На грани

Магия хлынула из келифоса, нити сложились в мелкую сеть. Плетение пролетело над поляной, укрыло Кердена словно щитом. Сияние на мгновение ослепило. Сквозь череду радужных всполохов он различил удаляющийся звериный силуэт, взмах огромной лапы и вспышку света над золотым коконом.

Щит рассеялся.

С яростным рёвом порченный развернулся, помчался к Кердену, будто медведь, загнавший в угол неумелого охотника.

Грудь сжало в тиски, дрожь иглами пробежала вдоль позвоночника. Зажмурившись, Керден потянулся за бархатным фолиантом.

Хриплое дыхание порченного обожгло лицо, горячая кровь забрызгала щёки, залила одежду. Существо, содрогаясь, упало на землю. Из мохнатой головы торчало остриё бирюзового копья.

В ужасе Керден отполз от туши, покосился на келифос, валявшийся у ног.

Над книгой кружился водоворот.

– Орана? – позвал он.

Лес ответил тишиной.

Керден потянулся за книгой. В мертвенно-бледном сиянии пальцы стали похожими на выбеленные костяшки мертвеца. На запястьях, будто лишённых плоти, сомкнулись бирюзовые оковы.

Он захлопнул келифос. Водоворот исчез, поляна погрузилась во тьму.

– Орана, – снова позвал Керден.

Девушка, запрокинув голову, лежала на земле. Из шеи торчал длинный коготь.

– Нет. Нет, нет, – затараторил он.

За свою жизнь Керден видел множество смертей, но никогда прежде близкий человек не умирал у него на руках. В отчаянии он подполз к бездыханному телу, сжал бледное лицо в ладонях. Он просил Орану очнуться, гладил по щекам, прижимал к груди. Шептал ей на ухо, молил о прощении, обещал вернуться с нею в столицу. Безрезультатно.

В памяти, будто в насмешку, всплывали воспоминания о времени, которое они провели вместе. Магические состязания в Академии, утренние прогулки вместо скучных лекций, вечерние пирушки в компании таких же ткачей-разгильдяев. Их первый поцелуй, знакомство с родителями, несостоявшееся путешествие в Эрлун. Последний раз они виделись в Брайте, за неделю до сдачи города врагу. Ту летнюю ночь Керден запомнил надолго.

Он не знал, сколько времени просидел на коленях, опомнился, лишь когда солнечный свет коснулся пушистых еловых макушек.

Келифос по-прежнему лежал на земле. Керден ненавидел его всей душой. Проклятая книга отняла у него любимого человека, обменяла невинную жизнь на магию. Он обменял. Чтобы спасти себя.

После событий в Соледре Эллоя позаботилась о нём, дюжину ночей просидела у кровати, помогая оправиться, вернуться к нормальной жизни. Если жизнь ткача вообще можно считать таковой. С тех пор Керден не касался магии. Струсил. Боялся, что простое плетение вновь превратит его в старика. Он понимал, какую роль сыграет их победа, и что решение остаться в столице рано или поздно обяжет его продолжить борьбу. И Керден сбежал, удрал в Лету, прочь от Грани, охваченных восстанием городов, порченных, ткачей. От всего, что связывало его с войной. Страх настолько укоренился в голове, что боязнь воспользоваться магией со временем переросла в стойкую уверенность в её полной утрате. Он всегда оставался ткачом, просто не желал этого признавать.

Керден поднял келифос, отряхнул мягкую обложку.

Он не хотел покидать Лету, всю дорогу до Приграничья терзался сомнениями. Теперь он знал, что совершил ошибку.

Керден сунул книгу во внутренний карман куртки, подобрал валявшийся во мху чирэ. Бережно уложив в сумку келифос девушки, взял на руки хладное тело и направился в деревню.

На востоке занимался рассвет. Лучи солнца пронзали горизонт янтарными пиками, разгоняя туман, согревая остывшую землю. Надрывая глотки, щебетали птицы. Лёгкий ветерок играл с листвой, нашёптывая лесу позабытые сказки.

Он оставил тело на опушке, прислонив спиной к стволу молодого клёна. Орана любила наблюдать за солнцем, подставлять ладони тёплому свету и радостно приветствовать новый день. Возможность видеть зарю – единственное, что сейчас он мог дать ей.

Ориентируясь по крыше храма, Керден вернулся в деревню.

Мисарра сидела у объятого огнём дома. Первый этаж полностью выгорел. Часть второго этажа рухнула, подкинув ревущему пламени новую порцию пищи. Камин одинокой твердыней возвышался над горящими остовами. Ветер подхватывал искры и вместе с дымом уносил прочь от деревни.

Поджав уши, около девушки ползал маниту. Существо заметило Кердена, распушилось, подняв золотистый загривок.

Ткач приблизился, долго не решался заговорить.

– Мне жаль, – наконец произнёс он.

Мисарра подскочила, схватила валявшийся на земле лук, натянула тетиву.

– Жаль? Это всё, что ты можешь сказать? Ты разрушил мою жизнь. Уничтожил всё, что у меня было, и теперь говоришь, что тебе жаль? Да как у тебя вообще хватило наглости вернуться?

Рука дрогнула, но удержала стрелу.

– Я знаю, тебе сейчас тяжело… – начал было Керден, но девушка не стала слушать.

– Нет, не знаешь! Я потеряла всё. Из-за тебя!

Она натянула тетиву до предела. Хотела выстрелить, но не смогла. Захлебнувшись слезами, Мисарра выронила оружие, опустилась на колени и разрыдалась. Керден сделал шаг навстречу.

Маниту преградил дорогу, угрожающе заверещал.

– Уходи, – всхлипнув, сказала она. – До постоялого двора девять лиг по тракту на северо-восток.

– Я уйду, но прежде похороню дорогого мне человека, – ответил он. – Ткач, которая приехала по вашей просьбе, мертва.

Мисарра подняла заплаканные глаза. Испачканное грязью лицо было осунувшимся и пустым.

– Она убила Ронана. Он был порченным. Заботился обо мне с самого детства, помогал родителям, поддерживал нас с братом. Где он мог подхватить эту заразу? Почему именно Ронан?

– Я видел другого порченного. Про Ронана не знал.

Девушка проглотила вновь подступившие слёзы.

– Почему смерть всегда забирает хороших людей?

Керден оставил вопрос без ответа.

– Я направляюсь в Тесон. Королева – моя давняя подруга. Уверен, она найдёт способ тебе помочь.

– Помочь? – с насмешкой спросила Мисарра.

– С домом. Восстановить этот или построить новый.

– Забудь. Таких, как я, после войны тысячи. Очередная уличная попрошайка.

Пламя затрещало, выплюнуло сноп искр. Крыша обвалилась.

– Что-то ещё? – устало спросила девушка.

– Мне нужна лопата.

– В саду есть пристройка. Бери что хочешь.

Мисарра подтянула колени к груди, плечи задрожали. Маниту фыркнул на ткача, сторожевым псом улёгся у ног.

Керден вернулся к телу Ораны, когда солнце уже выползло из-за горизонта. Девушка сидела у дерева, безвольно склонив голову. Он выбрал место для могилы и принялся за работу.

Закончил Керден за полдень. Уставший, измученный жаждой, склонился над свежей могилой. Он до сих пор не верил.

– Прости. За всё.

Шёпот затерялся в шелесте листвы.

Тракт уходил на северо-восток. Пустынная дорога петляла среди редких ельников, огибала заросшие рогозом пруды. Деревня осталась позади, даже столб дыма скрылся из вида.

С запада приближались тучи, грозясь к вечеру разлиться над равниной затяжным дождём.

– Эй, подожди! Керден!

Он остановился, дождался, когда Мисарра догонит его.

Девушка шла налегке. Из-за плеча торчал колчан с дюжиной самодельных стрел, тетива лука тонкой полоской стягивала рубаху. На ремне, ухватившись хвостом за пряжку, болтался маниту.

– Ты был прав насчёт Тесона, – сказала она. – У меня там брат. Глядишь, и какая-то работа подвернётся. – Мисарра вымучила улыбку. – Да и ты задолжал мне дом.

– Сделаю что смогу.

– И пообещай, что не причинишь Рики вреда.

– О нет, не начинай этот спор заново, – взмолился ткач. – Такая же тварь захватила разум Ронана, превратила его в порченного и убила мою подругу. Ты глубоко заблуждаешься, считая маниту безобидным.

– Прошу, Керден.

– Нет, не пообещаю. Ни за что, – отрезал он.

– Хорошо, – неожиданно согласилась девушка. – Но ты говорил, что не можешь использовать магию. Значит, ему ничего не грозит.

– Орана вернула мне магию, – нахмурился ткач.

Крошечные глазки маниту округлились. Существо пискнуло, юркнуло в ладонь Мисарры, крепко вцепилось в указательный палец.

Ткач обречённо махнул рукой. Путь до столицы неблизкий, времени на споры хватит сполна. А на сегодня действительно было достаточно.

Глава вторая

ДОЛГАЯ НОЧЬ

– Такими темпами не видать нам столицы ещё несколько месяцев, – устало пробормотала Мисарра.

Пять дней минуло с тех пор, как злополучная деревня осталась позади. Первый постоялый двор встретил путников заколоченными дверьми и разбитыми окнами. Пьяный калека выбрался из сарая, швырнул в гостей пустую бутылку и посоветовал убираться подобру-поздорову. Ночевали в поле под открытым небом.

Не повезло и на следующий день. В крохотном, с дюжину домов, поселении обосновался отряд старых вояк. Солдаты великодушно разделили с путниками пищу и кров, развлекли байками у костра, посетовали на суровые времена да скудную королевскую помощь, а утром проводили в дорогу. Лошадь продать отказались – в Приграничье нужнее.

Поймать попутную повозку или встретить торговый караван в здешних местах было настоящим чудом. Соседство с Гранью пугало людей. Жители покидали насиженные территории, забирали всё, что могли унести, и отправлялись на восток – в сердце страны. Голодная смерть на улицах переполненной столицы страшила их меньше, чем рыскающие на равнинах порченные. Следом за пустеющими деревнями закрывались постоялые дворы, останавливались мельницы, перегонялся скот. Торговцы бросали заезженные маршруты, предпочитая пустынным трактам короткие лесные тропки. Даже гарнизоны королевской армии, размещённые вдоль границы купола, походили на одиноких отшельников, а не гордых защитников страны.

Керден смотрел на пережитки войны и тихо скрипел зубами. Не за это они сражались. Эллоя должна была всё исправить.

На восьмой день впереди выросли башни Эрлуна. Грань грозовой тучей нависала над городом. Вязкая мгла струилась по шпилям, стекала с крыш, просачивалась в бойницы, моросью оседала на воротах. Три года назад тени окутали многотысячное поселение. С тех пор улицы не видели ни огня, ни солнечного света.

Тракт повернул на восток, прочь от захваченного города. Керден долго стоял у развилки, с печалью глядя на запретные стены.

– Далеко до Кронсборга? – спросила Мисарра.

– Неделю или чуть меньше.

– Надеюсь, там удастся раздобыть хоть какой-то транспорт. Ноги гудят от длинных переходов, – пожаловалась она.

Керден нехотя отвернулся от мёртвого города.

– Если повезёт, из Кронсборга уедем с торговым караваном, – ответил он.

Обочина тракта заросла ковылём, жёлтый ковёр мерно покачивался на ветру.

– Я никогда не была так далеко от деревни. – Девушка пнула подвернувшийся под ноги комок земли. – Не было нужды. Отец часто пропадал на охоте, я помогала матери по дому, водилась с братом. Когда родителей не стало, мы едва сводили концы с концами. А после у меня не хватило духа оставить дом. Никак не могу привыкнуть, что мне больше некуда возвращаться.

Керден спрятал руки в карманах.

– Начинать заново не всегда плохо.

– Легко тебе говорить. – Камень вновь отправился в полёт ударом ботинка. – Сгорел не твой дом. Кстати, что насчёт него? Может быть, мне стоит попросить его в качестве извинений?

– Я не стал бы предлагать, даже если б мог, – нахмурился ткач. – До войны мы с родителями жили в Эрлуне.

– А они?

– Находились в городе, когда приползла Грань, – кивнул Керден.

– Извини.

– Ничего. До сих пор не понимаю, как такое могло случиться. Я был в Брайте, видел падение города, но там купол двигался медленно. За три дня мы успели вывезти население. А Эрлун… Слышал, его поглотили за час.

– Там, правда, никто не выжил?

– Не знаю, – вздохнул он. – Хочется верить, но сама понимаешь.

– Что вообще происходит за Гранью? – оживилась Мисарра.

– Не имею ни малейшего представления. Некоторые считают, что купол целиком состоит из маниту. Одно касание, и ты больше себе не принадлежишь.

– Некоторые?

– Именитые ткачи Академии, – хмыкнул Керден. – Старые бородатые хвастуны, мнящие себя властителями судеб и незаменимыми советниками короны.

– Ты не слишком высокого мнения о наставниках, – подколола она.

– Они не участвовали в войне. Ни в одном сражении. Спрятались за стенами Тесона, отправив на фронт молодёжь, первая половина из которых раньше не видела порченных, а вторая – только научилась создавать устойчивые плетения.

– Я слышала, что именно ткачи отстояли Соледру и остановили войну.

– Да, ткачи, – согласился Керден. – Но не те, кто сидит в уютных креслах Академии.

День медленно угасал. Закат вишнёвым киселём разливался над горизонтом. Алое солнце над равнинами Зари всегда предвещало скорое начало сезона дождей. Фермеры торопились собрать урожай, бродячие артисты разбивали шатры близ крупных поселений, торговцы спешили добраться до оживлённых трактов. Жизнь в степях замирала в ожидании долгого ливня.

Устраиваясь на ночлег, Керден тихо проклинал багряный свет, разлитый над полем. Он проникал повсюду: рыскал в сумке, скользил по тетиве лука, дремал на ломтике хлеба.

– Не люблю красные закаты. Похоже на зарево пожаров. – Керден вытряхнул из кармана хлебные крошки.

Девушка уселась поближе к костру. Ткач бросил куртку на землю, устроился сверху, довольно вытянув ноги.

– Помню, мы с Эллоей неделю ночевали в полях, – сказал Керден. – Она играла на свирели, напевала весёлые баллады, а после заката долго сидела у огня, не замечая ничего вокруг.

Мисарра подняла с земли вороное перо. Маниту, приняв облик золотого суслика, запрыгнул на плечо, чтобы обнюхать находку.

– Как вы познакомились? Ты тоже спалил её дом? – улыбнулась девушка.

Ткач рассмеялся.

– Мы с друзьями отмечали какой-то праздник в кабаке, где она выступала.

– Королева выступала в кабаке? Мы говорим об одной и той же женщине?

Керден подбросил хворост в костёр.

– Да. Мы перебрали тем вечером и поспорили, что сможем закадрить красотку. В то время у неё уже было много поклонников. Она отвадила всех. Особо настойчивых проучил охранник. Тьери отделался испугом, а мне тогда здорово наваляли. Через пару дней весь в ссадинах и с огромным синяком под глазом я пришёл извиниться и снова нарвался на того же верзилу. Эллоя вовремя вернулась с рынка, чем спасла меня от новой порции тумаков. Мы поболтали, потом несколько раз встретились в городе и, в конце концов, попали в один караван, идущий из Эрлуна в Тесон. По дороге сдружились, а дальше – война, Соледра, коронация.

– Верится с трудом, – сощурилась девушка. – Кабы не письма, назвала бы тебя шарлатаном.

– Я бы не обиделся. А что насчёт твоего лучшего друга?

Ткач указал на маниту, натиравшего шерсть о пёрышко.

– Нечего особо рассказывать. Незадолго до начала войны отец принёс Рики с охоты, сказал, что малыш спас его от стаи волков. С тех пор он живёт с нами. Со мной, – поправилась она.

Мисарра отложила перо, сорвала росток щетинника, намотала тонкий стебель на палец. Пушистое соцветие заменило камень в воображаемом кольце.

– Тебя не интересовали причины подобного поведения? – осторожно спросил Керден. – Маниту не свойственно дружелюбие, а жизнь среди людей и подавно. Либо ему что-то нужно, либо он нашёл, что искал.

– Семью, возможно? – огрызнулась девушка.

– Не стоит рассматривать маниту как человека.

– Я буду относиться к Рики как сочту нужным, – перебила она. – С самого нашего знакомства ты только и твердишь об опасности, его скрытых мотивах, контроле над разумом и прочей ерунде. И коли на то пошло, то с тобой я знакома две недели, а с ним – несколько лет, поэтому вопрос доверия поднимать совершенно неуместно.

Доля правды была в её словах, однако выучка ткача не позволила Кердену отступить. Он потянулся за келифосом.

– Что ты делаешь? – забеспокоилась Мисарра.

– Хочу подстраховаться. До Грани всего пара лиг, мало ли кому взбредёт в голову полуночная прогулка.

Девушка окинула взглядом пустынное поле.

Закат догорал. Равнину захватили лиловые сумерки. Луна лениво выползала из уютной колыбели, хмурилась и кривилась, глядя на завесу облаков у западного горизонта.

– На нас могут напасть? – спросила Мисарра.

– Сомневаюсь. Но рисковать не хочу.

Келифос узнал хозяина. На странице появился голубой рисунок.

Порядок создания плетений Керден знал наизусть.

«Представить, что келифос – это колодец. Опустить руку, коснуться воды. Появившееся чувство холода – игнорировать. Представить рисунок плетения. Появившееся чувство голода – игнорировать. Сплести узор. Ощутить, как маниту врывается в тело. Ждать. Позволить маниту коснуться плетения. Когда нити впитают пламя, вынуть руку из колодца. Наблюдать за результатом».

Монотонный голос учителя, в сотый раз повторявшего простую последовательность, эхом отозвался в памяти.

Из келифоса вынырнула голубая змейка, проползла вдоль границы света и послушно вернулась в фолиант. Над костром растянулся тонкий мерцающий купол.

– Потрясающе, – пробормотала Мисарра, рассматривая небо сквозь шёлковую пелену.

– Скоро погаснет.

Керден сжал дрожащие пальцы. Магия далась тяжело. Долго сидевшие без дела маниту лавиной хлынули в разум. Он успел позабыть, как сложно сражаться с незримым врагом за право контролировать собственное тело.

Рики спрыгнул с плеча Мисарры, подкрался к границе купола. Крохотная лапка потянулась к магической нити.

– Не трогай, если не хочешь, чтобы тебя разорвало на части, – предупредил ткач.

Существо по-кошачьи поджало уши, прошмыгнуло в сапог. Девушка с улыбкой потрепала пушистый хвост.

– Твоя магия защитит нас от порченных? – спросила она.

– Сдержит первый удар.

– Не слишком обнадёживающе.

Девушка легла на спину, подложила руку под голову.

– Лучше, чем ничего, – отозвался Керден.

Беспокойные сны терзали разум стаей голодных гиен.

Сначала он бежал. Улицы ночного города быстро сменяли друг друга, фонари на заборах сливались в размытые пятна. Его провожал вой и звон десятков цепей. Он свернул в переулок, разминулся с толпой гуляк, вышел в порт. Рабочие как раз закончили грузить людей на корабль. Фрегат расправил паруса, полыхнула зелёным огнём гальюнная фигура. Корабль отчалил.

Потом он спускался в подвал. Едкий запах порошков щекотал нос. Он толкнул железную дверь. Склянки на полках зазвенели, зарычали псы в клетках. Он подошёл к столу, бросил в тарелку горсть мелких костей. Слуга полил их воском, поднёс свечу. Острая боль пронзила ладонь.

Керден открыл глаза. Пальцы сжимали остывший уголёк.

Рики сидел на краю келифоса, беззаботно болтая лапками.

– Уйди, – шикнул ткач. Стряхнув золу с пальцев, обтёр ладонь о рубаху. – Кыш.

Маниту скорчил обиженную гримасу, перебрался на другой угол фолианта. Керден выдернул из-под него келифос. Золотой суслик укатился в траву.

До рассвета оставалась чуть больше часа. С запада приползли мохнатые тучи, спрятав звёзды за серой пеленой облаков. Костёр потух, струйка дыма поднималась над углями.

Вскоре проснулась Мисарра, и они засобирались в дорогу.

Ткач погасил плетение, окружавшее их маленький лагерь. Стоило нитям рассыпаться, как маниту будто сошёл с ума. С визгом он сиганул с плеча Мисарры, врезался головой в землю. Шерсть вздыбилась, окрасилась тёмно-багровыми тонами. Существо юлой закружилось под ногами, подскакивая, точно надутый кожаный мяч.

Керден отпрянул от верещавшего комка шерсти.

– Что случилось? – забеспокоилась девушка. – Рики, успокойся.

Существо взвизгнуло, обросло иглами, развернулось и бросилось на ткача. Керден отмахнулся книгой, маниту с писком отлетел к костру.

– Малыш, всё хорошо, на нас никто не напал, – попыталась вразумить его девушка. – Прошу, прекрати.

Маниту жалобно заскулил. Иглы обмякли, глаза затянула серая плёнка. Насилу передвигая лапками, существо проковыляло к девушке. Облик суслика рассеялся, и золотая дымка мягко перетекла в воронье перо.

– Какого Отверженного он творит? – выругался ткач.

Мисарра оставила вопрос без внимания, растерянно подняла искрящееся позолотой пёрышко.

– Рики? – позвала она. – Ты меня слышишь? – Девушка обратилась к Кердену. – Помоги ему.

– Я? – опешил ткач. – Да я знать не знаю, что творится в голове у этой твари. Их не усмиряют, их уничтожают. И чем быстрее, тем лучше.

Мисарра спрятала перо в карман.

– Не смотри на меня, я на самом деле не знаю, как ему помочь. – Керден потёр переносицу. – Если маниту вообще нужна помощь.

Ткач перекинул сумку через плечо.

– И она будет говорить мне, что маниту не опасен, – проворчал Керден.

В молчании они дошли до первого перекрёстка. Старый указатель у основания порос мхом, на деревянных стрелках едва угадывались затёртые буквы.

– Можем пойти на восток, – предложил ткач. – Поселений станет больше, но до ближайшего доберёмся лишь к вечеру. Или сделаем крюк до Стонфорда? Это маленькая деревенька в половине лиги отсюда.

– Лучше в Стонфорд, – отозвалась девушка.

Широкий тракт быстро сменился узкой просёлочной дорогой. По краям высились заросли осота и дикого пырея.

Деревушки вроде Стонфорда, где проживала от силы дюжина семей, и в мирное время редко посещали гости. После войны о них позабыли совсем. Торговцы наведывались сюда неохотно, чаще по требованию короны или благодаря толстым кошелькам местных лордов. Солдаты захаживали ещё реже, предпочитая коротать ночи в объятиях распутных девиц, а не ютиться в пропахших навозом сараях. По праздникам в поселения забредали артисты. Жители спускали на ярмарках последние медяки, выменивали пищу на безделушки и расходились по домам до следующего торжества. Перед сезоном дождей молодёжь покидала родные края, разъезжалась по городам, оставляя хозяйство на стариков. Они в одиночестве доживали свой век, а с их уходом постепенно исчезали с карт и деревни.

Лопасти деревянной мельницы протяжно скрипели. Обрывок парусины беспризорником болтался на крыше. В стенах амбара по соседству недоставало брёвен, догнивало у входа позабытое сено.

Очередное заброшенное хозяйство в некогда процветавшем и кормившем страну краю.

Сама деревенька располагалась чуть дальше, в заросшей кустарником низине. Дороги к Стонфорду не было вовсе.

Старые дома с облезлыми крышами встретили путников молчанием. Дворы захватила крапива, из дыр в низких изгородях выглядывали листья лопуха. Калитки оплетал засыхающий вьюн.

Керден стряхнул прицепившийся к штанам репей, ногой постучал по воротам.

– Есть кто живой? – крикнул он. – Хозяева!

Бедный крестьянский домишка хранил безмолвие.

Мисарра прошла к соседнему дому, постучала в окно.

– Кажется, здесь вообще никого нет, – пробормотала она. – Люди в деревнях встают рано, идут готовить еду, кормить скотину, а тут ни петухи не поют, ни собаки не лают.

В конце короткой улочки высилась старая часовня. За распахнутыми настежь воротами темнел зев опустевшей молельни. Потолок осыпался, похоронив алтарь и колокол, давний пожар разукрасил стены пятнами сажи. Здесь перестали обращаться к Единому, никто не зажигал свечи в память об усопших. Ни единого огонька. Ни одного фонаря, факела или лампы.

Керден сжал ремень сумки.

– Нам лучше уйти, – сказал он. – Вернёмся той же дорогой и двинемся на восток.

Тёмные глазницы окон, щели в заборах, укрытые сумерками навесы вдруг перестали казаться пустыми. Деревня была заброшенной, тишина – гнетущей. Мёртвой.

Мисарра не стала спорить, указала на колодец со сломанным пополам «журавлём». У каменного бордюра валялось ржавое ведро.

– Давай хоть воды наберём, – предложила она. – До вечера нам не хватит.

– Не здесь, – коротко ответил Керден. Пальцы ненароком коснулись бархатной обложки келифоса.

– Это не займёт много времени.

Она потянула за железную цепь. Ведро качнулось, дно выпало. Из дыры вывалился красный, покрытый чешуёй, хвост.

– Уходим. Сейчас же. – Ткач схватил Мисарру под локоть.

– Что это такое? – прошептала она.

– Маниту.

Керден, оглядываясь, заторопился к мельнице.

– Он не напал, – заметила девушка. – Почему мы бежим?

– Потому что он может передумать, – отозвался ткач. – И благо, если в Стонфорде он будет один.

– Я не понимаю. Остановись! – Мисарра отдёрнула руку. – Сначала Рики ведёт себя странно, потом мы приходим в Единым забытую деревню. Ты бежишь сломя голову с книгой наперевес. И я уже не говорю о том, что солнце давно должно было взойти. Мы что, мы… – Голос дрогнул.

– Мы пересекли Грань. Иного объяснения у меня нет, – ответил Керден.

Он и сам до конца не верил. Догадка посетила у часовни, где не нашлось места даже крохотному огоньку.

– Не может быть, – выпалила девушка. – Грань далеко отсюда. Вдоль купола всегда жгут костры. Мы ни за что не пропустили бы их.