Гринвуд

– Я ничего не расскажу об этом ни одной живой душе, – отозвался Корбин, положив руку на сердце. – Тогда, может быть, пойдем в мою виллу?

Джейк взяла оторопь. Лесным гидам запрещалось посещать виллы, особенно после работы. Но Корбин, видимо, был тем самым заказавшим индивидуальную экскурсию паломником, о котором раньше ей сказал Давыдов. И даже если это был не он, в самом крайнем случае Джейк могла сделать вид, что ничего об этом не знает, и избежать наказания, если бы ее задержали. Однако появление после работы в форме лесного гида около вилл могло обернуться для нее серьезными проблемами при встрече с хранителями.

– Подождите меня минутку, – попросила она и юркнула в домик, чтобы сменить форму гида, некую смесь наряда бойскаута и костюма инструктора по физической подготовке, на зеленое платье от «Прада», которое ей перепало в столе находок. Она давно ждала случая его обновить. Поверх платья она накинула куртку из имитировавшей листья ткани, чтобы еще больше походить на паломницу.

Вернувшись к Корбину, Джейк глубоко вздохнула и, перед тем как отправиться на его сторону острова, бросила быстрый взгляд на тропу, чтобы исключить возможность встречи с хранителями.

Вилла номер двенадцать, прекрасное деревянное строение с великолепным видом на океан, была роскошным и самым престижным местом отдыха на острове. Не случайно поэтому она всегда была зарезервирована на годы вперед. Несколько месяцев назад здесь со всей семьей гостил канадский премьер-министр, которого многие считали наиболее могущественным человеком на планете.

– В последнее время я стал задумываться о переезде на новое место жительства, – сказал Корбин, с помощью смартфона неспешно открывая украшенную искусной резьбой дверь, как будто нарочито демонстрируя ее красоту. – Вот мне и захотелось посмотреть, не подойдет ли для этого Канада.

Джейк прошла за ним в дом, вспоминая напыщенные рассуждения Кнута о том, что многие представители элиты США поговаривали об эмиграции в Канаду, особенно после неудачно прошедших для них выборов. С началом Иссушения, после того как в Америке иссякли некогда казавшиеся неисчерпаемыми запасы воды в почве, многие из них так и поступили, оставив бедняков, которые не имели возможности туда перебраться, страдать и мучиться в пыли.

Учитывая предрасположенность России к тоталитаризму и недавний государственный переворот в Новой Зеландии, изобильная водой и лесами Канада стала лучшим прибежищем для представителей мировой элиты. Теперь на улицах таких малоизвестных раньше городков, как Мус-Джо, Вернон, Тандер-Бей, Чикутими и Дартмут, можно было встретить многих звезд кино, руководителей и владельцев промышленных гигантов и банкиров, успешно занимающихся инвестициями.

– Вот так вежливый и непритязательный ближайший сосед Америки, – говорил Кнут, – в котором раньше видели что-то вроде склада полезных ископаемых величиной с огромную страну или бездонной сундук, полный всякого добра и заброшенный на американский чердак, стал самым востребованным местом на Земле.

Когда Корбин вызвался стать ее гидом по вилле, Джейк с трудом сдержала охвативший ее восторг. Куда бы она ни взглянула, всюду красовалась великолепная мебель из датского тика, имелась даже настоящая печка, в которой горели настоящие поленья, а всю северную стену сплошь занимали книжные полки, где, вероятно, хранились тысячи настоящих бумажных книг. Причем все это охватывал поистине бесценный, изумительно украшенный стоечно-балочный каркас из реликтовых пород дерева. Казалось, конца не было роскоши, наполнявшей виллу, но больше всего Джейк потрясли книги. Почти все они были напечатаны еще до Иссушения; в них, должно быть, содержались сведения обо всем, что только можно себе представить. После того как большинство книг в мире переработали в макулатуру, чтобы делать такие вещи первой необходимости, как пылезащитные маски, воздушные фильтры и бумажные купюры, цена оставшихся изданий подскочила до небес. Пять лет назад в день рождения Джейк чуть не потратила половину своих сбережений на прекрасно иллюстрированную бумажную книгу по ботанике, но в последнее мгновение одумалась. Теперь та книга стоила в три раза дороже.

– Когда смотришь на это, гложет тоска по прошлому, правда? – спросил Корбин, разливая в стаканы на кухонном столе чистый виски «Бэйзил Хейденс», именно такой, какой она бы покупала, будь у нее возможность.

В начале Великого иссушения, когда ужасающие дендрологические данные со всего света стекались в ее компьютер, Джейк могла лишь пить коктейли с виски и по много раз без перерыва пересматривать пиратские серии Би-би-си «Планета Земля». Эти кадры некогда огромных лиственных лесов, при замедленной съемке из космоса менявших цвет листвы – от зеленого к красновато-золотистому, потом к бурому и вновь к зеленому, – вызывали у нее рыдания, от которых ее трясло как в истерике. Со временем она перестала так реагировать – то ли от обезвоживания, то ли от пьянства, то ли от отчаяния, она сама не знала, от чего именно.

Корбин подбросил в печку несколько еловых поленьев, предложил ей устроиться на обтянутом шерстяной тканью диване, и они чокнулись и выпили. Огонь в печи грел им ноги, тепло, исходившее от него, было не таким, как от электрических обогревателей, к которым привыкла Джейк, оно лучше согревало и глубже проникало.

– И вот еще, – сказал он, – должен вас попросить отключить телефон.

Она похлопала по платью без карманов.

– У меня его нет, – ответила Джейк, чуть не добавив: «С моим кредитным рейтингом мне даже самый дешевый мобильник-раскладушку не продадут».

Тут Корбином овладело какое-то наигранное, театральное состояние, какое бывает свойственно заключительным эпизодам слезливых короткометражных мелодрам.

– Вот это совершенно обворожительно, – сказал он так, как будто она была не по годам развитым ребенком, который без всякой задней мысли произнес что-то разумное. Потом он махнул рукой в сторону полок: – Наверное, вам и бумажные книги больше нравится читать, или я неправ?

– Каюсь, признаю себя виновной, – шутливо ответила она.

Корбин придвинулся к ней ближе и какое-то время рассуждал об опасностях технологического развития, потом по телефону заказал ужин на двоих в бистро курорта. Когда им принесли запеченного лосося на толстой кедровой доске, Джейк спряталась в отделанной роскошной плиткой ванной. Официант – Рамон, парень, которого она знала, вкатил тележку с ужином на кухню.

Когда Джейк вернулась, Корбин наполнил два бокала тонкого хрусталя вином, они сели на табуреты у кухонного стола и приступили к трапезе. Сначала она попробовала салат: негибридные пурпурно-красные помидоры, листья зелени, нежные, как шелк. Она не видела лосося и не лакомилась им уже несколько лет, с тех пор, как Иссушение осушило все нерестовые реки и своенравной рыбе пришлось томиться в океане. Филе лосося было приправлено чесноком, бальзамическим уксусом и настоящим кленовым сиропом – еще одним диковинным деликатесом. Толстенькие ломтики рубиновой лососиной плоти были восхитительны, они очень напоминали текстуру древесины, особенно, как ей показалось, дугласовой пихты. Присущая Джейк склонность к сравнениям побуждала ее проводить такого рода параллели роста. С каким же упорством живые организмы наращивали ткани – слой за слоем, год за годом!

По завершении ужина Корбин бросил хмурый взгляд на свой «ролекс» и провел ее обратно к дивану, на котором они тут же прильнули друг к другу в поцелуе.

– Мне очень неприятно касаться этой темы, – через некоторое время отстранился он, его терпковато-винное дыхание щекотало ей ухо. – Я бы хотел, чтоб мы были откровенны друг с другом.

– Конечно, – ответила она, не совсем понимая, к чему он клонит.

– Мне надо кое в чем тебе признаться, хоть это для меня очень неприятно. – Он перевел дыхание. – У меня сильная аллергия на латекс, и врачи запретили мне пользоваться презервативами. Если бы ты увидела, что бывает, когда я нарушаю их запрет, тебе бы это совсем не понравилось. Поэтому я должен спросить: у тебя все нормально со здоровьем?

У нее чуть было не вырвалось: «Я могу быть рассадником любых инфекций, потому что компания "Холткорп" хоть и раздает бесплатно всем женщинам, работающим в Храме, внутриматочные спирали, медицинское обслуживание она не обеспечивает. Поэтому я не была у нормального врача с тех пор, как училась в аспирантуре. Так что кто ж его на самом деле знает». Но ей было так хорошо и так не хотелось возвращаться в свой тесный, унылый домик, что она усмехнулась и ответила:

– Конечно. А у тебя?

Он улыбнулся в ответ. Было непонятно, означает ли его улыбка: «Конечно, я здоров» или «Конечно, нет, но ты все равно это сделаешь». Но если не случится ничего из ряда вон выходящего, она смогла бы поступить так, как ему хотелось. А почему бы и нет? Ни к чему не обязывающий половой контакт в каком-то смысле может облегчить переживания из-за бесконечно растущего долга и неизбывного отчаяния, вызванного экологической катастрофой. Конечно, она бы предпочла вступить в более продолжительную связь с Корбином, но разве может быть что-то долговременное в искалеченном мире? В таком мире, где каждую ночь тысячи детей умирают от жуткого кашля и даже самые большие деревья порой не могут выжить?

– Такой образованной и преданной своему делу женщине, – произнес Корбин, когда они потом лежали на диване, укрывшись невероятно мягким кашемировым одеялом, – должно быть непросто водить таких идиотов, как я, на экскурсии и рассказывать им об этих прекрасных деревьях. – Он ухмыльнулся, уверенный в том, что к подобному мудрому выводу может прийти только совсем не идиот.

Джейк глубоко вздохнула. В отличие от Кнута, она тщательно выбирала слова, особенно при разговорах с паломниками.

– Я привыкла к здешней жизни, – ответила она. – Занимаюсь тут любимой работой, жуткий кашель меня не мучает. И за это я благодарна.

– Но в глубине души ты, наверное, чувствуешь разочарование?

– Моя жизнь лучше той, на какую я или кто-то из тех, кого я знаю, мог бы по здравому рассуждению рассчитывать, – сказала она. – Кроме тебя, разумеется.

Его ухмылка стала постепенно тускнеть, медленно, как закат при взгляде на него сквозь кроны деревьев Храма.

– Знаешь что? Я завидую тебе, – сказал он с таким недоумением, будто сам не поверил этому поразительно несуразному заявлению.

«Тогда дай мне сто пятьдесят тысяч долларов, – подумала она. – Ты можешь изменить всю мою жизнь здесь за цену одной такой поездки на курорт».

Но вместо этого сказала:

– Не надо, не говори так.

– Да нет, почему же? Чем плохо здесь жить? На этом острове, в этом лесу, делать то, что тебе нравится. И при этом читать настоящие бумажные книги и вообще жить без телефона! Ты ведешь здоровый, простой образ жизни.

«Простой образ жизни?» Джейк бросила на него полный презрения взгляд. В университете при подготовке к защите диссертации ей приходилось иметь дело с разными комитетами, состоявшими в основном из чопорных мужчин в твидовых пиджаках. Тогда она отчетливо ощутила отвращение к людям, относившимся к ней со снисходительным высокомерием.

– Ты хочешь сказать, что я живу, как какая-то простушка-недотепа? – вопрос сам собой сорвался у нее с языка, и она тут же об этом пожалела.

Корбин переменился в лице, на нем проступило выражение острой боли, как в кино у человека, узнавшего о смерти жены.

– Я обидел тебя, мне очень жаль.

Спорить было бессмысленно, поэтому Джейк приняла его извинение, и они продолжили беседу, темы которой выбирал Корбин. Он говорил о применении инноваций при защите окружающей среды, об опасном, но неодолимом развитии социальных сетей, об удивительных возможностях человеческой изобретательности. Казалось, не было такой проблемы, которая была бы ему неинтересна, он ко всему относился с неизменным юношеским энтузиазмом.

– Так ты еще не расхотел завтра утром отправиться на индивидуальную экскурсию? – спросила Джейк спустя час после еще одного акта близости. Она напряженно думала о том, каким путем лучше прошмыгнуть среди деревьев обратно к служебному домику в такой поздний час.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Корбин, бросив взгляд на часы. – Завтра рано утром я лечу в Нунавут на встречу со старейшинами инуитов. Они будут проводить обряд исцеления при свете северного сияния. Это должно стать поистине судьбоносным событием.

История, достойная рассказа

В семь утра на следующий день Джейк пришла на назначенную индивидуальную экскурсию и увидела, что у места встречи топчется ее бывший жених.

– У тебя такое же странное ощущение, как у меня? – спросил Сайлас, протянув ей руку.

Прошло тринадцать лет с тех пор, как Джейк купила билет в один конец из Ванкувера в Нидерланды. Перед этим она без всяких объяснений отправила обручальное кольцо Сайласу. Ей больше не хотелось его видеть никогда, а с началом Великого иссушения она решила, что шанс случайной встречи с ним равен нулю.

– Вот это сюрприз! – Джейк сжала его мягкую, влажную ладонь в своей, и они торопливо обнялись, избегая лишних эмоций.

Никто из ее прошлой жизни, до Иссушения, раньше на остров не приезжал. Появление здесь Сайласа она восприняла как визит из иного мира, как будто он вдруг во плоти явился из ее сна. Вместе с захлестнувшим ее чувством вины Джейк ощутила стыд от того, что оказалась в таких унизительных обстоятельствах, в нелепой форме лесного гида, в этом затерянном на краю света лесу, где развлекались заезжие толстосумы.

После кратких формальных объятий они какое-то время стояли рядом, испытывая определенную неловкость и прикидывая, что делать дальше.

– Слушай, Сайлас, – сказала Джейк, перебив его, как только он собрался что-то сказать. – Я прекрасно тебя пойму, если захочешь, чтоб мы нашли тебе другого гида для экскурсии.

– Ты что, смеешься надо мной? – Сайлас махнул рукой, как будто отгоняя ее слова, и лицо его озарила широкая улыбка. – Кто же лучше тебя расскажет об этих потрясающих деревьях, о которых все только и говорят?

– Ну ладно… – нерешительно проговорила Джейк, стремясь не выходить за рамки чисто профессиональных отношений. Даже если Сайлас был последним в мире человеком, с которым ей хотелось провести несколько следующих часов, он все же был паломником, и ее работа зависела от того, насколько ему понравится экскурсия. – Тогда начнем.

После того как она произнесла первую из давно набивших оскомину речей, Джейк пропустила Сайласа вперед, и он двинулся по сужавшейся тропинке, извивавшейся в лабиринте гигантских стволов. Сидящая идеально куртка из ткани, имитировавшей листья, стройная фигура, мышцы, накачанные в спортивном зале, ухоженная кожа, лучившееся здоровье – Иссушение благосклонно отнеслось к Сайласу. Очевидно, среди ученых компании «Холткорп» он стал птицей настолько высокого полета, что ему дали путевку в один из курортов Корпорации для полноценного отдыха. При встрече Джейк показалось, что, увидев ее, он совсем не удивился. Или он намеренно заказал экскурсию с ней, чтобы на несколько часов почувствовать себя на высоте положения и дать ей понять, какую катастрофическую ошибку она когда-то совершила?

Они встретились на лекции по наукам о земле, когда Джейк училась на первом курсе в Университете Британской Колумбии. Сайлас, страстный защитник окружающей среды, привлек ее к сбору средств и работе с документами, тем самым ненамеренно избавив от одиноких выходных, которые она проводила в общежитии, штудируя тексты по ботанике и восхищаясь структурой веток, как будто это были модные наряды. Он был неглуп, остроумен, но не язвителен, и уже через несколько месяцев у них сложились такие тесные отношения, будто они стали единым организмом, каждая часть которого была неспособна выжить в одиночку.

Но вскоре Джейк утомили частые визиты на дни рождения и годовщины, которые в большой и весьма обеспеченной семье Сайласа отмечались постоянно. Она порой чувствовала себя как бродяжка, случайно прибившаяся к ним то в шале в горах, куда они ездили кататься на лыжах, то на вилле на берегу озера. Нередко она наблюдала за тем, как его родители вместе с пятью братьями и сестрами Сайласа готовят изысканные блюда, которыми потом лакомятся за большими, роскошно сервированными столами под не стихающие оживленные разговоры. Джейк воспитывалась в одиночестве, и интенсивность семейной жизни Сайласа интриговала ее и очаровывала настолько, что эти чувства распространялись и на отношение к нему. К счастью, он был достаточно сообразителен, чтобы не спрашивать ее о прошлом. Их разговоры обычно касались вопросов о кредите на квоты выброса углерода в атмосферу, экологическом бедствии и пагубном влиянии лоббирования интересов крупных нефтяных компаний. Это было простодушное время до наступления Иссушения, когда люди еще верили, что, руководствуясь благими намерениями и действуя обдуманно, можно предотвратить катастрофу.

По мере приближения окончания университета Сайласом овладевало усиливавшееся беспокойство из-за их неизбежной разлуки. Он сделал Джейк предложение и заставил ее пообещать, что аспирантуры, где они продолжат образование, будут расположены неподалеку друг от друга. Она согласилась и некоторое время была довольна своим решением. Но когда ей предложили работать над диссертацией в научно-исследовательской лаборатории в Утрехте, а ему – стипендию в Калифорнийском университете в Ирвайне, Джейк оказалась перед выбором: Сайлас или деревья. Ее охватила паника, она заблокировала его звонки, сообщения и электронную почту, а потом вылетела в Нидерланды. В аэропорту ее никто не провожал, там были только чужие люди.

Короче говоря, Джейк выбрала деревья.

– Господи, как же я по всему этому соскучился, – проговорил Сайлас, когда тропинка стала шире и они смогли идти рядом. – Солнышко, свежий воздух, земля, вода – все, что нужно для жизни.

– Сайлас, – она нерешительно завела разговор, – я знаю, что поступила не лучшим образом…

– Пожалуйста, Джейк, не надо ни в чем себя винить, – ответил он, качая головой. – Все давным-давно прошло и быльем поросло. Ты сделала тогда то, что считала нужным сделать. Я просто счастлив видеть, что тебе удалось полностью раскрыть свой талант.

Она поблагодарила его, напряженно пытаясь найти в его словах намек на обиду или уловить снисходительность в тоне, но ничего подобного не обнаружила.

– Честно говоря, – продолжал он, – я почти не сомневался, что, увидев меня утром, ты с криком убежишь куда-нибудь подальше. («Значит, он заранее выяснил, что это буду я», – мелькнуло в голове у Джейк.) Я рад, что ты этого не сделала. Мне стало гораздо спокойнее, когда я узнал, что ты оказалась в таком чудесном и безопасном месте.

– А где оказался ты?

– В Сан-Франциско. Точнее говоря, рядом, там, где еще что-то осталось. Это закрытая зона в Аламиде. Но я собираюсь перебраться обратно в Канаду. Пылевые бури усиливаются, миллионы людей продолжают нищать, каждый день границу переходит все больше климатических беженцев…

– Не гони лошадей, ковбой, – перебила его Джейк, пытаясь придать своим словам шутливый оттенок. – Я ведь тоже иммигрант, ты не забыл?

– Ну, это совсем не такие, как ты, труженики, которые ищут возможность для применения своих способностей. Я уверен, что когда-то они были вполне достойными людьми. Но несколько лет жизни в пыли довели их до такого отчаяния, что они готовы разделаться с твоей семьей и разграбить твой дом, даже не удосужившись по-хорошему попросить тебя дать им что-нибудь поесть.

С Сайласом можно было о многом поспорить, но Джейк предпочла этого не делать, опасаясь вызвать его недовольство.

– А дети у тебя есть? – спросила она, стремясь сменить тему разговора, но тут же разозлилась на себя за бестактность вопроса. Интересоваться этим еще не настало время.

Он покачал головой и, вскинув брови, вопросительно взглянул на нее. Джейк тоже отрицательно покачала головой:

– Храм не может себе позволить, чтобы здесь жили сотрудники с детьми. Нам даже бесплатно раздают противозачаточные средства, чтобы не допускать рождения детей. – Она не стала распространяться, что уже давно отказалась от материнства и многого из того, что Иссушение сделало невозможным для подобных ей людей. Она не нуждалась теперь ни в своем доме, ни в прочных отношениях, ни в исследовательской лаборатории, ни в постоянной преподавательской работе в штате. Даже если бы у нее были деньги, к чему ей было рожать ребенка, обрекая его на существование в этом гибнущем, вымирающем мире? Детям нужны надежда и благополучие, как деревьям – свет и вода, а у Джейк Гринвуд не было ни того, ни другого.

Она надолго погрузилась в невеселые раздумья, вернувшись к реальности только тогда, когда они с Сайласом дошли до «среднего пальца Господа». Во время своего основного заранее заготовленного монолога она иногда украдкой поглядывала на две большие заболевшие пихты, отмечая, что со вчерашнего дня их побуревшая хвоя не изменилась. Ее спутник задал несколько традиционных вопросов, но, несмотря на его попытки играть роль паломника, возникало странное чувство, что с ним что-то не то, как будто каждую его реплику сопровождало нетерпеливое тиканье часов.

– Ты раньше упомянул, что ждал меня сегодня утром, – сказала Джейк, когда они шли к площадке для отдыха, чтобы посидеть и попить. – Значит, все получилось не случайно?

Сайлас сконфуженно улыбнулся:

– Должен тебе сказать, что после поступления в аспирантуру я оставил биологию и занялся юриспруденцией.

«Нет ничего удивительного, что он такой великодушный, – решила Джейк, – значит, ему от меня что-то нужно».

Ей пришла в голову мысль о том, что он сюда приехал, чтобы ее уволить. Но в таком случае компании «Холткорп» проще было прислать вместо него команду хранителей.

– Значит, теперь ты как юрист работаешь на «Холткорп»?

– Я работаю на независимую юридическую компанию, которая, действительно, иногда защищает интересы «Холткорп». Но кроме того, я еще работаю на тебя, – ответил он. Теперь взгляд его стал мягким и открытым, чуть ли не уязвленным. – Или, по крайней мере, мне бы этого хотелось.

– И как же ты себе это представляешь? – скептически поинтересовалась Джейк.

Сайлас нервно усмехнулся:

– Мне кажется, мы немного торопим события – я собирался поговорить с тобой об этом позже, хотел обсудить это за ужином.

– В программу индивидуальных экскурсий ужин не входит! – обрезала она. – А твоя уже подошла к концу.

– Ну ладно, хорошо, – он поднял обе руки, как бы сдаваясь. – Я здесь, поскольку весь этот остров мог бы стать твоим, Джейк. Я хочу сказать, твоим по праву. Так вот, я здесь, потому что хочу помочь тебе сделать это реальностью. Но чтобы понять, можно ли это, мне надо, чтобы ты ответила на несколько вопросов, касающихся твоей семьи. В частности, имеющих отношение к твоему отцу Лиаму Гринвуду.

«Значит, он стервятник», – мелькнула у нее мысль.

После начала Иссушения она где-то читала о новой категории юристов: они разыскивают сомнительные или незавершенные дела – такие как спорные процессы о завещаниях, тяжбы о наследствах, переданных не тем, кому они предназначались, об упущениях, – которые можно использовать для захвата земель или обжалования в суде. Джейк полагала, что Сайлас умнее. Положение, видимо, действительно было угрожающим, если он собирался использовать случайное совпадение ее фамилии с названием острова как средство заявить претензию на лес стоимостью в миллиарды долларов.

– «Холткорп» назвала этот курорт Лесным храмом Гринвуда, Сайлас, просто потому, что такое название хорошо звучит, – сказала Джейк. – Это решение принято исключительно из рекламных соображений. Ко мне это не имеет никакого отношения. Мой отец Лиам Гринвуд был плотником. Он умер, когда ремонтировал чей-то дом в Коннектикуте, я даже точно не знаю день, когда это случилось. Ты считаешь, подобный ему человек мог иметь собственный остров?

Произнеся имя отца впервые за много лет, она почувствовала, что мышцы в горле напряглись, как натянутые гитарные струны.

– Я знаю, это нелегко, – сказал Сайлас, сочувственно склонив голову. – Но, может быть, на этот раз ты все-таки меня выслушаешь и никуда не сбежишь? Разве я не заслужил такую малость?

От ощущения вины сердце Джейк невольно сжалось. Ей бы не стало хуже, даже если бы она провалилась в тартарары.

– Хорошо, – ответила она, придя в себя, – у тебя есть пять минут до того, как мы отправимся обратно.

Сайлас достал из кармана толстую картонную карточку и принялся читать:

– Харрис Гринвуд, олигарх, сколотивший на западном побережье огромное состояние на лесоматериалах, купил этот остров в тысяча девятьсот тридцать четвертом году на пике Великой депрессии у самого Джона Дэвисона Рокфеллера-младшего. Тот, в свою очередь, приобрел его у англичан, а они еще раньше захватили его у испанцев, которые украли его у индейских племен хайда и пенелакут после того, как эти племена впервые столкнулись с европейцами. Харрис Гринвуд назвал остров в свою честь. Он, естественно, оставил его в наследство своей дочери Уиллоу Гринвуд – хиппи, придерживавшейся радикальных взглядов на защиту окружающей среды. Она отблагодарила его, передав остров вместе со всем состоянием Гринвудов одной неприбыльной организации защитников природы. Тем самым она обрекла своего сына Лиама Гринвуда на полную лишений жизнь рабочего, зарабатывающего на хлеб тяжким трудом, а его дочь Джасинду Гринвуд, жившую отдельно, на непосильное бремя студенческих долгов и подневольную службу на лесном курорте. Однако со временем эта неприбыльная организация превратилась в компанию, занимающуюся экологически чистыми источниками энергии, но в две тысячи восьмом году она понесла большие убытки и была вынуждена продать остров компании «Холткорп», чтобы поправить свое положение. Сначала в корпорации не знали, что с ним делать, но после того, как началось Великое иссушение, «Холткорп» оценила привлекательность его девственной природы – и вот что из этого получилось… Такие вот, понимаешь, дела.