Тюльпаны с Байконура. О романтической эпохе улетных достижений

Не затягивая разговор, лысый без проволочек проводил меня до дежурного «уазика», отдал распоряжение водителю, и вскоре я был в Аненкове, знакомился с очередной старушкой, пустившей меня в свой дом квартировать. Она оказалась много словоохотливее предыдущей, долго расспрашивала обо мне, о моих родителях, о родственниках. Я без утайки отвечал на ее вопросы. Старушка с интересом слушала. Угощала козьим сыром, свежим молоком с пышными лепешками домашней выпечки. Постелила для меня чистую постель, в которой было тепло и уютно.

За ночь я хорошо отдохнул. Собрался и пошел в колхозную столовую. А там за завтраком познакомился со студентами-математиками. При этом мне было жутко неловко, ведь мы были ровесниками. Вот закончится завтрак, они подхватят ведра и уткнутся в борозду, а я, не сгибая спины, буду за ними наблюдать. Все как-то нелепо и странно, поэтому пытался скрыть свои смятение и робость под маской напускной серьезности. Со стороны все это, наверное, выглядело глупо. Девчонки украдкой косились в мою сторону, перешептывались, посмеивались. Я это замечал и оттого робел пуще прежнего, пуститься в разговоры – еще в более дурацком положении высветиться. Надувал щеки и молча наблюдал за происходящим.

Мне очень хотелось встретить здесь симпатичную приветливую девушку, познакомиться и, может, даже задружиться с ней и забыть про Наташу. Однако в девичей толкучке я, к моему разочарованию, такой не приметил.

Позавтракав, неторопливою гурьбой мы вышли на картофельное поле. К этому дню погода переменилась. По небу поплыли низкие, тяжелые, темные облака. Солнце меж них если и проглядывало, то ненадолго. Дул холодный осенний ветер. На ветру девчонки ежились, торопливо выбирали картошку. Набранные ведра быстро опустошали в телеги и вновь возвращались к борозде.

Я наблюдал за этим рабочим процессом со стороны, никоим образом не включаясь в него, торчал, как столб на осеннем ветру, и со временем стал замечать, что холодок меня пробирает. Мне б подключиться, пошевелиться, потрудиться и в работе согреться, но нет, я важничал, изображая из себя начальника, и к окончанию дня заметно продрог.

Явившись на квартиру, принес с собой озноб и долго в теплой избе не мог согреться. Приметив это, бабка напоила меня горячим молоком с медом, однако это не помогло, к утру у меня поднялась температура. Я почувствовал жуткую слабость и на работу решил не выходить.

С этой дурацкой простудой я провалялся в постели четыре дня. На пятые сутки под вечер вернулся отъехавший куратор и, сказав, что двоим соглядатаям тут делать нечего, сочувствуя моему болезненному состоянию, отпустил меня.

На этом картофельная эпопея той осени была для меня завершена, восстанавливать здоровье и рассеивать грустные думы о Наташе я вернулся домой.

Кутаясь в эти воспоминания, я незаметно, тихо уснул в своей еще не обжитой байконурской обители.

Арестованный паспорт

Утром следующего дня Алексей забежал за мной. У меня не было будильника, да он мне и не был нужен, я легко без него обходился. Засыпая, указывал себе, во сколько следует проснуться, и в нужное время глаза мои открывались. Так было и сейчас. К моменту появления Алексея я поднялся и собрался. К назначенному часу мы явились в экспедицию. Слова «офис» в те годы в нашем лексиконе не существовало. Место расположения руководства, как и все наше инженерное сообщество, звалось одним словом – «экспедиция».

Наши попутчики, Анатолий и Николай, были уже там. Когда мы протиснулись в кабинет начальника и поздоровались с ним, я приметил, что Олег Николаевич посматривает в мою сторону с некоторым подозрением. Поприветствовав нас, он без лишних рассуждений раздал всем паспорта с вложенными в них талонами и пропусками. Потом попросил всех пройти на инструктаж к главному инженеру.

Странно, но мне ничего не досталось. Когда мужики потянулись к выходу, начальник киношно обратился ко мне:

– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.

Это обстоятельство смутило меня, а он продолжил:

– Послушай, Александр, ты человек здесь новенький, я ничего о тебе не знаю. За тобой никаких грехов не числится?

– Не знаю, – растерянно ответил я ему. – Вроде нет. А что случилось?

– Пока ничего особенного. Документ твой местная милиция арестовала. Начальник паспортного отделения ничего объяснять не стал. Сказал лишь: «Пусть этот сам ко мне придет». Иди.

– Куда? На инструктаж?

– Какой тебе инструктаж? Ступай в милицию. Выручай свой арестованный паспорт.

Я шел по пыльным серым улицам незнакомого мне города и замечал поваленные ветром новогодние елки. Они сиротливо валялись на голой, изрытой многочисленными канавами земле. Уличное пространство выглядело необихоженно. Мешая проходу, на уровне чуть ниже пояса вдоль дорог тянулись водопроводные трубы. Неаккуратно обмотанные, они помахивали на ветру растрепанной теплоизоляцией. Был бы снег, прикрыл бы эту стыдобу, но его не было, и это в середине-то зимы, сразу после Нового года. Все, что сейчас виделось, никак не вязалось с устоявшимися представлениями об этом сказочном, красочном, заснеженном празднике. Однообразные, безликие строения, мимо которых я брел, выглядели уныло и мрачно. Сквозь эту железобетонную серость я топал в милицию с беспокойными мыслями о паспорте. «На кой леший он им сдался? Чего они в нем нашли крамольного? Прежде чем попасть в эти края строгих правил, я столько поназаполнял анкет, столько прошел проверок „на вшивость“ – и вот на тебе здрасьте… Что еще не так? Интернирован не был, в плену не был, родственников за границей не имею. Три года провел в тюрьме. Неужели это тюремное прошлое всплыло и оказалось сейчас под подозрением?» Иду гадаю, к чему тут могли придраться?

В душевном смятении отыскал местную милицию, паспортное отделение и кабинет начальника. В милицейских коридорах пусто. Торчу под дверью, переминаюсь с ноги на ногу, не решаясь войти, однако надо.

Вхожу и… Елы-палы! Чего я вижу! За столом начальника мой однокурсник Иван Ципляков. Вот это встреча…

– Иван, ну ты шутник. Чуть заикаться меня не заставил. Это ты арестовал мой паспорт?

– Я. Здорово, дружище!

– Здорово, здорово. Ну, напугал. Мой начальник меня уже в неблагонадежные записал. Ну, ты даешь.

– Да я, когда твой документ мне в руки попал, сам немало удивился. Столько лет ни слуху ни духу, и вот ты здесь.

Он вышел из-за стола, шагнул мне навстречу, мы рассмеялись и по-дружески крепко обнялись.

– Спешишь, небось? Запоминай мой адрес, заглядывай вечерком. Ната у меня манты классно готовит. За рюмкой чая вспомним о былом студенчестве, посидим, потолкуем.

После этой неожиданной встречи я, облегченно вздохнув, вернулся к своему начальнику. Рассеял его подозрения о неблагонадежности, прошел у главного инженера запланированный инструктаж. Остаток дня провел в походах по магазинам, отоваривая полученные продуктовые талоны на гречку, тушенку, сгущенку, макароны. К Ивану в гости решил забежать попозже, как-нибудь в выходной.

Эта неожиданная встреча еще более ярко пробудила мои воспоминания о студенческих годах, наполнила их новыми, живыми, яркими красками юности.

Первое свидание

Ясно припомнилось, как после картофельной эпопеи я вернулся в родительский дом и там, в домашней обстановке, от накатившей было простуды не осталось и следа. Мне было еще непривычно осознавать себя гостем в родном своем доме, а ведь я заглядывал сюда все реже и совсем ненадолго.

Свободные дни проскочили быстро. Пришло время ехать в город, в университет, для продолжения учебы теперь уже на следующем, втором курсе, в статусе полноправного студента дневного отделения.

Начало семестра – время веселое, беззаботное, до сессии еще ой как далеко. Встречаемся, общаемся, дурачимся с однокурсниками. Устраиваем походы в кино, находим поводы для посиделок у кого-то на квартире или в общежитии. Встреченный сегодня мною Иван на таких посиделках, как правило, был бодр и весел, к спиртному никогда не прикасался. В ответ на приглашение отведать горячительного у него всегда в запасе был свежий анекдот, тем и отбрехивался от назойливых приставаний с выпивкой.

Одну из таких тусовок оформили как посвящение в студенты. Кроме меня, еще несколько человек были переведены с вечернего отделения на дневное, всех и чествовали.

С пафосом, под аплодисменты собравшихся Петр, активист и организатор наших встреч, вручил мне картонную самоделку с надписью «студенческий билет», на развороте которой помещена была моя фотография в обрамлении двойного интеграла и забавный стишок:

Скажи-ка, Саша, ведь недаромС зачетной книжкою в рукахНа матанализ впопыхах ты с нами шел.Ты интеграл неисчислимый раньше взял…И вот желанный миг настал:Студентом был – студентом стал!

Такое внимание товарищей приятно радовало. Смущен и искренне всем благодарен. Словом, жизнь кипит.

Во время учебы, перебегая из аудитории в лабораторию и обратно, пересекаемся с первокурсниками. Взгляд мой непременно выхватывает из толпы Наташу. Со вздохами и грустью смотрю ей вослед. Никак не могу смириться с тем, что я ей совершенно безразличен.

А тут как-то Петр притаскивает фотографии, которые он отпечатал, вернувшись из колхоза. Среди этих фоток я замечаю те, которые были сделаны по моей подсказке.

– Петр, – обращаюсь я к нему, – ты пленку с негативом не выбросил? Дай мне, пожалуйста, вот эти фотки, с Наташей, а ты, если надо, себе еще отпечатаешь.

Так в моих руках оказался бесценный фотоклад. Украдкой, сторонясь чужих любопытных глаз, я подолгу разглядывал их. С этих снимков Наташа смотрела мне в глаза прямо и открыто, не уворачиваясь, и это было чертовски приятно. Налюбовавшись вволю, я стал соображать, что же делать с ними дальше? И решил оставить себе одну, ту, на которой Наташа сидела высоко на лестнице, а остальные передать ей. Для нее это будет неожиданно и, наверное, порадует.

Но следом мою затуманенную голову посетила иная мысль. А вдруг она спросит: «Откуда это? Я, – скажет, – тебя об этом не просила. Ты что, за мной шпионишь?» Возьмет да отшвырнет их и тем добавит мне очередную порцию досады.

Эти мысли меня смущали и не позволяли решиться подойти к ней.

Не помню, сколько дней я этим состоянием терзался, как вдруг мне кое-что попутно подвернулось. В город приехал ВИА «Поющие гитары». Случайно, как-то необычно легко, достались мне два билета на их концерт. На билетах косым синим штемпелем, привлекающим внимание, было отпечатано слово «БАЛКОН».

Тогда я решил так. Покажу Наташе фотографии, отшвырнет – схожу на концерт, успокоюсь. Примет фотки по-доброму – покажу ей билеты, предложу пойти со мной на концерт, и будь что будет. С этой задумкой я, преодолев свою робость, подошел к ней на одной из перемен.

– Привет, Наташа.

– Привет.

– Погоди, не убегай. Я тебе кое-что покажу.

С этими словами я протянул ей фотографии. Она взглянула на них и, радостно улыбнувшись, воскликнула:

– Это ты мне? Ну, спасибо. Здорово. Пойду девчонкам покажу.

– Постой. Это еще не все. «Гитары» тут с гастролями. Ты хотела бы пойти на их концерт? – Я протянул ей билеты.

Она приняла их с осторожностью. Долго разглядывала. Я чувствовал, что что-то ее смущает, потом, после долгой паузы, тихо промолвила:

– Хорошо, я подумаю, – и протянула билеты мне обратно.

– Нет, нет, – возразил я, – ты оставь их у себя и думай. До концерта еще три дня, время есть.

На том и расстались.

В день, когда должен был состояться концерт, мы встретились вновь, и, поздоровавшись, я напомнил ей:

– Наташа, сегодня концерт. Я буду ждать тебя у входа во Дворец.

– Хорошо, – ответила она и убежала.

В нетерпении я явился к дверям Дворца культуры более чем за час до начала концерта. Погода была по-осеннему прохладной. То ли от холода, то ли от волнения меня колотило, пробирала дрожь, и я мотался туда-сюда перед дверьми Дворца культуры в попытках согреться. С нетерпением вглядывался в ту сторону, откуда Наташа должна появиться, пытался приметить ее издалека. Но появилась она как-то внезапно и быстро оказалась совсем рядом. Когда она подошла, я встретил ее растерянно, молча, а она улыбнулась и смело бросила:

– Идем?

– Да-да, – согласился я и, споткнувшись, неуклюже толкнул входную дверь.

Наташа предъявила контролеру билеты, и мы прошли к гардеробной стойке. Я освободился от куртки, помог ей снять бардовое осеннее пальто, передал вещи вахтерше, принял от нее номерок, и… все это как-то машинально. Я не сводил с Наташи глаз, не обращая внимания на суетящихся вокруг людей. На ней было плотно облегающее ее стройную фигуру черное платье чуть ниже колен. Черные туфли на невысоком каблуке удачно дополняли ее вечерний наряд. Все аккуратно и строго, ничего лишнего, даже маленькая серебряная брошь на левом плече поблескивала, будто звездочка на темном ночном небосводе, и была очень даже уместной. Ее густые волнистые темные волосы свисали до плеч. Время от времени Наташа встряхивала ими, высоко запрокидывая голову. Меня эти движения завораживали, я мог смотреть на них бесконечно. Душа моя пела, парила от счастья, а вот мысли разбежались и язык изрядно заплетался:

– Наташа, я шоколадку купил, «Аленку». Хочешь?

– Ну, давай!

– Ой, – хлопнул я себя по карманам пиджака, – а она в куртке осталась. Погоди, я сейчас сбегаю. Я быстро.

– Ладно, не надо. Пойдем в зал. Скоро уже начало.

Она задорно улыбалась, а мне отчего-то было жутко неловко. Возражать ей не стал, пошел следом.

Зал был полон, но мы без труда отыскали свои места, заняли их, и вскоре на сцене появились нарядно одетые артисты. Они взялись за свои инструменты, зазвучала приятная музыка. Концерт начался.

На ритмичную мелодию ложились волшебного смысла задушевные слова: «Люди встречаются, люди влюбляются, женятся…» А следом: «Для меня нет тебя прекрасней…», «Если выйдешь ты мне навстречу…», «Вечерний город». Все красиво, и все так кстати. Неземные звуки, небесные мелодии…

Мне показалось, что представление проскочило очень быстро. Во время концерта мы почти не разговаривали, будто подтверждая расхожую побасенку о том, что с любимым человеком не скучно и помолчать.

Я был под большим впечатлением от нашей встречи, от концерта, песни еще звучали в моих ушах, но вот мы уже у подъезда ее дома, и пока я морщил лоб, соображая, что сказать, Наташа начала разговор первой.

– Саша, – негромко, но внятно сказала мне она, – спасибо тебе за приглашение. Хороший был концерт. Я рада. Только не надо больше за мной ходить. Ты интересный парень, но знай: у меня есть другой. Он тоже Саша, и он не такой, как все. Он мой односельчанин, мой одноклассник. В школе мы сдружились и договорились вместе поступать в университет и вместе учиться.

– И где же он? Что-то никого возле тебя я не приметил на картошке.

– Да, он не был на картошке, и в университете мы не ходим за ручку. Демонстрировать наши отношения нам ни к чему. Видел ты его. Он плотный такой, с широкой открытой улыбкой, и волосы у него приметные: пышные, пепельного цвета. Это мой парень, и у нас все хорошо. Я замечаю, что ты в мою сторону посматриваешь, и давно хотела тебе об этом сказать. Вот случай и представился. Спасибо тебе за концерт.

Это свидание, вселявшее в меня столько надежд, так грустно закончилось.

Я не спешил вернуться к себе на квартиру. Долго бродил по аллеям Пролетарки, но развеять грусть-тоску никак не удавалось, надолго тогда в душе моей она поселилась.

Да, было дело, но сейчас совсем иное.

Знакомство с объектом

Поутру, в означенное время, к гостинице подъехал служебный автобус ЛАЗ «Турист». Мы с Алексеем и еще несколько человек, пока незнакомых мне, зашли в него, автобус тронулся. Гостиница наша была расположена почти в центре города. Автобус повез нас по прямым городским улицам в сторону Тюратама, притормозил в шестом микрорайоне, выстроенном на окраине. Здесь наш транспорт почти полностью заполнился, так как большинство сотрудников были расквартированы тут в панельных, недавно отстроенных пятиэтажках микрорайона. Возле некоторых домов торчали строительные краны, жилищное строительство в микрорайоне продолжалось.

По всему было видно, что большинство заполнивших автобус были знакомы, приветливо друг другу улыбались, о чем-то негромко разговаривали. Практически все, включая женщин, были примерно одинаково одеты в широкие, пошитые из овчины, покрытой грубой плотной тканью, типа брезентухи, полупальто или куртки. На вид такая одежда выглядела неказисто, особенно на женщинах, зато очень хорошо спасала от порывов степного, холодного, пронизывающего ветра.

Один из вошедших, мужчина лет сорока, среднего роста, коренастый, улыбчивый, кроме массивной сумки, которые были у всех входящих, волочил за собой еще и тяжелую железную двадцатилитровую канистру. С трудом он разместил свой багаж возле свободного сиденья сбоку от нас. Усевшись, поприветствовал Алексея. Следом в узкий автобусный проход протиснулась и подсела к нему крупная дама.

– Это семейная пара, – не привлекая их внимания, тихонько подсказал мне Алексей, – Виктор и Нина Кузнецовы. Будем вместе работать.

Попыхтев, поудобнее разместив свое грузное тело, Нина, не обращая особого внимания на мое присутствие, окликнула Алексея:

– Леша, когда прилетел?

– Позавчера. Добирались через Актюбинск. Тут, говорят, сильно мело, пришлось подъезжать поездом.

– Да не то чтоб уж очень-то и мело. Как обычно, – высказалась Нина.

– Это смотря с какой стороны. Если ветер дует вдоль посадочной полосы, это одно, а если поперек, то для самолета четырнадцать метров в секунду критично, может снести, – поправил ее Виктор. Но дальше этого разговор не пошел.

Автобус громко рявкнул, похырчав шестеренками коробки передач, вздрогнул, дернулся, после чего тронулся. С натужным ревом, медленно разгоняясь, он повез нас к месту работы. Мы проехали мимо железнодорожного тупика со стоявшим там на рельсах мотовозом, мимо городского рынка, телефонной станции. Промелькнуло несколько памятников, но я не сумел разглядеть кому. А вот полноразмерный макет ракеты «Союз» (памятник прославленной королевской «семерке») вполне угадывался. На выезде из города Алексей толкнул меня в бок, подсказывая:

– Глянь направо. Это гостиница космонавтов.

По виду здание гостиницы не было чем-то примечательным. Если бы не подсказка Алексея, я б о такой его особенности и не догадался.

Выезжая из города, тормознули у КПП (контрольно-пропускного пункта). Молоденький солдатик мельком осмотрел наши пропуска, проворно выскочил из автобуса, и мы поехали дальше.

Узкая ухабистая дорога вовсе не соответствовала моим представлениям об устройстве космодрома. За время пути автобус то трясло, то сильно раскачивало. Натыкаясь на дорожные выбоины и кочки, наш молодой водитель часто и порою резко притормаживал, будоража тем сонливых пассажиров. Чтоб как-то скрасить это неудобство, он на полную громкость включил автомагнитолу с кассетой Розенбаума, и по всему салону поплыло протяжное: «Ау… Ау… Ау…»

Позднее он крутил эту кассету в каждом рейсе, пока вез нас до объекта или обратно. Не знаю, как другим, мне эта музыка настолько осточертела, что я на долгие годы невзлюбил голосящего артиста. Хотя он здесь, понятно, ни при чем и многим, наверное, нравится.

Отмерив половину пути, автобус остановился у небольшой проходной. Всю дорогу Алексей не оставлял меня без внимания, комментируя все то, что проплывало за окном. Вот и сейчас он подсказывал:

– Это двести пятьдесят четвертая площадка. Здесь КИС (контрольно-испытательная станция), где готовят к старту «Союзы». А вон там, подальше – это корпуса испытательных станций для «Бурана» и ракеты «Энергия». А еще дальше, в степи, видишь, фермы топорщатся? Там два «бурановских» стартовых комплекса. Третий, что поодаль, стартовый комплекс для ракеты «Энергия». В прошлом году оттуда с макетом тяжелого спутника она уже слетала. А теперь на нее цепляют «Буран», и она должна стартовать в паре с ним.

Я с интересом выслушивал его, осматривал окрестности, вникал в обстановку.

Несколько человек здесь, на проходной площадки двести пятьдесят четыре, из нашего автобуса вышли. Кто-то из них, выходя, уточнил у водителя:

– Обратно во сколько?

– Не знаю, – равнодушно ответил тот, – как получится. Если что, возвращайтесь на мотовозе, – и закрыл за вышедшими дверь.

Поехали дальше. Всматриваясь в окрестности, замечаю на перекрестке будку с надписью крупными буквами «ГАИ». Спрашиваю Алексея:

– А это оно здесь на кой? Территория закрытая, кругом армейские посты. Гаишникам-то чего здесь делать, какое движение регулировать? Кого им здесь пасти?

– Не знаю. Наверное, табуны лошадиные. Или верблюжьи, – отшутился Алексей.

Я было замешкался, не поняв, какие табуны он имел в виду, однако вскоре заметил недалеко от дороги пасущихся верблюдов. Зимняя пора, холодный порывистый ветер, степь местами покрыта неглубоким снегом, из-под которого топорщатся серовато-коричневые кусты каких-то колючек. «И это все, что есть сейчас им на прокорм?» От этой мысли мне тех верблюдов стало жаль. Они смотрелись на фоне огромных железных ферм стартовых комплексов как-то нелепо и сиротливо. Доселе в книжках и на картинках про Байконур мне они не встречались, и теперь наблюдать за ними из окна разгоняющегося автобуса было весьма забавно.

Автобус, оставив позади проходную, поехал заметно быстрее, и трясло его теперь значительно меньше.

– Дорога вроде как пошире, поровнее стала, – высказал я свою догадку.

На что Алексей ответил:

– Так здесь же «птичку» на тележке возят. С аэродрома в КИС. Берегут, чтоб не растрясти. Вот и постарались на этом участке хорошую дорогу сделать.

Я догадался, что он говорит про «Буран». Запомнил слово «птичка», так здесь промеж себя называли этот орбитальный корабль, своим внешним видом похожий на самолет или огромную птицу. Мы ехали на аэродром Юбилейный, куда после космического полета планировалось возвращение этого уникального аппарата.

Дорога шла все время прямо, и лишь в конце нашего пути по размашистой дуге мы подъехали к шестиэтажному панельному зданию, внешне отличавшемуся от многоквартирного жилого дома разве что отсутствием балконов. Это был КДПЦ.

День был ветреный, холодный. Покидая автобус, каждый спешил побыстрее забежать внутрь здания.

– Нам на четвертый, – не оставлял меня без внимания Алексей.

Кузнецовы тянулись за нами следом. Нине тяжело было тащить свой избыточный вес, она натужно пыхтела и отставала. Виктор одной рукой волочил канистру, а другой слегка подталкивал жену в спину, приговаривая:

– Еще немного, еще чуть-чуть, еще этаж, он трудный самый…

Мы с Алексеем без проблем поднялись на нужный этаж и вошли в широкий коридор, освещенный гудящими люминесцентными светильниками. С одной стороны коридор заканчивался большим окном. С другой, куда мы направились, в конце него трепыхались сшитые меж собой, приколоченные к потолку, стенам и полу байковые солдатские одеяла. Алексей обратил мое внимание на эту трепыхающуюся под напорами ветра занавеску.

– Близко туда не подходи, споткнешься – вылетишь прямо в степь. За одеялом сквозной проем. Здание еще не достроено, – предупреждал Алексей. – Нам сюда.

Мы свернули налево и вошли в просторное помещение, вдоль стен которого теснились железные шкафы. Один из них, что стоял ближе к двери, оказался пустым, в него мы скинули свои полушубки, шарфы и шапки, все же остальные были битком набиты аппаратурой и рабочей документацией.

В центре комнаты возвышались две стойки размером в мой рост. Снизу доверху они были плотно нашпигованы ячейками электроники. В проеме между стойками была помещена широкая столешница, опирающаяся на железные тумбы. В нее были вмонтированы две платы с клавиатурой и два манипулятора, размером и видом напоминающие наполовину застрявшие в лузах бильярдные шары. Рука непроизвольно тянулась к ним, хотелось их покатать, покрутить, но я сдержался. Тут же на столешнице были установлены два массивных монитора с большими, почти полуметрового диаметра, круглыми экранами. Таким образом из перечисленного железа, окрашенного в серовато-синий цвет, были организованы рабочие места операторов.

С левого края, на крышке одной из стоек, помещалась небольшая пластмассовая коробочка радиоприемника ГГС (громкоговорящей связи). Из нее торчал закрученный пружиной телефонный провод, соединяющий приемник с тангентой (микрофоном).

Вот, пожалуй, и все, что предстало моему любопытному свежему взгляду при первом знакомстве со своим рабочим помещением. Да, были здесь еще три больших окна с видом на какие-то неказистые низенькие строения, что топорщились вдалеке.

– Это солдатские казармы, – пояснил Алексей.

– А зачем они здесь, средь голой степи? – полюбопытствовал я.