Его Величество Змееныш

– Красивая, ты сейчас выглядишь так, как будто забыла в этом Княжекладбищенске пунктов сто из IQ, – произнёс мягко Павел, девушку привлекая к себе и вполне целомудренно гладя упрямую голову. – Научись, наконец, с собой жить. Очень, знаешь ли, навык полезный.

В этот момент раздался громкий звонок телефона.

Ева нащупала в кармане телефон и, взглянув на экран, закатила глаза. Канин отпустил её, фыркнул и вернулся к старинным документам на большом мониторе.

– Ты где там, придурошная?

Подруга Светлана могла бы стать оперной дивой. Не наступи ей на ухо здоровый и толстый медведь.

– Ещё на работе, – устало ответила Ева, взглянув на часы.

– На работе?! – воскликнула Светка так громко, что в кабинете Канина мигнул свет. – Это всё из-за него! Я всегда говорила: мужчина-ведьма не может быть нормальным. Он – сексист, жестокий эксплуататор и просто ужасный человек. Передай ему это!

Ева бросила на Канина настороженный взгляд. Он лишь пожал плечами и махнул рукой, разрешая ей уйти. Какой же он душка! Сам Пашка работал без праздников и выходных, университетская кафедра стала для него единственным смыслом жизни. Он был настоящим научным фанатиком и никогда не обижал тех, кто думал иначе.

– Ты зачем позвонила, блаженная? – вздохнула в трубку Ева.

Она быстро сбросила белый халат, повязала на голову яркий платок и накинула старую шубу. На плечо повесила толстый кожаный слинг. Обернулась к Пашке, помахала начальству и бесшумно выскользнула из кабинета.

– Я? – удивилась вопросу Светлана. – Так соскучилась! А если ты не поторопишься, я съем тут вообще всё меню. Очень жрать хочу, когда нервничаю, ты же знаешь!

С самого раннего детства жрать Светик хотела всегда. Даже во сне.

Лаборантка проводила девушку долгим, пристальным взглядом. Её губы сжались в твёрдую подковку. Внезапно Еве захотелось дать ей по голове. Она представила, как берёт со стола толстый журнал описи инвентаря и изо всех сил бьёт её. Чтобы та упала под стол, как подкошенная, и задергала ногами.

Так. Стоп. Что случилось с Евой? Почему у нее такие странные мысли? Почти все на факультете с первого курса уверены, что она с Каниным спит. Ну и что? Стоит ли ходить по кафедрам и лабораториям с боевым журналом? Уф. Что-то ведёт её крепко. Надо будет зайти в поликлинику, попросить зелья выписать. Успокоительного и вразумительного.

Ева тепло улыбнулась лаборантке, которая даже не подозревала, как ей повезло. Быстро пройдя по лабиринту коридоров, она вернулась к звонку.

– Я в дороге уже, слышишь? Выхожу из здания факультета! – виновато улыбнувшись охраннику, Ева громко протопала мимо и захлопнула с грохотом факультетскую дверь. – Водички попей пока, дорогая. Дёшево и сердито.

Громко фыркнула и выключила телефон. Я повязала платок, застегнула последнюю пуговицу на шубе и вышла в январскую серую мглу зимнего Питера.

«Сундук» на Фурштатской – знаковое место для всех магически одарённых Санкт-Петербурга. Здесь они встречаются и проводят время. В кафе подают лучший кофе в городе, а интерьеры украшены защитными артефактами. Полставки в заведении работает кот-оборотень Сэм. По вечерам здесь звучит живая музыка от квартета талантливых полуэльфов.

Красота.

Настроение только поганое. И даже уютная атмосфера, обычная в «Сундуке», его не улучшила совершенно. Светка сидела в углу «Морского зала» за уютным столиком. Она сосредоточенно доедала уху, не отрывая взгляда от тарелки. Стол был завален тарелками, салатницами и плошечками. Судя по масштабам этого «бедствия», подруга пережила сильный стресс.

– Мне кофе гляссе, Сэма и чизкейк, – взглядом ещё раз окинув их стол, Ева трезво решила, что может смело подругу объесть. Светке только на пользу.

– И два зелья со льдом, – доедая уху, буркнула нимфа. – Мне очень нужно напиться, предаться разврату и утром страдать.

– Можно я соскочу с этого поезда? – Ева тихонько спросила. Не то чтобы очень надеялась на позитивный ответ, но попробовать стоило.

– Нет! – последовал вполне ожидаемый и категоричный ответ. – Тебе тоже расслабиться не помешает, подруга. Ты стала какая-то странная.

Возражать не хотелось. Ева вдруг ощутила, что ужасно, невероятно устала. Напиться? Отличная мысль. Второй раз в пусть и недолгой, но очень насыщенной жизни. Самое время. Решительно к себе пододвинула баклажанный салат, девушка приготовилась слушать очередную историю горькой любви.

Подруга с детства была очень цельной и страстной натурой. Внешность Светки была весьма примечательной. Она была натуральной платиновой блондинкой с лицом, напоминающим мраморную античную богиню. Огромные глаза медового цвета подчеркивали её тонкую красоту. У неё были изящные руки, точёные лодыжки и фигура с фундаментальными формами. Её красота была пышной, сдобной и аппетитной, как на картинах Кустодиева.

Одним лишь долгим и многозначительным взглядом она могла заставить любого мужчину расправить плечи и прислушаться к инстинктам. Мужчины реагировали на неё, как кобры на флейту заклинателя. Только Канин, пожалуй, не поддавался её обаянию, говоря, что у всех ведунов устойчивый иммунитет к нимфовским феромонам.

Все истории Светы были похожи одна на другую, как капли дождя. «Она его за муки полюбила, а он её за ноги и за грудь», – как метко их определил тот же Канин. Ева слушала подругу вполуха, задумчиво ела, прихлёбывая из стакана ледяное зелье, и вдруг поймала себя на странной мысли.

Впервые за три года, с тех пор как она въехала в эту квартиру, Ева почувствовала желание вернуться домой. Раньше её никогда не тянуло туда, в эти холодные и гулкие стены, пропитанные памятью прежних жильцов. Временное убежище, которое так и не стало для неё домом. Что же произошло?

– Ты влюбилась? – спросила Светка, подняв взгляд загадочных глаз.

Ева в ответ поперхнулась закуской.

– Сдурела? Вообще не смешно! В кого, в рыбку аквариумную?

– У тебя новый жилец, а ты о нём скромно молчишь. Смотришь на телефон, явно нервничаешь и ещё кое-что…

– Фантазерка… – Ева поморщилась, сделав глоток сладкого кофе. Зелье приятно согрело её, прогоняя остатки промозглого холода. – И что ещё?

– Ты опять забыла. Я же немного ясновидящая. Не то чтобы вижу будущее, так… ощущаю.

– В личной жизни тебе это не помогает, – зло ухмыльнулась подруга.

– Зря ты так, – Светлана нахмурилась, глядя на кубики льда в пустом стакане. – Любовь уже на пороге, моя дорогая. Держи её, не упусти…

¹Virginem innocentem videns, Matrem Dei voca. (лат.) – Увидев невинную деву, зови её матерью бога.

Глава 9. Интоксикация

«Тот здоровья не знает, кто болен не бывает». В. И. Даль, «Пословицы русского народа».

– А ты не алкоголичка случайно? – стоявший впотьмах коридора Змеёныш выглядел странно.

В одних спортивных штанах, сиротливо повисших на острых косточках тощих бёдер, босиком и всклокоченный так, как будто его буйной головушкой мыли площадку в подъезде.

Ева вдруг рассмеялась так громко, что Змеёныш отпрыгнул, как от страшного приведения. Тут же ударился плечом о косяк и громко зашипел от боли.

Ева от души рассмеялась, затем медленно выпрямилась. Внезапно к горлу подкатила волна горечи и тошноты. Видимо, блинчики с мясом были плохой идеей. Коньяк после зелья был ни при чём. Или наоборот? Она уже точно не помнила.

– А ты что тут делаешь? – спросила сурово, как ей показалось.

Язык еле ворочался.

– Прячусь от правосудия в доме преступной сообщницы… – он усмехнулся невесело, глядя ей прямо в глаза. – Женщина, а давай-ка я донесу тебя до кровати. Боюсь, что…

Она не дала ему договорить, махнув пёстрым платком, который стащила с головы. Зачем ему вмешиваться? Она и сама справится. Нужно лишь поймать стену, куда-то убегающую. И вешалку у двери.

Сбросив сапоги, Ева сделала шаг вперёд. Ноги вдруг ослабли, колени подогнулись, и она обнаружила, что её ладони уже поддерживают обшарпанный серый паркет.

– Говорю же! – сильные жёсткие руки её подхватили, не дав полу встретиться с носом. – Ну отчего ты такая упрямая?

– Жизнь закалила… – тошнота подступала всё выше. – Отнеси меня в туалет.

– Твою бабушку санитаркой в педиатрию… – прошипел мрачно Змеёныш и не послушался.

Легко, словно бездомную кошку, он пронёс её по тёмному коридору и уложил на скрипучий диван в её комнате. Затем на мгновение исчез, но быстро вернулся с ведром, тазиком, банкой воды и полотенцем. Ева уже собиралась подшутить над ним, обсудить этот странный набор предметов, но не успела. Её накрыло.

Острая боль в висках и глухие удары по затылку, словно кто-то хотел проломить её тонкий череп. Руки предательски дрожали. Спазм выворачивал душу, раздирал желудок на липкие части. Сознание окутывала пьяная дымка, как серый туман, не давая вырваться. Приступы рвоты приносили короткие облегчения, а в промежутках в окнах мелькало встревоженное лицо Змеёныша. Тазик, ведро, унитаз. Снова тазик. Стакан ледяной минералки. Ева мысленно удивилась ему. Откуда в её холодильнике минералка?

Снова тазик. Опять унитаз. Сильные руки уверенно обтирали её, удерживали от падения и подхватывали на лету. Сколько это длилось? Она потеряла счёт времени, погружаясь между припадками в вязкий туман снов. Там снилось ей зеркало, тёмное, мутное. Почему-то покрытое инеем. И никаких больше звёзд…

– Тебе нужно поесть. – пелену сна разорвал тихий голос, и перед глазами явился маленький стаканчик йогурта с торчащей в нём чайной ложкой. – Я покормлю, только рот открывай.

Открыла глаза окончательно. Ночь. Ева лежит на диване. На ней чёрная футболка с яркими надписями и черепами. Лампа на столе горит мягким светом, старое кресло стоит у изголовья. В нём сидит Змеёныш, мрачный и задумчивый, и протягивает ей стаканчик.

– Какой теперь день? – прохрипела, пытаясь подняться и сесть. Голова снова предательски закружилась.

– Третий. Если ты не о сотворении мира, конечно.

Отступать Илья не собирался, упорно настаивая на идее её покормить.

– Линялый песец… – Ева выдохнула, натурально хватаясь за голову.

– Я на твою кафедру позвонил, – Змеёныш зачерпнул ложку йогурта и настойчиво протянул её Еве.

Та рвано вздохнула, брезгливо понюхала подношение, но рот послушно открыла.

– Ты сдурел, – прошептала устало, глотая кислятину. – Я бы сама разобралась.

– Всё нормально, – вторая ложка тут же возникла у губ. – Ты на официальном больничном до понедельника. С врачом я связался. Завтра бумаги все привезут.

– А? Фигня какая-то… – вяло пожаловалась ему Ева.

– Это да… – Змеёныш покладисто с ней согласился. – Ты, главное, не вибрируй. Мне может счета все и заблокировали, да только страховки остались. И прочие льготы. Как ни крути, но я всё-таки Змеев.

– Ваше высочество, ничего что я вами так запросто? – после четвёртой ложки йогурта Ева нащупала свой сарказм.

– Что вы, сиятельная. Не после того, как вас стошнило мне на тапочки, и вы спите теперь в моей старой футболке и новых трусах. Какие между нами условности?

Илья абсолютно беззвучно смеялся. А Ева судорожно подняла край футболки, обнаружила весь масштаб собственного падения и мучительно покраснела. Рука с ложечкой замерла. Змеёныш окаменел в своём кресле.– Ев… ты это в голову не бери, – он тихо выдавил, нервно вдруг облизнувшись и ставя стаканчик на подлокотник. – Ничего же ведь не было, – снова гулко сглотнул. – Алкогольное отравление, интоксикация. С кем не бывает.Ева молча упала на твёрдую перьевую подушку. Потянула на себя одеяло. Память услужливо подкидывала чудовищные подробности «отравления»…– Зачем? – она тихо спросила.– На кафедру позвонил? – он не понял вопроса и разом поднял обе светлые брови. – Ну… Я же помню, как ты волновалась, как…– Зачем ты со мной возился? – Ева к нему повернулась, пытливо рассматривая мальчишку. – Скорую вызвал бы и не марался.– Ты что, с ума сошла? – Он подскочил, его глаза вспыхнули негодованием. – Я никогда не бросаю своих в беде.Обиделся. Надо же… Ева закрыла глаза. Никто с ней так не носился. Магические одарённые не имеют права на слабость. Оступился, расхлёбывай сам…– Спасибо, Илья, – тихо она прошептала. – Я – твой должник…

Он громко фыркнул, поднялся и вышел, унося с собой йогурт. Ева перевернулась на спину и крепко задумалась. Что ему может быть нужно? Не просто же так он сидел с ней трое суток подряд? И счёт выставить не спешит. Неужели работает ритуал?

В том, что Змеёныш не человек, Ева больше не сомневалась.

Руки. За прошедшие дни русалка подробнейшее их изучила, пусть даже в сознание не приходя. Магия ярко искрилась на кончиках длинных пальцев Змеёныша, готовая с них сорваться звонкой россыпью искр. Мальчишка был дик, не обучен, но одарён, несомненно.

Ева села опять. На кухне тихо журчала вода, звенела посуда, раздавались шаги. Вдруг донёсся запах жареной курицы, и она почувствовала, как сильно проголодалась. Голод был почти невыносимым. Желудок будто приклеился к позвоночнику.

Я медленно поднялась, с ужасом глядя на мужские трусы, сиротливо повисшие на бёдрах. Они были действительно новыми, даже бирка болталась на цепочке. Дорогущие, как и всё то, что нацеплено на Змеёныша.

Он постеснялся залезть в её старый комод и копаться в белье. Зато раздевал её, не стесняясь. Так, лучше об этом не думать.

Ева с трудом добралась до стола. Там лежал открытый ноутбук, стопка её старых конспектов и стул из кухни. Чашка остывшего чая.

Совесть больно кольнула. Он все эти дни ни на шаг от неё не отходил, она помнила. А очнулась и сразу обидела. Вспомнился когтистый палец и слова старухи, которые оказались пророческими.

Ева медленно переоделась и с трудом добралась до туалета. Там её ждал идеально вычищенный унитаз. На холодном кафеле лежал новенький коврик, а на полочке для туалетной бумаги – аккуратно сложенная гигиеническая пелёнка. Илья обживался как мог.

И странное дело: её это вовсе не раздражало…

Кухня в унылой квартире никогда не выглядела так чисто. Ева не была неряшливой, просто ей не приходило в голову убирать вековую плесень из швов плитки или полировать оконную раму.

Квартира нуждалась в ремонте, но у Евы не хватало денег. И сил тоже не было. И желание не появлялось.Она робко сидела за старым столом, который был так тщательно выскоблен, что скрипел от прикосновения. На тарелке перед ней лежала курица, обжаренная до золотистой корочки и покрытая аппетитным белым соусом с ароматом чеснока. Никогда она не любила чеснок. Как и все нормальные двуликие. А тут вдруг оказалось, что курица с чесноком – это нечто божественное. Ещё одно доказательство Евиной ненормальности.

– Ифумительно! – медленно пережёвывая и закатывая глаза в приступе гастрономического экстаза, девушка прохрипела. – Это тебе мамочка научила, сыночек?

Сказала и пожалела. Как можно было такое ляпнуть? Змеев-старший вдовец. Совсем вылетело из головы. Илья сразу напрягся, взгляд стал тяжелым. Кажется, даже кухонный воздух, пропитанный ароматами ужина, ощутимо сгустился.

– Эй! – Ева вытерла пальцы салфеткой и натянуто улыбнулась. – Что опять не так? Когда ты так гримасничаешь, хочется взять ложку и стукнуть тебя по лбу.

Правильно Пашка ей говорит: «Ева, тебе нужно вшить деликатность!» И умение держать язык за зубами тоже не помешало бы. Проще новую Еву сделать.

Илья шутку не оценил.

– Матери у меня нет.

– У всех она есть, а тебя добрый аист принёс? Или в капусте нашли?

– Кукушка, – Илья отвернулся к окну, разглядывая старую раму так, будто искал следы древней цивилизации. – А я – сын кукушки.

– Ты настоящий змеёныш, – усмехнулась Ева, протягивая ладонь. – Дай-ка сюда свою руку.

Илья зябко поёжился, напоминая кукушонка. Он накрыл её руку своей, большой и несуразной.

У Евы всегда холодные руки, а пальцы Змеёныша пылали, как и его лицо, уши и шея. На шее нервно пульсировала венка, привлекая внимание.

Бархатная кожа Ильи, тонкая и болезненно светлая, как у каждого уроженца Петербурга, была покрыта крупными венами и массивной костью. Длинные пальцы с овальными ногтями и крепкими костяшками, широкие запястья и сильные руки делали его по-настоящему горячим.

– Не трусь так, рептилия! – Ева снова посмотрела на мальчишку, и ее лицо исказила хищная усмешка. – Не съем я тебя.

– Ты мне маникюр что ли делать решила? – Змеёныш оставался невозмутимым. Эти трюки его не пугали. – Очень уж взгляд у тебя плотоядный.

Ева ему не ответила. Перевернула ладонь и всмотрелась в сплетение нитей. Так и есть. Вот он, знак нежити. Крошечный узел – знак жизни за пределами мира реальности. И ответ на вопрос: «Как такое случилось»?

– Сядь, Змеёныш, а то упадёшь. – Ева тяжко вздохнула, потянувшись к столу.

Она крепко держала его за руку, несмотря на попытки парня освободиться.

– Я уже один раз с тобой рядом упал, – прошипел Илья громко. – И мне не понравилось.

Ева с громким скрежетом открыла ящик стола, достала старинное увеличительное стекло и тихо присвистнула. Лампочка старой люстры под потолком ярко вспыхнула. Девушка снова сосредоточилась на руке.

Да, всё так. Увеличенная лупой, пятиконечная звезда на ладони выглядела как клеймо.

– Сюда смотри, кукушонок, – протянула стекло наблюдавшему молча мальчишке. – Видишь что?

– Что у тебя богатое воображение, – фыркнул Змеёныш. – И только.

– А вот это ты тоже не видишь? – она протянула ему свою ладонь.

Знак в центре ладони выделялся аккуратной татуировкой. Тонкая зелёная линия ярко подчёркивала его смысл. Это был символ факультета магов природных стихий.

После магической инициации звезду запечатают золотой печатью, символом принадлежности к силе. Или серебряной. Или аспидной. А может, и вовсе оставят открытой…

– Ах да, прости, – вдруг разозлившись, Ева решительно разомкнула сцепление рук. – Мы же все тут косплейщики, точно. И когда ты домой собираешься?

Змеёныш сидел с круглыми от удивления глазами, напоминая кота, который нагадил в хозяйские тапки. Его напряжённый вид, смиренное ожидание наказания и готовность сбежать, задрав хвост, были вполне очевидны.

– Мы что с тобой… – родственники? – выдавил он наконец. – Жесть… Кажется, это мне теперь уже надо выпить.

Ева согнулась от неудержимого смеха и буквально упала под стол.

Глава 10. Подкидыши

«Отца нет – полсироты, матери нет – круглый сирота». Народная мудрость.

– Ах! – с огромным трудом выдавила нечто членораздельное. – Мы все в чем-то родственники, Змеёныш. От Адама и… кхм, да. Евы.

– Снова бабы во всём виноваты… – он пытался в ответ ухмыльнуться, получилось и жалко, и криво. – Может… Всё-таки объяснишь?

Пришлось… начать почти с Адама, если можно так выразиться. Через полчаса Ева с удивлением заметила, что Илья слушает её внимательно. Он оказался умным, серьёзным и тактичным. Вопросы задавал только по делу, без лишних уточнений. Она так увлеклась своим рассказом, что принесла из комнаты конспекты по расоведению.

В старой потрёпанной тетради, похожей на большого плюшевого мишку, прятались листочки с набросками и эскизами. Они были сделаны во время практики в музее Этнографии, в легендарной Кунсткамере. Да, именно там, в закрытой части экспозиции, куда обычному человеку не попасть.

Змеёныш поверил ей? Он нервно почесывал ладонь и с явным сомнением смотрел на крохотную пентаграмму. Этот символ стал для него знаком новых неприятностей.

– Понимаешь… – Ева осторожно вернулась к началу беседы, решив, что Змеёныш уже подготовлен к её продолжению. – Есть нежить, которой нельзя размножаться обычным путём. Потому и зовёмся мы нежитью. Так нам говорили.

– Мы? – он очень правильно вычленил нужное слово.

– У меня нет родителей, – Ева вздохнула. – Скажем так: я их не знаю.

Она не хотела поднимать эту тему. Разговор по душам со странным мальчишкой? Нет уж, спасибо. Но… Этот год им придется провести вместе, бок о бок. И в ее интересах… Да что уж там. За последнее время этот парень стал ей ближе всех друзей и подруг. Пашка и Света не в счет. Просто так вышло.

Ева разговаривала с Змеёнышем, незаметно изучая его. Он хмурился и тихо шипел, длинные пальцы сосредоточенно убирали со лба светлые пряди. Пора бы подарить ему ободок: свой Змеёныш куда-то задевал. Он волновался, нервно облизывал губы и щурился, бросая быстрые взгляды из-под длинных, пушистых ресниц.

Илья двигался плавно и неторопливо, как будто лениво. Но в его обманчиво грациозных движениях скрывалась грозная, хищная сила. Он медленно потянулся за страницей, выпавшей из тетради, и молниеносно поймал её на лету. Наклонил голову, сдержанно улыбнулся и быстро облизнул яркие губы.

Илье было приятно рассказывать. Он внимательно слушал и, самое главное, слышал.

– Поделишься? – попросил очень тихо. – Я хотел бы узнать. Но… если тебе это больно, не надо.

Ева кивнула, задумавшись. Тихо вздохнула. Боль? Конечно. Но она давно стала частью её. Как длинные волосы, как светлая кожа.

– Такие… случайные связи раньше случались очень редко, – пряча глаза, Ева голову наклонила. Ловить на себе пристальный и понимающий взгляд Змеёныша было неловко. Как будто она виновата во всех его бедах… – Законы чистоты крови соблюдались веками, тысячелетиями. Нарушать их себе позволяли лишь высшие и бессмертные. И не кривись так, нет в этом никакого расизма и дискриминации населения, брось. Вопрос выживания вида.

Илья послушно нарисовал на лице вежливую улыбку. Придурок.

– В этом был смысл! – продолжила Ева сердито. – Мы не бессмертны. И те, кто ходит по самому краю между Сумерками и реальностью, между явью и навью, между жизнью и смертью, не могут потомству дать настоящую, чистую жизнь. Их детишки рождались уже мертвецами. А если нет…

– То новорождённых подбрасывали простым смертным, – еле слышно добавил Змеёныш. – Я это где-то читал. В детской сказке.

Он смутился, зачем-то добавив: «Конечно, разве могу я, Илья Змеев, читать детские сказки?» Эти слова окончательно разозлили Еву.

– Ну да! А теперь все берега потеряли и трахаются как попало, – она словно выпустила колючки, и взгляд стал холодным и голос. – Что с нас взять, мы же – нежить.

Илья был удивлен. Он не хотел обидеть девушку, ведь обоим и так нелегко.

– Прости! – у него само собой вырвалось. – Если обидел. – И, промолчав, тихо добавил: – Меня так и подкинули. В саквояже, прикинь? Бросили на заднее сидение машины. Отец был, конечно же, в ярости, хотел меня сдать в детский дом, но в записке написано было, что я – его сын. – Тут голос Змеёныша дрогнул. – Он проверил, конечно. Оказалось, реальный наследник. Хотя он клянётся, что был всегда осторожен. Вот так… Он, может, и рад бы избавиться от меня, да других Змеевых на его улицу не подвезли.

Ева мысленно чертыхнулась. Скажите, нечистые предки, почему старший Змеев переложил всю ответственность на своего сына? В каких воспитательных целях? Сказал бы, что матушка – героический лётчик, погибший во льдах Антарктиды. Или любовь всей долгой и праведной змеевской жизни, сложившая голову на полях сражений с чумой где-то там, в Аргентине с Бразилией. Не понимает она этих глупых мужчин… За что он так с Ильёй?

– Знаешь… – произнесла она тихо, вдруг сразу расслабившись. – Если ребёнку родиться суждено, то осторожности не помогут. Мы же иные. Сейчас есть масса способов избежать появления незапланированных наследников. Нам они не помогают. Я тебе больше скажу: прогресс шагнул далеко вперёд, и стихийных младенцев подкидывать уже очень давно перестали. Как только подобное происходит, появляются служители специального департамента, их забирают, подбирают кураторов, и те воспитывают малышей как родных.

– Как тебя?

Излишне он всё-таки умный.

– Как меня, – Ева легко согласилась. – Только моя мать действительно погибла. У меня есть свидетельство о смерти. А отца не нашли. Знаешь… Я в детстве придумала себе целую сказку о нём. Мне почему-то казалось, что, когда они встретились, он был уже очень немолод. – Зачем она это рассказывает Змеёнышу? Видимо, накопилось. – Всё это богатство, – Ева обвела выразительным взглядом полупустую квартиру, – мне досталось от родственников с его стороны. По документам – от бабушки.

Прозвучало так глупо, что Ева вдруг покраснела и отвернулась.

– Ева… – произнёс вдруг Илья неожиданно-низким голосом. – А я ещё плюшек купил. И чай заварил, не в пакетиках. И…

– Откуда у тебя деньги на все это? – Ева нахмурилась. – Отец ведь заблокировал все счета.

– Я той женщине с собачкой розетку в коридоре починил, – с гордостью сообщил парень. – И пока ты спала, прочистил слив под раковиной. Заработал, – продолжил он. – Завтра она меня снова ждёт. Нужно сделать две розетки, починить текущий слив унитаза и полки.

Ева со стула едва не упала.

– Ты какой-то неправильный Змеев! – с сомнением на него посмотрела. – Парень, который меня трое суток откачивал, демонстрируя навыки опытного санитара, готовить умеет отлично, дом весь отмыл, на еду зарабатывает халтурой, просто не может быть сыном нашего великолепного мэра. Так не бывает. Может, ты вовсе не Змеев? В Питере небось Змеевых не одна сотня…