Лицо со шрамом

– Ты спас мне жизнь. – Я попыталась звучать уверенно. – Мы спали вместе в мотеле. И ты целовал меня вчера.

– О, так теперь это называется «спали вместе»? – он саркастически усмехнулся, отставляя стакан. – Там была подушка. И кстати, это ты первая полезла целоваться.

– Почему ты ушел? – я подалась вперед, вцепившись в сиденье.

– Бесс, – Чезаре устало вздохнул, – давай без иллюзий. Ничего не изменилось. Я по-прежнему сам по себе.

– Но вчера… – я с трудом подбирала слова, глаза защипало от подступивших слез, – но ты хотел меня…

– Это ты хотела меня, – его тон стал жестче, – вчера ты хотела утешения. Ты его получила. Все просто.

– Для тебя это ничего не значило? – мой голос превратился в шепот и был едва слышен.

– Абсолютно ничего, Мердок, – отрезал он, демонстративно отворачиваясь к окну.

Я откинулась на кожаное сиденье, чувствуя холод за спиной и на сердце, пытаясь переварить его слова. Взгляд отчаянно цеплялся за все, лишь бы не смотреть на него, только не сейчас, когда в глазах скопились слезы.

За окном проносились знакомые улицы – город дышал весной, несмотря на промозглую погоду. Прохожие кутались в куртки и шарфы, спеша по своим делам. Обычно хмурый Чикаго преображался: начал потихоньку зеленеть, но не от первой травы, а от флагов, гирлянд и витринных украшений кричащих об одном – скоро День Святого Патрика. Я могла поклясться – стоит выйти из машины и ноздри наполнит аромат ирландского рагу, тушеной капусты и боксти. Город готовился к празднику.

Мы остановились у моста на Мичиган-авеню. Внизу, у реки рабочие в защитных жилетах окрашивали воду в ядовито-изумрудный цвет – спорная традиция, вызывающая восторг у всех, кроме экологов. Толпа на мосту ликовала. Я поймала отрешенный взгляд Чезаре, устремленный куда-то поверх зеленой глади.

– Красный подошел бы лучше. Этот город видел достаточно крови, – процедил Чезаре, не отрывая взгляда от воды.

Чезаре помог выбраться из машины без церемоний, молча потянув меня в сторону отеля. Порыв ледяного ветра пробрал до костей, и сейчас я жалела, что на мне шелковое платье, а не штаны с утеплителем. Высотки стремились в самое небо, пока люди как косяки рыб рассекали улицы, удивленно задирая головы вверх. Чикаго казался очаровательным тем, кто не знал его уродливую сторону похожую на мясорубку.

Мы вошли в лобби отеля «Чикаго Харбор» – громадины из стекла и железа. Внутри нас встретила сдержанная тишина. Отель напоминал штаб спецслужб: постояльцы выглядели как сотрудники секретных служб, нашпигованные оружием.

– Что это за место?

Чезаре неспешно поправил манжету, прежде чем ответить.

– Нейтральная территория. Здесь можно поужинать без риска словить пулю от врага.

Нас досмотрели охранники, похожие на каменные статуи в костюмах за неприличные деньги.

– Мне сразу полегчало, – я нервно усмехнулась, чувствуя, как под ложечкой завязывается тугой узел. – Теперь меня убьют после ужина, а не во время.

Борджиа отвлекся от костюма, уголки его губ приподнялись в улыбке.

– Мне нравится твой оптимизм, – его рука обвила мою талию, подталкивая в сторону лифтов. – Пригодится, когда все полетит к чертям.

– А оно полетит?

– Непременно.

Тепло от руки Борджиа странно успокаивало, пока лифт плавно поднимал нас на десятый этаж. Двери разъехались, представив нам богато украшенный банкетный зал. Я нервно выдохнула, сжимая пальцы в кулак.

– Улыбайся, Лиззи, – процедил Чезаре сквозь зубы, – не на похороны пришли.

Я буквально шагнула с корабля на бал, хотя в моем случае из сарая во дворец и это было чем-то невероятным. Хрусталь был везде: люстры, бокалы, вазы. Сотни бликов скользили по стенам, отражаясь от картин в позолоченных рамах. Воздух пропитался, стал тяжелым от какофонии ароматов дорогих духов, дымных сигар и элитного алкоголя. Зал буквально представлял собой место, где собрались люди купавшиеся в деньгах и власти.

Круглые столы с белоснежными скатертями ломились под тяжестью серебра и изысканных закусок: свежие устрицы, икра поблескивала как черный жемчуг и фрукты, которые выглядели слишком идеально чтобы быть настоящими. Официанты – призраки в белых перчатках скользили между гостями, раздавая шампанское. Гости смеялись, но смех был таким искусственным, сдержанным, как и их улыбки будто они боялись, что слишком громкий звук разрушит хрупкое перемирие, на котором держался этот вечер.

Чезаре двинулся вперед, его пальцы переплелись с моими, сжимая руку так, будто боялся, что я убегу. Для него такая публика родная стихия. Он шагал, как акула сквозь стаю мелких рыб – уверенно и медленно, пока я чувствовала себя мотыльком угодившим в пасть крокодила.

– Держи, – Борджиа сунул мне бокал шампанского, который я осушила залпом, надеясь, что алкоголь притупит на корню нарастающую панику.

Как губительная плесень, нехорошее предчувствие расползалось внутри – мой отец здесь. И мне не избежать встречи.

К нам направлялась пара – мужчина лет шестидесяти, высокий, с седыми висками и лицом с жесткими морщинами. Рядом с ним женщина его возраста: она улыбалась, но улыбка не касалась ее холодных глаз. Оба элегантные и сдержанные. Чезаре дернул уголком губ в подобии улыбки. Его рука скользнула к моему бедру, пальцы впились так, что я едва не вскрикнула.

– Улыбайся, – прошипел он.

– Чезаре Борджиа? – протянул мужчина, не спеша с приветствием. – Надо же, восстал из мертвых?

Мужчина изучал Чезаре взглядом, которым осматривают внезапно оживший труп. На лице парочки – растерянность, а на моем – улыбка от уха до уха, от которой кожа на щеках скоро лопнет.

– Дон Сантинелли, – Чезаре слегка наклонил голову и едва заметно кивнул. – Какая неожиданная встреча.

Я ничего не понимала. Моя улыбка медленно исчезала, сползая вниз, превращаясь в гримасу отвращения.

– Ты привел очередную… спутницу? – женщина окинула меня пренебрежительным взглядом.

Чезаре напрягся, в глазах вспыхнул недобрый огонь.

– Нет, – отчеканил он, а потом очень громко добавил. – Знакомьтесь – Элизабет Драгган. Моя будущая жена.

Что?! Только что выпитый глоток шампанского хлынул обратно через нос, заставив меня подавиться. Руки не удержали фужер, он выскользнул из дрожащих пальцев с грохотом сотни осколков, обращая на нас всеобщее внимание. Я застыла с открытым ртом, как рыба, которую вышвырнули на берег. Сердце колотилось так сильно, словно готово вырваться наружу через горло.

– Драгган? – переспросил Сантинелли, и в его глазах мелькнуло смирение.

Раздался голос, от которого моя душа ушла в пятки.

– Кто-то упомянул мою фамилию?

Я подпрыгнула на месте и обернулась на голос, пока остатки самообладания испарялись со скоростью света. Мой отец стоял в трех шагах от нас, улыбаясь хищной улыбкой.

Глава 18: Шах и мат

Чезаре

Тяжелый ветер с озера Мичиган лупил в панорамные окна «Чикаго Харбор». Этот престижный отель—бастион был единственным нейтральным местом, где все мафиозные кланы могли скалить зубы, не боясь потерять половину челюсти. Его владельцы – семья Виталли держались особняком, но их закон был непреложным правилом еще 1940-х годов: мир или смерть. У них были жесткие методы борьбы с теми, кто не соблюдал заведенный порядок: обычно нарушителей находили с бетонными тапочками на дне реки.

То яблоко раздора, которое я бросил на грязные улицы Чикаго, сработало точнее часового механизма. Оно подорвало миропорядок – хрупкий карточный домик из соглашений и бесконечных уступок, заключенных под дулом пистолета. И как часто бывает, старые нарывы взаимного недоверия вскрылись и засмердели предательством и алчностью.

Каждый из присутствующих здесь понес ощутимые потери, но ценность утрат была разной. Моих братьев уже не вернуть, другие лишились пешек на улицах, но по-настоящему страх испытывал лишь один человек в зале. Трон власти под задницей Драггана ходил ходуном.

Сволочи, прибывшие на этот благотворительный фарс в «Харбор», надеялись положить конец хаосу в переговорах за закрытыми дверьми. Молчаливый и здоровый, как скала, мексиканец Эмилио Моралес стоял рядом с Драгганом. Его люди контролировали каждый второй угол в бывших ирландских кварталах. Цепи и кольца из золота поблескивали в ярком свете на их обладателе Лерое Уилсоне, владевшим легальным бизнесом через сеть ночных клубов, прикрывая рэкет. Бизнес страдал. Наркотрафик и контрабанда оружия не находили покупателей среди перепуганных мелких торгашей. Поток денег с улиц иссяк. Но хуже всего было ненужное внимание копов к деятельности банд. Полицейские рейды стали ворошить притоны и логова – те самые осиновые гнезда, набившие всем оскомину.

Драгган стоял неподвижно, сохраняя на лице натянутую ухмылку. Его фигура с годами стала массивнее. Время на ринге оставило на лице нестираемые следы: сплюснутый нос, шрам от рассечения над левой бровью, утолщенные надбровные дуги намекали на серьезные травмы в прошлом. Ему было около пятидесяти, некогда атлетическое телосложение начало терять былую форму. Седина настойчиво пробивалась в коротко стриженных волосах. Глубокие морщины в уголках глаз и на лбу добавляли возраста сукину сыну. Лицо землистого оттенка с мешками под глазами – признак недосыпа и стресса. Меня позабавил вид ублюдка, но я не собирался облегчать существование этого куска дерьма. Я планировал окончательно разрушить дело всей его жизни.

Мои внутренние демоны проснулись при виде Реджи Драггана. Но что-то еще, непрошенное, назойливое чувство беспокойства заставило меня бросить взгляд на Бесс. В моей голове жила идеальная картинка его унижения, но ее присутствие путало все карты: кипящий гнев затухал странным образом. Какого черта у такого монстра родилась именно она?

Кровь стучала в висках, жилы набухли от отравляющего гнева, выпирая под кожей. Бесс пришлось хуже: кожа обескровилась до такой степени, что даже веснушки померкли. Мой взгляд скользил по ее телу, замечая пульсирующую венку на шее. В голову полезли воспоминания прошлой ночи, как губы скользили по ее фарфоровой коже, но реальности кольнула больно, кажется Мердок не дышала. Она замерла. Совсем. Будто сердце остановилось. Широко раскрытые глаза, уже не видели меня, они впились в Драггана. Ненависть вспыхнула с новой силой – я хотел уничтожить его не только из мести, но и за этот животный ужас в глазах его дочери.

Я сжал кулаки, сдерживая зудящее желание отполировать его высокомерную рожу. Драгган, самодовольный ублюдок, похоже окончательно ослеп, раз не узрел подарок подарок, который я привел – его дочь в умопомрачительном черном платье. Бесс – воплощение соблазнительной красоты, от которой перехватывало дыхание. Я ловил себя на том, что не мог отвести отвести глаз, хотя все мое нутро должно было кричать о мести. Ее присутствие должно было стать криптонитом для Драггана, но стало еще одним гвоздем в моем истекающем кровью сердце.

Мать твою.

Прямо сейчас в моих руках была жизнь Мердок – той самой девчонки, моей маленькой мечты детства. И вместо того чтобы уберечь ее от этого дерьма, увести куда-нибудь подальше, туда, где я провел детство – в сраный бабушкин домик, выращивать оливки, лучшие в Лацио, есть пекорино и целовать ее так, чтобы в глазах темнело – я собираюсь принести ее в жертву! Когда я стал таким мудаком?

Тишина в зале сгустилась. Вся свора вокруг нас замерла с бокалами шампанского, жадно разглядывая нас. Бесс инстинктивно прижалась к моей спине. От этого прикосновения волна решимости распалила меня. Ее учащенное дыхание сводило с ума. Драгган столько лет изображал бездетного вдовца, но теперь эта красивая ложь разбилась вдрызг. Я наблюдал, как на их лицах медленно проступало осознание: дочь Драггана жива. Шепот пополз по залу – змеиное гнездо пришло в восторг от маленькой постановки. Хищные глаза впились в Бесс, словно она воскресла после пули в лоб.

– Реджи, – кивнул я, прожигая его взглядом.

Драгган сделал пару неуверенных шагов вперед.

– Борджиа? – он помассировал подбородок, всматриваясь в меня с плохо скрываемым беспокойством. – Я думал, ты сдох.

– Воскресать из мертвых – моя суперсила, – усмехнулся я, чувствуя, как Бесс вздрагивает за спиной. Хотелось развернуться, закрыть ее монстра, но нужно было продолжать спектакль. – А знаешь, у кого она еще есть?

Шагнул вперед, продолжая закрывать Бесс собой. Она прижалась ко мне, мелкая дрожь била по ней: причиной был не холод, а близость Драггана, человека, которого она когда-то называла отцом.

– Ну, у тебя есть предположения?– мой голос сочился ядом.

– Явно не твои братья, Борджиа.

Кто-то ахнул. Внутри все вскипело, я едва сдержался, чтобы не наброситься на него прямо сейчас.

– И не твой дружок, Мак.

Его челюсть сжалась, был слышен скрежет зубов. Пьянящее удовлетворение подпитывало меня.

– А что скажет моя будущая сеньора?

Я отступил в сторону, открывая Бесс его взгляду. Клянусь, все демоны преисподней смотрели на нее его глазами. Он напоминал раскаленный докрасна чайник – не хватало пара из ушей. Мускулы на скулах Драггана дергались, как у загнанной лошади. Налитые кровью глаза метались между мной и Бесс. Он терял самообладание, пока Бесс стояла словно призрак – белая и испуганная, цепляясь за мой пиджак.

– Ты… – хриплый голос Драггана почти сорвался на крик. – Ты… Лиз…

Бесс молчала. Она перевела взгляд с отца на меня потом обратно. Она смотрела на него, как на призрака восставшего из могилы, а не наоборот. Мердок вся сжалась, будто ожидала удара, но сквозь страх пробивалось нечто иное – ядовитая ненависть, которая, казалось, могла разрушить ее изнутри. И я не был уверен, что причиной был только Драгган.

Мне безумно хотелось снова почувствовать ее под пальцами, ее упрямство, силу и хрупкость, сводившие меня с ума все эти недели. Черт возьми, почему мне не наплевать? Почему хочется защитить ее даже от самого себя?

– Говорят, месть – блюдо, которое подают холодным, – фыркнул я, притягивая Мердок ближе, стараясь не выдавать, как бешено колотиться сердце. – Дерьмо это все. У меня будет блюдо горячее твоей полыхающей задницы.

Драгган скорчился, будто уксуса глотнул. Некогда мощные плечи опали, как у побитой шавки. Шея втянулась в ворот рубашки, ставшей ему вдруг тесной. Бокал в пальцах заскрипел, прямо как его самообладание, вот-вот готовое разлететься осколками. В глазах бушевала буря – ярость, унижение, шок. Он наконец понял: перед ним не блудная дочь, а мое охренительно изящное орудие мести.

– Полюбуйся, Реджи, – процедил я сквозь зубы, впиваясь Бесс пальцами с ухмылкой победителя, хотя внутри поднималась волна необъяснимой боли. – Десять лет она бегала от тебя, как от чумы, а теперь стоит здесь. МОЯ. В твоих внуках будет течь кровь Борджиа. Представь – они будут носить мою фамилию. Я научу их ставить на красное в казино, из-за которого ты отправил моих братьев на тот свет.

Драгган побелел, как и лица окружающих. Чей-то бокал громко звякнул, но никто не шелохнулся.

– Чертова девчонка! – взревел Драгган, бросая на Бесс взгляд, полный чистой злобы, – от тебя всегда были одни проблемы!

Я стиснул зубы. Почему-то слова резанули по-живому. Я посмотрел на Бесс, пропуская очередной удар. Мне захотелось стереть Драггана с лица земли, но одновременно с этим я чувствовал отвращение к себе. Тишина после его рева стала оглушающей. Бесс за моей спиной внезапно выпрямилась. Перекошенное лицо Реджи было лучшей наградой, я растянул ухмылку на лице, упиваясь его унижением.

– Не вини ее, Реджи, она сделала выбор. – Я намеренно сделал паузу, давая любопытствующим зевакам подогреть интерес. – Этой ночью она доказала свою верность мне самым… неоспоримым образом.

Красноречивый ропот пробежал по залу. Лица некоторых главарей расплылись в непристойных усмешках. Драгган выглядел так будто собрался сдохнуть на месте. Меня веселила одержимость отцов святостью, дочерей культивируемую в рядах мафии. Налитые кровью глаза метнулись к Бесс, это было первобытное отвращение отца, представляющего дочь в постели врага.

Чертовски сладкая месть.

Я вздрогнул, когда острые ногти впились мне в спину сквозь тонкую ткань пиджака, по коже пробежали мурашки. Кажется, я пробудил злобу не только в Драггане – теперь и Бесс гневно смотрела на меня. Ее молчание было громче крика. Прекрасный послужной список ставил меня в ряд мудаков: сначала я похитил Мердок, теперь публично опозорил. Но у меня не было пути назад – все мосты давно сожжены.

– Видишь ли, Реджи, – процедил я сквозь зубы, поворачиваясь так, чтобы видеть обоих – и отца, и дочь. Я сжал ледяную ладонь Бесс – она не сопротивлялась, но и не отвечала на прикосновение. – Как истинный джентльмен, я не могу отказаться от нее.

Ее огромные глаза на бледном, как полотно, лице казались темными озерами, в которых бушевала буря. Я пытался увидеть в них хоть что-то, но Бесс смотрела сквозь меня, словно я был пустым местом.

– Поэтому, – мой голос стал на тон выше, – давай сделаем это по старинке. С благословением семьи. – Я снова повернулся к Драггану, улыбка озарила мое лицо, выдерживая театральную паузу. – Реджинальд Драгган, я прошу у вас руки вашей дочери, Элизабет Драгган. Позвольте мне жениться на ней.

Где-то в зале раздался восторженный крик. Бокал из руки Реджи выскользнул на пол, разбившись вдребезги о мрамор. Десятки пар глаз, потрясенных моей дерзкой выходкой, метались между моим самодовольным лицом, багровеющим тестем и Бесс – бледной, как алебастр.

Она пыталась что-то сказать, но слава застряли в горле. Я знал, что перешел черту, использовав ее самым жестоким образом. Я сжал руку Бесс еще крепче, чтобы она не рухнула без чувств.

– Ну, что Реджи? – мои слова прозвучали как вызов, хотя мне хотелось, чтобы они стали последним гвоздем в крышку его гроба. – Или ты против счастья собственной дочери?

Драгган был на пределе. Бесс была на пределе. Я был на пределе.

Шах и мат были поставлены.

Игра закончена – и цена за победу оказалась адски высокой. Платить пришлось не только Драггану, но и мне с Бесс. Эйфория была недолгой. Я смотрел на Мердок и внутри все сжималось – я чувствовал себя никчемным куском дерьма.