A&B. История двоих. Том 1

Эта «прелестная» компания подшучивала над Хикари с первого дня. Со временем Хикари научилась пропускать колкости мимо ушей, но, когда они поняли, что она не реагирует на их издёвки, они стали вести себя более жестоко. Хикари приходилось и вытаскивать спортивную форму из мусорки, и стирать оскорбления с доски, и собирать тетради из лужи на улице, и много-много чего ещё. С каждым днём они больше и больше наглели, а вчера дошли до крайности.

Занятия в школе шли в среднем до 16 часов. В 12 положен обед на целый час, который они могли проводить свободно: можно гулять во дворе, можно зайти в библиотеку, можно просто посидеть в классе и потупить в телефон. Обычно Хикари быстро обедала и уходила в какое-нибудь укромное местечко: свободный класс, закуток под лестницей или на крышу, куда подниматься было запрещено. В этот раз она смогла забраться в пустой класс, в котором, судя по отсутствию личных вещей учеников, сегодня не было занятий. Примостившись на задней парте около окна, она раскрыла альбом и достала карандаши. В альбоме начатый неделю назад незавершённый рисунок. Для совершенствования техники часто она прибегала к простому методу – просто срисовывала всё подряд, стараясь сделать рисунок максимально похожим на реальность. Однако она понимала, что настоящее искусство – это не срисовка. Как бы реалистично не получалась картина, этого мало. Она должна передавать чувства. Но как этого добиться одними визуальными образами? Как заставить человека испытать эмоции при взгляде на картину? У неё не было ответа, она лишь интуитивно, словно слепой котёнок, тыкалась в разные стороны, пытаясь найти ответ. Ведь она в силу возраста даже осознать эти вопросы была не способна. Но уже понимала, что срисовки недостаточно – красивой картинки мало, нужно что-то большее. Что-то такое, чего понять она не могла, но к чему изо всех сил тянулась.

Неделю назад её охватила тоска по лету. Такое иногда случается со всеми, особенно в холодную погоду. Вспомнился зной, стрёкот кузнечика, пение птиц… Сам мир в ту пору ощущался другим. На душе было легко и необъяснимо приятно от одного лишь вида зеленеющей природы. И она захотела нарисовать это чувство. Схватив первое попавшееся под руку, на чём можно было рисовать, она принялась за работу.

– Не то! … Не то!… Не то! – то и дело вскрикивала она, вырывая очередную страницу с неудавшимся наброском. Они не выражали всех её эмоций, связанных с летом. Надо лучше!

И вот, наконец, нужный набросок спустя несколько часов поисков. С тех пор каждую свободную минуту она посвящала этой картине, забывая частенько про сон, еду и воду. Сюжет картины она выбрала крайне сложный. В нём много мелких деталей и трудных для рисования фактур. К тому же инструменты – обычные цветные карандаши. Чтобы они дали хороший цвет, нужно их нанести минимум в пять слоёв, а лучше больше. Это очень трудоёмкая задача, но её это не пугало. Спустя неделю она почти закончила, оставалось лишь несколько небольших деталей и готово.

Поглощённая рисованием, она не заметила, что в пустом классе она больше была не одна. Пришла та компания. Заметив их, она торопливо закрыла альбом и поспешила уйти, но Лео захлопнул дверь перед её носом, злобно ухмыльнувшись.

– Куда ты так торопишься? – спросил он.

Хикари, поджав губы, посмотрела на него исподлобья. Злость закипала, но она не давала ей выхода. Нельзя давать ей свободу, иначе это плохо кончится. Нужно всего лишь от них сбежать, и проблема по крайней мере на сегодня будет решена.

Она огляделась в поисках спасения. Плохо дело – единственный путь отступления Лео закрыл собой. Не прыгать же ей из окна на четвёртом-то этаже? Ещё эти три девчонки напирали по сторонам. Не убежать.

– А что это такое мы держим? – спросила Мила и мерзко хихикнула, вырвав альбом из рук.

– Отдай! – крикнула Хикари и собиралась было прыгнуть на неё, но вовремя себя осадила.

– Посмотрим, – сказала Мила и раскрыла альбом. – Пейзаж? Серьёзно? Ничего интересней нарисовать не додумалась? А это что? – спросила она, перевернув страницу. – Что это за мальчик? У тебя же нет друзей. Кто с такой как ты водиться станет? Может, это выдуманный друг?

Мила залилась мерзким злорадным смехом, а после продолжила обсуждать рисунки с другими. Каждый рисунок они откритиковали в пух и прах. Причём критика была отнюдь не конструктивной. Хикари молча ждала, пока они наиграются, и она сможет сбежать, прихватив альбом.

Листая страницу за страницей, в итоге они добрались до последней, где был тот почти законченный рисунок про лето. На несколько секунд все замолчали, уставившись на картину. А после Мила выдернула листок из альбома.

– Что ты делаешь?! – крикнула Хикари. – Отдай!

Хикари попыталась выхватить листок у неё из рук, но не вышло. Ловко Мила отпрыгнула от неё.

– Ты же мне его подаришь? – спросила Мила тоном, что не предусматривал отказа.

– Нет! Он мой! – ответила Хикари и бросилась за ней, но Мила не давала себя догнать, а две её подружки и Лео всячески в этом помогали.

– Ну как твой? – смеясь, сказала Мила. – Он ведь не подписан! А значит, ничей. А раз ничей, значит, будет моим.

Мила достала из своей сумки фломастер и в углу рисунка накарябала своё имя и фамилию.

– Теперь мой! Видишь? – так же заливисто смеясь, продолжила Мила, показывая Хикари пальцем на свою подпись.

– Сейчас же мне его отдай! – громко и властно сказала Хики. Злость всё меньше поддавалась контролю.

– А то что? Что ты можешь мне сделать, чудовище лохматое? – улыбаясь, она подошла вплотную к ней. – Ребят, как думаете, отдать ей рисунок?

– Нет, конечно, – первым отозвался Лео. – Вряд ли она способна такое нарисовать. Скорее всего, она просто украла чей-то альбом.

– Да, точно! – хором сказали две подружки подпевалы. – Воровка! Воровка!

– А воровать плохо, ты знала? – злорадно сказала Мила. – Альбом мы конфискуем, пока не найдётся его владелец.

– Я его владелец! Отдай! – Она прыгнула на Милу, стараясь выхватить рисунок из её руки, вытянутой вверх.

Хикари не рассчитала силу и случайно толкнула Милу. Мила упала на пол, но после разъярённая вскочила, прыгнула на Хикари и толкнула её со всей силы. Так сильно, что Хикари отлетела на пару шагов назад и приложилась спиной об угол шкафа. Сильнейшая боль пронзила тело. В глазах потемнело, а гнев стало невозможно контролировать.

Мила бросилась на Хикари повторно, больно ударила её в живот и хотела было продолжить, но Хикари дала сдачи. Хикари схватила за руку, которой Мила хотела её ударить, потянула на себя, а другой рукой ударила сама, попав прямо в щёку. Потом схватила за волосы и ударила лицом о стеклянный шкаф, об который сама спиной приложилась только что. По стеклу поползла паутинка, расходясь от лица Милы. Две подружки Милы убежали, видимо, за помощью. А Лео попытался спасти сестру, но безуспешно. Один точный удар в пах тут же вывел его из строя. Ревя во весь голос, он упал на пол.

У Хикари было немного времени сполна отомстить Миле за издевательства, но этим временем она воспользовалась максимально эффективно. Она била её безжалостно, не давая подняться с пола. Сначала, держа за волосы, била об пол головой, потом била руками, а потом и ногами. Когда в класс забежал учитель, которого позвали подружки Милы, он застал ужасную картину – Мила, стоная от боли, лежит на полу, а Хикари остервенело бьёт её ногой в живот; стеклянный шкаф разбит, на полу осколки, рядом с ними лежит Лео, хныча; вокруг бардак, раскиданные вещи, перевёрнутые парты… Ужас, одним словом. Еле-еле Хикари оттащили от Милы под любопытные взгляды других учеников, что сбежались на шум.

Естественно, её тут же повели к директору. Белые стены, красный ковёр и мебель сплошь из красного дерева и тёмной кожи. Всё дорогое и изысканное. За столом прямо напротив входа сидел статный мужчина лет сорока в строгом костюме – директор школы. Уже не молодой, но ещё не старый. Редкая седина на чёрных волосах, мелкие морщинки в уголках губ и около глаз – всё, что выдавало его возраст. Вид у него был суровый и величественный. Сразу было видно – на пост директора он попал не по блату. Все с ним считались, он был уважаемым и серьёзным человеком средних лет. Вместе с ним в кабинете были Лео, тихо стоящий неподалёку от директора, и трое взрослых: учитель, что оттащил её от Милы, их классный руководитель и социальный педагог. В каждом взгляде, направленном на неё, читался укор.

– Что ж, – сказал директор басистым голосом. – Рассказывай, что между вами произошло.

– Во время обеда я пошла в пустой класс, потом пришла Мила с этими тремя. Они обзывались и отняли альбом, а потом Мила меня толкнула, я в ответ толкнула её и… – затараторила Хикари.

– Мила очень добрый ребёнок, – сказала классная руководительница. – И Лео тоже. Может быть, всё произошло не так, как ты говоришь? Если ты будешь честна с нами, наказание будет не таким строгим.

– Я говорю правду! Она вырвала мой рисунок из альбома и хотела его себе присвоить!

– Вот этот рисунок? – спросил директор, вытащив из папки на столе лист из альбома.

– Да! Он самый!

– Мила сказала, что это её рисунок с её подписью.

– Она врёт!

– Лео, чей это рисунок? – спросил директор.

– Милы. Она долго его рисовала.

– Её подруги говорят то же самое, – сказал директор. – К тому же у Милы по изобразительному искусству 98 баллов, а у тебя всего лишь 40. Сомневаюсь, что ты смогла бы нарисовать нечто такое.

– Но это мой рисунок! Оценки у меня по изобразительному плохие, потому что я рисую только то, что хочу, а не тему урока.

– Даже если это твой рисунок, это не даёт тебе права поднимать руку на других, ты же это понимаешь?

– Они первые начали! Я не виновата… – предательски слёзы потекли из глаз. Она поняла, что ей не поверят, а злорадная ухмылка Лео лишь подливала масла в огонь.

– На первый раз школа закроет глаза на твой проступок. Мы понимаем сложное положение твоей семьи, Хикари, и не станем истребовать компенсации ущерба. Семья Милы тоже не станет выдвигать обвинений, если ты извинишься перед ней, так как, каким-то чудом, она сама серьёзно не пострадала. Но если это повторится….

Дальше следовало долгое перечисление, что же с ней могут сделать: выгнать из школы, потребовать компенсацию, как морального и физического ущерба, так и имущественного, могут занести в личное дело пометку о социально опасном элементе, что повлияет на её будущее, и прочее, прочее, прочее….

– Можно мне забрать рисунок? – спросила Хикари, когда её перестали отчитывать.

– Если Мила даст разрешение забрать её рисунок, тогда да.

– Но это не её рисунок! Он мой! – крикнула Хикари, захлёбываясь слезами, а после резко прыгнула к директору, выхватила рисунок и стремглав выбежала из кабинета. Никто из учителей схватить её не смог. Она, словно кошка, ловко отпрыгнула от всех.

– Монстр! Злюка! – кричали другие ученики ей в спину, пока она неслась по коридорам школы на выход. В тот момент она их не замечала. Лишь бы выйти из этой проклятой школы.

Выбежав на улицу, она направилась туда, откуда мама Себастьяна забирала её со школы на машине – в небольшой заезд на парковку, где сейчас, в середине учебного дня, безлюдно. Прижав уже сильно помятый рисунок к груди, она заплакала, дав волю эмоциям. Ей было очень обидно, что рисунок пострадал, но куда обиднее было то, что ей никто не поверил. Мила и её компания – непогрешимые ангелы в глазах окружающих. Ангелы, что явно не прекратят издевательства, а наоборот станут куда более жестокими после этого. И к ним присоединятся другие ученики. Травить её будет каждый, кому не лень.

Внезапно завибрировал телефон в кармане. Она достала его и посмотрела на экран. «Мамочка» – высветилось на нём.

– Да, мам, – всхлипывая, сказала Хикари в трубку.

– Хикари! – раздался раздражённый мамин голос. – Ты что натворила?! Я тебе что говорила?!

– Мам, – всхлипывая продолжила Хикари, еле сдерживая рыдания. – Они первые начали… Они обзывались, вещи мои прятали и… рисунок мой хотели украсть! Я не виновата….

– Ещё как виновата, Хикари! Мне уже всё рассказал ваш директор! Завтра же извинишься перед Милой и Лео! Прилюдно! Поняла меня?!

– Не буду! Они сами виноваты!

– Ты извинишься, Хикари! Кто бы там ни был виноват!

– Нет! Это несправедливо! Они меня задирали, а не я их, и получили по заслугам!

– Хикари, жизнь вообще не справедлива, – сказала мама тихим надтреснутым голосом. – Или ты думала, что для тебя будет исключение? И к тебе персонально все всегда будут относиться справедливо? Так вот нет! У их семьи, Хикари, огромные капиталы и влияние. Нам повезло ещё, что они решили не раздувать из этого скандал. Но если ты не извинишься, это закончится плохо. У нас нет денег, чтобы оплатить этой девчонке лечение и моральную компенсацию. Хочешь – не хочешь, справедливо это или нет, ты завтра извинишься и отдашь этот рисунок, скажешь, что сильно сожалеешь, и что этого больше не повторится. Ты поняла меня?

– Угу.

– Вот и славно. Сейчас едь домой, тебя скоро заберёт мама Себастьяна.

На этом разговор закончился. Сколько пришлось ждать маму Себастьяна, Хикари не знала. Для неё время пролетело быстро и вот она уже сидит в машине и думает о завтрашнем дне.

Это события прошедшего дня. Сегодня они в прошлом, а это ненавистное завтра наступило. Сегодня её будут травить всей школой. Сегодня она будет извиняться перед Милой. И сегодня отдаст дорогой сердцу рисунок.

Нехотя, она поднялась с постели. Ноющий синяк напомнил о себе ещё раз. Сегодня, поняла она, надолго её эта боль не оставит.

15. Первый снег

Сильнее всего ранило не публичное унижение, не то что её заставили извиниться перед Милой, и даже не то что на обеде её встретила компания Милы и наставила целую кучу новых синяков. Труднее всего было пережить потерю рисунка. Захлёбываясь слезами, она отдала то, над чем так долго трудилась, то, во что вложила душу.

Никто не подумал за неё вступиться, вернуть ей рисунок. Даже мама, поддержки от которой она так ждала, не стала её защищать. Никто не помог ей. Не появилось защитника, как в сказках, что спасёт принцессу. Все либо молча смотрят на издевательства, либо в них участвуют. Даже учителя предпочитают закрывать глаза, а не отчитывать избалованных детей богатых родителей. От этого становилось тошно. Будто весь её мир рухнул – мир прекрасный и справедливый, где общество не стерпит публичных издевательств. Но, оказалось, обществу плевать. Все просто стоят и смотрят. Да хоть убивай, вокруг соберётся толпа тупоголовых овец, которая будет молча смотреть и радоваться, что они не на её месте. Ей почему-то казалось раньше, что люди добрее, справедливее и честнее. Но это не так. Люди отвратительны. И мир, в котором она живёт – тоже.

Ещё один мерзкий школьный день позади. Осталось дождаться маму Себастьяна и поехать домой. И впереди два выходных – короткая передышка перед возвращением обратно в ад. Знакомый автомобиль выехал из-за угла и остановился рядом. Мама Себастьяна вышла, хлопнув дверью, и неторопливо подошла к ней. На ней было накинуто, но не застёгнуто, бежевое зимнее пальто, а белоснежные волосы заплетены в тугой хвост.

– Ты торопишься домой? – спросила она, подойдя к Хикари.

– Да нет, – сказала Хикари, пожав плечами и грустно уставившись в асфальт.

– Тогда не против немного постоять? Весь день за рулём. Хоть немного разомнусь, – сказала она и потянулась.

Школа располагается на возвышенности. Не так высоко, как дом Себастьяна, однако вид отсюда тоже неплохой. Они стояли неподалёку бетонного ограждения перед резким склоном. Внизу раскинулся посёлок с элитной недвижимостью и голый лес, готовый к зимовке. Живописное и спокойное место. Облачко пара вырывалось при выдохе, напоминая, что наступил декабрь. Пасмурное светло-серое небо нависало над землёй, а шныряющие по нему стайки ворон нагоняли странную тоску. Мама Себастьяна опёрлась на ограждение, шумно выдохнув, и устремила взгляд в небо.

– Наверно, сегодня пойдёт снег, – сказала мама, смотря в небо. – Вон какие тучи висят. Красиво будет….

– А Себастьяна сегодня опять не будет? – тихо спросила Хикари.

– Да. Он сегодня доводит до истерики своими вопросами другого профессора, – ответила мама, не отрывая взгляда от неба.

В тот день, когда Хикари лишилась рисунка, Себастьян уехал за ответами на свои вопросы. Смириться с мыслью, что ответов реально не существует, он не мог, потому попросил маму найти ему учителей по психологии и другим наукам, что хотя бы в теории могли дать ответы на его вопросы. Так как везти каждого потенциального учителя в их особняк слишком трудозатратно, было решено увезти Себастьяна в крупный город и там искать учителя. С тех пор дома он не появлялся.

– А когда он вернётся?

– Когда найдёт учителя, – сказала она и на секунду перевела взгляд на Хикари. – Но… Я могу сказать, что ты хочешь его увидеть, и, думаю, он тут же вернётся домой.

– Не вернётся… – задумчиво сказала Хикари, но потом одумалась. – В смысле не хочу я его видеть! Больно он нужен!

– А судя по твоей реакции, всё-таки хочешь, – почти по-детски подтрунивала над ней мама.

– Нет! Нет! И ещё раз нет! Не вздумайте ему это взболтнуть!

В ответ мама Себастьяна лишь прыснула. Хикари обиженно надулась.

– Ладно, пошли в машину. А то холодно…. Постой, что это у тебя тут? Грязь какая-то прилипла?

Она указывала на рюкзак Хикари, висящий за спиной. Хикари обернулась, чтобы посмотреть на эту «грязь».

– Нет. Это чей-то плевок, – ответила Хикари.

– Гадость какая. Повернись, – сказала мама Себастьяна, доставая из сумки влажные салфетки. – Если у тебя какие-то проблемы, ты можешь рассказать мне. Мы попробуем решить их вместе, – сказала она, оттирая плевок.

– Нет. Мама запретила вам рассказывать.

– Ясно, – грустно сказала мама Себастьяна. – Ну вот, теперь чисто.

Дом встретил их привычной тишиной. Стоило ей зайти в свою комнату, как Хикари почувствовала себя самым одиноким, самым брошенным созданием на всём белом свете. Если на людях ещё получалось как-то сдерживаться, то стоило остаться одной, эмоции потекли рекой.

– Рису-у-унок… – протянула она и села на пол, уткнувшись лицом в колени.

Слишком тяжёлая потеря. И вроде вот новый альбом лежит – рисуй-не хочу. Но сколько бы раз она ни пыталась, ничего нового не получалось. Она будто застряла на том рисунке, и пока не закончит его, ничего нового нарисовать не выйдет.

Вдруг вся грусть испарилась. Вместо этого её захлестнула злоба. Она зарычала, словно дикий зверь, кинулась бить подушку, потом колотить кулаком о пол до боли и крови. А потом нахлынуло удушливое чувство полной безнадёжности. Она, словно пленница, которую пытают каждый будний день. Нет спасения, нет утешения. Пытка будет продолжаться, никто не придёт её вызволять. Обратно лицо в колени. Слёзы ручьём.

Сквозь рыдания она не услышала, как мама Себастьяна сказала, что уедет на несколько часов. И не заметила, как эти несколько часов пролетели, её сморил сон, и наступила глубокая ночь.

– Чего ревём? – раздалось рядом и резко разбудило её, всё ещё уткнувшуюся в колени на полу.

– Себастьян! – она аж подскочила. Он сидел рядом с ней. Так близко, что их плечи касались друг друга.

– Привет.

– Привет, придурошный. Стучать надо.

– Я стучал, но ты не отвечала.

– Значит, тихо стучал.

– Повторяю свой вопрос: чего ревём?

– Тебе-то какая разница?! – сказала она и шмыгнула носом. – Ты чего тут забыл? Ты же в городе был.

– Я психанул. Интересно, это мне так не везёт, или толковых специалистов просто не существует?

– Ты всех уже достал.

– Неправда. Ещё не всех…. Мне в третий раз повторить?

– Насчёт всех не знаю, но меня уже точно.

– Ты либо сама скажешь, либо я так или иначе из тебя это вытрясу. Хватит упрямиться, пожалуйста.

– … Ладно, – сдалась она. Он, правда, не отстанет от неё, да и выговориться ей хотелось. Она рассказала всё, что случилось: и про рисунок, и про драку, и про выговор директора и мамы. – … Обиднее всего: никто и не подумал мне помочь! Все просто стоят и смотрят!

– Сейчас ты разозлишься, но я всё же спрошу. Почему тебе кто-то должен был помогать?

– Как почему?! Разве это нормально?

– Ну а почему кто-то должен рисковать своей задницей ради тебя, незнакомки, в спасении которой нет никакой выгоды?

– А почему рыцари спасают принцесс?! Потому что принцессе в башне страшно и плохо!

– Ты серьёзно несёшь эту чушь или прикалываешься? Рыцари туда прут, потому что в башне сидит принцесса, красивая и за которую полцарства обещают. Сиди в этой башне нищая уродина, никто не пойдёт спасать её от дракона.

– Я, по-твоему, нищая уродина?!

– Господи! Ну как работает твой мозг? Я ни слова о тебе не сказал.

– Но имел ввиду же!

– Нет, не имел. Я говорил о том, что другим людям нет смысла тебя защищать.

– Врёшь! В мультиках всегда спасают! И никакой смысл этому не нужен!

– Ну давай подумаем, зачем это может быть надо. Первое, очевидная выгода: полцарства, красивая девушка, с которой возможен роман, повысить репутацию в обществе, ну и так далее. Второе, жалость. Жалость иногда сильно душит, и человек просто вынужден стать защитником, или его загрызёт собственная совесть. Третье, личные привязанности. Если обижают дорого человека, то хочешь-не хочешь, а побежишь спасать. Есть ещё четвёртая причина, я думаю, но лично я с такими людьми не встречался. Люди, что превозносят мораль как абсолютное правило. Ради соблюдения правил морали они готовы пойти на многое. Но если такие люди существуют, они – вымирающий вид. И, в принципе, всё. Спасать тебя никому нет выгоды, никто тебя не жалеет, и ты в школе никому не дорога. Плюс нет моралистов. Вот и получается, что тебя не спасают.

– И что, мне терпеть пока мама не заберёт?

– Разве спасение утопающих не дело рук самих утопающих?

– Да что я могу-то?!

– Если силой нельзя, то есть другие способы. Например, ты пробовала собрать на них компромат, чтобы шантажировать? Или может, попыталась завести себе друзей, чтобы как-то противостоять толпе? Хоть что-нибудь?

– Легко тебе говорить! Это не так просто!

– Ты пыталась?

– Н-нет….

– Ну вот.

– Ты не понимаешь. Я одна, Себ! А их целая школа! Даже взрослые мне не верят! Мне не справиться! Это невозможно!

– Но ты лучше них. Лучше большинства. Ты умнее, ты сильнее… По сравнению с тобой они глупые овечки, у которых в уме лишь пожевать траву и сбиться в стадо с такими же. Ты же – хищник. Хотя пока и маленький – львёнок, что не научился пользоваться клыками.

– Львёнок? Раз я львёнок, то ты, знаешь, кто? – Она, улыбнувшись, посмотрела на него. Видимо, ей очень понравилось сравнение.

– Кто?

– Змея. Бе-е-е-елая такая.

– Я разве похож?

– А как же! Очень похож. Глазами особенно.

– Неправда. У меня самые обычные глаза.

– Ты в зеркало давно смотрелся?

– Да нормальные у меня глаза. Чего пристала?

– И где же ты увидел нормальные? – Она потянулась к его лицу и двумя пальцами раскрыла один его глаз шире, раздвинув веко.

– Я тебе лицо трогать не разрешал, – сказал он, откинув её руку от лица.

– Ой, какие мы нежные! – сказала она и предприняла ещё одну попытку. Ей нравилось, как он реагирует. Сидя почти вплотную лицом друг к другу, они играли. Она тянется к его лицу, он откидывает её руку. Кто быстрее, тот и победил.

– А если я тебе так сделаю? – сказал он и повторил за ней.

Когда он коснулся её века, это, правда, было неприятно. Он чуть вдавил глазное яблоко внутрь и только потом провёл пальцем вверх, поднимая веко. Всё произошло быстро, и она не смогла ему помешать. Но это лишь раззадорило её. Теперь задачи было две – самой дотянуться до глаз Себастьяна и не дать сделать ему того же. Они боролись друг с другом, и казалось, победит дружба, ведь силы их примерно были равны, однако Себастьян двигался чуть более ловко. Он лучше координировал движения и действовал продуманней. В конце концов, у него почти получилось поймать её в ловушку: прижать к полу и заломать руки так, чтобы не получилось сопротивляться. И тогда это была бы безоговорочная победа. Однако Хикари почувствовала в последний момент, что он задумал, и с невероятной скоростью и ловкостью вывернулась из захвата. Она поняла, что бороться с ним в ограниченном пространстве – глупая затея, ведь он, в отличие от неё думал на несколько шагов вперёд. Он умело мешал ей использовать главное преимущество – скорость, – зажимая в более тесный угол. А потом при первой возможности вообще лишал возможности сопротивляться. Словно змея, что обвивает телом добычу, он кидался на неё и сковывал: заламывал руки, прижимал к полу и стене. Нет, так она не победит.

Как вывернулась, она выбежала из комнаты, не забыв напоследок показать язык. Он рванул за ней, но не успевал догнать. Физически всё-таки она была лучше сложена – она быстрее и выносливее. Они носились по коридорам и комнатам, и с каждой минутой отрыв между ними возрастал. И вот он потерял её из виду. Куда она побежала? Может, забежала в ту комнату? С тяжёлым дыханием, сменив бег на шаг, он искал её. Но вокруг лишь тишина. Она затаилась, словно кошка, подумал он. Вернее, даже почувствовал. Каждый шаг он делал с осторожностью, прислушиваясь и вглядываясь в каждую тень.