Лицо со шрамом

О Боже! Черт!

Осторожно попыталась отодвинуться, но его рука лишь сильнее притянула меня к себе. Он пробормотал что-то невнятное, и его горячее дыхание коснулось моей шеи.

По спине пробежали мурашки. Борджиа потянулся ко мне и я почувствовала его. И эта часть упиралась в то место, о котором хорошие девочки в слух не говорят. Мне показалось, что термостат в номере сломался, потому что стало слишком жарко!

– Чезаре, – прошептала я,– проснись!

Никакой реакции.

– Борджиа!

Он вздрогнул и наконец открыл глаза. Наши взгляды встретились. Я видела, как его сознание медленно возвращается, как он осознает, где его рука, как близки наши лица и другие части тела. Вместо того чтобы отпрянуть мы просто смотрели друг на друга пока воздух сгущался и дышать стало невыносимо.

– Я же сказала, не трогай меня!

Я оттолкнула его, скинула ногу с бедра Чезаре и вскочила с кровати как ошпаренная. Борджиа сел, опершись локтями о колени, сонно потирая рукой по лицу.

– Мне показалось или только что твоя нога была на мне?

– Это… это… – я задыхалась от злости потому что не могла придумать ответ. Проспи мы чуточку дольше не только моя нога, но и я целиком взобралась бы на этого мужчину верхом. – Ты прижался ко мне первым.

– Что? Это ты вертелась всю ночь и в какой-то момент просто… заползла на меня.

Я покраснела до корней волос.

– Ты врешь. – По-детски парировала я.

– Давай попросим записи с камер!

Борджиа пожал плечами.

– Каких еще, к черту, камер?!

– Расслабься, Бесс, – его губы дрогнули в почти улыбке. – Я пошутил.

Я схватила подушку чтобы прикрыться, но сама не заметила как та полетела в него. Ловкий как кот, он поймал ее одной рукой.

– Злишься, потому что тебе понравилось, да?

Я открыла рот, чтобы выдать ему гневную тираду, но в этот момент раздался стук в дверь.

– Ваша машина готова.

Я замерла.

– Что?

Чезаре встал с кровати, потягиваясь. Даже только проснувшись он был чертовски, непростительно горяч. Его волосы спутались еще больше, торча в разные стороны, легкая щетина покрыла кожу и это добавляло ему сексуальности. Проклятый ангел возмездия! Пришлось закусить губу чтобы не облизнуться.

– Ты возилась всю ночь и я не мог уснуть, пришлось выйти. Я договорился с нашим администратором, за пару сотен он отдал нам другую машину.

– В чем подвох?

– Ее хозяин умер пару месяцев назад в соседнем номере, машину никто не стребовал.

Я же говорила, что в таких местах обязательно бывают трупы! Мой убийственный взгляд в очередной раз прошелся по Борджиа, спотыкаясь на лице с ухмылкой.

– Однажды, я сотру эту ухмылку с твоего лица.

Он наконец-то улыбнулся по настоящему, так, что я словно пропустила удар под дых. Морщинки от уголков глаз сделали его лицо добрым и беззаботным.

– Буду ждать с нетерпением.

Мы вышли из номера через пол часа, приведя себя в порядок. Солнце уже поднялось высоко. Новая машина стояла на парковке, неприметная, но на вид сносная. Я села в машину, пока Чезаре прогревал двигатель. У меня не было желания говорить с ним и я молчала всю дорогу, но где-то внутри меня теплилась одна навязчивая мысль…

Черт возьми, он был так близко. И мне было хорошо.

Глава 15: Страх и ненависть в Чикаго

Я пялился на дорогу лишь бы не смотреть на нее. В голове какой-то шум, как в тех бесполезных сериалах, что крутят по телевизору днем, развлекая скучающих домохозяек. Но даже это лучше, чем осознание того, что меня влечет к Мердок.

Чертова Мердок.

Она спала, свернувшись калачиком под своим пальто, дыхание ровное, только изредка с губ срывался стон.

Гребаные стоны.

Проклятые губы.

Из-за них я едва не потерял контроль над машиной, дважды чуть не вылетев на встречку. Я врезал себе по лицу – боль обожгла щеку, но не помогла. Тогда я попытался представить, как убиваю тех ублюдков, которые дышат только потому, что я еще не добрался до них. Но тщетно. Взгляд снова и снова прилипал к Бесс.

Я знал, что дети не отвечают за грехи отцов. Особенно таких отцов, как Драгган, но переступить через себя не мог. Черт возьми, да я даже не понимал толком, что к ней чувствую, но знал – между нами что-то есть.

Когда я увидел ее в том отеле, после стольких лет тоски, то осознал: не отпущу. Но нас снова разлучили. Передо мной была уже не десятилетняя Лиззи, чей образ я хранил в памяти, пока время не стерло его.

Это была Бесс.

Имбирные волосы, пухлые губы, шрам на щеке – не изъян, а скорее доказательство того, что она сильнее чем кажется. Я помнил ее мягкое детское лицо, а теперь скулы заострились, щеки впали. Все это время я считал ее сломленным ангелом, но сейчас понял, что чертовски ошибался. Она демон, который искушает меня свернуть с выбранного пути, даже если сама об этом не догадывается.

Мысль ударила внезапно: она, наверное голодна. На ужине у Кэтрин она едва притронулась к еде. Темные круги залегли под глазами, веки дрожали. Я перестроился на пустынной дороге, хотя Чикаго уже маячил вдали огнями. Месть подождет – сперва заедем перекусить.

Придорожная закусочная «У Пэтти» выглядела уныло, как место для тех, кому вход в другие заведения был закрыт. Запах жаренного масла и кофе ударил в нос еще до того, как я заглушил двигатель. В животе заурчало. Бесс дремала и мне не хотелось ее будить. Но когда я коснулся ее плеча, внутри что-то дрогнуло. Я задержал руку дольше чем нужно.

Бесс вздрогнула, повернулась ко мне, затем в панике огляделась.

– Мы в Чикаго? – голос хриплый из-за сна. – Черт, зачем ты меня разбудил, мог бы сразу убить.

Она полезла в карман за телефоном, прикусив нижнюю губу в задумчивости, пока набирала сообщение. Наверное, этому невероятному Роберту Редфорду. Пальцы сами сжали руль так, что хрустнули костяшки. Жаль, не шея Редфорда.

– Я написала, что подхватила желудочный грипп и останусь дома, – Мердок следила за точками на экране. – Он ответил, что увидимся через пару дней. Не хочет подхватить заразу.

Лоб ее нахмурился, словно она не ожидала такого ответа. Для меня же все складывалось идеально: рыцарь в белой рубашке не помешает, и Бесс будет в моем распоряжении.

– Есть хочешь?

Она посмотрела на меня с таким презрением, что им можно было бы убить.

– Я не буду есть с тобой, Борджиа.

– Зато спать со мной не отказалась.

Бесс хотела что-то сказать, но ее желудок громко заурчал.

– Иди к черту!

Я проигнорировал выпад, выходя из машины. Нравится ей или нет – играть мы будем по моим правилам. Внутри было уютно, несмотря на липкий пол, к которым липла подошва. Столы, покрытые царапинами и пятнами от бесчисленных кружек кофе, выпитыми случайными посетителями пока не заняты. Над стойкой висел телевизор с блеклым от старости экраном, беззвучно крутивший ночные новости. На кухне гремели посудой. Скучающая немолодая официантка с потухшим взглядом семенила в нашу сторону еле переставляя ноги в серых тапочках. Бесс села напротив, но между нами зияла невидимая пропасть. Ее волосы выглядели тускло под желтым светом ламп, кулаки сжаты. И даже сейчас, когда ее губы поджаты от злости, а ногти впились в ладони, я не мог отвести взгляд от Мердок. Поэтому не сразу ответил неприветливой женщине, которая доковыляла до нас спустя вечность.

– Чего будете? – буркнула официантка, держа в руках блокнот и карандаш.

– Два кофе и что-нибудь съедобное, – я швырнул на стол двадцатку.

– Как ты можешь быть таким спокойным? – прошипела Бесс, когда та отошла. – Думаешь, мы просто поедим и уйдем?

– Нет, – я потянулся за сахаром. – Если повезет, убьем кого-нибудь еще до завтрака.

Официантка услышала нас и улыбнулась, приняв это за шутку.

– Что? – Бесс сильнее сжала кулаки.

– Расслабься, завтрак еще наступил. Сейчас ночь.

«Что-нибудь съедобное» принесли через десять минут нашего молчания. Целая гора панкейков, жаренный бекон и яйца. Мердок демонстративно отвернулась от еды, рассматривая город за окном. Я видел как дрожат ее ресницы, она сдерживала слезы. За стеклом смог привычный для Чикаго. Я положил пару блинчиков ей в тарелку, подтолкнул сироп.

– Ты не ела сутки.

Она не повернулась, проигнорировав меня.

– Я могу тебя заставить.

– О, да. – Бесс резко обернулась, глаза вспыхнули. – Опять пригрозишь убить Хелену или Дрейка? Ты мастер уговоров.

Я пожал плечами. Переговоры всегда были моей сильной стороной, сейчас лишь изменились методы убеждения.

– Мне не нравится то, что ты делаешь. – Бесс вонзила вилку в блинчик. – Твое место в тюрьме. Или психушке.

– Чикаго никогда не спит.– Я показал на полупустой кофейник. – Мэм, можно еще кофе? – и вернулся к Бесс, которая гневно терзала вилку до неприятного скрипа посуды. – Этот город чертов адский котел, где жители бояться закрыть глаза чтобы не проснуться в луже крови. Каждый булыжник здесь помнит старое дерьмо и кровь с тех пор, как Америка открыла свои объятия на острове Эллис. Не люди – монстры в человеческой шкуре с голодом в глазах и ножами за пазухой хлынули сюда. В Чикаго. И какой путь они выбрали? Преступный, Мердок. Помогал им порох и патроны, и кровь невиновных лилась реками. А ты говоришь, что мое место в тюрьме?

– Ты не закон, Борджиа. – Парировала она. – Закон и только он решает, наказывать преступников или нет.

Я откинулся на спинку диванчика, не сводя с нее взгляда.

– Я палач. Знаешь почему? В этом городе правит мафия. Не закон. Аль Капоне, Джанкана, Буглер, теперь Драгган. – При упоминании фамилии отца она вздрогнула. – Где был закон, когда Драгган убил твою мать?

Слезы покатились по щекам Бесс.

– Чикаго не убивает сразу – он дает надежду, позволяет думать, что ты на вершине мира, а потом – БАМ! – пуля в затылке и твоя голова в тарелке с пастой, а вместо соуса Болоньезе – мозги. Город сам решает, кто будет у власти, Бесс. Я просто помогаю ему скинуть с трона очередного ублюдка.

– Для чего? Что тебе это даст?

– Я бы хотел, чтобы это вернуло мне братьев. Но это невозможно.

Мимо закусочной проехала машина. Медленно.

– Скажи, у тебя есть чувства к этому Роберту Редфорду?

Мердок замерла при упоминании федерала. Щеки вспыхнули, а пальцы сжали вилку так, что костяшки побелели.

– Нет. То есть… это не любовь. Если мы будем вместе, кто-то из нас сделает другому больно.

– Люди, которые делают больно, это те – кого ты пускаешь в сердце. Они рвут его на части изнутри, топчут ногами, рвут когтями. И я бы все отдал, чтобы бы ощутить это. С братьями. Я бы вручил им кувалду чтобы они крушили его снова и снова.

Я замолчал, внутри что-то дрогнуло.

– Если ты чувствуешь боль – значит ты жив, а я уже ничего не чувствую и больше никогда не почувствую. Когда их убили – меня убили тоже.

– Ложь. Ты пока жив, но стараешься это исправить, так?

Ее голос прозвучал тише, но каждое слово вонзалось в ребра под сердцем как лезвие.

– Ты ошибаешься, Мердок. – Кофе в моей кружке уже остыл, оставляя на дне горький осадок. – Мы уже мертвы с того момента, как стали Борджиа и Драгганами. Просто еще дышим.

Она резко отодвинула тарелку.

– Хочешь, чтобы я поверила, в то, что ты мстишь за братьев? – Она наклонилась вперед, притягиваясь ко мне. – Ты мстишь за себя. За то, что остался один. За то, что не смог защитить их. Еще и спас дочь их убийцы, да?

Где-то на кухне упала тарелка. Официантка громко вздохнула. За окном снова проехала та же самая машина.

– А ты, Бесс? – я наклонился к ней, наши носы почти соприкоснулись. – Почему прячешься? Боишься, что станешь таким же монстром, как папочка?

– Я не он.

– Но его кровь в тебе.

– Кончай нести чушь, Борджиа. – Ее голос дрожал от злости. – Ты не знаешь, каково это – бояться собственной тени.

– Знаю, – мы сверлили друг друга взглядами. – Потому что вижу это в тебе.

Машина за окном притормозила. Я отпрянул от Мердок, доставая пистолет, снимая его с предохранителя, руку положил на бедро так, чтобы дуло смотрело на вход в закусочную.

– Иди на кухню вместе с официанткой. Найди то, за что можно спрятаться.

– Что случилось?

– «Тойота» проехала мимо четыре раза, теперь остановилась.

– Кто эти люди?

– Трупы. Если сунутся сюда.

Бесс молниеносно метнулась в кухню в тот момент, когда входная дверь с грохотом распахнулась. В помещение ввалились трое. Мои пальцы сами сжали рукоять пистолета, тело отозвалось на выброс адреналина мелкой дрожью. Эти ублюдки даже не пытались скрыть свои намерения – в их стеклянных глазах читалась жажда убийства, как у голодных бойцовских псов.

Их костюмы были карикатурным наброском к образу мафиози, будто эти придурки проспали последние двадцать лет: кожаные куртки с потертым эффектом, дорогие часы Rolex и стрелки на брюках. Самый высокий из них, с шрамом через бровь сделал первый шаг. Мой выстрел прозвучал раньше, чем он успел поднять свой ствол. Его тело рухнуло на кафель, как мешок с дерьмом. Медлить было нельзя, не спуская руки с пушки я кинулся вперед высаживая обойму на остальных двоих. Они палили без разбора, открыв шквальный огонь. Пули решетили воздух, стены, разнося тарелки и кружки вдрызг. Одна из них резанула мою руку, оставив кровавую полосу. Я застонал от боли, хотя пять минут назад клялся, что мертв внутри. Раньше боль была побочным эффектом, но теперь, зная, что за дверью в кухне прячется Бесс – я испугался. Она не должна пострадать.

Второй нападающий размахивал обрезом, пока его подручный ковырялся в заклинившем стволе своей пушки. Я пнул неудачливого стрелка в колено и схватился за обрез. Мы сцепились в мерзкой борьбе – его дыхание провоняло дешевым виски. Проклятые ирландцы. Резко дернув, я приложил его голову об стойку. Череп хрустнул, но ублюдок успел выстрелить. Лампа над нами взорвалась осколками красных искр, погрузив забегаловку в темноту.

В ней мои чувства обострились. Я уловил шорох справа и рванул за стойку усыпанную осколками. Пули просвистели над головой, одна пролетела в сантиметрах от уха. Под рукой не оказалось ничего, кроме боя кухонной утвари.

– Сюда, ублюдок! – я закатал рукава, чувствуя как кровь сочится по предплечью из царапины.

Он бросился на меня, приклад его обреза рассек воздух. Я блокировал удар локтем, почувствовал, как хрящ его носа хрустнул под моим ударом. Но гад оказался крепким и не хотел сдыхать – сахарница, перечница и даже солонка полетели вперед, будто он решил замариновать меня перед тем как прикончить.

Когда он выхватил нож, я увидел уцелевший кофейник. Кипяток обжег мне пальцы, но я все равно швырнул его в морду нападающего. Его вопль был оглушительным! В следующее мгновение этот самый нож вошел в его живот по рукоять. Теплая кровь хлынула мне на руки, когда он осел на колени, хватая ртом воздух. Третий, которого я считал мертвецом неожиданно воскрес. Еще и с мясницким тесаком в руке. Я даже не успел перевести дыхание. Моя правая рука бессильно повисла, кровь капала на пол.

– Ты труп, – прохрипел он.

Я только оскалился в ответ. Его бросок стремительный – тесак вонзился глубоко в стену, когда я едва увернулся. И тут… БАМ! Череп издал звук похожий на лопнувший арбуз. За ним стояла Бесс, крепко сжимая в руках окровавленную сковороду. Ее глаза огромны от ужаса.

– Хороший удар, Мердок, – я вытер лицо, оставляя еще один кровавый след на рукаве.

Тяжелая сковорода с грохотом упала на пол одновременно с телом. Бесс трясло – испуганная, с безумием в глазах она замерла на месте, пялясь на мудака у ее ног. Воздух был вязким от пороха, крови и вспоротых кишок. Вдалеке завывали сирены, нам нужно сматываться.

Я подобрал свой пистолет, схватил ее за руку – холодную, дрожащую и липкую от крови.

– Надо уходить.

Она не сопротивлялась, но когда наши взгляды встретились, я увидел в ней не просто ужас и шок, скорее снизошедшее откровение. Бесс поняла, кем я был на самом деле – не мстителем и не рыцарем. Я был убийцей.

И она тоже.

Я гнал машину молча, не сводя взгляда с Бесс. Она сжалась, будто пыталась исчезнуть. Ее пальцы сжимали подол платья, дыхание было частым – как у загнанного зверя. Я видел, как она украдкой стирала с рук кровь, хотя они уже были чисты. Зрачки Бесс расширялись и сужались будто она до сих пор там в закусочной, проживает все заново.

Мердок боялась меня.

Это было неизбежно, но почему-то именно сейчас, когда ее страх расцвел и стал осязаем, во мне закипела злость. Не к ней, к себе. Потому что я хотел, чтобы она боялась, так было проще, но за сутки проведенные вместе что-то изменилось. Все на хрен изменилось.

– Ты все сделала правильно, – бросил я, – иначе бы он добрался до тебя.

Она не ответила. Только стиснула зубы, чтобы они не стучали.

Капли дождя со снегом летели с неба, когда я въехал в район старого Чикаго. Машина глухо урчала, шины вязли по размокшей крупе на асфальте. Всю дорогу я смотрел в зеркало, выискивая слежку, но за мной тянулась только морось с неба. У меня нет сомнений, что в закусочной была не обычная случайность, дружки в забегаловке хотели передать привет от Драггана, ведь у этого сукина сына щупальца в каждой подворотне. Но он еще не знал главного. Вряд ли его шавки воскресли, чтобы шепнуть ему на ухо новость. Завтра у него произойдет семейное воссоединение. И я лично вручу ему приглашение.

До отеля мы добрались без происшествий, я решил, что сегодня мы переночуем в роскошном месте, вряд ли Бесс будет рада еще одному матрасу с бугром в паршивом мотеле. Место, которое встретило нас благородной тишиной поражало своим старомодным шиком: красный бархат, ковры и золотая лепнина. В прошлой жизни я бы непременно заказал шампанское и привел сюда женщину, но сейчас все что мне нужно было со мной – Бесс и аптечка в сумке.

Пока я оформлял нас в номер, Бесс тихо стояла за моей спиной. В приглушенном освещении гостиничного холла ее бледное лицо казалось фарфоровым, а шрам – трещиной на безупречном творении. Она буквально не дышала, нервно сцепив дрожащие руки у живота. Куртку, пропитанную кровью из той дешевой забегаловки, пришлось выбросить в переулке недалеко от сюда. Там же мы оставили машину. На моем лице ныла ссадина, и если сонный администратор не поторопится с документами, темная кровь с рассеченного пулей плеча закапает на начищенный мраморный пол.

Я чувствовал, как теплая струйка медленно ползет вниз по коже, оставляя липкий след и, когда до неизбежного оставалось мгновение, Бесс, заметив это, резко схватила меня за руку, выступая чуть вперед. Кровь впиталась в манжету ее темного рукава. Она ничего не сказала, только сильнее сжала мою ладонь. Нам наконец отдали ключ-карту, и лишь в тесном старом лифте она отпустила руку, позволив себе расслабиться прислонившись к прохладной зеркальной стене.

В номер мы вошли молча, застыв у самого входа, пораженные антикварной мебелью и общей кроватью с балдахином. Хотя вряд ли кто-то из нас был «за» провести эту ночь порознь, особенно после случившего – мы невольно прикрывали спины друг друга. Внутри разлилось приятное чувство удовлетворения: Бесс встала на мою сторону и не побоялась замарать руки в крови.

Вернее, сковородку.

Я кинул сумку на кровать, Мердок сделала то же самое. Рана на плече не была опасной, но я уже доставал аптечку, чтобы обработать ее.

– Если тебе нужно…

– Не нужно, – перебила меня Бесс, – я в порядке.

Она окинула меня пристальным взглядом, оценивая мое состояние. К черту джентльменство! Промокшая рубашка прилипла к плечам, и я неспешно расстегивал пуговицы одну за другой. В номере так тихо, что слышно только шорох одежды и наше дыхание. Рубашка полетела на пол, я остался голым по пояс. Дыхание Мердок участилось, она машинально заправила рыжую прядь волос за ухо, прикусывая нижнюю губу. Бледную кожу подпалил румянец.

В массивном напольном зеркале я выглядел охренительно хорошо, даже перемазанный кровью. Глаза Мердок жадно исследовали мое тело, скользя по старым шрамам и новым синякам. Ее зрачки расширились, когда она рассмотрела свежую рану на моем плече.

Аптечка захрустела в моих пальцах от напряжения и это отрезвило нас обоих.

– Я могу помочь, – сказала она, решительно подойдя вплотную ко мне.

Ее пальцы коснулись моих, когда Бесс забрала аптечку. Она не сразу открыла контейнер, потому что руки дрожали. Мать твою, она стояла так близко, что я едва контролировал себя. Чувствуя, как мой член дернулся в штанах, я вздохнул, и эта чертова ошибка едва не стоила мне самообладания: теплый аромат Бесс заполз в ноздри, посылая импульсы в мозг. Она была моим личным феромоном, от которого сносило крышу.

Она достала антисептик, бинт, швырнула аптечку в сторону. Ее пальцы наконец-то перестали дрожать. Бесс потянулась к царапине, но замерла.

– Не бойся, – хрипло прошептал я, перехватывая ее тонкое запястье, отчего все посыпалось из рук, – мне не больно, забыла?

Мердок судорожно вздохнула, когда я притянул ее ближе. Ее прохладные пальцы коснулись моей горячей воспаленной кожи у раны, оставляя под собой россыпь мурашек. В полумраке комнаты ее глаза казались почти черными от расширенных зрачков.

Мы действовали друг на друга не правильно. Внезапно Бесс отпрянула, словно освободившись от чар.

– Нет, это плохая идея, – она оттолкнула меня, отводя взгляд, – сам справишься. Мне… нужно принять душ, – сказала Мердок с таким видом, будто раздумывала как сбежать в Канаду.

Не дожидаясь ответа, она скрылась за дверью ванной комнаты, почти сразу я услышал шум воды. Взглянув на свои брюки, топорщившиеся в области ширинки, я понял, что мне нужен ледяной душ на всю ночь. Оставшись один, я тяжело опустился на кровать. Возбуждение постепенно отступало, и рана начала ныть с новой силой, я принялся обрабатывать царапину.

Мысли непрошенно возвращались к тому, как она смотрела на меня – желание плескалось в ее глазах, пока пальцы дрожали, едва касаясь моей кожи. Черт возьми, эта женщина сводила меня с ума.

Стиснув зубы до скрежета, я сосредоточился на бинте, но с каждым мотком вокруг раны лишь крепче приматывал к себе горькую правду о том, что Мердок – карта, которая спутала всю мою игру.

Во мне плескалась ненависть к Драггану, но кажется, я расплескал половину, когда споткнулся о Мердок.

Мне нужен новый план.

Глава 16: Урок физики

Навязчивое желание отмыться от того, чего уже на мне не было, полностью захватило мысли. Я съежилась в роскошной ванне на львиных лапах, наблюдая как горячая вода окрашивается в красный цвет. Кровь Чезаре легко смывалась с руки, пока засохшая кровь головореза из закусочной въелась под ногти и застыла там. В отчаянии мне хотелось вгрызться зубами в пальцы чтобы избавиться от кошмарного напоминания ночи, но я понимала, это хреновая идея. Запах из закусочной все еще стоял в носу: порох, подгоревшее масло и смесь дешевого одеколона с человеческим смрадом. Сердце замерло в груди.

Пугающая мысль навязчиво крутилась в голове – куда бы я ни пошла, смерть неотступно следовала за мной. И дело не в Чикаго или обстоятельствах – дело во мне самой. Я не дрогнула, когда убила Мака, я хладнокровно приняла решение и лишила жизни человека в закусочной, и теперь… я помогаю Борджиа убить собственного отца?

Что я за чудовище такое?

Приглушенный крик вырвался из горла, отражаясь от стен. Пальцы вцепились в края ванны, ведь вода манила своей обманчивой теплотой. Такое простое решение – соскользнуть вниз и позволить ей сомкнуться над головой, заполнить легкие, нос – и наконец-то заткнуть вопящий разум, чтобы уйти на глубину, откуда уже не будет пути назад. Я почувствовала, как легкие сжимаются в тисках, хотя моя голова все еще была над водой. Горечь подступила к горлу, все казалось каким-то нереальным, будто я стояла в стороне. Голова закружилась и сердце дернулось. Тело всколыхнуло воду, она брызнула за бортики, заливая идеально чистый пол.

Чезаре влетел в ванную, в два шага пересекая расстояние до меня, падая на колени, перекручивая вентиль крана. Его глаза расширились от ужаса, когда он застал меня, дрожащую на грани нервного срыва.

– Что за черт?! – прорычал он.

Руки Борджиа нырнули в воду: один мощный рывок и я уже не в ванной. Он вцепился в бедра сильно, что на мне останутся синяки – изъян молочной кожи. Я оказалась на его коленях, сжимаясь от внезапного холода и постыдной наготы, хотя душа моя обнажилась не меньше. Пальцы сами цеплялись за его теплую, крепкую грудь до розовых следов на коже. От Чезаре пахло антисептиком и стерильными бинтами.

– Бесс, дыши, – он поднял меня выше, обхватывая за плечи. Его рука уверенно скользнула на мой затылок, грубо удерживая голову так, чтобы наши глаза были на одном уровне. – Дыши, мать твою!

Я пыталась высвободиться. Борджиа вел себя так, словно не он прикончил двоих за поздним ужином. Губы затряслись от неконтролируемой злости – на него и на свою беспомощность. Я ненавидела себя за эту слабость: сейчас я была жалкой «девой в беде» и это злило, ведь все эти годы я могла постоять за себя и вдруг все изменилось. Чертовы слезы потекли по щекам. Чезаре подобрал полотенце с пола, аккуратно обернул вокруг моего тела. Мы осели на пол, в лужицу из ванной, прижимаясь друг к другу: сердце Борджиа бешено стучало в такт моему собственному.