… не позволяете себе?

Алиса:

Сейчас это выглядит совершенно невозможным.

Елена:

Но вы всё-таки здесь, и мы общаемся, вы начали пытаться собирать свои пазлы-кусочки. Я думаю, вы как раз сейчас двигаетесь к тому, чтобы, если не перелезть через эту стену, то найти в ней дверь. И вы уже сделали свои первые шаги. Кроме того, неожиданно проснуться изменившимся и правда вряд ли получится – что бы человек не хотел в себе поменять, все изменения в голове происходят обычно очень медленно и постепенно. Но это не значит, что совсем невозможно однажды оглянуться на пройденный путь и увидеть, насколько близкой стала цель. Скорее наоборот, многое реально, просто требует определенных усилий. Иногда очень больших, если ваша стена длинная и прочная, или если до этого пытаться пробить её, вместо поиска выхода, или хотя бы подходящей лестницы.

Алиса:

Я готова на многое, лишь бы найти эту дверь или лестницу…

Елена:

Попробуйте позволить себе действительно хотеть этого, мечтать об этом, верить в это хотя бы отчасти. Мне кажется, это может стать поддержкой и большим шагом на вашем пути. К тому же это не должно само по себе приносить трудности, ведь ваши мысли и желания не смогут как-то увидеть другие люди. Думаю, вы уже где-то глубоко внутри себя верите и надеетесь, что всё изменится, иначе бы мы вряд ли с вами встретились.

Алиса:

Я…могу попробовать. Наверно…

Елена:

Попробуйте, может быть, не сразу, но думаю, у вас должно получиться.

Скажите, как вы сейчас думаете, нужно ли и обязательно ли вам ничего не хотеть, как вы говорили до этого?

Алиса:

Наверно, желания – это ещё один кусочек моего пазла. И я хочу, чтобы он остался со мной, даже несмотря на всё сопутствующее. Кажется, я даже не смогу от него отказаться…

***

Субботнее утро выдалось странным. Я сижу у раскрытого окна, из которого дует холодный ветер и треплет мои волосы. Комнату заливает яркий солнечный свет. В его лучах мне почти тепло. Я смотрю на телефон и улыбаюсь.

Позволить себе улыбнуться порой так сложно. И одновременно это самоё лёгкое препятствие, которое я прошла. Как в жаркий день вступить в ледяную воду – на берегу тебе холодно и хочется всё бросить. Но как только долгожданная прохлада касается ног, и невыносимый зной отступает, не хочется останавливаться.

Жара в ноябре, как только в голову пришла…

Я смотрю на сообщение от Максима, которое пришло во время сессии. Мне тревожно, страшно, больно.

И мне потрясающе хорошо! Комок тепла внутри разгорается до величины этого самого летнего зноя. Он проходит по сжатым в спазме внутренностям, по спешащему выпрыгнуть сердцу, по мечущейся в ужасе голове – и расслабляет всё, чего касается. И вот последним комок тепла касается губ. Улыбнуться так легко…

Я ещё не открывала, не читала текста. Моё тело реагирует на его возвращение в переписку. Моя душа снесла стены чулана, и в губах улыбается именно она.

Да, сносить стены я бы хотела у неё научиться.

Стоило бы ещё немного оттянуть, задержать в последних солнечных лучах этот краткий момент затишья. Стоило бы, но я не могу. Ещё мгновение, и тревожность разрушит баланс, перегнёт чашу весов, как делала всегда.

Максим: Без тебя в кабинете пусто. Мне кажется, что я сижу там один, и впервые это не радует.

Алиса: Тише меня были только мыши.

Максим: Я слушаю, как люди думают, а не ту чушь, которую порой несут. А в этом плане нашим коллегам нечем похвастаться)

Алиса: Если ты умеешь читать мысли, ты ещё опаснее, чем кажешься.

Вроде это была шутка, но меня пробирает неприятный холодок. Тут же вспоминаются глаза-скальпели, которые резали и читали меня, как открытую книгу. При одном воспоминании о них мир слегка плывёт и размывается. Сжимаю телефон крепче, будто надеясь за него удержаться в реальности.

Максим: Говорит мне девушка, носящая свою маску так ловко, что почти никто не видит зазора между ней и лицом. По слишком выверенным нотам ты играешь свою роль. Не прибедняйся, Алиса. Мы уже год сидим в одном кабинете, у меня было время прислушаться. Ты сама прекрасно читаешь людей вокруг.

А вот у меня совершенно не было. Тысяча брошенных украдкой взглядов, миллион мыслей, которые я запрещала себе думать, не дали мне и крупицы информации. Не стоит думать обо мне слишком хорошо… Для меня это тоже опасно.

Алиса: Я не читаю тебя.

Максим: Один тихий омут нашёл другой. Мне нравится гораздо больше, когда мы не молчим.

Алиса: Мне тоже.

Пальцы окончательно предали меня. Пальцы, сердце, кто ещё в сговоре?!

Блокирую телефон и хочу снова спрятать его в ворохе ткани, в сундуке, на дне моря. Где Кощей прятал свою смерть. Я бы спрятала сердце – для меня это почти равносильно.

Новое сообщение оживляет технику в моих руках. Кому я пытаюсь врать? Сейчас мне не остановиться.

Максим: Когда ты вернёшься в наш кабинет?

Даже простой вопрос звучит как обещание. Ведь я могу помечтать? Ведь мы можем просто дружить. Очень аккуратно дружить…

Алиса: Во вторник.

В ответ он молчит очень долго. Слишком долго по меркам крохотных Вселенных, которые агонизируют сейчас у меня в голове. Стараюсь отвлечься, но на деле просто закрываю глаза, ощущаю, как солнечные блики скользят по лицу и нервничаю. Быть на солнце – это всегда так тревожно?

Пять минут спустя я не выдерживаю. Сначала сама тянусь к телефону, но любое сообщение без его вопроса кажется излишним. Глупым, способным разрушить нашу невидимую магию. Поэтому я пихаю телефон в карман и иду одеваться.

Моя самая нелюбимая часть выходных, к счастью, не каждых – поход в магазин. Как бы было здорово, если бы продукты сами появлялись на моих полках… А разобраться с сервисами доставки у меня никогда не доходят руки. Поэтому я всегда закупаю самый скудный набор. Макароны, крупы, растворимые супы – их хватает надолго.

Но сегодня я отойду от этой схемы. Сегодня я куплю "настоящей" еды и попробую приготовить… Звучит дико, моя кухня ужаснётся и не переживёт. Красные цветы на скатерти позакрываются, чтобы не лицезреть этот кошмар. Будет весело.

Такое нормальное приключение для совершенно ненормальной меня.

Я не ищу рецептов заранее, хочется положиться на волю случая. В предвкушении я даже забываю о том, что Максим молчит уже десять минут к ряду. Кажется, разговоры с Еленой действительно хорошо на меня влияют. Сегодня Алиса будет не психичка, а обычный криворукий кулинар.

Короткий выход на улицу пугает меня гораздо меньше. Преодолеть семь этажей, забежать в соседний дом, схватить всё, на что упадёт взгляд и вернуться. Тут можно даже не считать шагов. Хотя я знаю, что их сорок пять.

Закрываю дверь, отрезаю путь к отступлению. Еду на лифте почти спокойно, и даже скрип не отдаёт набатом внутри. Сжимаю в руке телефон, надеясь не пропустить следующее сообщение.

Толкаю дверь подъезда, она протяжно звенит в ответ на мои действия. Выхожу под яркое ноябрьское солнце. Оно кажется чуть ярче, чем обычно бывает в это время года. Даже из окна не было таким жёлтым…

А потом краски резко идут вверх, почти ослепляя меня. И тьма тут же сжирает картину перед глазами. Я падаю.

Глава 11. Алиса спускается ниже (3-4)


Прихожу в себя на знакомой пыльной дороге, в кровавых сумерках. Кажется, до конца своих дней теперь я буду рисовать в тетради только эту картину, но так и не смогу передать весь ужас этих красок. Они бы свели меня с ума, если бы я не уже…

Сложно, чертовски сложно сказать, где иллюзия. Быть может, Алиса, сидящая в своей крохотной квартире и мечтающая о вкусном обеде, рисующая в пыльной тетради – просто мой далёкий, спокойный сон. Ведь должна я когда-то спать и видеть хорошие сны?

И все разговоры с психологом о безумии моей матери, невысказанные слова про отца, о котором я даже говорить-то боюсь – это спасительная игра сознания. Как бред умирающего, белый туннель, попытка ухватиться за последнюю соломинку, чтобы не потонуть в агонии панического "настоящего".

Пыль забивает нос, и дышать становится тяжелее. Поднимаюсь с колен, даже не пытаясь их отряхнуть. Снова отвесная скала справа, снова чернеющий обрыв по другую руку, и дорога, уходящая во тьму. Впервые думаю, что моя та, другая жизнь, не так уж плоха.

Я совершенно одна. И я должна идти.

Дэмиан так убеждал меня в этом, что сомнений уже не возникает – промедление тоже смерть. Но и в движении нет жизни.

Робкая надежда, что я встречу его впереди, ещё теплится. Он столько раз помог мне, а я не смогла в тот единственный момент, когда должна была. Не так важно, человек он или нет – если я встречу его, то сделаю всё, что смогу.

Если Дэмиан ещё жив…

От этой мысли тоже стало пусто.

Я никогда не мучилась своим вынужденным одиночеством. И никогда раньше не могла подумать, что другие люди, их отсутствие в моей жизни, заставит испытывать такие странные, неприятные чувства. Пустота внутри тоже бездна, но она не смотрит и не пугает, просто медленно откусывает от моей худой души кусок за куском.

И вот я одна, побитая, с зияющими дырами внутри, опять иду по этой дороге. Максимально беззащитна, укрытая лишь неожиданным для меня желанием выжить во что бы то ни стало. Оно стучит в висках и не позволяет сдаться, как бы страшно ни было. Оно мой единственный и дырявый щит.

Сверху падает первая капля дождя. Стараюсь не обращать внимание на её цвет и запах. В животе урчит от голода, и металлический привкус, которым отдаёт всё вокруг, будет очень не к месту. Шарю рукой по спине и нахожу капюшон – впервые замечаю, что я в той же одежде, в которой была там, в другом мире.

В старой серой куртке, которую накинула, чтобы сбегать в магазин в соседнем доме – вот, что здесь действительно выглядит и ощущается нереальным. Обычная одежда обычного мира. Далёкого и совсем не моего.

Затягиваю капюшон туже, дует промозглый ветер и дождь за мгновение превращается в ливень. Стена воды скрывает от меня и горизонт, и обрыв. В сгустившейся тьме я прижимаюсь ближе к скале, но иду всё равно медленно. Воспоминания о чужих взглядах ещё живы. И хотя в этот раз я не чувствую ничего подобного – здесь можно ждать чего угодно.

А самое ужасное – в такую погоду я не услышу приближающегося топота. Охота, которая не сбивается с моего следа, как бы глубоко в бездну я не спускалась. Кажется, она гонит меня вперёд, как зверя, в расставленную ловушку. Потому что здесь только одна дорога, и я боюсь даже думать о том, что ждёт меня в её конце.

Жалею, что не спросила у Дэмиана, где мы. Ведь он точно знал, а я, наоборот, знать боялась. И виной тому была не надежда, что я не окажусь тут вновь, а отупляющее безразличие к происходящему. Я так привыкла прятаться и бежать, что было совершенно неважно, где это делать.

Всегда одни и те же действия, схемы. Мой личный набор выживания, который в последнее время подводит меня всё чаще. И эта странная дорога из кошмаров – первое место, которое должно было научить меня мыслить иначе. Должно было?

С каждым шагом дождь продолжает усиливаться, и я прикрываю голову руками. С неба сыплются колючие льдышки, и я буквально чувствую, как они раздирают рукава куртки, оставляют на теле крохотные синяки. Идти становится больно, и я хочу повернуть назад.

Зайти за границу непогоды и, если не переждать её, то хотя бы получить передышку. Набраться сил, чтобы попробовать снова… Но кому я вру, ведь я одна? По доброй воле я не смогу себя заставить пойти сюда вновь.

Одежда давно вымокла и потяжелела настолько, что мешает идти. Руки трясутся от холода. Ноги скользят по лужам и льду, скопившемуся в них. Останавливаюсь буквально на мгновение и прижимаюсь к скале после очередной неловкой попытки устоять. Я не готова к таким испытаниям.

А потом вспышка молнии озаряет всё вокруг…

И вместо мокрой, ледяной дороги я вижу тела. Десятки, сотни наваленных друг на друга тел. Женщины, мужчины, старики – огромное людское месиво до самого горизонта. Они лежат недвижимо, и мой мечущийся взгляд выхватывает ошмётки их покорёженных тел и красную, красную кровь, которой залито всё вокруг…

Взглянуть себе под ноги я не успеваю. Вспышка гаснет, и я вновь одна стою на дороге, прижавшись к скале. Гром забирает мой истошный крик.

Целую вечность я стою без движений, вглядываясь в стену воды. Не вижу совершенно ничего, лишь пустую дорогу под ногами. Иллюзия?

Мне больше не холодно и почти не больно, потому что я не чувствую тела. Всё внутри заледенело ещё во время моего крика, и теперь не отогреется никогда. Голода больше нет – из последних сил я пытаюсь не блевануть желудочным соком в очередную чёрную лужу.

Я снова иду, но руки дрожат уже не от холода. Я бы закрыла глаза и шла на ощупь, но слишком боюсь оступиться. Боюсь упасть на дорогу и почувствовать не мокрую землю, а что-то совсем другое.

Внутри я не прекращаю орать.

Не представляю, где нахожу силы продолжать. Если бы я верила в бога – я бы молила, чтобы этот мир стал нереальным, закончился, больше никогда не приходил мне в кошмарах. Но если бы бог существовал – он бы не допустил такого, даже в моём бреду.

Следующая вспышка вдалеке, но такая же яркая. Я скольжу на чьей-то руке и только чудом не падаю вниз. Рука гнилая и буквально растекается под моими стопами.

Я хватаюсь за скалу и крепко жмурюсь, надеясь хоть так сбежать от этого ужаса. Но продолжаю видеть тела.

Повсюду распахнутые глаза, искажённые мукой.

Благословенная темнота снова укрывает меня дождём. Я помню, в какой стороне обрыв, и думаю о нём всё больше.

Дышать тяжело. Я буквально заставляю свои лёгкие расширяться и набирать холодный мокрый воздух. Теперь мне чудится, что даже в темноте я ощущаю зловонный дух повсеместного гниения. Я вдыхаю его, и сама разлагаюсь внутри. И продолжаю вдыхать, раз за разом, потому что не могу отказаться от кислорода.

Поднимаю одну ногу, потом другую, потом снова первую. Я хочу идти вперёд без мыслей и без чувств, но у меня не получается. Сверкает молния или нет, я вижу одну и ту же картину.

Пробую считать шаги, представлять свой дом и аллею с голыми ветками рядом с ним, представлять автобусную остановку, дорогу к офису, кабинет…

На десятый раз, прилежно досчитав двести тринадцать и сорок, я сдаюсь. Это кошмар внутри кошмара, из которого нет выхода.

Во время очередной вспышки я замечаю, как моргают глаза у меня под ногами. Слева шевелится обглоданная до кости рука. Я думала, что шагаю по мертвецам. Но огромная гора тел, которыми устлана дорога – живая.

Меня рвёт, долго и мучительно. По лицу вперемешку текут струи дождя и слёзы. Мне снова холодно. Холодно настолько, что я еле могу поднять ногу.

Нужно идти. Я должна.

Кому я должна?

Не хочу быть здесь. Не хочу быть внизу, частью этой ужасной массы.

Я не хочу быть как они – и панический ужас накрывает меня с головой.

Не могу. Не могу…

Следующая вспышка выхватывает огромную фигуру впереди. Ещё далеко, но я вижу её так чётко, будто стою на расстоянии вытянутой руки. От страха мне кажется, что она высотой до самого горизонта. Я не разбираю, что передо мной – бесформенная груда вместо туловища с облезшей кожей или шерстью, ноги или лапы, топчущие не-землю под собой, и головы… Оскалившиеся головы, с клыков которых падает кровавая слюна. В одной из пастей я вижу тело, которое отчаянно трепещет. Его подхватывает другая пасть, тянет в свою сторону…

Свет меркнет, и я снова одна на дороге. Но всё ещё слышу рычание, или раскат грома, когда из последних сил бросаюсь в сторону пропасти.

Еле торможу у самого края, падаю на колени лишь с одной надеждой – не застать в таком положении новую вспышку. Шарю руками по скале, судорожно ползу вдоль края, ищу выступы, что угодно, хоть что-то, чтобы спуститься. По моей вымокшей куртке стекают струи дождя прямо в бездну. Капюшон давно слетел с головы и теперь полон воды. Она льётся мне за шиворот, но я почти не чувствую этого.

В момент наивысшего отчаяния я нахожу, что искала. Место, где скала не такая отвесная. И прямо в ней, будто специально, выбиты уступы. Ступени, чтобы спуститься ниже.

Я больше не медлю. Перекидываю ногу и начинаю спуск, не думая о том, что ждёт меня дальше – и ждёт ли вообще хоть что-то.

Новую вспышку я уже не застаю. Ливень стихает, превращаясь в невесомую капель, и лишь моя вымокшая одежда напоминает о нём.

Лезу медленно и позволяю очередной глупой надежде поселиться внутри. В прошлые разы, когда мне удавалось спуститься, я не достигала земли. Просыпалась в том, другом мире, где бывает солнце… Даже в ноябре.

Но ничего не происходит, я лезу вниз и не нахожу дна, не вижу выхода. Почти не чувствую своих отмёрзших рук. Когда мой взгляд падает на них – в красной дымке они кажутся залитыми кровью.

От ужаса я чуть не разжимаю пальцы. С трудом удерживаю равновесие, вжимаюсь в холодный камень всем телом. Малейшее дуновение ветра, и я полечу в ту бездну, взгляд которой снова чувствую на своей спине. Она слишком близка и неотвратима…

Страх защищает нас. В "обычной" жизни он призван уберечь от необдуманных решений, заставить бежать от опасности и сторониться темноты, если в ней может скрываться враг.

Я иррационально боюсь всего вокруг, но разве не именно это позволило мне продержаться так долго?

Здесь же страх – это то, что убьёт меня. Что заставит оступиться. Вскрикнуть лишний раз, когда меня могут услышать… Или замереть, когда меня могут догнать.

Потерять единственного человека, живого и настоящего, готового мне помогать. Если бы я не боялась Дэмиана, как привыкла бояться всех вокруг, если бы я доверилась ему сразу – мы бы шли быстрее, мы бы…

Мой страх неправильный.

Мой первейший механизм выживания, главный инстинкт подводит меня. И роет мне могилу в каждом из миров. Не важно, что в реальности пройдут годы, прежде чем я в неё угожу – я уже почти мертва внутри. Запрещая себе все эмоции, желания, поступки, я сама кидаю камни земли на свой неостывший труп.

Труп из этой бездны. Ведь не зря же здесь оказалась.

Не понимаю, сколько времени прошло – в этом странном месте никогда его не чувствую. Но вот уже сколько-то метров я непрерывно думаю, что спускаюсь в собственную могилу, и даже скала начинает пахнуть сырой землёй. Мои кровавые руки деревенеют, и мне чудятся на них синие вспухшие вены.

Я не видела трупов матери и отца, я не была на похоронах. Но мне кажется, что именно так выглядит и ощущается мёртвое тело. Может, я не смогла спуститься. Может я лежу там, чуть выше, на горе гниющих людей. И распахнутыми глазами смотрю в оскаленную пасть приближающегося монстра.

А эта иллюзия побега – всё, чем мой разум смог смягчить финал. Он так привык, что я бегу…

Нога натыкается на твёрдую землю. Я с неверием отрываю взгляд от скалы – и вижу всё ту же пыльную дорогу. Красный полумрак. И огромное чёрное солнце в четверть неба…

Разжимаю руки, не в силах отвести от него глаз. Кажется, как только отвернёшься, оно рухнет на эту проклятую землю и положит конец всем страданиям. Огромная пышущая мраком звезда над головой. Я испытываю дикий, почти звериный ужас от этого зрелища, но готова признать его красоту.

Дорога широка, и со своего места я почти не вижу обрыв и бездну за ним. Мокрая одежда ещё давит плечи, и я скидываю куртку, оставляю её позади. Иду одна вперёд в чёрных лучах солнца.

Иду, и с новым приливом адреналина моё тело оживает. Кровь, текущая по венам, уже не кажется синей и трупной. Сердце колотится всё чаще, а грудь поднимается и опускается в рваном судорожном темпе. Слишком громко. Я помню, где я, и не могу забыть ни на мгновение.

Снова думаю о том, что ждёт меня в конце этого пути. Есть ли ему конец или отныне все мои трипы будут отправлять меня сюда? Место покаяния и последней надежды. Надежды, которой здесь не должно быть.

Иду дальше потому, что Дэмиан сказал мне идти. Сказал, что, если я выбираю жизнь – то идти мой единственный выход… Сказал и толкнул меня вперёд.

А теперь Дэмиана уже нет. И если он плод моего больного воображения, то оно в очередной раз меня подвело. Потому что идти вперёд кажется самым верным способом погибнуть.

Какой из шагов здесь толкнёт Алису, оставшуюся в реальности, под несущийся на полной скорости грузовик? Заставит шагнуть под поезд в метро? Или будет банальное окно, которое я не закрыла сегодня, уходя из дома.

На страницу:
8 из 9