Год Волка

– Брысь! – нервно отмахнулся я. – Не до тебя, блин.

Кот передернул ушами, на мгновение задумался, но на кровать все же запрыгнул. Вот нахал!

Мало того, Бакс сначала деловито обнюхал одеяло и поскреб по нему лапами, так через пару минут он и вовсе, точно человек, устроился головой на подушке. Ох, и избаловала его мама! Тоже мне: член семьи выискался! Лучше бы мышей ловил, а то отрастил пузо до пола!

– Вовка!!! Едрён батон! Выходи! – донеслось с улицы, через открытое окно.

Голос был знакомый. Внутри всё неприятно похолодело. Как будто сейчас поведут на высший суд и скажут: «Раб Божий Владимир, у тебя была возможность помочь невинному человеку, а ты погряз во грехе, и предпочел спасти свою шкуру».

Я теперь, что: собственной тени шарахаться буду? Так и состарюсь, сидя на кровати, переживая из-за какой-то эксцентричной дуры да водителя – козла?

И, потом: она, может быть, и не померла вовсе. Полежит в реанимации недельку, да и оклемается. А я тут насочинял с три короба, – роман писать можно. Про идиота.

Всё: встаю, начинаю полноценную жизнь!…

И, вообще, ненавижу, когда ко мне вламываются, особенно, когда я весь в депрессии, и собственный кот ведет себя как начальник Камчатки. Не готов я к подвигам: вся рожа у меня цветет и пухнет. Хорошо, что не пахнет.

– Вовка! Я знаю, что ты дома! – это, точно, Костин голос. А этот – не отстанет.

Я подошел к окну и осторожно выглянул. Не хватало ещё, чтоб меня приметила какая-нибудь бабуля – божий одуванчик, из породы доброжелательных соседок. Разохается, полчаса еще потом вопить будет, что жители-то раньше порядочные были, интеллигентные, не то, что нынешнее племя!

Бабки, заразы, видят только то, что им выгодно. Да еще потом и родителям бегают докладывать. Чисто, дети малые. И, вообще, хватит с меня тех записок, которые они в двери пихают после моих студенческих вечеринок.

Плохо жить в пятиэтажном доме, где каждый второй помнит тебя «еще вот-такусеньким ребёночком», и от всей души желает тебе одного лишь добра, при этом считает долгом твердо указать тебе на единственно правильный жизненный путь. Доброхоты хреновы! Их благими желаниями можно не просто дорогу, а центральный проспект в ад выложить!

Жили бы в шестнадцатиэтажке, знали бы в лицо соседей по лестничной площадке, а на остальных чихать бы хотели.

Эх, мечты…

Под окном, действительно, стоял Костя. Я придирчиво оглядел друга. Чего это он в такую рань? Хотя, если честно, для нормальных людей солнце давно уже светит.

Пожалуй, в самый раз проворчать: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Тарам-тарам, тарам-тарам, не зря вся рожа вспухла». Главное в таких внезапных походах: хозяина врасплох застать. Только вот Костик не был обычным, мудрым человеком. Ничего он в жизни не планировал, стратегия для него – это нечто красивое, но непонятное. Пофигист он обыкновенный.

Костик, обычно, в такое время отсыпается после трудов неправедных, да от кутежей своих загульных. За лишний час сна родину продаст. А тут, надо же: и поднялся, и приперся. Чудеса, да и только!

Вот он, весь тут, и все при нем. Невысокий, коренастый, плотно сбитый (хотя в детстве был полноват, за что и прозвали его Толстым), кучерявый, в потертых джинсах, в такой же поношенной кожанке, с непочатой бутылкой «Флагмана» в руке. А это уже серьезно. Костя с водкой, особенно утром – не к добру. Имеется такая примета.

– Чего тебе? – буркнул я.

– Дело есть! – Костя запрокинул голову, углядел меня в окне и присвистнул. – Мать моя женщина! Где это ты так славно огреб?

– Поскользнулся на ступеньках. – проворчал я. – Жди. Сейчас открою.

– Смотри, опять не поскользнись! – донеслось ехидное напутствие.

Через минуту мы уже сидели на кухне и закусывали, чем бог послал: картошкой в мундире, солеными огурцами, черным хлебом.

Впрочем, нашелся и сыр голландский и колбаса, и копченая грудинка. Но, все равно, мне было немного стыдно. Я ведь не бедствую.

Деньги у меня всегда водятся. Но вследствие последних кутежей я изрядно поиздержался. Поскрести по карманам: пару тысяч, может быть, и найдется. Но если учесть, что я жру, как лошадь, а пью как сивый мерин, то расклад получается грустный. Эх, не знаю я меры!

Впрочем, кто ее, эту меру, знает, пусть первым бросит в меня пустой бутылкой…

Костино дело оказалось обыденным до безобразия. Пока я, весь такой помятый: в спортивном трико и футболке с многозначительной надписью «BOSS», разливал водку по стаканам, Костя все и выложил:

– Ох, я чуть не пересрался. Знаешь, там ментов было, что собак нерезаных. Да все ещё, как на подбор, психованные! В эдакой заварушке: уши отстрелят, и не заметят…

– Что на этот раз? – я вспомнил свое вчерашнее приключение и почувствовал себя умудренным старцем, выслушивающим горести пятилетнего карапуза.

А Костик соловьем заливался:

– Я думал: всё, хана мне; живым не уйти. Одного только не понимаю: новую отмычку из скважины вытаскиваю, а она уже оплавлена. И не открывает больше ни фига. Вот же дерьмо! Я ведь в щеколду заглядывал: ни хрена там не было! Ни решеток на окнах, ни сигнализации. Одни бумаги, два чучела: филина и ворона, да пять баулов, видимо, со шмотками…

Костя вздохнул, помотал головой, точно разгоняя черные воспоминания:

– Ах, да, чуть главную хрень не забыл: там, реально, на столе чёрные свечи горели, а еще листы книги переворачивались сами, типа, от ветра. Падлой буду, коли вру. Я тогда прикинул: сквозняк не хилый, только позднее понял, что дело не чисто… И не хрен смотреть на меня, как на отморозка! Не ширяюсь я, и с «травкой» завязал. Меня, кстати, потому менты и не повязали, что внутрь я так и не зашёл. Прикинь: три отмычки там расплавил! Типа, стою, значит, никого не трогаю, а потом рукой толкнул, – дверь и открылась. И чего-то мне сразу так херово стало, точно я селедку не пивом козырным запивал, а кефиром позорным. Ну, типа, тормознул, шлагбаумом прикидываюсь. И такая фигня: зайти страшно, а уйти – впадлу. И тут вдруг: сирены, скрип тормозов, топот ментов по лестнице. Ясное дело, я – руки в ноги, – и наверх. А там, через чердак, да из другого подъезда и выплыл. Благо, замки на люках открыл заранее, не лох же последний, а за собой – всё защёлкнул. Хрена вам: не пойман – не вор! Обидно, если это был позорный плановый «шмон», типа учения в рамках «Город без наркотиков». Да как сейчас узнаешь? И, прикинь, меня вся эта тряхомудия проняла до самых печёнок.

«Вот дела! – подумал я. – Выходит, Костик в такую рань приперся, чтобы мне свои воровские байки травить? Отмычки у него плавились! И ведь сегодня – не первое апреля! Черные свечи днем горели. От облавы он через другой подъезд ушел. Сказочник! Выдумать всё это Костя, конечно, мог, ему не слабо. Только зачем?»

Ох, и подмывало меня рассказать про свои вчерашние подвиги, но, посмотрев на Костю, я вдруг понял: обсмеёт. Это он себе может позволить: чушь нести, а потом ещё и хохотать над собой. А меня все за интеллектуала держат. Я ведь не только джентльменскую латынь в форме крылатых выражений знаю, но и ерунду всякую про НЛО. Так сказать в житейских, прикладных целях. Девки такое часами слушают, а мне приятно. Вот все и думают, что я умный и благородный.

Но Костя моего истинного величия не понимает. Драться из-за незнакомой бабы с пятью мужиками, с его точки зрения, это – не подвиг. Может быть, так оно и есть.

– Ладно, сильно не грузись. – сказал я. – Давай накатим по маленькой.

Костя кивнул: мол, давно пора. И мы опорожнили стаканы.

– Завязывай ты с этим делом! – я состроил на лице подходящую философскую мину и засунул в рот солёный огурец. – Мы тебе работу найдем, девку подходящую. Женим. Заживешь как человек. А то: не урка, не лох, а не пойми кто.

– Ну, ты даешь! – восхищенно выдохнул Костя. – Блин, у тебя душа светлая! Тля, падлой буду! Всё дерьмо с меня смыл. Это ты прав. Чего-то я того: расстроился. Подумаешь, хату не подломил. Мало их что ли? На мой век еще хватит!

Но, судя по блеску в глазах друга, я понял: не отступится. Хорохорится. Что-то тянет его обратно, в ту заговоренную квартиру. Может быть, ему экстрима захотелось: романтики, погони, недельки в КПЗ. Или, правда, что увидел. Золото или деньги.

– Кто ищет, тому всегда нальют. – я наполнил стаканы. – Ты мне вот что скажи: чуешь, что дело с душком, так зачем на рожон лезешь? Не жаль тебе собственной шкуры, как я погляжу.

– Вот умру, похоронят меня… – самодовольно оскалился Толстый, – и никто не узнает, где могилка моя!

– Ну и дурак. – сказал я.

– Э, не скажи! Я с пустыми руками с дела не возвращаюсь. – Костя вытащил из сумки тряпичный сверток и демонстративно шмякнул его на стол…

Бакс, сидевший у ножки стола и бессовестно выпрашивавший кусочек сыра, аж подскочил: шерсть дыбом, глаза плашками. Чего это он?

Ну да, Костя-то сил не пожалел, штукенцией своей об стол брякнул так, что аж в серванте посуда зазвенела. И стекла в окнах дзынькнули. Всё так, но наш Бакс – это сама невозмутимость. Не цент ведь и не шиллинг. Какое имя, такой и кот. Нет, я серьезно.

Под ложечкой противно засосало: Бакс не ошибается. Даром что ли такую ряху отъел? Сам же я, чуть ли не каждый вечер, девкам байки травлю про инопланетян да про черных котов.

– Ты это… – я сердито уставился на собутыльника. – Не дерзи. И не буянь. Отец с матерью, все одно, через месяц-то вернутся. И мне лишних проблем с ними не надо.

– Как скажешь, командир! – ухмыльнулся Костик.

И снова я почувствовал себя не в своей тарелке. Не нравилось мне это. Вчера ведь тоже всё так замечательно начиналось: ттихий вечер, романтическая пешая прогулка. Идиллия… А чем все обернулось?

Смутные подозрения закрались в голову: «Чего это Костя ко мне свою добычу приволок? Ведь был же уговор: я краденого не скупаю. У него свои каналы давно налажены, а моя хата с краю».

Бакс продолжал шипеть и пятиться к выходу. Видимо, почуял запах от тряпки. Воняло не сильно, но неприятно. Не пойми чем. Но вот чтобы Бакс только из-за дурного запаха, отказался от сыра, нет, я такого не припомню.

– Брысь! – прикрикнул я на кота.

Бакса словно ветром сдуло. Хотя, обычно на слово «брысь» у него противоположная реакция. Он начинает спину изгибать, фыркать и всячески выражать свой гнев, а тут…

Кажется, от волнения у меня слегка задрожали руки, и я торопливо поставил стакан на стол.

«Ну, Костик, если ты меня во что-то втянуть хочешь!» – подумал я, но вслух сказал:

– Ты это… Не мудри. Чего у тебя там?

– А ты погляди. – прошептал друг, и в глазах его заплясали чёрные огоньки.

– Давай-ка, раз принес, сам и разворачивай. – слова вылетели раньше, чем я успел их осмыслить.

– Чего? – и Костя обидно рассмеялся. – Ты меня с кем-то перепутал! Не, бомбы я не тырю. И друзьям не впендюриваю.

Блин, до чего же глупая ситуация!

– Ладно, чёрт с тобой! – Костя демонстративно взвесил в руке сверток, ехидно так, с прищуром, посмотрел на меня. – Ты, чисто, глянь, что за пантовая вещь!

– Моем, моем трубочиста. Чисто-чисто, конкретно-конкретно. – я нашел в себе силы язвить. – Что там: канадское золото, запасы Третьего Рейха?

Костя молчал. Выдерживал значительную паузу человека, не желающего вот так запросто разглашать великие тайны. А с меня за эти мгновения семь потов сошло. Только бы это было что-нибудь нормальное, какая-нибудь золотая безделушка!

– Прикинь, мне, все-таки, в том грёбаном доме не хило подфартило! Маза конкретная! Типа, когда я на крыше чалился, споткнулся о балку, растянулся на керамзите, а эта цацка свалилась сверху, да еще и по затылку шарахнула. Ну, я и прибрал её, не пропадать же добру… – и Костя развернул сверток.

Комнату озарило мрачное сияние. Воздух наполнился вполне осязаемым дымом. Страх скользнул по спине холодной змеей. Возникло тягучее предчувствие чего-то очень нехорошего и неотвратимого.

Мгновение. Второе…

Уф, показалось! Нет никакого сияния. Лишь непонятный запах остался. Чего же это меня так колбасит? Вчера – обман зрения, сегодня – галлюцинации. Хотя, говорят, такое бывает с теми, кто головой сильно стукнется. А накануне мне по этой самой башке припечатали: будь здоров! Может, правда, не выпендриваться, подождать немного, пока синяки пройдут, и – к врачу? К невропатологу.

Я зажмурился, досчитал до трех. Сердце билось, точно я сдал стометровку. Надо же! А я думал, что смел, как Суворов, идущий через Альпы. Даже обидно как-то.

На Костиной ладони, на развернутой тряпице, по-прежнему, лежал нож. Судя по всему, ритуальный. Обоюдоострое лезвие из холодного черного металла блестело, как гематит.

Я нервно сглотнул. Почему-то разом припомнились вчерашние мысли о богах и бесах. Про выбор и самопожертвование. Словно кто-то добрый, Костиными руками, подсовывал мне сейчас последний шанс выйти живым из круговерти этой чертовщины. Мол, ладно, сразу струсил, но все ещё можно исправить. Бери, и вскрывай вены, или сразу – ударь себя в сердце, если сможешь.

И совершенно сумасшедшая мысль вдруг пронзила сознание: если я сейчас это сделаю, та девушка в реанимации очнется и пойдет на поправку.

Вот это бред!!!

Да, было дорожно-транспортное происшествие, но не более того! Оно не первое и не последнее в мире.

И все же…

Я поймал себя на страстном желании перекреститься. А Костя ехидно смотрел на меня.

Секунды бежали, ничего не происходило. Костя не превратился в рогатого демона. Никто не кинулся меня убивать, или покупать мою душу. И стало так стыдно перед другом. Хотя, он тоже хорош: понагнал страху! Игрушка, конечно, знатная. Только вот где он её, на самом деле, взял? И пусть не заливает, что такое можно найти на чердаке бомжатника! Музей ограбил что ли?

Несколько минут я тупо смотрел на нож.

Костя улыбнулся и протянул мне кинжал.

Сначала я отдернул руку, а потом понял, что похож сейчас на труса, и подставил ладонь.

Вещица была холодной, но приятной на ощупь. Видимо, старинной работы. Рукоять была особенной, в форме миниатюрного божества. Я держал в ладони тело неведомого языческого владыки, но не ощущал никаких неудобств. Непостижимо!

Идол был опоясан семью мечами, и еще четыре – держал в крохотных ручках. Однако эти аляповатые отростки, смахивающие на щипы роз, совсем не мешали, ибо ложились аккурат между пальцами, да еще при этом могли оцарапать противника во время драки.

Грозные лики бога смотрели во все стороны. Их тоже было семь, этих мордашек, растущих из одной шеи и находящихся под единым шлемом.

А я, почему-то, всегда думал, что славянские боги четырехлики. Или это какое-то неизвестное, скажем, иранское божество?

Грудь и спину идолу прикрывали щиты: круглые, с широкой каймой, а в центре – бычья голова. Какая-то правильно-геральдическая. И чуб похож то ли на барвинок, то ли на древний солярисный знак.

Резьба на одежде и доспехах бога была уникальна! Видны не только ромбы и круги на ножнах мечей, но – различима каждая бляха кольчуги! Нет, никогда я такой уникальной и тонкой работы не видел!

При ближайшем рассмотрении, глаза на лицах бога показались живыми. Я явственно различил, как двигались зрачки смотревших на меня голов, будто идол, и в самом деле, следил за мной. Я даже различил в белке тех глаз красную ломаную нить. У меня самого такое бывает, когда не высплюсь или мучаюсь с похмелья.

Я моргнул, наваждение пропало.

Все же надо, ой, надо, на досуге врачу показаться. И, похоже, одним невропатологом не обойтись. Лучше, сразу – к психиатру.

Костя смотрел на меня с нескрываемым любопытством. Чего он ждал? Восторгов, страха? Ишь, чего захотел! Облезет! Не доставлю я ему такой радости. То, что вещь антикварная, ещё ничего не значит.

Ну, люблю я старинные безделушки, но ворованное, всё равно, не возьму. Я же не помешавшийся коллекционер, готовый за эксклюзив душу продать!

– Ты ничего странного не находишь? – друг швырнул тряпку, в которой был прежде замотан кинжал, обратно в сумку.

– Нет. – я пожал плечами и аккуратно положил нож на стол.

Кажется, получилось не очень естественно. Ритуальный клинок поблескивал. Он словно жил своей, особенной жизнью. А я вдруг поймал себя на мысли, что мне уже хочется выяснить его истинное происхождение. Раскопать историю его появления и связанные с этим легенды.

Не может быть, чтобы такой артефакт не оброс суевериями! Странно даже само его существование. Какие мастера могли такое сковать, из какого металла? Мы ведь не Средиземье, где мохноногие малыши бегают до вулкана и обратно, чтобы расплавить кольцо Всевластия; это – реальная жизнь, а в ней нет места мистике и чертовщине.

А кинжал, уже одним фактом существования, насмехался над здравым смыслом.

«Стоп! – скомандовал я себе. – Хотя Костя и утверждает, что нашел нож, игрушка, точно, – ворованная. Не верится, что такое могло валяться на чердаке полуразрушенного дома! А по сему: посмотрели и забыли. Пусть сам это сбывает».

И все же оторвать взгляд от клинка было невозможно!

Более того, приглядевшись, я увидел, как из миниатюрных ладоней бога, сжимающих игрушечные мечи, потекли тонкие струйки настоящей крови.

Что за ерунда? Это же не Христос и не слезоточивая икона Богородицы. Это языческий ритуальный предмет! Или я чего-то не понимаю в религии?

Идолы не плачут. И даже не обижаются. Никогда из их рук не течёт кровь. Это, так сказать, эксклюзивное право Иисуса.

Кровь из ладоней должна уже охраняться законом об авторском праве. Это все священники выдумали. У них бизнес такой: Святые Писания толковать да пугать всех тайной истинного имени Иеговы.

Но при таком подходе, получается, нож – иудейский? Однако лики у бога родные, славянские.

Блин, всё смешалось в голове, всё перепуталось.

А, кроме того, я был готов поклясться, что и кровь – настоящая! Она была темная, венозная и даже характерно пахла.

Секунда, другая, и кровь вдруг перестала течь по бляхам божьей кольчуги, застыла на лезвии ножа странным руническим рисунком. Проявилась вязь незнакомых букв. Не иврит, не арабский, не санскрит, не древнескандинавский, не магические шрифты Моисея или какого-нибудь Нострадамуса.

Я, конечно, не дока, на этих языках не читаю, но в детстве, как и все в классе, переболел «Пляшущими человечками» Конан Дойля, а потому различить кое-какую простейшую тайнопись всегда сумею.

А кровь, точно, застыла не просто так! Это, определенно, были слова. Я не понимал послания, но осознавал мощь рун. От них веяло древностью, тайной и волшбой. Это завораживало.

Я еще подумал: «Может быть, пока не стоит бежать в больницу?» Так жить даже интереснее.

Ведь ничего страшного пока не происходит. Людей узнаю, бесы вокруг не скачут, инопланетяне из окон не лезут, и сам я на стены не кидаюсь. В общем, вполне вменяем. А если ещё и поднапрячь остатки не растрясенных накануне мозгов, то и вчерашние события вполне можно объяснить с точки зрения логики и разума, да и чудеса ножа – тоже.

Но, чёрт подери, как же всегда хотелось обыденность жизни разбавить чудом! А тут – вот оно, долгожданное, сказочное, необъяснимое. Так хотелось верить, что, на самом деле, я вижу нечто запредельное, недоступное смертным.

И это, само по себе, невообразимо круто!

Кроме того, будет, о чём на пенсии посудачить.

А ещё обладание этой игрушкой позволит демонстрировать её, делать многозначительное лицо и кидать загадочные реплики. Девчонки будут в восторге!

А то, как именно нож появился, никто, кроме Кости и не знает. Толстый – могила, никогда не сдаст. Вот и скажу, что на практике выкопал и припрятал.

А ещё лучше: привез его какой-нибудь гуру, или религиозный болтун. Типа, нужен этот кинжал для человеческих жертвоприношений. Ага, а я – тайный адепт и ученик. Здорово! Давно ведь замечено, что девки на мистику ведутся не хуже, чем на объяснения в любви.

Я снова потянулся за ножом.

– Посмотрел и буде, – ревниво проворчал Костя, накрывая рукой кинжал, – смотри, глазки поломаешь. Нож-то не из нашего села.

Нет, Костя иногда умеет быть невыносимым! Как мне хотелось в это мгновение заехать другу в челюсть! Он что, поиздеваться пришёл?! Я плеснул в рот оставшуюся в стакане водку, хлопнул по столу:

– Ну ладно! Какого чёрта ты тогда его притащил?

Костя как-то болезненно усмехнулся, словно ему было безумно жаль расставаться со своей находкой:

– Что, нравится?

Я кивнул.

– Тогда – забирай! – совсем уж неожиданно выдохнул Костя и тоже опрокинул в себя стакан.

– Сколько? – я вдруг испугался собственной дерзости. Никогда мы с Костей не вели подобных переговоров. И было в этом что-то противоестественное. Однако, всё когда-то случается впервые. Рано или поздно ему бы все равно попалась такая вещь, о которой я могу только мечтать. И даже хорошо, что он плюнул на наш уговор.

– Безвозмездно, то есть даром. – прогнусавил Костя голосом Совуньи из старого советского мультика.

– Что, вот так просто и отдашь? – не поверил я.

– Конечно. А на кой он мне? – искренне удивился Костя. – Я же всегда, типа, под занесенным мечом правосудия. Сам посуди: продать сложно – больно приметный, а если за эту хренотень заметут, впаяют по первое число. А ты всегда отмажешься – купил, и всё тут. На барахолке.

Я усмехнулся: вот зараза, всё-то у него гладко выходит! Однако, спорить не стал. Раз он мне его подарил, то, получается, что никак я к его бизнесу не причастен. Мало ли, что он мне мог отдать. Его право.

Я снова посмотрел на кинжал. Кровь из ладоней идола больше не текла. Надписи исчезли. Я повертел кинжал в руках, потрогал лезвие, и с удивлением обнаружил, что оно острое. Чуть не порезался.

– А ножны есть? – само вырвалось у меня.

– Знал, что спросишь. – Костя, самодовольно улыбаясь, достал то, что я просил.

Когда я вогнал лезвие в ножны, рукоятка из резного идола превратилась в обыденную. Вот это чудо! Я вытащил кинжал. Многоликий появился вновь.

– Забавно, да? – усмехнулся Костя. – Теперь просекаешь, что мне всё равно это никогда не продать. Такие фокусы показывать – себе дороже.

Костя наполнил стаканы. И мы выпили молча. Точно поминая кого.

– Да не грузись! – друг хлопнул меня по плечу. – Ты ведь у нас умный. Часом, не знаешь, что это за хрень?

– Думаю: атаме. – вздохнул я. – Священный нож. Двенадцать таких кинжалов нужно воткнуть в тело Антихриста. Возможно. По крайней мере, существует такая байка. Ну, или что-то вроде того.

– Вовка, ты, точно, чокнутый! – Костя хихикнул. – Игрушка это. Только редкая и, наверное, дорогая. Наливай, а то уйду. Надо же обмыть нашу с тобой сделку.

Что-то в этой фразе мне показалось неправильным, но что именно, сразу и не сообразил. Только потом до меня дошло, что никакой сделки не было, ведь он же подарил мне нож.

Я хотел возмутиться, но вдруг вспомнил, что Костя зачем-то рассказал мне, что хотел вначале выбросить атаме, закопать, утопить. И не смог. А вот подарить – получилось. Нет, это не сделка! Но обмыть, действительно, нужно. А то удачи не будет.

Костю охватила непонятная эйфория, и, вскоре, заплетающимся языком, он втолковывал мне:

– Ножик, так-то, классный. Я бы сам ещё поигрался, да страшно. Вначале, я вытаскивал его из ножен и представлял себя спасителем мира, гребанным человеком-пауком. Падлой буду, коли вру. Кайф от этого – не мерянный. Но потом появились сны. Баба какая-то, вполне симпотная, приказывала отдать тебе ножик. Я, типа, этого не хотел. Так та тварь кидалась и прокусывала мне горло. Как вампир. И так каждую ночь. Я не сыкло, но меня это проняло. Так что будь осторожней с цацкой. Ещё не ясно, почему она выбрала именно тебя. А, с другой стороны, ты же, Вовка, среди нас – самый умный. Ты точно знаешь, что теперь с ним делать, чтобы: и волки были сыты, и овцы целы.

Но в том-то и дело, что я не знал.

Мелодии тьмы. Притяжение

За окном алел рассвет. Он напоминал разлитую акварель.

Черный маг сидел в кресле нехорошей квартиры у не зашторенного окна. Глаза его были закрыты. Ему снилась принцесса – сказочная, воздушная, далекая от мирских забот, не ведающая ни горя, ни войн, ни насилия. И вся жизнь её – была дыханием морского бриза.

Там, в замке, свесившимся над морем, точно «Ласточкино гнездо»: таком же игрушечном и неправдоподобно белом, принцесса пила чай, бросала на колдуна лукавые взгляды и непринужденно и задорно хохотала над неуклюжестью гостя.

А Гришке хотелось защитить эту девочку, стоящую одной ногой в могиле, но совершенно этого не понимающую. Книжнику не терпелось сорвать скатерть, перебить посуду, подхватить юную кокотку и на руках вынести ее из зачарованного замка.

Но колдун знал, что там, у дверей дворца, вместо перебитой стражи, ползали ядовитые змеи, изрыгающие синее пламя. Эти проклятые черви-мутанты захватили мир, отравили воздух, сожрали сначала эмоции и желания, а потом принялись и за самих людей.