Наперегонки со смертью

– Отдыхай пока и в неприятности не влипай. А если всё будет плохо, тут уж не обессудь – заберу тебя обратно. Поняла?

Снова киваю.

– Ну вот и ладно. Провожать не надо, дорогу найду сам.

Фух, аж гора с плеч! Про регенерацию не знает, забирать меня прямо сейчас не планирует. Живём!

Анатолий Викторович садится в кресло, дождавшись, когда в глубине квартиры хлопнет входная дверь, и пристально смотрит на меня:

– Мне только вот что непонятно…

Глава 14. Признания

– Мне только вот что непонятно…

Анатолий Викторович жуёт ус, хитро посматривая на меня.

– Что за регенерация у тебя бешеная? Врождённая или приобретённая?..

Отвожу взгляд. Я ответ даже для само́й себя ещё не сформулировала. Страшно…

– Не хочешь говорить? – догадывается подполковник.

– Скорее, не могу. Пока не могу.

– Ладно, неволить не стану. Вы тут пообщайтесь, а я пойду к выходу готовиться.

Анатолий Викторович покидает комнату, а я перевожу вопросительный взгляд на Андрея.

– Он куда-то уходит?

– Да, и я с ним. Патрулирование никто не отменял.

– О! Я тоже пойду! – подскакиваю на кровати.

– Куда? – меня чуть ли не силком укладывают обратно на подушки. – Едва с того света вернулась, уже на подвиги потянуло?

– Да я хорошо себя чувствую! – сама не знаю, зачем протестую, из чувства противоречия, не иначе.

– Оно и видно! – серые глаза Андрея превращаются в две грозовые тучи: потемнели почти до черноты и мечут молнии. – Тебе руку только-только залечили, поберечься надо, какой патруль?

– Вы же не знаете, как мертвецов убивать, а я знаю! – запальчиво говорю и понимаю, что меня уже несёт. А вот и откат начинается.

– Без тебя как-то справлялись и сейчас справимся! – припечатывает Андрей и уходит. Я сворачиваюсь калачиком, обнимаю здоровой рукой колени и закрываю глаза. По щекам бегут непрошенные слёзы. Я их даже не вытираю. Сами высохнут. Это не я истеричка, просто такая реакция организма на стресс.

– Эй, ты чего? – На плечо ложится тёплая ладонь. – Я тебя обидел? Извини, на тебя столько свалилось, а тут ещё я с нравоучениями. Но пойми, мы не можем взять тебя с собой.

– Я не обиделась и все понимаю, – продолжаю глотать слёзы. – Просто… Я помочь хочу и не могу. Это убивает.

Из горла вырывается всхлип. Андрей молча подхватывает меня и прижимает к себе. Гладит осторожно по голове, чуть укачивает.

– Как же ты мне её напоминаешь… – вдруг с горечью говорит он.

– Кого?

Но ответить Андрей не успевает, с улицы раздаётся сигнал сирены, такой громкий, что я невольно закрываю здоровой рукой ухо, а вторым прижимаюсь к Андреевой груди. А ещё через мгновение – телефонный звонок, вибрация которого заставляет меня подскочить от неожиданности.

– Извини, надо ответить.

Андрей сгружает меня на кровать и выходит в коридор. Ясно, что говорить при мне он не обязан, но мне становится самую капельку обидно. И до жути интересно, что там случилось. Впрочем, я недолго томлюсь в неизвестности.

– Алтея, мы уходим, будем утром.

Андрей уже одет в камуфляжный костюм коричнево-зелёной пятнистой расцветки, в руках небольшой рюкзак. Наверное, с запасом еды и воды. Но это лишь мои домыслы, неизвестно, как организованы их патрули.

– Мы, конечно, тебя закроем, но, зная твоё шило в одном месте… – хмыкает Андрей.

– Эй! – меня неожиданно задевает его насмешка. – Я вообще не такой человек!

– Шучу! Никому не открывай и не вздумай выходить. Дверь прочная, если даже мертвяки попробуют напасть, она им будет не по зубам.

– Хорошо, я поняла. А они могут попытаться?

– Надеюсь, что нет, но я обязан тебя предупредить на всякий случай. Не скучай.

Он тянется то ли обнять меня, то ли поцеловать в щёку, но останавливается, машет рукой и уходит. Я чувствую лёгкое разочарование, но не даю ему пустить корни. Пытаюсь убедить себя, что действия Андрея не несут другого смысла. Просто хорошее отношение к бывшей ученице, и только. Пока у меня нет причины считать иначе.

Лежать одной в пустой квартире быстро становится скучно. Пробую походить по комнате, чтобы понять, как скоро устану. На удивление чувствую себя вполне бодрой. Лёгкая слабость ещё присутствует, но на экскурсию по чужому дому энергии должно хватить.

Выхожу из комнаты в довольно длинный коридор, по бокам которого расположены один открытый проём и несколько дверей. Туда пока соваться не буду, не хочется злоупотреблять гостеприимством. Интересно только, чьим? Андрея или Анатолия Викторовича?

Проём без двери выводит меня в гостиную, совмещённую с кабинетом. По крайней мере, мне так кажется. Просто заваленный бумагами стол у окна задаёт рабочее настроение, а кожаный диван с несколькими яркими подушками по левой стороне комнаты – настраивает на отдых. Напротив дивана к стене прикручен большой телевизор, на котором наверняка очень удобно смотреть фильмы.

Ещё одну стену полностью занимают стеллажи с книгами. Преимущественно по лекарскому делу и анатомии, судя по корешкам. Несколько больших цветных атласов, целая полка с энциклопедиями. А на самом верху я замечаю штук десять посмертных гипсовых масок. Брр… Неприятное зрелище, но волей-неволей притягивает к себе взгляд. Противно, но оторваться от разглядывания лиц усопших незнакомых людей сложно.

Судя по всему, квартира всё же принадлежит Анатолию Викторовичу. Профессия обязывает. Любопытно, что он связал себя с медициной, имея лишь крохи лекарского дара. Мечта или необходимость?

Размышления о чужой судьбе наталкивают меня на мысли о своей. Столько всего навалилось разом, что я никак не могу сесть и осознать случившееся. Я с потерей дара не успеваю смириться, как у меня обнаруживается другой. И я даже рада такому обстоятельству. Где-то глубоко в душе.

Сажусь на диван, обкладываюсь подушками и закрываю глаза. А ещё эти страшные сны. Или не сны… Воспоминания? Подсознательно я уже знаю ответ, но не готова к нему. Гоню из головы страшные мысли, лишь бы не думать о том, что мой отец… Кто? Чудовище? Возможно. Но разве не благодаря его экспериментам я осталась в живых после встречи с толпой мертвецов? Жаль только, я не помню, добился ли отец поставленной перед собой цели или погиб, не успев завершить исследования.

Да, вот так нужно рассуждать. Холодно и отрешённо, как будто всё происходит не со мной. Эмоции я пока притушу, хоть и догадываюсь, что они потом настигнут меня с ещё большей силой. Но сейчас не время. Нужно с холодной головой всё осознать.

Итак, отец каким-то образом изменил моё тело, выведя регенерацию на новый уровень. Но только ли это он сделал? Может ли быть так, что нынешний дар связан с неизвестными изменениями в организме? Вдруг я вообще больше не человек? Вдруг я просто более живая версия тех мертвецов, что бродят сейчас по округе? Усовершенствованная? Такая, что даже лекари в лаборатории не смогли этого распознать.

Тело накрывает дрожь. Я начинаю трястись как в лихорадке, по щекам текут слёзы, я никак не могу успокоиться. Всё более пугающие мысли волна за волной накрывают сознание. Мне бы не помешало какое-нибудь седативное средство, иначе я просто накручу себя и сойду с ума. Жаль, некому накинуть на меня успокаивающее энергоплетение.

Пошатываясь, встаю с дивана и иду обратно в комнату. На столе замечаю несколько пузырьков с лекарствами. Прочитав этикетки, выбираю спиртовую настойку на травах. Она не от нервов, но немного снять напряжение должна. Делаю буквально два глотка, морщусь от горечи и ложусь в постель.

Открываю глаза ещё до рассвета. Судя по царящей в квартире тишине, мужчины пока не вернулись. А вот я выспалась и даже готова к подвигам. Правда, не знаю, к каким. Рука прекрасно себя чувствует, как будто и не отрывали её сутки – двое назад.

За полчаса с момента пробуждения успеваю умыться и даже найти кухню за одной из закрытых дверей. В холодильнике нахожу продукты, которые можно быстро приготовить. Чем я и занимаюсь в ожидании прихода патрульных.

Когда в замке поворачивается ключ, у меня почти накрыт стол. Уставшие, закопчённые, пахнущие дымом и мертвечиной, мужчины шумно вваливаются в прихожую.

– Ой, а чем это так вкусно пахнет? – слышится голос Анатолия Викторовича. – Неужто хозяюшка встала ни свет ни заря, чтобы нас порадовать?

– Скорее приводите себя в порядок и садитесь есть, пока горячее, – кричу в ответ.

– Как ты? – интересуется Андрей, заглядывая на кухню.

– Хорошо. Вот даже завтрак смогла организовать.

– Я рад.

Пока они плещутся в ванной, я быстро жарю десяток яиц, достаю из духовки противень с мясом и картошкой, заправляю салат. Когда чистые и переодетые мужчины входят на кухню, мне остаётся только нарезать хлеб.

– Ну, ты даёшь! – восхищённо цокает языком патологоанатом. – Вот это разнообразие!

– Ешьте, пока не остыло, – краснею от похвалы я. Готовить научилась ещё в академии, там, в отличие от дома, слуг нет. Столовая имелась, но если каждый день есть казённую еду, быстро захочется чего-то повкуснее. Благо комната в общежитии располагала небольшой кухонькой, на которой я и тренировалась готовить. Судя по довольным лицам сидящих за столом – весьма успешно.

– Благодарю за вкусный завтрак тире обед. – Склоняет голову Анатолий Викторович. – Сейчас можно и вздремнуть.

Он покидает кухню, оставляя нас с Андреем в неловкой тишине.

– Как патрулирование прошло? – интересуюсь, убирая со стола посуду.

– Я сегодня видел и обонял четырнадцать горящих трупов, – морщится Андрей. – Их становится больше с каждым днём.

– Люди продолжают умирать от болотной лихорадки?

Кивает.

– Вот тебе и ответ. Ведь ранние захоронения не поднимаются. Те, что старше двух—трёх месяцев.

– Но ведь раньше они не оживали!

– Надеюсь, ты не думаешь, что я…

– Если только ты не научилась управлять мёртвыми на расстоянии, – скептически хмыкает Андрей. – Конечно, ты ни при чём.

– Уверен?

Андрей вскидывает на меня удивлённый взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне нужно тебе кое-что рассказать. И мне очень страшно. Пойдём в комнату. Или тебе лучше лечь спать? Сегодня снова в патруль?

– Идём, вряд ли я усну, если не выслушаю тебя.

В комнате Андрей задёргивает плотные шторы, падает поверх одеяла на кровать и хлопает рядом с собой.

– Не стой, ложись, я не кусаюсь.

Не знаю, видно ли в полумраке как горят щёки. Укладываюсь на край, но Андрей притягивает меня ближе и устраивает мою голову на своём плече.

– Я готов внимать, – важно говорит он.

– Ты только не усни.

– Постараюсь. Давай, рви пластырь с раны одним махом.

И я рву. Вываливаю на него все свои мысли, переживания, сны, всё, до чего додумалась. Он слушает, не перебивая, так что я периодически кошусь – а не заснул ли? Но Андрей не спит.

– Выходит, ты считаешь, что помимо регенерации отец мог заложить в твоё тело что-то ещё?

– Да. Чувствую себя бомбой, которая рванёт в любой момент.

– Нет, Герман, конечно, с гнильцой, но чтобы настолько…

Я вздрогнула от отвращения и неприязни в его голосе.

– Давно хотела спросить. Мне кажется, или ты его ненавидишь?

– Первое время да, ненавидел. Сейчас Герман мёртв, поэтому ненависти нет, но после твоего рассказа…

– Что он сделал? – чувствую себя неловко, но остановить расспросы выше моих сил. Я хочу знать правду о человеке, чьим продолжением являюсь.

– Помнишь, я сказал, что мне кое-кого напоминаешь?

Киваю.

– Так вот, я говорил о своей жене. Ты ведь в курсе, что я вдовец?

– Без подробностей, но да.

– Она была похожа на тебя, моя Ника, – в его голосе слышится тоска и боль. Я пытаюсь отодвинуться. Как-то глупо прижиматься к мужчине, пока он рассказывает о своей бывшей, которую любил. Или любит до сих пор. Но мне не позволяют отстраниться. – Нет, не внешне, а характером скорее. Внутренним стержнем, желанием и потребностью помогать другим в ущерб себе. Она тоже была лекарем.

Меня немного коробит сравнение с мёртвой женщиной, но я мужественно молчу.

– Я как раз вернулся из служебной командировки. Мы собирались прогуляться в парке, а потом поужинать, но Нику вызвали на работу. Горел ангар, в котором какие-то умники организовали детский развлекательный центр. Естественно, в момент пожара там были дети. И я поехал с женой, нужны были каждые свободные руки. Я военный энергомаг, справиться с огнём – плёвое дело. Так я думал, пока не увидел масштаб трагедии.

Прерывисто вздыхаю, уже догадываясь, к чему он клонит. Тем страшнее слушать. А ему ещё переживать это по новой приходится. Стискиваю его ладонь, желая поддержать, и чувствую ответное пожатие.

– Если бы дело было только в огне… Горели токсичные материалы, которые при тушении выделяли ядовитое вещество. Пожарные приняли решение дать этой гадости прогореть. Детей успели эвакуировать раньше, чем они надышались. Но как оказалось, не всех.

Сердце колет от боли. Чужой и своей. Слёзы прокладывают дорожки по щекам, но я не обращаю внимания.

– Ника услышала, что двое мальчишек всё ещё внутри. Пожарные ещё не успели ничего предпринять, как Ника бросилась внутрь. Она всегда была бесшабашная. Летела как мотылёк на пламя, во всех смыслах. Я рванул за ней. Она накинула на нас очищающую воздух энергетическую маску, которая, впрочем, не справлялась с таким количеством дыма, и мы бросились на поиски. В какой-то момент рухнувшая балка нас разделила. Из-за огня и дыма была низкая видимость, но я расслышал её крик. Нашёл её под одной из пластиковых горок с двумя детьми. Она наложила на них стазис и велела вытащить. Сама она выйти не могла, балка придавила ей ногу. Как я не старался, поднять огромную железяку не смог, слишком потратился, подчиняя огонь. Оставалось только бежать за помощью. И я побежал.

Пока Андрей переводит дыхание, прежде чем рассказать самое страшное, я глажу его по руке.

– Я выскочил из ангара с детьми под мышками. Я просил, умолял, обещал деньги за помощь, но никто не захотел рисковать. В любой момент здание могло рухнуть, погребя под собой и спасаемого, и спасателей. Готов был броситься в пекло один, но меня удержали. Когда у ангара обвалилась крыша, я упал на колени и завыл. Я ненавидел в тот момент всех: и пожарных, и строителей, и хозяев здания. Жену свою непутёвую, которая бросилась за детьми. Родителей несчастных детей, которым понадобилось именно в этот день оставить своих отпрысков там. Самих детей, что спрятались, вместо того, чтобы выйти со всеми. А больше всего я ненавидел самого себя. Что не смог спасти, не удержал, не помог.

Мы оба плачем. Тихо-тихо, без всхлипов. Только подушку и футболку Андрея уже хоть выжимай.

– Её нашли под завалом, ещё живую. Она смогла кинуть на себя стазис, а горка удержала над ней крышу. Но Ника успела надышаться ядовитым дымом и была при смерти. В больнице, куда её привезли, как раз был твой отец. То ли он ассистировал кому-то, то ли лекции читал, не помню. Я был наслышан о нём как о гениальном лекаре. Прорвался к нему, чуть ли не в ноги падал, умоляя помочь. Он согласился посмотреть на Нику. А потом сказал, что случай неинтересный, справятся и без него. И просто ушёл. А Ника ночью умерла. Не знаю, смог бы твой отец её спасти, но он даже не попытался.

Я охаю. Не верю своим ушам.

– Прости, – шепчу куда-то в плечо, сгорая от стыда и мук совести.

– Ты ни при чём. Да и я уже своё отгоревал. Но я хотел сказать другое. Когда я нашёл тебя там, на пустыре среди мертвецов, с оторванной рукой… Я подумал: неужели я не смог сберечь и тебя? Неужели мне суждено хоронить любимых людей?

Мне кажется, или он только что произнёс…

– Не пугайся, – Андрей замечает моё замешательство. – Признание ни к чему тебя не обязывает. Просто ты мне нравишься. Уже давно. Вот, я это сказал, наконец. Я только прошу, не пугай меня больше.

– Не буду.

Глава 15. Кто, если не я?

Просыпаюсь на закате. Андрей ещё спит, поэтому ничто не мешает мне его тихонько поразглядывать в свете заходящего солнца. Даже во сне он напряжён, его рука крепко прижимает меня к себе, а на лбу собралась хмурая складка. Так и тянет её разгладить, но я не решаюсь, боясь разбудить. Пусть поспит.

Утыкаюсь носом в его плечо, закрываю глаза и даю себе возможность немного помечтать. Как будто вокруг нас не рушится мир, а мы вот так просто засыпаем и просыпаемся вместе. Каждый день. Интересно, каково это? Думала ли я, что настолько близко нас сведёт судьба? Нет, конечно. Догадывалась ли о его чувствах? Тоже нет. Он ведь их так тщательно скрывал за насмешками и подколками. Да и не мог Андрей по-другому, роман со студенткой ему бы не простили.

А его признание? Это было очень неожиданно! И приятно, чего уж там скрывать. А сама-то я готова ответить на его чувства? Нет, как мужчина Андрей мне понравился ещё с первого курса. Потом я его немножко… нет, не ненавидела. Недолюбливала. А потом он меня спас. И даже не один раз. Могла я устоять и не влюбиться в героя? А я влюбилась? Не путаю ли я любовь с благодарностью?

– Привет.

Вздрагиваю от хриплого со сна голоса. Поднимаю взгляд. В полумраке не вижу его глаз, но догадываюсь, что он улыбается.

– Привет.

Смущаюсь и прячу взгляд.

– Всё хорошо? Выспалась? Как самочувствие?

– Всё хорошо, – шепчу куда-то Андрею в подмышку, обнимаю за талию и теснее прижимаюсь к нему. Он перехватывает мою ладонь и целует тыльную сторону. Жмурюсь от нахлынувшего в груди тепла.

– Сегодня снова в патруль?

– Придётся, – вздыхает он. – Вчера было жарко.

– Насколько?

– Наша группа уничтожила десятерых. Про остальных узнаем сегодня в штабе.

– С кладбища?

– Не только. Кто-то ночью взломал двери в городской морг.

Я резко сажусь в кровати, Андрей от неожиданности тоже подскакивает.

– Ты чего? – обеспокоенно спрашивает он.

– Я… Ты же не думаешь, что…

В горле пересыхает, и я не могу продолжить, но Андрей понимает, что я хочу сказать.

– Тея, я знаю, что это не ты.

Он тянет меня на себя и приобнимает, позволяя положить голову ему на грудь. Его сердце мерно стучит, успокаивая меня. Тея. Раньше меня коробило, когда сокращали моё имя. Наверное, дело в том, кто сокращает? Тея. Так ласково, так нежно.

– Откуда? – сглатываю непролитые слёзы.

– Ты не покидала дом. Ключей у тебя нет, дверь под щитом. Но ты не видишь плетения, так что взломать щит тебе не под силу. Да и за подъездом приглядывают.

– Мне это было не под силу, даже когда я видела потоки, – бурчу я и выдыхаю.

– Тем более, – в его голосе слышится усмешка. – Даже если предположить, что ты умеешь поднимать мертвяков на расстоянии… Да не дёргайся ты! – Послушно замираю, хотя секунду назад попыталась вывернуться из объятий. Он продолжает: – Если предположить, то ты все равно не могла взломать дверь в морг отсюда. Так?

– Так.

– Ну и всё. Давай ещё полежим, немного времени есть.

Послушно устраиваюсь рядом, кладу голову ему на плечо и сжимаю его ладонь в своей.

– Андрей, мне не нравится то, что происходит. Эпидемия, восставшие мертвецы – это не случайность, понимаешь? Надо же что-то делать!

– Тея, не думай об этом. Ты в безопасности. А мы разберёмся.

Я снова подскакиваю.

– Как это не думай? Ты что-то знаешь, да? Знаешь и скрываешь от меня? Хочешь, чтобы я сидела взаперти и переживала за тебя, за всех вас?

– Успокойся, пожалуйста. Чего ты разволновалась? Всё под контролем.

Андрей берёт мои руки в свои и поглаживает, но я ощущаю лишь раздражение.

– Вы боретесь с последствиями, а нужно найти причину! – запальчиво восклицаю я. Понимая, что я никак не желаю успокаиваться, Андрей поднимается и включает свет, а затем снова садится напротив меня на кровать.

– Тея, послушай меня внимательно, хорошо? – мягко начинает он.

– Не надо разговаривать со мной как с ребёнком!

– Ты ведёшь себя сейчас именно так!

Тонкая нить близости, протянувшаяся между нами со вчерашнего дня, обрывается с оглушительным треском. От обиды и непонимания сводит зубы. Я сжимаю челюсть покрепче, чтобы не наговорить того, о чём пожалею. Глаза начинают гореть, но слёз, на удивление, нет. Андрей, кажется, понимает, что перегибает палку. Он всматривается в меня, пытается взять за руку, но я отшатываюсь. Он сокрушённо качает головой.

– Я не понимаю, зачем ты пытаешься влезть, куда тебя не просят! Мало настрадалась? Хочешь, чтобы в следующий раз тебя разорвали на куски? Или надеешься, что регенерация в очередной раз спасёт?

– При чём здесь моя регенерация? – начинаю закипать я. – Речь вообще не об этом! Я не собираюсь соваться в самое пекло, я просто хочу узнать…

– Что? Что узнать? – Андрей вскакивает и начинает мерить шагами комнату, ероша волосы.

– Кто за всем стоит, и прекратить этот кошмар.

– Ха. Ха-ха. То есть ты считаешь, что толпа военных не справится? Но одна только-только оперившаяся студентка придёт и всё сразу решит?! – срывается он на крик.

– Почему ты на меня кричишь? Кто дал тебе право?..

– Я! Я дал себе такое право! Потому что я не могу потерять ещё и тебя!

– Ах, вот в чём дело… – лёд в моём голосе заставляет Андрея умолкнуть и посмотреть на меня, как на боевое плетение с отсроченным запуском. Да, Андрей. Ты беспокоишься не зря. Сейчас рванёт. – Тогда я забираю у тебя это право. Вы, Андрей Станиславович, мне не муж, не сват и не брат. И держать меня взаперти в неведении я вам не позволю. А будете препятствовать – я свяжусь с Сергеем Евстафьевичем. Думаю, он только обрадуется моей помощи.

– Тея…

– Алтея Германовна. И сегодня я иду с вами в патруль.

Я встаю с кровати и пытаюсь подойти к двери, но Андрей преграждает мне путь.

– Тея, не дури! Ну что мне сделать, чтобы ты успокоилась? – он пытается взять меня за руки, но я вырываюсь.

– Я спокойна. И я могу за себя постоять. Вам не о чем волноваться, Андрей Станиславович.

– Так, подожди… – он растирает лицо ладонями. – Пожалуйста, давай поговорим нормально.

– Я пыталась.

– Прошу тебя! – Мольба в его голосе заставляет меня дрогнуть.

– Хорошо, я слушаю.

Складываю руки на груди и киваю, мол, вещай, внимаю.

– Что ты планируешь делать?

Я непонимающе смотрю на него.

– Судя по воинственному виду, у тебя есть какой-то план. Посвяти в него меня, пожалуйста.

Молчу, исподлобья смотря на Андрея. Знает, куда бить. Понимаю, как глупо сейчас выгляжу в его глазах. И действительно веду себя по-детски. Но и признать поражение тоже не могу.

– Молчишь? Выходит, нет никакого плана? Ты просто хочешь выйти на улицу, нарваться на толпу мертвяков и… Что дальше, Тея? Что ты собираешься делать?

Так и не дождавшись ответа, он устало кивает сам себе.

– Что и требовалось доказать.

Шагает ко мне и сгребает в объятья. Я не отстраняюсь, но отворачиваюсь, чтобы не смотреть ему в глаза. Стыдно. Веду себя как малолетняя истеричка. И чего я вдруг взбеленилась? Это все нервы. И страх.

– Эй! – Андрей разворачивает моё лицо к себе. – Всё хорошо, слышишь? Нам всем сейчас непросто, но тебе особенно. Извини, если обидел. Мир?

– Мир, – шепчу ставшими вдруг непослушными губами. Его глаза затягивают меня в себя, а сердце начинает биться всё быстрее. Он слегка наклоняется ко мне, я приподнимаю голову…

– Наворковались, голубки? Орёте так, чуть все мертвяки не сбежались!

– Толя! – рычит на друга Андрей , а я смеюсь, уткнувшись ему в грудь.

– Молчу-молчу! Ужин на столе!

Анатолий Викторович уходит, а мы так и стоим, обнявшись.

– Прости, вечно он не вовремя, – в голосе Андрея слышится улыбка.

– Ты прости. Не знаю, что на меня нашло. Просто всё навалилось и…

– Я понимаю. Алтея Германовна, – передразнивает он меня. Смеюсь. Не хочется отпускать его, но время поджимает.

– Андрей, только не рычи, пожалуйста. Можно я всё же пойду с вами? Я ведь не совсем бесполезная! Со мной ничего не случится, я же буду с тобой!

– Зачем? – Он болезненно кривит лицо.

– Надо. Я чувствую.

Андрей качает головой.

– Пожалуйста! Я буду предельно осторожна!

– Не понимаю, зачем ты так рвёшься на улицу.

– Я хочу помочь. Давай не будем снова ругаться.

– Я и не собираюсь.

– Ага, вы просто запрёте меня и уйдёте!

– Тея, я не решаю такие вопросы, понимаешь? Состав патруля согласовывается с начальством.

– Понимаю, – обречённо киваю. – Но ведь я могу дойти до штаба с вами и там…

– И там тебя заберёт полковник и снова отправит в больницу. Кому было сказано не высовываться?

– Ладно, пойдём ужинать.

В молчании мы идём на кухню и садимся за стол. Анатолий Викторович хитро на нас поглядывает, но тишину не нарушает. А я лихорадочно размышляю, как уговорить их взять меня с собой. Сама не понимаю зачем, но надо и всё тут. Я не выдержу ещё ночь в одиночестве, не зная, где они и что с ними.