На грани

На грани

Юлия Зарывных

© Юлия Зарывных, 2024

ISBN 978-5-0064-6655-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Рэвилт. Шестнадцать лет назад

Маленькая бумажная птица описала в воздухе полукруг и опустилась на мостовую. Впервые её полёт длился так долго и закончился столь трагично: стоило белоснежному созданию коснуться дороги, как грязные сапоги превратили пташку в бесполезный клочок бумаги.

– Нихаэль, иди обедать! – крикнула с порога женщина.

– Иду, мам, – отозвался мальчик, бережно подняв искалеченную птицу. Оба крыла были помяты, кончик клюва стёрся от многочисленных падений, хвост промок – шансов на новый полёт немного, но Нихаэль, вопреки всему, спрятал игрушку в карман. Он непременно её починит, он всё исправит. Сам.

На кухне пахло свежим хлебом и ладаном. Наскоро помыв руки, Нихаэль уселся за стол и, засунув в рот измазанную мёдом лепёшку, посмотрел в окно.

Отсюда был хорошо виден порт, где то и дело мелькали фигурки рыбаков, сновали туда-сюда крошечные лодки, носились гружённые товарами повозки. Чуть дальше лениво качались на волнах стайки чаек. Далёкие силуэты птиц напомнили мальчику о недавней неприятности. Кто бы мог подумать, что внезапный порыв ветра позволит бумажному лебедю перемахнуть через забор, дабы растаять под ногами прохожих, подобно комку талого снега.

Нихаэль слопал вторую лепёшку, продолжая наблюдать за дорогой. Мальчик ждал отца, ведь если тот вернётся к обеду, вечером они вместе отправятся на рыбалку, и ничто тогда не сможет испортить ему настроение. Нихаэлю нравилось сидеть на пирсе, поджав под себя ноги, ожидая резкого движения поплавка и радостного возгласа: «Клюёт!». На звонкий детский голос обычно сбегались все портовые коты. Пушистые попрошайки могли часами лежать рядом в надежде урвать кусочек лакомства, и Нихаэль всегда отдавал им половину улова. Бывали дни, когда он оставался ни с чем, тогда делиться с навязавшимися спутниками приходилось отцу.

Засвистел чайник. Мать поспешила убрать с печи взбунтовавшуюся посуду.

Большую часть времени мальчик проводил с отцом и бабушкой; мать, в силу своей работы, часто отправлялась в другие города, порою отсутствуя месяцами. Говорили, что причина тому – её необычный дар, но больше не рассказывали ничего. Поначалу Нихаэль обижался, сердился на родителей за необоснованные тайны, а когда подрос – перестал интересоваться их делами. Взрослые, как он успел заметить, в состоянии решить проблемы самостоятельно. Как и он. В свои неполные семь лет Нихаэль считал себя взрослым, мудрым человеком.

Запахло травами. Мать любила заваривать ромашковый чай, разбавляя напиток мятой, листьями кипрея или земляники. Вкус был жуткий, однако выбирать не приходилось. Нихаэль подул в стакан с кипятком и, не решившись сделать глоток, окунул в мёд очередную лепёшку.

Вдалеке, у самого горизонта сверкнула молния. На западе собирались тяжёлые тучи, и коли ветер не утянет их за собой, быть дождю.

В толпе прохожих мелькнула знакомая фигура. Нихаэль вытер губы рукавом, выбежал из дома, проигнорировав недовольный возглас матери. Если отец поторопится, они успеют выудить пару рыб до начала шторма.

Пробежать по улице, не зацепив прохожих, дело нелёгкое. То кот выскочит из переулка и до смерти перепуганный рванёт обратно, то посыльный, не уступающий в скорости экипажу, оттолкнёт в сторону, то медлительная бабушка перекроет дорогу. А ведь при этом надо успеть увернуться от выплёскиваемых с балконов помоев и не наступить в кучи лошадиного помёта. За всем не уследить, поэтому, преодолев половину пути, Нихаэль потерял из вида отца. Они наверняка разминулись, и лучше всего было вернуться домой, однако внимание мальчика привлёк зажжённый на маяке огонь.

Крупные корабли приходили в городской порт редко, бывало один или два за год, поэтому сигнальный огонь оставался явлением диковинным. Похоже, судно спасалось от шторма и было вынуждено зайти в ближайшую бухту.

Сгорая от любопытства, Нихаэль юркнул в узкий переулок и побежал к порту.

На набережной было шумно, точно на базаре ранним утром. Рыбаки перегружали улов из сетей в бочки, спорили о погоде старики, ругались женщины, мяукали коты, кричали чайки, волны ударялись о камни и разбивались сотнями мелких брызг. В соседнем доме который день латали крышу, и грохот молотков сливался с общей какофонией звуков. С радостными криками пробежали мимо мальчишки, стреляя из рогатки по голубям. И вдалеке от городской суеты, среди рокочущих волн мелькало тёмное пятно корабля. Огромный фрегат мчался к берегу на всех парусах, и по мере его приближения тучи пожирали небо.

Заворожённый зрелищем, Нихаэль не заметил, как сумеречная дымка окутала улицы. Густые тени расползлись по подворотням, залегли в сточных канавах, пробрались на чердаки. Даже огонь на маяке казался затянутым вязким маревом. Слишком непроглядным для полудня.

Горожане, привыкшие к частым штормам, разбрелись по домам, и мальчик собирался последовать их примеру, когда услышал монотонный плеск воды и глухой удар дерева о камень. Сомнений не возникло: к набережной причалила лодка. Нихаэль рванул к пирсу, с любопытством уставился в щель между покосившимися воротами старого склада.

На берег сошёл человек. Тусклый свет сумерек не позволял разглядеть черты его лица, лишь тёмный силуэт на фоне теряющего оттенки моря. Он подал руку компаньону, помогая выбраться из лодки.

– Зажгите факел, пока совсем не стемнело, – донёсся до Нихаэля женский голос.

Команду исполнили незамедлительно, и мальчик сумел различить шестерых человек, один за другим покидающих маленькое судно.

– Проследите, чтобы мне не мешали, – распорядилась женщина, оглядев окрестности. – Незачем терять время.

Она потянула за тесёмки плаща, покрывавшего плечи, бросила одежду кому-то из провожатых, повернулась в сторону города, подняла руки, словно готовясь исполнить сложную мелодию на невидимом инструменте. Кажется, так играли на арфе, но Нихаэль не был в этом уверен. Пальцы незнакомки шевельнулись, и мальчик почувствовал, как тело обдало холодом. Отвратительное ощущение, будто его с головой окунули в ледяную воду. Женщина коснулась воображаемых струн второй раз, затем ещё и ещё, и тогда Нихаэль услышал отголоски причудливой мелодии. Никогда прежде он не слышал столь умиротворяющей и безмятежной музыки. Она обволакивала, звала, уносила далеко за горизонт.

– Добро пожаловать в Армир, уважаемые. – Голос портового смотрителя ворвался в разум Нихаэля. – Это ваше судно? – Он указал на морскую гладь.

Один из спутников женщины вышел вперёд.

– Все прибывающие корабли должны быть зарегистрированы. Кроме того, вам потребуется получить разрешение на простой, а также…

Рассказать обо всех требованиях работник порта не успел. Стоило мужчине поравняться с ним, как смотритель захрипел, начал заваливаться набок, а после и вовсе упал, расстелившись на каменной мостовой.

От увиденного голова Нихаэля пошла кругом. В ужасе он закрыл рот ладонями, отпрянул от ворот, но так и не смог сдвинуться с места. Таинственная музыка притягивала, манила, и даже когда женщина намеренно порвала невидимую струну, с тяжёлым вздохом опустилась на дорогу, когда спутники бросились ей на помощь, Нихаэль продолжал наблюдать.

– Вы в порядке, госпожа? – спросил мужчина, убивший смотрителя.

– Да. – Она не разделила беспокойства. – Разыщите ткачей и отправьте весточку на «Крылатого», пусть начинают высадку. Данте, останься со мной.

– Как прикажете.

Трое мужчин затерялись среди городских улиц, четвёртый вернулся в лодку. В установившейся тишине слышался мерный плеск волн, раз за разом разбивающихся о берег.

– Не думала, что всё будет так… просто, – произнесла женщина, вглядываясь в окутавшую фрегат темноту.

– Разочарованы?

– Немного. Я ожидала, что мы можем не встретить сопротивления, но нас попросту игнорируют. Даже маяк зажгли, будто приглашение.

– Не похоже на западню.

– Хм, а это кто? – спросила она, заметив тело, лежавшее на мостовой. – Впрочем, неважно. Как бы просто ни казалось сейчас, дальше будет сложнее. Мы должны ударить быстро, пока новость не разлетелась по округе. Не хотелось бы засиживаться в этом захолустье.

– Город вам не по душе?

– Здесь воняет рыбой и помоями, – поморщилась женщина.

Они замолчали, и Нихаэль сумел различить далёкие крики людей. Что могло случиться? Те трое убили кого-то, напали на стражников или поцарапали забор у сварливой соседки, которая одним своим видом способна перепугать всю местную детвору? Отец всегда просил Нихаэля держаться подальше от её дома. А вдруг незнакомцы навредили родителям? От страшной мысли ком встал в горле.

– Отпусти меня! Не смей так со мной обращаться! Ты хоть знаешь, кто я?

Мальчик не видел говорившего. Но его видела женщина, отчего улыбка на её лице становилась всё шире.

– Достопочтенный ткач, я полагаю, – сказала она. – Рада знакомству. Не будете ли вы столь любезны одолжить мне ваш келифос?

– Что?! Ты в своём уме, женщина? Я, к твоему сведению, служу лично городскому главе, и, если не хочешь к утру лишиться головы, убери от меня своего здоровяка, – распалялся вновь прибывший.

Данте потянулся к кинжалу, но госпожа одёрнула его.

– Не стоит. Лучше передай мне книгу.

На пару мгновений Данте исчез из вида. Вернулся он, сопровождаемый проклятиями и отборной бранью. Был бы здесь отец, Нихаэлю наверняка пришлось бы заткнуть уши. Слуга вручил книгу госпоже, встал за её спиной, не спуская взгляда с неугомонного человека.

Женщина занесла руку над увесистым томом. Тёплый золотой свет окутал пальцы. Книга раскрылась, зашуршали страницы, и с каждым новым листом лучик света перетекал с бумаги в ладонь. Затем раздался вопль. Жуткий, душераздирающий крик, от которого по спине Нихаэля побежали мурашки. И даже зажатые руками уши не спасли от ужасающего звука.

Мальчик не знал, сколько времени просидел на коленях, не помнил, когда нашёл силы подняться.

– Я ничего не знаю, клянусь. Прошу, отпустите меня, – лепетал седовласый старик. Он насилу стоял на ногах, слуги госпожи поддерживали его. – Не знаю, что вы сделали с ними… Я не хочу умирать. Умоляю, сжальтесь.

Данте вытащил книгу из его заплечной сумки, передал женщине.

– Сомневаюсь, что найду в ней что-то интересное, – сказала она, занеся ладонь над белоснежными страницами.

Нихаэль собирался снова заткнуть уши, но среди прочего шума различил знакомый голос. Огляделся, однако обладателя его не приметил.

– Куда вы меня тащите? Отпустите…

Дальнейшие слова потонули в чужих криках.

Старик неловко опустился на четвереньки. Кожа пошла волдырями, волосы потемнели и осыпались. Лицо, подобно горячему воску, медленно таяло, жирными каплями стекая на мостовую. Запахло палёным мясом. Нихаэль с трудом сдержал приступ рвоты.

– Как я и говорила: совершенно бесполезна. – Женщина выбросила книгу в море. – Это последняя?

– Да, в городе больше нет ткачей, – ответил Данте, с равнодушием взглянув на останки.

Слуги привели на набережную женщину. Шёлковая косынка, покрывавшая голову, спала на плечи, волосы выбились из высокой причёски. Надетый поверх платья передник бесформенным шарфом висел на шее. Свет одинокого факела упал на румяное лицо.

Увидев мать, Нихаэль сжал кулаки.

– Что вы с ними сделали? – с ужасом спросила она.

– Ткачи поделились со мной магией, – устало улыбнулась женщина. – Говорят, это очень болезненный процесс.

– Вы в своём уме? Нельзя совершать такое, вы же… Нет! Нет, не трогайте мой келифос!

– Отпустите мою маму!

Нихаэль распахнул ворота, побежал к незнакомке с единственным намерением – столкнуть женщину в море. Едва она окажется в воде, все бросятся на помощь, а он тем временем уведёт отсюда мать. План должен был сработать. Мальчик уже готовился к столкновению, когда чья-то сильная рука легла на его плечо и с невероятной лёгкостью опрокинула на землю.

– Нихаэль! – услышал он испуганный крик.

Мальчик открыл глаза. Мир, пару раз качнувшись, встал на место. Незнакомое лицо заслонило небо. Зелёные глаза насмешливо изучали поверженного защитника.

– Кто у нас тут? – улыбнулся мужчина. – Никак сопротивление объявилось.

– Данте, как грубо, – укорила слугу госпожа. – Мальчик пытался защитить свою мать. Столь храбрый поступок достоин уважения.

– Прошу прощения.

Данте поднял Нихаэля на ноги.

– Отпустите его! – вступилась за сына мать. – Нихаэль, беги отсюда. Беги!

– Прости, мама, я не хотел, чтобы они тебя тоже убили, – оправдывался он. – Я хотел помочь…

– Беги! – в слезах крикнула мать. Мальчик, испугавшись, сделал шаг назад. – Беги! Умоляю, отпустите его! Он всего лишь ребёнок.

– Малыш, мама так переживает за тебя, – ласково произнесла женщина, приблизившись к Нихаэлю. – Зачем же ты заставляешь её волноваться?

– Вы убили тех людей и хотите убить её. Я вам не позволю!

Он рванул вперёд, выхватил книгу из рук женщины, швырнул тоненький фолиант в море. Фолиант не долетел до воды добрых четыре ярда.

– Очень неразумно, – со злостью процедила незнакомка. – Неужели родители не научили тебя хорошим манерам? – Она грубо схватила Нихаэля за подбородок.

Кожа мальчика вспыхнула. Ручейки голубого пламени поползли по пальцам.

Нихаэль не испугался. Скорее, удивился, как быстро огонь распространяется по рукам, забирается на плечи, щекочет шею. Не обжигая, не причиняя боли. Он обволакивал словно одеяло, заботливо поправленное в детской колыбельке. Давно забытое, но такое родное чувство.

Он вспомнил одинокую башню, затерянную среди горных вершин. Вспомнил, как тысячи раз поднимался по крутым ступеням, тысячи раз смотрел на неизменный зимний пейзаж – бесконечно холодный, бесконечно равнодушный к чужим страданиям.

Нихаэль вспомнил всё. Каждый цикл, каждый виток бесконечной спирали, каждую попытку что-либо изменить. И каждое своё поражение.

Но в этот раз что-то было иначе. Женщина, стоявшая перед ним, принесла послание.

Мальчик вытянул руку. Крохотный огонёк выскользнул из её груди, послушно лёг в ладонь. Нихаэль узнал его, услышал сокрытую в пламени мольбу о свободе, о блаженном забытьи.

Он желал того же. Мечтал забыть о циклах и отведённой ему роли, хотел оставить месть позади и затеряться среди людей. Прожить обычную жизнь как смертный. Хотя бы одну.

Но Нихаэль прекрасно знал правила игры. Если его найдут, если сумеют до него добраться, цикл повторится. Страшные события, что неизменно настигали его, снова подтолкнут к пропасти, заставят совершить ту же ошибку. И он согласится. Всегда соглашался.

Мальчик позволил пламени просочиться под кожу. Магия расползлась по телу обжигающим холодом.

Нихаэль больше не ступит на порог проклятой башни, не поднимется на открытую ветрам платформу. Не допустит повторения событий. Он дал обещание. И он пожертвует самым дорогим, чтобы его сдержать.

Яркая голубая вспышка озарила порт.

– Госпожа, что произошло? Вы меня слышите? Госпожа Шанкриа.

Данте стоял на одном колене, держа на руках свою повелительницу. Женщина выглядела обескураженной. Все взгляды были прикованы к Нихаэлю, мать замерла в немом изумлении.

– Не может быть, – прошептала Шанкриа. – Ты хоть понимаешь, что натворил? Данте, – обратилась она к слуге, – доставь мальчишку на корабль.

– Что? Нет! – вступилась за ребёнка мать. – Он не ткач, клянусь. Отпустите его!

Сильные руки схватили мальчика за плечи, подтолкнули к качавшемуся на волнах крохотному судну. Нихаэль пытался освободиться, вырывался, кричал, кусался, но Данте был непреклонен. Его затащили в лодку. Не удержавшись на ногах, Нихаэль упал, приложившись головой о весло. Мир померк, окрасившись красно-фиолетовыми оттенками.

Мальчик поднялся, игнорируя пульсирующую боль в затылке.

– Не смотри, – не терпящим возражения тоном произнёс Данте.

Вёсла опустились в воду.

Руку Шанкриа окутало золотое сияние. Яркие нити потекли со страниц книги в раскрытую ладонь. Что-то кричала мать. Кажется, она звала сына по имени. Её отпустили, и женщина, рыдая, в отчаянии побежала к морю. Она упала на колени у самого берега. Лицо с некогда живыми и смутно знакомыми чертами пошло трещинами, плечо лопнуло, подобно разбившейся вазе из дорогого хрусталя.

– Я же сказал – не смотри! – рявкнул Данте.

Мальчик отвернулся.

Мимо прошла лодка. Следом скользнула вторая, третья, а после смысла считать не было. Сотни людей налегали на вёсла, подгоняя десятки маленьких судов к берегу, где вовсю бушевал пожар.

Мальчик сжал бумажную птицу, спрятанную в кармане. Она была важна, но он уже не помнил – почему.

Глава первая

ЦЕНА СТРАХА

«Взгляните в зеркало. Вам кажется, что каждый день вы видите одно и то же – себя. Но отражение переменчиво. Сегодня оно показывает человека, завтра – монстра. Сегодня вы праведник, завтра – грешник. Вчера вы были спасителем, завтра станете изгнанником. Где эта тонкая грань, что отделяет предателя от героя? Отражения похожи грани кубика: различны, но всегда части целого. Так важно ли, какая выпала грань, если бросок принёс победу?»

Откровения Единого. Послание о начале

– Открывай сейчас же! Если тебе нечего скрывать, то нет смысла прятаться. – За приглушённым голосом последовал яростный стук в дверь. – Иначе с чего такие внезапные перемены?

– С того, что ты с дружками стал слишком часто ко мне наведываться, Лоик, – ответили по эту сторону двери. – Это мой дом, и я решаю, кого и когда пускать.

– Ты прекрасно знаешь, зачем мы здесь. Открывай!

На дверь обрушился град ударов.

– Чтобы в очередной раз поглазеть на спящего больного? За прошедшие два часа изменилось ровно столько же, как и за четыре дня. Ничего!

– Мы хотим убедиться.

– Все вы приходите «убедиться». У меня тут не проходной двор, поэтому пошли прочь с моего порога! – Голос принадлежал девушке, судя по срывающимся ноткам, жутко рассерженной.

Не то её слова возымели действие, не то гостям надоела бессмысленная перепалка – грохот прекратился, сменившись звоном посуды и гневным бормотанием хозяйки дома.

В первые секунды казалось, что расстояние утратило значимость. Шорох одежды, треск пожираемых огнём дров, скрип половиц под ногами – звуки, неразличимые в повседневной суете, усилились, ураганом ворвались в сознание и резко отступили. Потом всё повторилось. Безумная качка продолжалась, пока Керден не осознал, что вслушивается в собственное дыхание. Оно вдруг стало новым, незнакомым доселе явлением. Вдох и выдох – куда проще, нежели показалось сначала.

– Открой, Мисарра! – Возобновил штурм двери Лоик. – Я хочу… Нет, мы требуем, чтобы ты нас впустила.

Собравшаяся на улице толпа поддержала предводителя одобрительным свистом.

– Ты знаешь законы, – не унимался мужчина, – за укрытие порченных полагается смертная казнь.

– А ты никак в ткачи заделался? – с вызовом бросила девушка. – Кто решать будет?

– Мы знаем, что ты притащила его в дом посреди ночи.

– Только и всего? Ильза по несколько раз в неделю волочёт тебя из таверны вусмерть пьяного.

Дальнейшие слова утонули в грохоте обрушившихся на дверь кулаков.

Разум Кердена трусливой ланью метнулся прочь. Тьма опередила его, поймала в сети и затянула в пучину беспамятства.

Ему снова приснился кошмар: армия порченных у городских стен, тесные, усеянные телами улицы, разрушенные дома, залитая кровью площадь и красное зарево пожаров на востоке. Он спасался от погони в лабиринте переулков, когда из окна заброшенного кабака выпрыгнул пёс. Огромное, измазанное сажей чудовище, выдохнуло сноп искр, сбило с ног, вцепилось зубами в шею.

– Тише, тише. – Женский шёпот выделился из хора голосов и звона стали.

Керден напряжённо вздохнул. Запах лаванды украдкой пробрался в лёгкие. В горле пересохло, с губ сорвался хрип.

– Сейчас, – ответили ему.

Влажная ткань коснулась губ. Керден судорожно сглотнул.

Он не осознавал, где находится, не помнил, что произошло, и не понимал, как угодил в столь вязкую тьму, из которой не мог выбраться. Сознание ускользало, словно вода, отступившая от берега с вечерним отливом.

– Только не снова, – взмолилась девушка. Звякнули банки, зашуршала сухая трава, зашумела вода. Приторный запах лаванды сменился терпким ароматом полыни. – Знаю, знаю, – отмахнулась она.

Керден не слышал её собеседника. Пожирающий тело озноб усиливался, грозясь вернуть разум к недавно пережитому кошмару.

Целую вечность мир то падал в жерло вулкана, то замерзал на горных вершинах. Керден ощущал себя маятником, мерно раскачивающимся над пропастью, и даже время было бессильно что-либо изменить.

Прохладные пальцы коснулись лба.

– Если ему станет легче… Возможно, Лоик не так уж и ошибался, – тихо произнесла девушка, смочив полотенце.

Мир замер.

Яркий луч солнца, прорвавшийся сквозь облака, заставил Кердена проснуться. Глаза не сразу привыкли к свету.

Место выглядело незнакомым. Внутренности громоздкого шкафа были выпотрошены: полотенца болтались на дверцах, из ящиков торчали рукава мятых рубах. На стене висели оленьи рога. Они служили гнездовьем для чучела орла, охранявшего кипу книг, небрежно сваленных на стол. Старые фолианты часто использовали – от огарков свечей протянулись ручейки застывшего воска, между потрёпанных страниц торчали закладки из сухих листьев. Стопка накренилась и угрожающе нависла над железным тазом, до краёв наполненным водой. Рядом валялась яичная скорлупа и связка холщовых мешочков.

Длинная тумба у кровати дополняла картину всеобщего беспорядка. Десятки банок, колб и пробирок громоздились поверх сваленной в кучу посуды. Большинство были пусты, остальные источали настолько неожиданные ароматы, что у Кердена перехватило дыхание. Он отвернулся, уткнулся носом в стопку полотенец, сложенных у изголовья кровати.

На то, чтобы выбраться из-под одеяла, ушли почти все силы. Часто дыша и морщась от боли, Керден наклонился на спинку кровати. Два года назад он уже испытывал нечто подобное, и это не было приятным воспоминанием – кошмары минувших событий по сей день преследовали его во снах.

– Мисарра, открывай! – раздался разгневанный крик с улицы. На дверь обрушилась череда ударов, жалобно забренчала щеколда. – Или, клянусь Единым, я выломаю проклятую дверь!

Стук повторился, но ответа не последовало.

Какой бы конфликт ни возник у местных с хозяйкой, становиться меж двух огней у Кердена не было никакого желания. Подобравшись к краю кровати, он осторожно встал.

Оглушительный грохот прокатился по дому. Входная дверь слетела с петель. Разгорячённая толпа ввалилась в гостиную под свист и улюлюканье.

– Вы что себе позволяете?

Возмущение девушки растворилось в голосах жаждущих расправы людей.

– Замолчи! Мы пришли за порченным, – рявкнул мужчина в ответ.

Дверь в комнату распахнулась. Толкаясь, деревенские мужики ввалились в проход. Они ожидали увидеть лежащего без чувств человека, а не с трудом державшегося на ногах больного. И теперь люди растерянно переглядывались, бестолково разевали рты, пожимали плечами, почёсывали затылки.

Керден не знал никого из них. Десяток незнакомых лиц, вдвое больше напуганных глаз. Они видели в нём голодного волка, оставленного без присмотра дрессировщиком цирка – боялись, что вкусившее свободу животное набросится на зрителей. И они были готовы. Ножи, топоры и дубины недвусмысленно маячили перед глазами.

– Ну, чего встали? – проворчал мужчина, протискиваясь через толпу. – Сделаем дело…

Он запнулся на полуслове, едва встретившись взглядом с Керденом. На усыпанном веснушками лице отразилось недоумение. Это был обычный деревенский выскочка – крепко сложенный детина, завоевавший доверие отнюдь не умением красиво говорить и здраво мыслить. Подобные гордецы любили задирать молодёжь и были не прочь пустить в ход кулаки, едва завидев соперника со столь же пышным хвостом.

Следом за ним в комнату пробралась девушка.

– Я никому не позволю проливать кровь в моём доме! Ты слышишь меня, Лоик?

Она оттолкнула вставшего в проходе долговязого паренька, протиснулась между мужчинами, отвела дубину, перекрывшую дорогу к кровати.

– Хвала Небесам, ты очнулся. – Девушка поспешила к Кердену. – Отдыхай, ты ещё слишком слаб.

Лоик прикусил губу, обнажив жёлтые зубы, спросил:

– Почему ты не сказала, что он пришёл в себя?

По толпе прокатилась волна недовольного шёпота.

Керден искренне надеялся на наличие здравого смысла хотя бы у половины собравшихся: отправиться на Небеса не входило в его планы ещё минимум шесть десятков лет.

– Потому что я не бегаю к нему каждые пять минут, – огрызнулась девушка, помогая Кердену вернуться в кровать. Она откинула на спину пышную косу, засуетилась у тумбы, перебирая колбы и нарочито громко бренча посудой.