Полная версия
Год Волка
Мышцы сразу взвыли. Все-таки прав был отец, когда сердился, что я бросил секцию каратэ и засел за компьютер.
Сейчас бы кувыркнулся в воздухе, опустился на ноги, одному ботинком в рожу, другому подсечку, третьему в солнечное сплетение…
Увы, боевые фантазии куда как стремительнее истинных возможностей.
В реальности я встретил удар правой снизу. Отвел. Отклонился. Отпрыгнул. Всё не так уж и плохо.
Но где же девушка? Где-то за спинами врагов мелькнуло окровавленное лицо. Хоть бы догадалась убежать, пока они мной заняты!
Врагов оказалось пятеро. Как в воду глядел!
Я, конечно, зажрался в последнее время, но неужели вселенной нельзя было наставить меня на путь истинный менее кровавым способом? Тут, пожалуй, никакое боевое искусство не спасло бы.
Парни быстро пришли в себя и лихо прижимали меня к ограде. Пространство для маневров стремительно уменьшалось. Какой, к черту, честный бой, какая техника?
Во-первых, один раз я позорно промазал и осознал, что на трезвую голову драться, несомненно, легче. А, во-вторых, они навалились скопом и блокировали меня со всех сторон.
Удары посыпались градом. Я уже не успевал отбиваться. У меня-то две руки, а у них – десять!
Боль взорвалась в затылке. Похоже, приложили чем-то тяжелым.
Мне всегда казалось, что человек, огребший по черепушке, сразу шмякается без сознания. По крайней мере, когда в прошлый раз меня порезали, я этого уже не помнил. Очнулся лишь под капельницей. Похоже, тогда мне повезло больше.
Так или иначе, но я очень даже хорошо прочувствовал, как рухнул сначала на колени, а потом – и вовсе уткнулся лицом в грязное ледяное крошево. Я понимал что это, собственно говоря, финал. Спас девушку. Герой! Что тут сказать?
Человеческая глупость не знает границ. Но самое смешное в том, что силясь подняться, я осознавал, что повторись подобная ситуация в моей жизни, все едино, никогда мимо не пройду! Нет, жизнь авантюристов не учит. Только калечит.
Я отдавал себе отчёт в том, что надо сгруппироваться, чтобы ничего не переломали, но тело вдруг стало ватным. Сколько раз дрался, никогда такого не было. Хотя, это даже не драка – пятеро на одного – это беспредел!
Впрочем, никто меня сюда на аркане не тащил. Не виноватые они, я сам пришел…
Ребята тем временем «разошлись» не на шутку, раззадорились, начали пинать, словно я – мячик. Блин, ну хоть бы разогнуться и зашибить кого-нибудь перед такой позорной смертью!
Странно, но мне казалось, что лупили меня вполсилы, как-то слишком уж хило, тело не отзывалось обычной болью. Как будто на мне было надето сразу несколько ватников.
Эх, вот если бы эти уроды знали, как ничтожны для меня сейчас их удары, наверное, от злобы слюной бы подавились!
Да, хороша страна Россия, но живут в ней, почему-то, одни идеалисты да сволочи! Золотой середины нет. Хоть из дома не выходи.
Глаза я открыть так и не смог. Тело, вообще, больше не повиновалось. Может, такой он и есть – обморок. Валяется человек без признаков жизни. Все думают – без сознания. А он в это время всякую гадость про них думает. И вот что удивительно: это так радует! Словно это не они меня отметелили, а я их победил. Силой духа.
А потом перед мысленным взором вдруг качнулись синие водоросли.
Ну вот! Кажется, поймал «глюки». Хорошо, видать, отмутузили. Потом удары совсем прекратились. Или выдохлись голубчики, или подумали, что мне – хана – помер.
Не дождетесь!!!
Затем я услышал топот и неразборчивые крики. Похоже, кто-то пришел мне на помощь, пусть и с опозданием. Враги отступили. Видимо, с позором. Убегали, ломая кусты. Ох, ну и треск стоял! Так, наверное, мамонты сквозь заросли ломились за папонтами, когда, вернувшись с матриархальной охоты, находили в пещере бутылку водки, и мамонтшлюшек.
Я еще раз попытался пошевелиться. Нет, не получилось.
Обидно как-то. Мозги ещё работают, всё остальное – нет.
– Кажется, живой! – кто-то из моих невольных спасителей вынес безапелляционный вердикт.
Такая, видимо, у меня судьба: быть вечно живым, впереди, и на лихом коне! Жаль, что фамилия – не Чапаев.
– Надо же, как его под орех-то разделали! – второй мужик был даже немного расстроен. – Вот, твари!
Что ж, с этим я согласен. Эти козлы, что били меня, именно такие и есть, но дело ведь в незнакомке.
Я силился разлепить губы и сказать, чтобы нашли девчонку, ей, наверняка, нужна помощь, но водоросли держали мозг крепко. Мне даже казалось, что я рыба, бьющаяся головой об ледяной панцирь. Как там у Асеева? «Форели пробивают лед»…
Правда, я себя в те мгновения больше селедкой ощущал. Малосольной и малохольной. Но голоса спасителей слышал.
– Не-ет, это не твари, но гниды последние. – задумчиво пробасил тот, который решил, что я ещё жив.
– И что теперь? Так это он, или нет? – раздался второй голос.
Похоже, парни не просто так отбили меня у «беспредельщиков», они ждали здесь кого-то вместо меня. Но вот хорошо ли это?
Мне бы радоваться, что перепутали и оттого спасли, но я почему-то злился.
Что-то нехорошее, тягостное присутствовало рядом. Я не поручился бы даже, что это были именно люди.
Хоть бы глаза открыть. Удостовериться, что меня подобрали нормальные сапиенсы, а не зеленые инопланетяне.
Или что?… Или я уже, того? Помер? А это демоны между собой препираются, мол, такие, как я, никому и даром не нужны.
Да меня, как невинно пострадавшего, у ворот рая сам апостол Петр должен встречать, непременно с пальмовой веткой в руках!
Мысленно я улыбнулся. Ладно, я не привередливый. Пусть хоть мелкий бес встретит с солью без хлеба, но лучше бы он, рогатый, оказался с березовым веником да с запотевшим пузырем водки. Оно как-то душевнее бы вышло.
Мысли мои дурацкие и несвоевременные прервали тяжелые шаркающие шаги. Я почувствовал поднявшийся холодный ветер. Меня подняли и понесли. И это было последнее, что я помнил.
Потом просто вдруг вырубилось сознание, точно в моей голове вышибло пробки…
Очнулся я, видимо, сразу. По крайней мере, очень на то походило. Ночь, по-прежнему, правила миром. Рассвета не предвиделось. Это утешало. Можно надеяться, что провалялся я на свежем воздухе недолго, и пневмония меня не догонит. Но на этом положительные эмоции и закончились.
Я проморгался и увидел огромное ночное небо. Так, наверное, себя Болконский ощущал на том злополучном поле под Аустерлицем. Лежал я себе, отдыхал, в небо пялился. И всё бы хорошо, но, ночной сумрак казался душным, а небо – полно незнакомых созвездий.
Ну, все, приплыли, суши весла. Крыша съехала.
Впрочем, я все прекрасно помнил: как строил из себя Робин Гуда, как меня били, как зачем-то спасли. И, даже, как оттащили в сторонку и уложили на скамейку возле церкви.
Всё так, но я определенно не узнавал ковшик Большой Медведицы. Мне почему-то казалось, что это созвездие какого-то тура или яка, или зубра. И стало откровенно страшно. Всего на долю секунды я испугался, что меня похитили инопланетяне или какие-нибудь монахи из «Аум-сенрикё», утащили на другую планету.
Я совсем не горел желанием стать подопытным кроликом. И всяческие позорные операции по смене пола меня не вдохновляли.
Ничего, главное, – жив остался. И не в «мойке», не на нарах, не в подвалах у беспредельщиков.
Грех сказать, но, окончательно очухавшись, я сначала ощупал лицо, руки и кое-что из жизненно-важных органов. Всё на месте. Уф, все-таки жизнь прекрасна! И дана она, чтобы полностью насладиться всеми шестью чувствами.
Я попытался подняться и заскрипел зубами. Вот оно – блаженство бытия. А как бы я еще узнал, что абсолютно живой? Вот и выходит, что боль – вселенная, данная нам в ощущениях.
Я чувствовал, что лицо моё вспухло. Похоже, скоро не увижу я ни Большой Медведицы, ни Малой. Веки становились свинцовыми. Прямо в Вия позорного превращаюсь! Нос, слава богу, уцелел: не сломан. А вот губы, похоже, раскроили основательно. Лишь бы зашивать не пришлось. Как потом целоваться? Хотя, это, конечно, не главное.
Вообще-то, я терпеть не могу врачей и больницы. Особенно после той, последней драки, когда меня порезали.
На всех этих больных насмотришься, пока три часа в очереди к терапевту простоишь, месяц потом ещё злиться будешь. Ну, его, это здравоохранение наше. Главное: руки, ноги на месте, а остальное – приложится.
Только вот на амурных похождениях в ближайшее время можно смело поставить жирный крест. Представил, как я, такой косорылый, являюсь к Надьке с букетом и приглашаю её в ресторан. Точь-в-точь, как в песне:
«Это я над тобою кружу.
Это я – фиолетово-черный»4.
Ага, прямо про меня сказано. Попытался усмехнуться. Больно, черт возьми! Теперь лишний раз теперь и не улыбнуться.
Нет, в принципе, всё замечательно. Только надо как-то добраться до дома. Не лето красное, чтобы на скамейках валяться! Стиснув зубы, я перевернулся на бок, скатился на асфальт. Приземлился удачно, – на четвереньки.
Подождал, пока проплывут синие круги перед глазами, и сделал пару неуверенных шагов. Получалось не очень. Вот конь: у него тоже четыре ноги, а передвигается он быстрее.
Эх, несправедлива мать-природа, обделила человека. Ничегошеньки ему не дала: ни рогов, ни клыков, ни копыт, ни хвоста, ни жала ядовитого. Один только язык, который почему-то вечно опережает работу мозга. Да еще бесплатным довеском всучили нам пару извилин в голову, но обе оказались дефектные. Честное слово, незавидное наследство.
Конечно, никто не кинулся мне помогать. Не было рядом: ни спасителей, с кем-то меня попутавших, ни злобных хулиганов, ни страшных инопланетян.
Я сделал еще три лилипутских шага. Потом еще, еще…
Красота! Давно я на коленях не ползал.
Так я торжественно миновал ворота в парк. Там было-то нормальных шагов десять от силы.
Впереди показалась еще одна лавочка.
В нашем славном городе скамейки стоят вовсе не для отдыха пешеходов, измеряющих ногами гигантские пустыри и заброшенные парки. Отнюдь. Я шествовал в месте культурного досуга молодежи. А у нас подростки вечно сбиваются в стайки, ставят скамейки кругом и начинают тянуть жребий: «Кого гнать за „Клинским“». Кому выпадает – тот лох.
Но вот эта скамейка была одна одинешенька, словно в лесу – сосна. И никто на нее не позарился. То ли потому что она была целиком из цемента, то ли места здесь глухие да темные.
Впрочем, и вправду, жутко.
Найденная, методом научного хождения на четвереньках, лавка была, как уже упоминалось, полностью свободной. При ближайшем рассмотрении ни пустых «чебурашек» под ней, ни отдыхающих путников сверху, ни просто кочующих бомжей поблизости обнаружено не было. Впрочем, алкаши на улицах не спят. Они все давно на теплотрассах или в сухих подвалах обосновались. С комфортом.
В теории: конце концов, переползая от одной лавки до другой, я когда-нибудь попаду домой. Но дело это многотрудное, а тело мое незамедлительно требовало отдыха.
Я чуть ли не по-пластунски заполз на скамейку и блаженно растянулся. Нет, что ни говори, а в реальной жизни я – самый настоящий принц. Ну, не умею отдыхать ни на бобах, ни на горошинах. Мне удобства нужны. Хотя бы минимальные. Как сейчас. Я же не пёс Бобик, и на коврике, а тем более на промерзшем асфальте, лежать не умею. Да и не хочу.
Несколько минут я отдыхал с закрытыми глазами и думал: «Как это романтично вот так запросто посередине огромного промышленного мегаполиса найти островок первозданной природы и соприкоснуться душой с вечностью».
Еще судьбу поблагодарить надо, что накостыляли недалеко от парка. А то не вдыхал бы сейчас чистейшего кислорода. Опять бензинным перегаром дышал бы, как всегда.
Жизнь горожанина это – вечная погоня за призраком реальной жизни. И отдохнуть некогда. Отсюда высокая смертность и демографический кризис.
Честное слово, те, кто зарабатывает, старятся быстро! От чипсов и кофе теряют форму и, как следствие: не успевают сбежать от инфаркта.
А остальные государственные служащие, более мелкого пошиба – намертво вязнут в мелких бытовых проблемах. Вот и утеряна у всех связь с космосом, со вселенной!
Ну, вот где еще меня могут посетить столь высоконравственные мысли?
Вот он я: простой парень, может быть, даже талантливый. Но так и сгину в свои двадцать два года. Ни дерева не посадил… за решетку. Ни дома не построил… из кубиков. Ни ребеночка не завел из… пробирки.
На этой печальной ноте мои высокие размышления грубо оборвали. Что-то мокрое и шершавое коснулось моей щеки.
Ну, вот и все: инопланетяне таки нашли меня. Нужен я им: для опытов. Это потому, что я полностью из одних только положительных качеств состою! Непонятно только, откуда дерьмо берется.
Нужно открыть глаза и улыбнуться широко так, по-гагарински, чтобы враги увидели мою широкую русскую душу, и без допроса жрать бы не стали.
Я с трудом разлепил спекшиеся губы:
– Кто тут такой добрый в восемь часов ночи?!
В ответ – тишина.
Пришлось открыть глаза. В голове всё поплыло.
Надо мной нависла собачья морда.
Нет, сегодня, явно, не мой день!
И, к тому же, я не был уверен, что это был именно пес. Почему-то пришло в голову, что это – волк. Или шакал. Или гиена.
Хотя: какие такие волки в городе? Они все обосновались в зоопарке: и красные, и серые. Сам видел.
Среди нас одни только акулы большого бизнеса и крутятся. Да еще я, тишайший раб божий, лежу себе на скамеечке, никого не трогаю. Даже зажмурился от смирения. Раз, два, три – видение сгори! Я собрал волю в кулак, снова открыл глаза и рывком приподнялся на локтях.
Никого.
Только ветер прошуршал.
Кажется, «глюки» не думали отступать. Надо срочно сдаться санитарам: они, может быть, помереть сразу не дадут, помучают еще немного.
Встать удалось только с пятой попытки. Но зато – на ноги. Вот могу же, если очень постараюсь. И я пошел. Сам. Конечно, земля качалась, уплывала из-под подошв, но я не падал. И мир был вполне осязаем. И ночная прохлада приятно бодрила тело.
Сбоку, темным исполином, возвышалась усадьба Харитонова. Вернее, сейчас в этом особняке находится Дом Пионеров.
Вознесенская староверская церковь взирает с другой стороны как старик-учитель, лишь головой в знак порицания не качает.
Люблю я эти места, в них есть древняя мощь, в них ощущается мифология не только ушедших времен, но чувствуется биение сердца города.
Конечно, до собственного дома мне еще топать и топать. Впрочем, тело движется само, по инерции, но отчего-то совсем не в ту сторону, точно у ног моих своё, особое мнение. Думаю, это мое состояние называется даже не «автопилот», а «сбой в программе передвижения».
Вот куда это я отправился? Даже самому интересно.
Я вышел из ворот усадьбы и двинулся туда, собственно, откуда и пришел, разве что забирая вбок, к памятнику. Каменные комсомольцы под развернутым знаменем бодро маршировали от Вознесенской церкви к часовенке и к строящемуся «Храму на Крови» на месте разрушенного Ипатьевского дома. От заутренней – к вечерней. Красота!
Именно этот мистический смысл, эта абсурдность, авангардность смысла зданий, собранных в одном месте Силы всегда и привлекала внимание.
Впрочем, аура волшебства распространялась аж до самой набережной, и всё здесь подчинялось негласному закону смешения высокой древности и урбанистического уродства.
Настоящие и воссозданные дома российских писателей, создающих ансамбль музеев «Литературного квартала», венчал не только строящийся «Собор на Крови», но и еще один «шедевр» – скульптура Пушкина. Высокое и комичное всюду сплеталось на этом пятачке земли.
Ну да, умом я понимаю, что Александр Сергеевич сильно смахивает на мартышку, а все поздние портреты были идеализированы для облегчения восприятия поэзии в институтах благородных девиц. Но зачем же так кропотливо восстанавливать никому не нужную «правду», коли прошла не одна сотня лет? И отчего бронзовый Пушкин в простыне? Во фраках Александр Сергеевич хаживал, как цивилизованный сердцеед, а не как любовник, обернувшийся в штору, и удирающий от вернувшегося из командировки рогатого мужа. Даже со знанием анатомии у скульптора и то – сильный напряг.
Сразу за «Литературным кварталом», обрамляя его, стоят склады и старый, но вполне жизнеспособный двухэтажный особняк, занятый туристической фирмой «Евразия», известный своим балконом, на котором может разместиться рота солдат. Дом примыкает к стихийному парку, тянущемуся до набережной. А среди тех диких деревьев: то труп найдут, то каркас обгоревшей машины ночью появится. Самое настоящее сказочное, пусть и темное, место!
Пока размышлял, не заметил, как дотопал до памятника энтузиастам-комсомольцам и оказался возле чугунной ограды. Тревожно огляделся.
Чтобы перейти дорогу и оказаться у строительной площадки «Храма на Крови», нужно спуститься вправо или влево по пешеходной обледеневшей дорожке (откуда я, собственно, и пришел), а прямо —дороги нет. Одна загвоздка: мне, вообще-то, в другую сторону.
Направо мне. Спуститься с холма, обойти дом Пионеров и ТЮЗ, и вперед, до самой железной дороги. А там, через мост и почти дома. Что ж меня ноги несут-то в другую сторону?
Но, с другой стороны, ведь где-то здесь всё ещё может прятаться девчонка, из-за которой и разгорелся весь сыр-бор.
Это что же получается? Я, на уровне подсознания, всё ещё стремлюсь спасти девушку? Только стал бы кто меня тут дожидаться? Небось, давно смоталась, как умненькая. Нет, не может её здесь быть: столько времени прошло!
Ну, зачем я сюда пришел? В таком состоянии недолго пошатнуться, кувыркнуться и всё: привет маме!
Башкой об асфальт – и обеспечено мне вечное царствие. Кажется, я начал догадываться, куда именно меня влекло. Прямиком – в ад! В комфортабельный ящик, обитый бархатом.
Интересно, каким местом я сейчас думаю? Нет, не тем, что диаметрально противоположно голове. Каким-то другим. Но, кажется, и не мозгами тоже. Уж не превратился ли я в зомби?
Впрочем, ходячие мертвецы – это в Африке. И потом, все эти воскресшие трупы работать должны, а не слоняться без дела.
Всё: надо разворачивать оглобли! Домой, спать! А то так, чего доброго, до белой горячки дотопаю…
И вдруг я, совершено отчетливо, осознал страстное желание перемахнуть через оградку на дорогу. Прыгнуть, чтобы разбиться. Непременно сейчас, потому что потом – будет слишком поздно!
Да что же это?!! Я представил себя со стороны: ковыляет эдакий избитый придурок лишать себя жизни.
Не пойду!!!
Я же в полном сознании. И никакого сотрясения мозгов у меня нет! Это только в дурацких фильмах бывает: одержимость, непреодолимая мистическая тяга. Всему верить – себя не уважать.
Но ноги вели меня сами. Бездна тянула неудержимо.
Вниз. Вниз. Вниз!
Впрочем, если брошусь, – не убьюсь, лишь покалечусь. Здесь высота метра три, или чуть больше.
Наваждение какое-то.
И – тишина.
Уши словно ватой заткнуло. От этого, наверное, навалилось и ощущение фантасмогоричности происходящего. Да и о какой, к чёрту, реальности речь?!
Никогда я так глупо не дрался, спасая неизвестно кого. Никогда не видел волков посреди города. Никогда мои ноги не ходили сами по себе. И никогда еще не было так страшно!
Меня охватила паника. А впереди – обрыв. Я судорожно вцепился в чугунную оградку мертвой хваткой. Я словно пытался задержать самого себя!
Меня трясло, точно под напряжением.
Но я ещё мог думать, а значит – сопротивляться!
Вот что было до этого?
Меня разбудил пес, и я отправился искать свою смерть.
Собаки, волки… Что про них известно?
Ну, есть еще оборотни, но они не считаются.
Или меня вампир поцеловал?!
Снова мороз продрал по коже. Да что же это, в конце концов?! На кого я стал похож? Стою, как идиот, на вершине холма, а в голову всякая дрянь лезет.
Да ещё я вдруг представил, как должны выглядеть мои мысли в плане материальном. Лучше бы я этого не делал!
Воображение махом нарисовало толстых червей, которые копошатся в моих мозгах. Вот мерзость! От отвращения едва сразу не сиганул вниз.
Я всё понимал, но контролировать себя уже не мог.
Что со мной, черт подери?!!
Зачем люди прыгают из окон, или с обрывов? Когда хотят покончить с собой. Не подходит. Я очень даже хочу жить! И на подсознание нечего валить! Я ведь живучий, как кошка. Вон как в перила вцепился, будто примерз.
Руки мои тряслись всё сильнее. Я чувствовал, как капли пота ползут по вискам. Надо же: когда меня били, так не боялся!
К чёрту! Все – к чёрту!
Надо только не подчиниться злой воле. Ведь пока мысли бегают по кругу – я борюсь!
Из окон еще наркоманы прыгают. Но им-то всякая дребедень чудится, вот они и не понимают, куда лезут. Но я-то всё осознаю.
Ещё есть одержимые. Это хоть из области мистики, зато подходит. И сейчас, выходит, надо изгнать из себя дьявола, освободиться от навязанной бесами воли!
Что там, в таких случаях, экзорцисты делали?
Неделю назад, на спор с Костиком Меркуловым, после единственного прочтения, я запомнил ритуальную фразу изгнания сатаны, которую инквизиторы читали над ведьмами и бесноватыми. Ну, типа, друг не верил в мою способность, а я ему нос и утер. Вот сейчас оно, древнее заклятие, и пригодилось!
Я даже наморщил лоб, чтобы ничего не перепутать: «Deus qui tot periculis constitutos prae humana scis fragilitate non posse subsistere, da nobis salutem mentis corporis, ut qui merito pro peccatis nostris affligimus te ad juvante liberemur. Per Dominum nostrum Jesum Christum. Apage Satans, apage Ahasverus»5.
Кажется, ничего не перепутал. Что сие значит – я не удосужился выяснить, но не станет же в умных книгах папа Римский Гонорий всякую чушь писать! По крайней мере, хочется на это надеяться.
Слова отзвучали, но ничего не изменилось. Луна, по-прежнему, тупо таращилась, выглянув из-за облаков, словно пыталась подать тайный знак.
Ни единой машины не проехало по дороге. Птиц в небе не было. А вот фонари вдруг разом погасли. Похоже, я с этой латынью что-то напутал.
– Изыди, сволочь!!! – в отчаянии прокричал я на нормальном языке.
Игры в спиритизм закончились! Меня трясло, точно в лихорадке. Никогда еще страх не вползал в моё сознание так глубоко. Мне казалось, что даже вселенная в ужасе замерла, само время остановило бег, и мир ждет, когда я, все-таки, сигану через заборчик.
И я сделал бы роковой шаг вперед, но тут меня свернуло изнутри так, что я вмиг покрылся холодным потом от макушки до пяток. И это вернуло меня к реальности. Магия сработала!
«Я – сам отвечаю за всё, что со мной происходит! Я выживу! И плевать я хотел прямо с этой горы всем чертям на их лысины!»
Я сосредоточился и шумно выдохнул, представляя, как из меня вытекает всяческая астральная грязь и, навязанные мне, чужие мысли.
Заметного облегчения это, конечно, не принесло. Но желание бросится вниз, – резко ослабло. Я уже даже контролировал ноги. Но отойти от решетки не решался.
И вот тут увидел, как метрах в тридцати на чугунную оградку взбирается нечто несуразное, но, без сомнения, человекообразное, совершенно на демонов не похожее.
Пару секунд я тупо смотрел на это привидение, прежде, чем догадался, что передо мной та самая избитая девушка. Досталось ей, видимо, изрядно. Она, похоже, тоже очень туго соображала, или вообще не понимала, где находится. Она, покачивалась, точно сомнамбула.
Держась обеими руками за перила, девушка с трудом выпрямилась. Сильная. Мне это понравилось. Вот это воля!
Значит, нас обоих ведут к смерти? Зачем?
Незнакомка, тем временем, покачнулась. Я почувствовал, как шевелятся волосы у меня на голове, потому, что понял, что она сейчас сделает.
– Эй, ты! Стой! – я отчаянно рванулся к девушке, но почему-то шагнул не в сторону, на помощь несчастной, а вперед, придвигаясь вплотную к чугунной ограде, словно я тоже собирался кинуться вниз.
Холодная испарина покрыла лоб. Судорожно вцепившись в холодный витой чугун, проклиная себя и весь мир, я видел, как незнакомка медленно, точно при просмотре через стоп-кадр, наклонилась вперед. Секунды две она балансировала над пропастью, нависая над дорогой, а потом – рухнула вниз.
На мгновение меня охватил столбняк. А потом темная воля меня окончательно отпустила.
Я не сразу понял, что свободен. Никуда меня больше не влекло. Мир стал нормальным, осязаемым, вернулась боль во всем теле. И даже фонари зажглись. Или они горели всё это время, пока у меня приключилось помутнение рассудка? Я разжал ладони и отпрыгнул от ограждения назад. Пальцы всё ещё дрожали от перенапряжения. Меня знобило.
Да была ли девушка? Или это всего лишь шутки свихнувшегося разума? Нужно подойти да глянуть вниз. Но хотелось развернуться и бежать без оглядки. Забыть всё, как дурной сон.
Я сделал ещё один шаг назад, но не выдержал: обернулся и тут же увидел её. Она выжила. Она ползла через дорогу к зданию «Полярэкса». Холм был не очень высоким. Убиться, в принципе, не возможно.