Панкейковый город, вокруг которого сплошной песок

Норрингтон пытался не выдать свою внутреннюю неустойчивость, от сказанного, но не смог.

– Я повторю свой вопрос. Что. Ты. Здесь. Вытворяешь. Дегтярёв!?

– Не помню, чтобы мне ставили какие-то рамки. – спокойно ответил он, хрустя косточками пальцев.

– Судя по выступлению, которое ты организовал в ресторане, сомнения в том, что ты съехал с катушек – отпадают!

– Возможно… Но знаешь… Когда зверя держат в клетке, а потом ему удаётся вырваться на свободу… То он… Сеет хаос! – LED дотянулся до биты, лежащей на стенке мусорного контейнера и вмазал Норрингтону по щеке со всего размаху. – Я знал, что рано или поздно ты придёшь и порушишь мои планы. Я знаешь-ли во владыки нацелился. – пока Норрингтон был оглушён, LED встал на ноги, вращая биту в своих руках.

– А я, знаешь ли, не собрался мериться с тобой силами. – Норрингтон только создал видимость боли, а на самом деле, отстегнул пуговицу на кобуре и вытащил из неё Вальтер 99 серии и с громким хлопком вначале выстрела, тело LED`а брякнулось о полимерную часть пола. – Поспи – тебе полезно! – сказал Норрингтон, возвращая на место сместившуюся челюсть.

НИК МАДЕЙРА

ЗАПИСЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ

Только-только, мне удалось запылить глаза народу, что преступления, совершённые Альянсовским супергероем – совершены не им, а его подражателем (По просьбе фельдмаршала) – у нас произошло новое, неприятное, непредвиденное, хоть и не так освещённое среди местных – событие.

ПРЕДИСЛОВИЕ. Свод законов и правил Юдоли гласит, что все города входящие в её состав – обязаны использовать идентичную валюту. Электронные карточки, носящие название – кредиты.

Юдоль выдала Аммосу отсрочку, поскольку, когда мы нашли город, то с тем нашли и банк, заполненный медными монетами – Земля и золотыми – Мелодиями. Первые полгода – они являлись основными валютами, пока Альянс не дал нам кредит на кредиты (Смешная игра слов). По и Творец Гектор подписали соглашение, по которому младший Хиггинс обязался провести смену валюты и как только, казна Аммоса станет пополняться, По будет должен выплатить Альянсу положенные – пять миллионов кредитов.

Когда По заключил это заключение, он первым делом обратился ко мне, с просьбой придумать, как произвести эту смену валюты, придумать принцип по которому будут выдаваться кредиты. Я, обратился к созданному в помощь себе – обществу Афины. Переложив эту задачу на их умы. И это общество – состоящее из тех, кто сдал письменный экзамен по поступлению на эту должность – справилось! Они изобрели машину, считающую те самые монеты.

КАК ОНА РАБОТАЛА. Гражданин, пришедший на пункт выдачи кредитов, до этого распределивший свои монеты на две кучи (голоса и земли) – должен был высыпать их в два предназначенных для подсчёта отверстия. Монеты преодолевая трубчатую полость падая на пружину с весами. Обществу Афины удалось точно подсчитать вес одной монеты и составить формулу, по которым машина определяла, сколько кредитов нужно выдать.

Смена валюты прошла бы успешно, если бы не какой-то злодей, вернувший в обиход голоса и земли. Я не знаю, кто он и как это сделал, но всё чаще, я стал сталкиваться с невостребованностью кредитов в Аммосе. Это создавало огромную проблему расслоения общества. Богатые люди – следующие законам и владеющие только кредитами, столкнулись с проблемой невозможности оплатить свои покупки, потому что бедные – не отказались от возможности вернуть старую валюту в большем объёме, и когда это произошло – перестали принимать кредиты.

Из-за этой проблемы я не сплю третьи сутки, двое суток – не видел сына и жену и так и не приблизился к решению этой проблемы и не знаю, как приблизиться…

БАРОН БАЛОГ

– Вызвать конфликт в обществе при помощи горсток монет… Я восхищён, Федерико.

– Это было не так сложно. Я знал, что мой услужливый братец обует знать. Теперь, чтобы выжить им тоже придётся галопом добывать монеты.

– И тогда разверзнется песок и подключится Юдоль. – дополнил Барон.

– Да, но вначале будет гражданская война, в которой нам нужно загромоздить тебя на вершину, но пока что я не знаю, как это сделать.

– Думай, Федерико! Ду-май! У тебя это неплохо получается.

Они сидели в доме Федерико, закрытые от мира пыльными жалюзи.

– Я вижу, ты не фанатеешь от уборки. – высказался Балог, собрав своим пальцем целый клуб пыли с газетного столика.

– Ну, я же не барон – у меня нет ста слуг и ста горничных.

– Бери выше в количестве. Занесённые карандашом в ведомость мёртвые души – не занесены ручкой. – козырнул Барон.

– Теперь моя очередь восхищаться. – ответил Федерико, лёжа на диване и умиротворённо попивая мартини.

– Оборот мёртвых душ – не главный мой навык.

– А какой главный?

– Фельдмаршал спит с женой твоего брата, с которой до этого спал ты.

Федерико выронил содержимое бокала себе на лицо.

– Мой человек видел, как они целовались в гостинице «Новый Рим». – объяснил Барон.

Шокированный Федерико сидел с раскрытым ртом и зажмуренными глазами.

– То есть, пока я буду искать отправленного им супергероя, он будет куролесить с Таис?

– Ну, я полагаю, что да.

– Чёрта с два! – вскочил Федерико. – Я вот не хотел вставать сегодня из-за абулии, но теперь, такой прилив сил и бодрости. – он прошмыгнул в ванную комнату, из которой вышел таща вешалку, на которой был закреплён его бело-зелёный броне-костюм.

ТУМАС ЛИНГРЕН

– Ты не мог сказать, что в этой дыре открыли музей Велеса? – спросила Софи, не поприветствовав Тумаса, который десять с лишним минут наблюдал за ней из дверного проёма.

– Зачем? – нечётко проговорил он, засовывая в рот сигарету.

– Я бы тогда поручила тебе сжечь её к чёртовой матери! – закричала рыжеволосая девушка.

– Ты бы лучше одела обтягивающую одежду и наняла маляров и электрика, а то эти жёлтые стены с единственной лампочкой едва дающей свет – отпугивают людей лучше ствола у виска. – посмеивался Тумас.

– Смешно тебе? Конечно! Назвал бар – лисья нора и он всегда набит людьми, потому что вы мужики – ебучие алкоголики! – Софи закатывала Тумасу истерику.

– Ну конечно, простые работяги предпочтут отдать последний антикварные вещи бармену, чем рыжей стерве с немытой башкой и грузной одежде, никак не подчёркивающей пикантные формы. – сказал он и подойдя к её столику, вывалил на него всё, что имело историческую ценность.

– Божички-кошечки! – девушка как оголтелая осматривала его подачки. – Ну, хоть в чём-то твоя выпивка оказалось полезна, хотя постой-ка… – просекла она.

– Да, моя лисица! Ты мне теперь должна.

– Опять нате же грабли… – она закатила глаза, расставив руки по бокам. – Хоть бы раз что-то задаром.

– В этом мире ничего не бывает задаром, Софи Вос. Мне нужна услуга.

– А если я не возьму то, что ты принёс!? Браслет вон поцарапанный! – она пинцетом подняла часы.

– Я много лет тебя знаю и то, что они такие пошарпанные – только прибавляет им цену! – парировал Тумас, широко улыбнувшись. – Да и тебе же нужно платить: за аренду, за еду, жильё! На это всё нужны не кредиты, а монеты, которые можно получить только от небогатых слоёв населения, а как ты знаешь – бедным антиквар нахер не сдался! Это фетиш богатых хуеплётов! Или ты решила сидеть не только на моём хуе, но и на моих деньгах?

Софи Вос в очередной раз была повержена этим старым рейдером.

– Что тебе нужно!? – сдерживая слезы, спросила она.

– Подкатить к одному… Состоятельному и красивому.

– Кто он и что…

– По Хиггинс. – Тумас не дал ей договорить.

– Это ты на мне новый вид шуток тренируешь?

– Какой?

– Кретинический с припиской рядом – кретинский! – разъяснила она. – У По наверняка целый гарем. Я не думаю, что он настолько дурак, чтобы привязываться к одной из своих шкур!

– Как раз наоборот, юный По страдает от одиночества. – настоял Тумас перелетев через прилавок. – Черви подкупили его брата Пиранью, Барон, думаю, тоже не отстаёт! Ты же понимаешь, что мы не можешь проиграть им!?

– Может, это ты не можешь?

– Лиса!

– Он, правда, хорошенький?

– Очень.

– Хорошо, что ты предлагаешь? – сдалась она, понимая, что выбора нет.

– Морозильные бани. По там регулярно зависает и ищет девочек с хорошей фигуркой. Я вас познакомлю, а там… Тебе даже играть не придётся – просто быть собой!

– А я ведь люблю тебя, Тумас… – вслух высказалась она, с упущением чего-то недостижимо прекрасного.

– В этом мире нет места любви, лисица… Побеждает тот, кто готов потерять самое дорогое, чтобы приобрести большее.

Это признание кольнуло Софи. Она думала, что её чувства невзаимные, но смысл, хоть и отдалённый, замаскированный, но давал ей понять, что она дорога ему и то, что недостижимое – не так уж и недостижимо – оттого и ещё более прекрасное…

НАТАЛИЯ БЬОНДИ

Наталии тяжело далось решение намеренно калечить людей, чтобы вызвать нужду в их протезах, но эта мера была вынужденной. Она придушила свою человечность во имя памяти об умершем отце и желании объединить свой род под куполами Аммоса. Обретя власть, она возжелала создать что-то более величественное, чем Альянс. Только вот, она боялась, что кусок пирога может быть слишком большим и ей не по силам откусить его.

РИЧАРД НОРРИНГТОН

Непривычная духота царствовала в номере Ричарда, его тело слиплось с телом Таис. После холодных Блаунзовских ночей, переживать которые ему помогало одеяло, поверх которого застилался плед – пустынная жара казалась душащей. Привыкнув к приятному морозку с утра, сухая жара сковала горло Ричарда и он, проспав двенадцать часов, ощущал сонливость и скованность в теле, а также омерзительную сухость в горле. Он потянулся за стаканом воды, который опустошил за два глотка, раскрыв рот словно гепард. Таис проснулась от его жадных глотков и легла на него, намеренно возбуждая его на ещё одно родео. Прожив на земле больше чем должен жить обычный человек, Ричард Норрингтон разменял не одну сотню женщин, познав, казалось всё, но Таис пробуждала в нём те самые девственные позывы и желание овладеть женщиной по-настоящему. Не в своих фантазиях или, созерцая на нагие тела в порно, но даже такие постыдные чувства не победили рассудок, Ричард отмахнул Таис, накинув халат.

– Тебе пора забирать сына, Таис. – он подал ей её серый, офисный костюм.

– Ты не меняешься, Ричард.

– А это разве плохо? – он порылся в мини-баре и отрыв там воду, облил себя прямо в халате.

– Нет, но порой это обламывает хорошие затеи. – она попыталась снова, но Норрингтон отправил её в душ. – Я выйду через красную дверь. Нас не должны видеть вместе.– он взял свои вещи и быстро поторопился по полу-пустому отельному коридору.

Оделся он только когда вышел через задний двор, где собирались сотрудники отеля во время перекуров, но так как Ричард поднялся позже обычного, дворик пустовал. Помимо номера, Ричард арендовал гараж, в котором хранил кое-что или кое-кого…

– Явился. – обточенный наждачкой LED плюнул на пол.

– Я думал, что твои раны заживают быстрее. – Ричард облил руки уксусным раствором.

– Я бы посмотрел на тебя, поживи ты три столетия. – фыркнул LED.

– Когда встретимся в аду – расскажу. – ответил ему Норрингтон. – С чего начнём, герой? – Норрингтон запасся обширным набором повседневных вещей, которые в комбинации становятся орудием пыток.

– Это, правда приносит тебе удовольствие? Как ты после этого играешь с Аланом?

– А я не живу. Мучая тебя – я, прежде всего, мучаю свою израненную душу. Такие как мы не должны жить столько, сколько живут.

– Мне нравится долгая жизнь! Столько всего можно попробовать и я дальше буду пробовать. Ты ведь не первый, кто держит меня скованным в цепях, пропитанных мягкой кислотой, не контактирующую с цепями, но разъедающими мою кожу как неплотную бумагу.

– Раньше, я принимал твоё самолюбие за самозащиту. Мы нашли тебя едва живого, с ранами, в которых кости сияли, как жемчужины, а мясо было багрово-чёрным как шампанское. После всего, что мы для тебя сделали…

– Извини, что разочаровал.

– Нет, это ты меня извини.

– Чт…

Норрингтон выдрал ему оба глаза, а уксусный раствор, проникнув, поскакал по нервным тканям, прожигая всё на своём пути.

– Боже! За что!? – рычал LED.

– Наши создатели, имена которых я произносить не стану. Они считают, что даже самый испорченный разум имеет здоровую базу, которая раз за разом переживает смерть, пока плохая часть творит мракобесие. Я в целом-то согласен, что любого человека можно вернуть, поэтому, я покопаюсь в твоей начинке. Может даже с оракулами поговорим и те любезно расскажут где скрываются. – он взял ножовку, чтобы принести LED`у максимальную боль, пока будет добираться до его жидкого мозга.

– Нет! Они не скажут! Ничего! Они убьют меня! Но ни в коем случае не скажут! – LED задрожал от страха.

– Узнаем. Мне говорили, что ты их любимец.

Изо лба LED`а брызнули первые капли крови, лезвие шло крайне туго, что означало жуткие мучения для LED`а.

– Это тебя не убьёт, но будет жуть как больно. Такова плата за твоё бессмертие. – пиля голову сказал Ричард суровым тоном, но сам будто страдал не меньше, беззвучно плача.

БАРОН БАЛОГ

Барон Балог – не был бы Бароном Балогом, если бы рассчитывал на одного только Федерико Мадейру. Он тесно сотрудничал и с его братом, хоть тот этого и не подразумевал, да и как подразумевать, если Барон сделал всё, чтобы Ник об этом даже не догадывался. Он стал сотрудничать с Эденом Остином – краснокожим из клана Идои3 в Северных землях. Он платил тому процент от каждой поставки арбалетов – «Марс» и стрел к ним для Аммоса. Вторым его подкупным человеком, стал молодой работорговец – Феликс Кнеллер, которому он помог в открытии собственного зверинца. Феликс являясь более образованным человеком, брал больше кредитов уже от Пираньи и По Хиггинса (братья грабили городскую казну в тайне друг от другу) и оставлял себе больший процент чем получал Остин. Через того же Кнеллера Барон поставлял для червей… Необычных людей. Как известно, в человеке есть железо, небольшое количество ≈ 5—6 граммов в виде свободных катионов. Барон прекрасно знал, что черви нашли способ, как извлекать это железо, перерабатывать его и использовать для своих нужд. Кнеллер добывал для него людей, которые по своей наивности, слишком много трепались о чём не следовало. И только к Лингрену, долгое время он не мог найти подхода, пока тот не создал свою алкашку. Через обедневшего на своих исследованиях, толстяка Арнора Атласона, который потратил последние средства на открытие предприятия по продаже спиртного, которое вскоре обанкротилось, по причине своей незаконности. Арнор нуждался в инвесторе им-то и стал Балог. Арнор по его указке, стал спонсировать Лингрена спиртным и за отдельную плату подслушивать беседы его шайки.

Действия Балога как минимум могут показаться странными, а как максимум – идиотскими! Зачем спонсировать своих соперников? Ответ в деле же лежал на поверхности и был заключён в его драгоценном медальоне кошки, который он всегда прятал, как и фарфоровую маску с плащом. Он был частью чего-то большего и более масштабного, выходящего за рамки пустынных земель и всего острова. У него было поручения, цель от тех, кто правит этой планетой!

– Недаром люди зовут меня бароном. – подумал Барон, сделав передышку пока писал свои стишки, закурив сигарету и отпив пару глотков виски. – Это всё игра, даже Русь – которой я правлю – только марионеточное общество.

Орден грамотно расписал ему, что и как делать и он делает, восхищаясь его грамотностью и дальновидностью.

ТУМАС ЛИНГРЕН

Тумас, пожалуй, впервые в этом веке чувствовал себя разбитым, когда отдавал свою лисицу. Он не был в морозильных банях, отдав это на откуп Яну.

Он сидел в своей лисьей норе, в самом её отдалённом углу играя на намеренно расстроенной арфе, чтобы та выдавала не миловидную мелодию, а дрожащую и скорбящую как его душа. Он играл для маленького огонька, разведённом на зубочистках. Пламя обрело женскую фигуру и крутилось в такт скорбной арфе. Тумас дышал ртом, лицо онемело, пальцы с каждой минутой всё медленнее дёргали струны, а когда вернулся Ян и сказал, что всё получилось:

– Лисица в волчьей стае! – так он сказал.

Тумас хотел избить его за такую аналогию, но Ян неповинен в его решениях. Он часто отговаривал его вначале их совместного пути, но быстро перестал, поняв бессмысленность этих словесных баталий, после которых оставалось только копоть на душе.

Тумас обманывал, грабил, убивал, торговал запрещёнными веществами, не гнушаясь, предавал – он сам термин зла, он и есть зло, но никогда это понимание не марало его изнутри, не ломало. Лисица – любит его, а он, вместо того, чтобы принять и полюбить самому – отгонял её любовь, но каждый раз, когда он звал её обратно – она прискакивала без раздумий. Она из разу в раз доверялась ему, отдавая всю себя, и с горечью принимала предательства, ненадобность без нужды.

– Что ты наделал, Тумас Лингрен? – спросил он у себя. – Тебе нужен Аммос? – ответом на вопрос стал другой вопрос. – Да, но цена слишком велика… – Ты заплатил и товар более не вернуть, остаётся только верить, что тебе не придётся прикончить её лично, молиться богу и творцу, что По сам её прикончит. – Наверное, ты прав… – Лингрен осушил рюмку, но дно стало пополняться иной жидкостью.

Жидкостью капающей из глазных яблок.

НИК МАДЕЙРА

ЗАПИСЬ ДВАДЦАТАЯ

Давно я не писал. Четыре записи почти за полугодичный срок – совсем не дело! Надо писать почаще…

Сын творца отметил у нас своё десятилетие. Несмотря на столь юный возраст – я неподдельно восхищаюсь им и сам надеюсь, что этот мальчишка может исполнить своё предназначение. Уже в таком возрасте он организовал выставку своих картин, которые действительно достойны, но выставка была не самой обычной. Картины весели на стенах, а по всему помещению, в котором они были собраны – раскатывалось целлофановое море, в прямом смысле – целлофановое. Это море под действием специальных ветровых пушек – качалось как настоящие волны, под ногами трясущиеся моллюски, до которых мог дотронуться любой желающий, на потолке не было ламп – только гирлянды, свисавшие как сосульки.

А ещё…

По Хиггинс назначил моего брата – Федерико – главврачом Панацеи (единственной больницы Аммоса). Я люблю брата, каким бы ни было его прошлое и проблемы с законом, но я старался оспорить это решение, потому что доверять ему – единственную больницу, после всего, что он натворил в прошлом веке… Он бесспорно талантливый хирург, но ещё больше он прославился в роли охотника за головами. Убивая без разбору. И хороших и плохих.

Я знаю, что может это мелочи, для глобального мира, но я просто не знаю, о чём ещё писать, может о том, что меня сейчас окружает, ну что ж…

Светильник. Стол из берёзы. Куча помятых бумаг, на которых я писал свои идеи и законы, всё, всё, всё. Картина творца на стене. По полу, час от часу катаются пустые бутылки. Душный ветер в Блаунзе он освежал – здесь он душит. Белый потолок. Рамка с фотографией жены и сына – единственные мои спасатели от рабочих тягот.

Вокруг на самом деле много чего происходит, но писать об этом как-то совсем не хочется. Жизнь словно проходит сквозь меня, словно бы я и не живу вовсе.

Я устал.

ФЕДЕРИКО МАДЕЙРА

– Прошу тебя, напомни мне, какой это по счёту склад? – спросил Федерико у Пираньи.

– Мне почём знать, негрила!? – огрызнулся он.

Пиранья был взбешён безрезультатными поисками LED`а.

– По назначил меня главным врачом Аммоса, я думал, что этот факт как-то изменит твоё отношение ко мне.

– Ещё чего? Разве звание главврача меняет твой цвет кожи? – спросил он, раскурочивая своим лезвия всё, что поддавалось разлому.

– Ну ты же долбишься с… Как ты выразился… Негрилами… И по моей информации – ты их так не называешь.

Пиранья остолбенел, но быстро, в чистом гневе, обрушил своё лезвие уже против новоиспечённого главврача. Но достигнуть задуманного – он не смог. Федерико прошмыгнул под подпрыгнувшим Пираньей и ударил его, выпрямив руку и развернув корпус. Пиранья продолжил лететь, но полёт был недолгим. С пронзительным скрипом, его тело разломило целых три ящика.

– Я не фельдмаршал, Хиггинс! Я раб, но не твой – я раб брата твоего! Искать LED`а – твоя прихоть, которой я следовать не обязан, потому что – это не моя прямая обязанность! Если договоришься с братом, и тот напишет от своей руки бумажку, в которой, я – главврач «Панацеи» должен заняться поисками Альянсовского супергероя – тогда и поговорим! Я оказал тебе услугу – потратив полдня на беготню по всем складам Аммоса – надеясь заслужить твоё уважение, но теперь, я понял – оно нахер мне не сдалось, Пи-Хи! Как тебя называет чёрный парень, которого ты долбишь в задницу!

Федерико ушёл со склада, оставляя Пиранью охать от боли.

ХЭРОЛЬД КЕРР

Хэрольд смиренно поднимался по маленьким выступам в песочной горе, в самую непогоду за своей невестой. Когда Наталия поделилась с ним своим наблюдением, он имел смелость усомниться, за что Наталия протезированной, левой кистью, пробила дыру в его спине, специально не задев механизмы, отвечающие за его жизнеобеспечение, но намеренно порвала провода, которые шли к спинному мозгу. Их повреждение приносило сущую боль и течь бензина, отравляющего организм. Если залатать дыру в спине в течение 3—4 часов, планктоны-спасатели, спящие в его мозгу – восстановят остальные повреждения, но Наталия специально решила помучить его, чтоб он впредь не сомневался в ней. И когда Хэрольд впервые увидел гору, выше обычных – он понял, что ошибался, а когда песок под ногами начал осыпаться и каждое касание рук и ног стало отдаваться звуком пластмассы – он поклялся, что никогда более не станет сомневаться в словах невесты.

Затруднённость в связи с открытой пробоиной в механическом теле, не давала возможности более ловкому и шустрому Хэрольду, нагнать сильную и не исхудалую Наталию. Да и Наталия не стремилась дать себя нагнать, только заводя Хэрольда двигаться быстрее, чем он мог физически. Это продолжалось до тех пор, пока песок под их ногами и прямо перед ними не решил подняться. Хэрольд понимал, что за песком скрывается что-то оставшееся от прошлого поколения, но не подозревал, что ему предстоит оказаться на высоте соизмеримой с девятиэтажным домом. Его, ещё сохранившие наружный облик руки, если не смотреть на подушечки пальцев которые были заменены липким и непромокающим, резиновым аналогом с чипом внутри кожи. Эти липки подушечки оставили его ноги дёргать в воздухе, а не падать под ускорением ветра. Поднятие робота только раззадорило и так бушующую совсем рядом бурю, в которую Хэрольд боялся угодить.

– Я попробую его отключить! – крикнула сверху Наталия.

По своей природе Хэрольд был труслив и всю жизнь старался компенсировать трусость – напором. Сейчас ему тоже было страшно, и он хотел покориться чувству страха в очередной раз, вжавшись и ждя конца, но он продолжил карабкаться.

– Если хочешь заслужить главную среди червей – ползи вверх, думать будешь потом! – повторял он себе раз за разом.

Он любил Наталию и знал, что только так можно заслужить её любовь. Показать ей, что кандидат, выбранный ей в мужья – заслуживает её больше всех!

– Что тебе непонятно в слове – я!?

Руки Наталии по локти тонули в мозгу робота.

– Я мужчина и люблю тебя! Как я могу быть там, внизу, когда любовь моей жизни здесь! – яростно закричал он.

Зло Наталии отступила, какая-то часть её почувствовала себя женщиной, нуждающейся в помощи мужчины.

– Никогда таких не видела!

– И что мы будем делать? – спросил Хэрольд, с трудом держась на круглой голове восставшего из песка робота.

– Можно обойтись малой жертвой!

– Какой?

– Твой чип-ингибитор! Я бы использовала свой… Да машина приложилась по мне так сильно, что от падения, он начал плавиться, я чувствую как он течёт по мозгу.

Хэрольд не мог говорить. От чипа ингибитора зависела его жизнь. Если он повторит участь Наталиного, то он даже не успеет почувствовать, как его мозг плавиться – голова просто отсоединится от тела. Вся жизнь пролетела перед глазами Хэрольда, и он вспомнил, как говорил своей матери – что хочет стать героем, но за семнадцать лет жизни – он не сделал ничего геройского…

Хэрольд инстинктивно помог, Наталии вытащить руки, окровавленные, оборванные, провода искрили, мышцы лезли наружу, вены брюзжали. Открыв канал на указательном пальце, он протянул маленький проводок к мозгу машины. Соединив воедино, программные коды друг друга, Хэрольд попал в тёмный мир, где царствуют цифры…