Преступление тысячелетней давности

Старик на мгновение остановился в нерешительности в дверях. Он не знал, как поступить, силился понять, кто перед ним. В это время молодая женщина, которую держало это страшное существо, застонала сильнее, словно готовясь испустить последний вздох. Её глаза вспыхнули огнём боли и страха.

«Чур меня!» – прошептал сухими губами старик, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Свернул кукиш в левой руке, а правой схватился за серп, что висел на стене. Его сердце колотилось в груди, словно пыталось вырваться на свободу. Но беспокойство смешивалось с любопытством: «Не великий ли Велес, посетил их избу? Но какова его истинная цель?»

Медвежья морда усмехнулась, словно прочитав мысли старика, но в следующий миг исчезла, растворившись в полумраке комнаты.

«Чур, меня!» – повторил старик и позвал старуху.

Молодая женщина прикрыла руками голую грудь с кровоточащими следами на белой коже и испуганно посмотрела на хозяина дома. В воздухе витал легкий аромат мяты и малины.

– Велес заходил, – бабка стояла с лучиной в правой руке. А второй рукой с огромным трудом удерживала старую медвежью шкуру. – Знакомился старый! Видимо, очень люба наша Хельга ему».

– Не говори ерунды, – старик повесил серп на стену. – Бог Велес просто так не ходит к девам.

– Коли дева ему надобна для утех, то ходит, он же Велес, – бабка бросила на пол шкуру медведя и подняла палец к деревянному потолку.

– Так и я это говорю, – дед крякнул и, почесав седую, но еще густую с рыжими волосками бороду, кивнул головой, но вдруг сменил тему и, отвернувшись от Хельги, продолжил:

– Вы всё спите, а на поляне бой был, вновь чужестранцы с дружиной князя столкнулись. Идти надобно.

Старушка-ведунья подтащила медвежью шкуру к выходу. Затем полезла на печь за своей сумой. Дед, внимательно посмотрев на сгорбленную спину старухи, огладил бороду и неожиданно произнёс:

– Вставай, Олюшка, пойдем: стрелы соберем, да оружие.

– Да, батюшка, только оденусь, – прикрывая дверь, отозвалась она.

Хельга, плотно закрыв дверь в свою комнатку без окон, пристроила взятую у бабки лучину и посмотрела на левую грудь с кровавой отметиной, оставленной медведем. Начала одеваться.

Над ветхой избой сеял снег – тихо и старательно. Земля белела, исчезали шрамы от огня и недавнего сражения. Старый дед, кряхтя и что-то нашептывая себе под нос, ходил между мёртвых, прикасаясь к каждому, словно уговаривая богиню Мару провести именно эту душу в логово Вия. Хельга стояла, опершись на свой меч, задумчиво глядя на запад, где в белых хлопьях всё усиливающегося снегопада терялась река.

Бабка-ведунья сидела, втянув голову в плечи, прикрыв свое дряхлое тело шкурой медведя. Она робко протягивала к огню дрожащие руки, изрезанные морщинами и покрытые тёмными старческими пятнами. Любой воин мог бы сказать, что это сломленное существо само на грани жизни и смерти. Но Хельга знала, что старушка способна даже самого тяжелобольного человека вернуть к жизни и убедить богиню смерти Мару не окутывать его своим хладным дыханием.

Ветер усилился, а снегопад, словно помощник богини смерти, начал заметать следы битвы. Казалось, что сама Мара сопереживает происходящему и хочет облегчить последний путь тем, кто навечно уснул в Яви.

Следы жестокой схватки между бывшими соплеменниками Ольги и русичами теперь исчезали под пушистым снегом и погружались в холод, будто признаки страданий и смерти растворялись в невинности снежной пелены хозяйки Мары. Старый дед продолжал свою молитву, касаясь каждого погибшего воина.

Старушка-ведунья вечерами часто рассказывала Хельге, что для многих представителей её народа Мара – триединая богиня. Еще ее бабка сказывала, что Мара – не только богиня смерти, но и богиня рождения и перерождения.

«Мара – это та, кто проводит усопших через границу между миром живых и миром мёртвых», – шептала ведунья, согреваясь вечером у лучины чёрным взваром из диковинных трав. Она также добавила, что сказания и легенды русов не дают чёткого описания этой богине. Несмотря на то что она может менять свой облик, Мара не является ни злой, ни доброй. Она не служит ни тёмной, ни светлой стороне. Она просто богиня Мара, возникшая из небытия в тот момент, когда на земле умер первый человек. Древние люди называли её Мареной.

Старик собирал стрелы и оружие, оставленные на поле боя. В его глазах читалась глубокая печаль и усталость. Но Хельга знала, что он искренне уповает на лучшее. Он верит, что Марена ответит на его зов и покроет павших белым пушистым покрывалом. А души их богиня смерти проведёт по мосту через реку Смородину, чтобы они обрели мир и покой.

Хельга внимательно наблюдала за ведуньей, и внезапно воспоминания унесли её в тот день, когда в этом лесу она отказалась от пояса валькирии. Она подумала, что, возможно, это ее судьба. Ведь у каждого человека есть своё предназначение, которое он должен исполнять в течение жизни, и боги подталкивают простого смертного на нужный путь. Видимо боги предопределили ей быть валькирией или служить богине Маре, как эта старая ведунья и старик. Но в целом ничего не изменилось. Она по-прежнему видит смерть и провожает воинов в последний путь, только теперь в чужой земле.

Женщина была наполнена смешанными чувствами горечи и надежды. Хельга понимала, что люди зря проливают кровь. Пройдет много времени, возможно, тысячелетия, но наступит тот день, когда ее соплеменники просто растворятся в этом красивом белом народе. Любая победа имеет свою цену. Но мир наступает после любой войны.

Она ненавидела смерть и разрушение, хотя и служила богине Маре. Душа Хельги маялась, страдала и бунтовала против того, что люди так легко расстаются со своими земными жизнями. «Проку от их смертей мало, а хлопот много», – пронеслось в голове молодой женщины.

Бабка-ведунья, сидящая рядом, продолжала сжимать свои дрожащие руки у огня. Ее мудрые серые глаза смотрели на Хельгу с пониманием, словно она читала ее мысли и соглашалась с ней. Но сил у старой колдуньи уже не было. Мара заждалась ее у реки Смородины, да и холод, проникающий сквозь поры, подсказывал, что скоро она встретится с богиней смерти.

Колдунья знала, что Хельга не только могучая воительница – она обладает особой духовной силой, потому старалась обучить женщину всему, что было известно ей еще от прабабки.

В семье старушки-ведуньи из поколения в поколение бережно передавалось предсказание о том, что именно их род приютит иноземку, которая подарит миру удивительного ребёнка. Этот ребёнок сможет изменить ход истории, возродит надежду в сердцах людей и поможет победить тёмные силы, которые угрожают миру белых русов.

Согласно легенде чужестранка-воительница родит девочку, которую великий народ полюбит всем сердцем и назовёт Мудрой. Её потомки будут веками править огромным государством, основанным ею.

Бог Род не дал старой знахарке детей, и это было ее горем. Однажды в лесу она встретила медведя. В ту же ночь ей привиделся дивный сон, что ждёт её награда за труды от Велеса. Старушке предстояло дождаться чужачку и передать ей все знания, что накапливались в их роду веками.

Тишину леса внезапно нарушил нежный шепот ветра. Кроны деревьев зашумели, а ледяной шепоток проник в душу Хельги и ведуньи, будто принёс послание от Марены. Женщины одновременно обернулись, их взгляды пересеклись, и у обеих в глазах зажглось пламя решимости.

Хельга подняла меч высоко над головой, его лезвие засияло в лучах восходящего солнца, которое пробилось сквозь облака. Ворон, следивший за всем с макушки старой ели, каркая и громко хлопая крыльями, сделал двойной круг над головами жриц. В этот миг старик упал на колени и, подняв голову к свинцовому небу, произнес мощное заклинание, призывая духов предков и силу природы. Его голос звучал чисто и ясно, проникая в каждую клеточку еще способную сопротивляться холоду Марены.

Старая ведунья, неторопливо раскачиваясь, начала напевать древнюю песнь, которая, казалось, проникала в самое сердце. Ее голос был хриплым, но полным силы и мудрости. И тогда произошло чудо. Ветер перестал шептать, снегопад замедлился, а затем полностью прекратился. Всё вокруг было залито молочным светом, который, проник в каждую щель, дупло и нору, разгоняя тьму и холод. Земля словно пробудилась, медленно стряхивая с себя снег, словно дворовый пёс. Хельга и бабка знали, что они добились своего. Марена услышала их молитвы и послала им силу и поддержку.

Но в тот самый миг один из воинов пошевелился, открыл глаза и протянул руку к Хельге. Женщина отбросила меч и приблизилась к раненому. Она узнала в нём того, с кем однажды сражалась на берегах Днепра. Это был тот самый русич, которого в солнечный день она ранила в шею наконечником стрелы.

Хельга осторожно отодвинула ворот кольчуги и с удивлением обнаружила, что рана, которую нанесла её рука, уже затянулась. В то утро она была убеждена, что нанесла смертельный удар, а воин уже давно пересек Калинов мост.

Молодая женщина положила свою руку на лоб воина. Нет сомнений – та же энергия, то же тепло. Она еще раз посмотрела в голубые, чуть раскосые глаза мужчины, а ее душа вдруг потянулась к его душе и осознала, что он и есть суженый. Но глаза воина вновь закрылись, а дух ускользнул от Хельги. Она начала бить его по щекам, однако лицо мужчины стало бледным, губы – синими.

Молодая женщина крикнула бабку – та уже была за ее спиной и шептала:

– Пошли, отнесём его в избу. Может, исцелим окаянного.

– Да, матушка, отнесём. Люб он мне.

Снег начал медленно таять, оставляя на земле следы, похожие на руны. Они напоминали Хельге о том, что волю богов нужно исполнять всегда, иначе грядет великое наказание. Старый волхв улыбнулся в бороду своим мыслям и, прищурившись, продолжил собирать стрелы и оружие, которые больше не были нужны павшим. Теперь он был уверен, что предсказание сбудется.

Родион лежал в белой палате, слушая раздражающий писк медицинских приборов и щурясь от яркого света. Он то засыпал, то просыпался, то снова терял сознание. Его тело оставалось неподвижным, но разум, казалось, уже готов был вырваться из оков плоти. Мужчина пытался собрать в памяти последние моменты своей жизни, но они словно распадались на мелкие кусочки, не позволяя ему ощутить целостность. Каждый раз, когда он пытался вспомнить, вихрь эмоций охватывал его, а тревога нарастала. Образы мелькали: девушка в мужской одежде, лес, дружина князя Олега, знакомые лица, неясные разговоры. Почему же они так далеки? Он чувствовал, как его сознание борется, стремясь вырваться из этой белой клетки.

Вдруг дверь скрипнула, и в комнату вошла Ольга. Она посмотрела на него с нежностью, поцеловала его заросшее щетиной лицо, стала объяснять что-то, чего он не в силах был понять.

Родион не слышал её слов – он был в ином мире с иной женщиной. Всё, что он мог сделать, – это наблюдать за ней, как за живым существом, олицетворяющим связь с внешним миром, который он чувствовал утраченным.

Постепенно нежный голос стал убаюкивающим, и Родион вновь погрузился в полусознательное состояние. Темнота окутала его, но в ней мелькали искры сознания. Возможно, вскоре все изменится, возможно… А старая зеленая бабка-кикимора, словно сказку на ночь, шептала:

«Давно это было, очень давно… Так давно, что забыли даже те, кто читал славные книги, которых уж и нет сейчас. А писали эти книги те, кто слушал рассказы того, кто не забыл, что им пращуры ведали. И сказания эти хранятся, как игла в яйце на высоком дубе. В душах носителей языка. Язык есть тайна и энергия народа. Оттого ведуньи заговаривали хвори да раны, оттого слово лечит, а иной раз и калечит».

Резкая боль в плече заставила очнуться Родиона. Белая пелена, которая заволокла его, сползла и наступило необыкновенное прояснение. Женщина с белокурыми с медью волосами, наклонившись, поила его густым, пахнувшим травами и малиной снадобьем. Плечо жгло огнем, а пот струился по лицу.

С трудом соображая, Родион перевел взгляд с красивого лица женщины на старуху, которая сидела по другую сторону скамьи и что-то причитала. «Будто песню поет», – пронеслось в его голове.

– Кто ты? – хриплый голос больного пошевелил пламя лучины, слепившее Родиона.

– Я Хельга, а это баушка. – Женщина смочила лоскут льняной тряпицы в прохладной воде и положила на его горячий лоб. Стало легче.

– Где я?

– Не гласи, молодец, – вмешалась в разговор старая, молчи, неча тебе сейчас глаголить.

Сон снова окутал Родиона, в его мозг пробралось нечто и начало шептать:

«Давно это было, очень давно… В те времена, когда слово имело особую силу и значение. Когда люди еще понимали, что язык – это не просто средство общения, но и ключ к пониманию себя и окружающего мира. Именно поэтому знание слов и умение использовать их ценились высоко, а кто ведал колдовским словом да знанием предков, те назывались чародеями да ворожеями. Были слова заветные – в современном русском языке стали они нецензурными (употреблять их в быту – погань на себя навлечь). Впрочем, предки слова ценили и берегли: умело зашифровывали в них послание для грядущих поколений.

На земле разразилась борьба между богами, каждый из которых стремился установить свою власть над людьми.

Давно, более двух тысяч лет назад мир вступил в новую эпоху, а, как известно, гегемон всегда стремится подавить волю тех, кто оказался в подчинении. Неведомые силы начали оказывать влияние на разум людей, пробуждая в них самые низменные желания. От исхода этой битвы зависело само существование человечества на планете, и только любовь могла спасти мир от разрушения…

Род не стал воевать с иноверцами, уступил, ибо знал, что для человека жизнь в Яви – для него секунда в Прави. К тому же, богам неведомо, что такое время. Лишь покой и вера в свои корни. Знал Род, что придет его время.

Многое забыли люди, живущие на щедрых землях Руси. Да не просто забыли, а выкорчевано было иноземцами всё то, что передавалось от рода к роду. Память затуманили новой верой, а славные книги сожгли огнем да увезли к морю, попрятали в своих каменных домах с золотыми куполами. Многих писаных книг нет сейчас, но сохранена любовь Рода к отрокам своим. Через сказания, притчи да язык передается знание. Язык есть тайна и энергия народа. Кровь его.

Любовь Рода возрождает дух человеческий. Кривда, царствующая в последние века, вновь будет спрятана под камень. А Правда восторжествует. Мудрость Рода по сей день видится сквозь сказания, песни народные и легенды. Да остались малые обрывки на бересте. Хранит мудрость земля-матушка.

Образован был народ русичей. Грамоту сызмальства знал. А ворогам это мешало волю свою насаждать. Ведь ежели человек предков своих забывает, Род свой не чтит – называли таковых пращуры Иванами, родства не помнящими.

История многое сожгла, утопила в болотах скверны да возвеличила похабных людей до власти великой.

Историю переписывали, правили, а народ порабощали, угнетали и выхолащивали под новую действительность. Ведь история – это взаимодействие различных культур, государств, цивилизаций, которые непрерывно боролись за господство над землями, служившими основным путём перевозки, торговли и культурного обмена между различными народами и, наконец, источником обогащения.

А земля русская щедра своими недрами. Широки луга и поля её, полноводны реки, да красив и умен народ русский. Русы являются одним из древнейших славянских народов, история их тесно переплетается с историей Восточной Европы. Многие княжества Руси имели торговые и культурные связей с Востоком и Западом, что благоприятствовало обмену знаниями и искусством. Великие империи, такие как Персидская, Ассирийская и Римская, оказали своё влияние на становление ценностей и традиций огромной страны. Русы, взаимодействуя с этими империями, впитывали и адаптировали новые идеи, обогащая свою культуру и обретая новые навыки. Наконец, будто притоки полноводной реки, пополняли они свой язык заимствованиями. Как ни стремились вороги властвовать над русами – не выходило у них.

Новгородский князь Александр Невский говорил: «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!» Свободолюбив народ русов. Испокон веков ставил во главе своей людей мудрых, сильных да доблестью наделённых. Умеющих словом да примером народ на ворога поднять. Оттого вече выбирало князя, а если князь не справлялся, то народ мог его изгнать. Именно народное собрание обладало властью в славянских землях. Но не любо было это многим. Оружием, которым получилось завоевать народ русов, стала вера. Не раз так обманывали честный и открытый народ русичей. Но многие предрекали, что придет время и вспомнит народ русский свои корни.

«– Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Не даром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим, а что те только „машут дубиной и бьют по своим“. Эх кабы время! Одна беда – времени нет. Мы провозгласим разрушение… почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Тут каждая шелудивая „кучка“ пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам…»

Родион пришёл в себя от голоса жены, которая с выражением читала отрывок из «Бесов» Достоевского.

Он почувствовал резкий запах чистоты и лекарств.

– Тише, милая, зачем так громко? – ощупывая свое плечо, прошептал он.

– Ты очнулся, Родион, ты очнулся, – Ольга подскочила и побежала в коридор.

– Понятно, что очнулся, а вот от чего я именно тут – не понятно, – уже громче сказал Родион и пошевелил рукой. – Где я?

Ольга ворвалась в палату с медсестрой и врачом. Встала на колени у кровати мужа, целуя ему руку, и, чуть не плача, зашептала:

– Ты в больнице, тебя нашли возле шурфа с проломленной головой, мы боялись, что ты, что ты…

– Так, девушка, – вмешался в разговор врач, – уйдите, дайте нам работать.

Но в этот момент Родион закрыл глаза, и черный водоворот утянул его обратно в лес, в старую избушку.

Он с трудом разомкнул веки, но кругом был полумрак. В углу тускло горела лучина. Запах древесины и плесени тут же окутал его. Дом был очень похож на тот, в котором он жил в детстве у бабушки. Родион считал это воспоминание частью той утраченной жизни, что осталась далеко в прошлом. Оно вызывало в нём странное чувство тоски и тревоги.

Лучина коптила, отбрасывая тени на стены, где танцевали силуэты распадающихся обрывков памяти. Родион моргнул, пытаясь вернуть ясность зрению, и поднёс руки к лицу, внимательно вглядываясь в них. Руки были не его, руки были чужие.

За стенами загудел ветер, и Родион вдруг понял, что за древними деревянными стенами избушки ожил лес. Деревья загадочно шептали на только им ведомом языке странное имя, их голос звучал таинственно и достаточно громко, словно призывал: «Радосвет, очнись, Радосвет…»

Он вдруг подумал, что это его имя и они, деревья, зовут именно его, но мысли переключились на иное: «Я не просто вернулся в физическое свое тело, я вернулся в ту точку своей души, где началась борьба».

Пришло время разобраться с тёмными призраками души, которые в последние годы так часто тревожили его. Родион-Радосвет глубоко вдохнул, и тут же лес прошептал ему: «Ты вернулся, а время расплаты пришло».

4. Любовь

Хельга задыхалась в горнице. Маленькие окошки, затянутые бычьим пузырем, не пропускали весеннего света, а на поляне капельник во всю топил снег. Ворон все чаще прилетал к их избе и, кося левым глазом, внимательно наблюдал за жизнью в доме.

Запасы почти кончились, оставалось немного муки и сухих ягод. Дедушка ранним утром ушел в хутор к людям, чтобы обменять снятое с покойников оружие на муку и льняное масло.

В последние недели он все чаще стал ходить к людям, иногда приносил вяленую рыбу и яйца, а порой возвращался хмурый и злой. Сказывал, что съестные запасы давно закончились у многих, а на западе от деревни бушует черная хворь. Весна выдалась холодной. Казалось, сама богиня Мара разгневалась на людей.

Куры в последнее время не неслись, а дедушка не разрешал их рубить. Раненого русича, которого они с бабушкой лечили почти до самой тёмной и долгой ночи, пока великая богиня Мара правила зимним солнцем, дед отвёл к людям. Уже наступила весна, но вестей от него так и не было. Хельга подошла к прялке и посмотрела на резное солнце – оно служило ей календарем. Больше двух сороков минуло со дня, как Радосвет исчез из её жизни. Но сердце ныло, а чрево ждало семени.

Лада-мать снилась женщине – обещала, что свет в её окошке порадует Хельгу и понесёт она от света с радостью. Но молодая женщина давно перестала верить снам. Лишь ворон, будто насмехаясь над ней, все чаще прилетал, садился на сухой сук старой ели и громко каркал. В его карканье слышала она слова Одина: «Не быть тебе матерью, проклята, пуста твоя жизнь!»

Хельга, накинув на голову платок, обув чуни, вышла в весну и побежала на опушку леса, очень уж ей хотелось попросить богиню Ладу о помощи, как учила бабушка. Ворон, что сидел на суке и внимательно следил за женщиной, вдруг вспорхнул и улетел в чащу леса. Обняв старый дуб, где дедушка еще осенью втыкал стрелы, закрыв глаза, начала шептать:

«Как ручей рождается в земле, так пусть новая жизнь родится во мне! Как травинка растет из земли, так и чадо пусть растет во мне! Ляда добренька, дай мне силы. Помоги плоду созреть в моем чреве! Великая Мать, помоги дщери своей уподобиться образу твоему».

Хельга хотела было продолжить заговор, но шум хлопающих крыльев ее остановил. Она повернулась лицом к реке, пытаясь взглядом найти надоевшего ворона. Но на ветке над ее головой сидел сокол. Птица будто сияла в лучах яркого весеннего солнца.

В этот момент девушку, словно лучом света, озарило счастье, и она улыбнулась. Но, как это часто случается, солнце может в любой момент скрыться за тучей. Так и у Хельги, несмотря на радость, промелькнуло чувство тревоги.

Она ощутила на себе чужой взгляд. Энергия, исходящая от смотрящего, не была энергией птицы или животного – это был человек!

Закрыв глаза, она постаралась понять: враг смотрит или друг. Чутьё подсказывало, что бояться не нужно. Она вновь внимательно посмотрела в гущу леса и увидела из-за молодой листвы знакомое лицо Радосвета.

Сокол взмыл в небо, а Хельга бросилась в объятия баженого. Мужчина притянул к себе любимую и горячо прошептал:

– Бажутка ты моя, любава. – Он целовал глаза женщины, будто пил росу с листка ландыша.

– Пошли в избу, – Хельга показала на дом.

– Не могу. – Радосвет подхватил молодую женщину на руки.

– Там дед и бабка твои. У нас стоянка недалеко. Воевода Олег людей ратных собирает, мы с отрядом на охране стоим.

– Тут за поймой реки на холме землянка есть. Дедушка, когда сопровождает почивших, сжигает тела рядом.

– Понесу тебя, Олюшка. Богиня Лада вон – все залила водицей, ножки испачкаешь. В сильных руках Радосвета Хельга чувствовала себя будто ребенок малый, но отстранилась, крепко схватила милого за руку и увлекла в чащу.

– Я быстрый путь знаю. Пошли.

– Веди, ведунья. – Мужчина засмеялся и поцеловал женщину в изгиб шеи.

Хельга и Радосвет направились к землянке на холме. Путь был несложным, так как Хельга уже знала эти места как свои пять пальцев. Они преодолели небольшой подъем и скрылись в еще молодой зелени леса. Приближаясь к землянке, Хельга почувствовала, что сердце ее бьется сильнее. Сквозь ветви деревьев пробивался лучик солнца, освещая их путь. Вскоре они достигли тайного места, и Хельга, открыв хлипкую дверь, впустила Радосвета внутрь.

В землянке было тихо и холодно. На сухом месте лежали подготовленные дедом для ритуала захоронения поленья. Хельга разожгла небольшой костер в очаге, чтобы согреться.

Радосвет усадил её на мягкую медвежью шкуру, которая лежала рядом с очагом, и обнял, передавая тепло своего тела. Они провели много времени в объятиях друг друга. Луна Хельги устала, а матица вдоволь наполнилась плотом, кострище тлело лишь яркими углями. Утомившись плотским, но крепко обнявшись, начали они сказывать друг другу о том, что произошло за время их разлуки…

Хельга поведала Радосвету о настырном вороне, который преследует ее, будто черное прошлое. Не дает жить новой жизнью.

– Так в чем же беда, Олюшка? Я подарю тебе своего сокола Василия. Он быстро прогонит эту дрянную птицу.

Радосвет смотрел на женщину нежным взглядом, а она понимала, что защитник готов бросить к её ногам весь мир, так она была ему люба. Счастье переполняло обоих.

– Подари мне чадо, сокол ясный! Женщина повернула ладонь Радосвета и поцеловала тыльную ее часть.

– Все будет, только верь, любушка моя. Я вернусь с похода да заживем с тобой крепко. Воевода Олег, отец мой, обещал много злата и почестей, коли я женюсь.