Элизиум. Рассвет

Улучив минуту, Евгений, все же, приблизился к двери камбуза и услышал массу интересного.

– …Во многом превышал свои должностные полномочья! Совершал рукоприкладство! – кричал отчаянный, почти детский голос кого-то из матросов. – И… и товарища капитана каждый день спаивал!

– Умышленно! – подхватил кто-то.

– Товарищи! – заскрипел Могила.

– …Должен понести ответственность перед коллек…

– Товарищи! – рявкнул помполит. – Это черт знает, что такое! О чем вообще может быть речь, когда у нас на борту шпион?! Неужели неясно…

Его заглушил всеобщий гул. Казалось, рой рассерженных шершней неистовствует в стенах камбуза.

– …Подвергшись тлетворному влиянию американских бацилл! – дребезжащим голосом пытался перекричать всех помполит, бешено тряся (хоть Евгений и не мог этого видеть) кулаком над головой.

– Свинья ты! – рыкнул на него Старогузов, когда буря поутихла. – Свинья и алкоголик!

– Это мы еще посмотрим, кто тут свинья! – обиженно проблеял Могила.

Евгений понятия не имел, станет ли этот разнос концом карьеры грязного демагога, или же он еще отыграется, погубив всех на этом корабле (от системы, державшей его под крылом, можно было ожидать всего).

К счастью, Иван Григорич уже на второй день появился на палубе в полном душевном здравии. Его слегка пошатывало, мучила тошнота, но в остальном это был прежний, знакомый всем, царь и бог «Моржовца».

Евгений ждал общего смущения, отстраненных взглядов, перешептываний. Но вместо этого, все ласково и уважительно приветствовали капитана, как если бы он победил страшную, ни коим образом не зависевшую от него болезнь.

А дальше события приняли быстрый и положительный ход. Сухогруз приближался к берегам Португалии. Кругом виднелось все больше кораблей.

Однажды Евгений увидел, стоящее на якоре в нескольких километрах торговое судно и услышал голос матроса Божко, зовущего его в шлюпку.

– Ну давай, Женька! Будь здоров! – тихо промолвил Иван Григорич, стиснув ему руку и по-отечески хлопнув по спине. – Не захотел, все-таки, с нами в Ленинград…

– Good bye! – виновато улыбнулся Евгений.

Он глядел на них на всех: на капитана, на старпома, на Божко, на Волкова, на Кучкова, на Фомича и даже на сгорбившегося мрачной тенью позади всех Могилу. И чувствовал, как в глазах начинает странно и необъяснимо щекотать… должно быть ветер.

– Good bye, ребята! – шепотом промолвил Евгений, забираясь в лодку.

Мечта

– Джек Саммер! Рад вас видеть! – отводя глаза, заговорил Патер.

Джек вошел в его белоснежный рабочий кабинет, в котором не было ни одного окна.

– Вы чудотворец? О-о, не отрицайте это! Мои люди собрали достаточно доказательств!

– Я не отрицаю, – пожал плечами Джек.

– Покажите мне чудо, друг мой!

Джек показал, и Патер расхохотался от восторга.

– Да, да, этого следовало ожидать! Такой человек, как вы не мог не появиться. Я верил в это! Я всегда верил, что Иисус действительно творил чудеса: оживлял покойников, кормил тысячи людей пятью хлебами и прочее. Верил, что Моисей насылал природные бедствия и раздвигал морские воды. Вы явились в мир с особой миссией, как и они, ведь так?

– Нет, – покачал головой Джек.

– Возможно, вы о ней еще не знаете.

Патер возбужденно мерил шагами комнату, сжимая и разжимая кулаки.

– Я очень долго выискивал и изучал людей, подобных вам! Еще тогда, видя вас у столба, я почувствовал… Боже, но неужели, это правда? Неужели ваши способности, действительно, безграничны?

Джек кивнул.

– Но почему же вы тогда не высвободились?.. А, впрочем, дурацкий вопрос! С вашей помощью мы решим огромное количество проблем на земле.

– Я не умею подчинять себе человеческую волю.

– Хм… Но вы ведь можете э-э… создать природные условия, которые м-м… помогут нам навести порядок, скажем, в Гвиане?

– Могу.

– Прелестно!

– Скажите, друг, – тихо промолвил Саммер. – Зачем вы все это затеяли с солнцем?

– О-о… Вы не поймете.

– Я, и правда, не очень умен, – согласился Джек. – Но, все же. Разве этот путь не кажется вам смертельно опасным? Это же все обман.

– Ах, вы повторяете слова этих несчастных… – раздраженно мотнул головой Патер. – Послушайте, если я говорю, что солнце – зло, значит, я верю в это. Или вы думаете, я бы не нашел других способов держать население в узде?

– Но почему? Ведь от него на земле зародилась жизнь?

– Вы думаете, оно желало этого?

– Не знаю.

– Солнце – это зловещий глаз! Это огненный паук, бегающий по небосводу, – закатив глаза, ноюще-монотонным голосом заговорил Патер. – Это чудовищное существо, бесконечно уродливое и безжалостное, покрытое протуберанцовыми нарывами и лавовой жижей. Вы ведь знаете, как оно выглядит вблизи? Как… разбухшее предынфарктное сердце пьяницы.

– Мы все вблизи выглядим не очень.

– Нет, вы не понимаете! Человечество не вырвется из сетей этого рабства, пока не сможет – ах, если бы это было возможно в хоть сколько-то близкой перспективе! – пока оно не создаст новых надежных источников тепла и освещения. Эта звезда так и будет жечь и ослеплять нас. Унижать нас своей огромностью!

Патер вдруг застыл и захлопал глазами, словно в голову ему пришла потрясающая мысль.

– Вы можете… Н-нет, это полный вздор!

– Что?

– Такого не сделает даже господь бог!

– Чего не сделает?

– Возможно ли как-то… э-э погасить солнце?

– Да, – кивнул Джек Саммер.

– И вам это по силам?

– Да.

– Господи!

Патер отпрянул и схватился за голову.

– А вы-таки хотите это сделать?

– Д-да… То есть… Нет, ну это же невозможно! Каким образом вы технически сможете это осуществить?

– Я не знаю, – улыбнулся Джек. – Просто мне всегда удавалось исполнять свои желания. Я понятия не имею, как это делается.

– Вы бог, да?

– Не знаю.

– Или же просто талантливый иллюзионист?

– Зачем вы хотите погасить солнце? Это смерть для всего мира.

– Да, на текущем этапе это так, да, – засуетился Патер, перетирая ладони. – Я не хочу гасить солнце навсегда. Это, конечно же, самоубийство. Видите ли, друг мой, я… эм-м… хочу увидеть, кто из населения действительно верит мне и способен меня понять. С недавних пор у меня появилось страшное подозрение, что все это э-э… один большой спектакль с их стороны: ношение очков, козырьков, травля солнцелюбов… даже любовь к моей милой Коре. Я не смогу нормально спать, пока не удостоверюсь в обратном. Люди должны будут… х-хоть ненадолго возрадоваться исчезновению звезды-убийцы! Ведь можно же, погасить солнце, ну скажем… на сутки? Земля будет остывать далеко не так быстро, как можно подумать. Это просчитано учеными. Температура приблизится к нулю, но ничего критичного не произойдет. Флора начнет погибать только на пятый-шестой день. Зато люди смогут, наконец, взглянуть в небо и… узреть… э-э… лицо истиной свободы! Боже, я сам хочу его увидеть! Я хочу пожить в мире, где нет солнца! Хочу выйти из дома, не чувствуя, как этот дьявольский глаз следит за мной и трогает меня!

Патер начал подскакивать от возбуждения. Саммер смотрел на него равнодушным взглядом.

– Погасите солнце! На двадцать… хотя бы на двенадцать часов. Немедля!

– Уже.

– Что уже?

– Погасил, – пожал плечами Саммер.

Индия

– Добро пожаловать на «Валенсу», я капитан судна Рикарду Геррейро! – с легким акцентом произнес рослый щеголеватый шкипер, с жаркими глазами и мощной челюстью киношного ковбоя. – Вы были на «Мартине Бехайме»? Соболезную! Страшная трагедия! Хотите сигару?

Евгений помотал головой.

После «Моржовца» этот человек и его корабль казались какими-то малореальными, словно пригрезившимися во сне.

– Наш корабль следует в Бомбей.

У Евгения помутнело в глазах.

– В Индию?! М-мне сказали, что вы плывете в Англию!

– Индия британская колония, разве нет? Хех! Русские опять все напутали! Или просто солгали вам… Мы пройдем через Гибралтар в Средиземное море (уже завтра, кстати!) Оттуда, через Суэцкий канал… Впрочем, вас это уже не коснется. У нас плановый заход в Александрию, там вас и высадим! Вместе с сопровождающим отправитесь в американское консульство.

– Может быть, на Сицилии? – робко спросил Евгений, вспоминая географическую карту.

– Н-нет, сэр, – промолвил капитан, грызя конец кубинской сигары. – Маршрут проходит слишком далеко. Даже если б у нас для вас была моторная лодка, это заняло бы много часов. Время – деньги… Не огорчайтесь!

Жизнь на «Валенсе» была приятна и до дремоты скучна. Весь экипаж по-приятельски здоровался и общался с Евгением. Никто не заглядывал к нему в тарелку, не бросал косых волчьих взглядов. Никто никого не бил, не запугивал и не унижал. А непристойные рисунки украшали стены, как минимум, в пяти местах.

Путь до Александрии прошел без сюрпризов. Однако, когда настало время заходить в порт, корабль вдруг стал на якорь посреди бухты.

Больше часа Евгений не мог понять, в чем дело. На некие, не зависящие от капитана обстоятельства смутно намекали поднимавшиеся над городом в двух местах серые дымы и отсутствие в доках крупных судов.

– В городе беспорядки! – наконец объявил капитан. – Чертов кризис… В порту бастуют! Англичане подняли войска. Мы договорились о переправке груза, но… вам туда лучше не попадать.

– Ладно, – вздохнул Евгений.

Он бросил прощальный (еще недавно приветственный) взгляд на белые минареты, на скопления грязно-бежевых домишек под дымчато-голубым, палящим небом.

«Значит, Бомбей…»

Спустя несколько дней они вышли в Красное море. И вновь кругом была безбрежная синяя даль. Бесчисленные волны и жаркое солнце.

Евгений запретил себе считать дни. Делать это, особенно теперь, было абсолютно незачем. Не думать о будущем и ничего не ждать – в юности он, как ему казалось, в совершенстве овладел этим тяжелейшим, страшным искусством. Теперь приходилось переучиваться заново.

В один прекрасный день Евгений увидел вздымающиеся вдали, мохнатые темно-зеленые холмы и белые крохи чаек над берегом.

– Индия – чудесная страна, но малость отстает от Америки в плане комфорта, – с усмешкой говорил Геррейро. – С непривычки – чистый ад. До консульства вас проводит…

Он кивнул на боцмана Пиньо, и тот показал Евгению большой палец, давая понять, что волноваться не о чем.

Капитан вынул из кармана ворох долларовых бумажек.

– Вы говорили, у вас нет семьи в Штатах. Если вдруг не удастся доказать свою личность, садитесь на поезд и езжайте в Мадрас, это юго-восточное побережье. Там живет мой добрый знакомый, профессор Грэм Стрикленд. Он даст вам крышу и возможно работу. Просто передайте ему записку от меня. Вот адрес.

Он протянул Евгению деньги и сложенный вдвое листок.

– Удачи, Джек!

Они с искренним пылом пожали друг другу руки.

Наделенный ярким воображением и опытом, Евгений довольно живо представлял себе, что его ждет, но, все же, недооценил реальность.

Бомбейский порт встретил его необычайной толчеей и мешаниной образов, звуков и запахов. Кругом были орды темнокожих, полураздетых людей, с дико вытаращенными глазами, орущих что-то на тарабарщине, что-то куда-то несущих, катящих, размахивающих руками и лезущих под ноги. У всех были черные, жесткие, словно грубо сделанные парики, волосы. Громадные передние зубы блестели из-под смоляных усов. Все вели себя так, словно нигде на планете не было, да и не могло существовать иной жизни.

Белые чалмы, горы гнили в тучах мух, глиняные горшки, сети с бьющейся рыбой, сверкающие от пота медные спины грузчиков, ревущие ослы и зеленые попугаи в клетках…

Новая реальность накрыла шатром, сомкнув за спиной двери.

Не уставая озираться, Евгений спешил за своим провожатым, вдыхая всю безумную палитру индийских запахов разом: от зловонных отбросов, до тонких специй.

Кто-то сзади за секунду обшарил ему оба кармана брюк и, мелькнув босыми пятками, скрылся в толпе.

«Мальчишки!» – спохватился Евгений.

Деньги Геррейро, к счастью, лежали в нагрудном кармане. Но зевать явно не стоило.

В лицо ткнулась мертвая кривая морда акулы-молота. Ступня утонула в грязной жиже. Тачка, груженная углем, чуть не сшибла с ног.

«Вот уж и впрямь: колыбель цивилизации!» – только и оставалось констатировать Евгению. – «Если Рио – город, которому нечего скрывать, то Бомбей – город, которому скорее нечем прикрыться! Да и незачем. От кого?»

Народ, который (при своей-то истории!) никогда не брался учить всю планету, как ей жить, безусловно, имел такую привилегию.

Пиньо оглянулся проверить, жив ли Евгений. Сам он чувствовал себя здесь, как рыба в воде.

– Быстро-быстро, сэр!

Миновав бушующий порт, они без передышки окунулись в человеческую реку. Массы мужчин в светлых одеждах, цветастых женщин, телег, рикш и редких автомобилей – все плыло в нескончаемом гуле, какого Евгений не слышал за всю свою жизнь.

Воздух был сух и грязен. С каждым дуновением в рот лезла ни то крупная пыль, ни то мошкара.

– Преисподняя, а не город! – щурясь и отплевываясь, злился Евгений.

Он понял, что англичане, ради собственного блага, ни в коем случае не должны уходить из Индии. Иначе у этого древнего котла просто сорвет крышку, затопив густой сладко-соленой, кипящей кашей весь высокомерный западный мир.

«Едва они узнают, насколько бедно живут… и прочитают Маркса!»

Навстречу шли девушки в пестрых, чарующих одеяниях, с красными пятнышками во лбу. Большеглазые, носатые, белозубые, в золотых браслетах и увесистых серьгах, но часто босые.

Евгений во сне не мог представить столь прекрасных и, вместе с тем, гротескных женских лиц.

Утомленно-гордый англичанин, в белой униформе делал вид, что контролирует движение.

Внезапно Пиньо схватил Евгения за рукав и потащил к трамваю. Они втиснулись в толпу. Евгений отчаянно прижал руку к карману с долларами. Увидел какого-то страшного нищего в блохах и струпьях, тычущего себе щепотью в беззубый рот.

Трамвай был вполне европейский, но с мелкими решетками вместо стекол, похожий на арестантский вагон.

Стиснутый со всех сторон, Евгений видел кусочек окна, а за ним проплывающий город. Вот только назвать это городом было нельзя: руины, хибары, тряпье, кучи мусора, снова руины, храм, мусор, хижины, чей-то богатый дом, обнесенный стеной, тряпье, коровы, загаженный базар, халупы… Голые дети плещутся в луже.

Евгений ни секунды не забывал, из какой «экзотической» страны он сам выбрался в мир. И все же…

«Нежели, они в этом живут?!»

Он подумал, что где-то, несомненно, должны быть богатые кварталы англичан и индийской знати с идеально чистыми улицами, новыми домами и журчащими фонтанами. Просто знакомство с Бомбеем началось не с того конца.

Томительная поездка казалась вечной: город, какой бы жалкий вид он ни имел, был просто огромен.

Наконец, путники вырвались из душного плена и, поправив на себе костюмы, двинулись вверх по одной из центральных улиц. Они шли в направлении недавно воздвигнутых знаменитых Ворот Индии и главного вокзала с непроизносимым названием.

– Бомбей наша слово! Это мы придумывал Бомбей, – сказал вдруг на ломанном английском боцман, почесывая бакенбарды.

Евгений не понял.

– «Боа байя» – по-португальски это «хороши бухта»!

– Вот это да!

Евгений поставил бы что угодно на то, что «Бомбей» – исконно индийское слово. Оно, прямо-таки, лучилось индийским зноем, запахами и диким гомоном улиц. Но оказалось заимствованием.

В паре метров над головой пронесся орел. Евгений взглянул вверх и увидел с десяток этих гордых птиц, реющих в вышине. Пониже, истошно каркая, носились черные вороны.

Их присутствие придавало центру Бомбея, застроенному рыжевато-бурыми колониальными зданиями и затененному листьями пальм, какой-то тревожный, почти готический шарм.

По проезжей части проскакала взбудораженная чем-то корова. Авто, с сидящими в нем европейцами, истошно взвизгнув, едва успело затормозить.

Индийский полицейский в высокой шапке бросил грозный взгляд на сидящего на газетах торговца снадобьями, украдкой получил от него монету и прошел мимо.

Укутанная в платки бровастая девушка, как призрак возникла сбоку. Указала щепотью на рот. Пиньо и Евгений прошли мимо.

В пыли, под пальмой валялся костлявый полутруп, в истлевших обносках, с совершенно черными ступнями.

– Англичане их отсюда выкидать, они, все равно, каждый день здесь! Много, очень много бедные люди в Бомбей! – вздохнул Пиньо.

Евгений все яснее понимал, что никакого иного Бомбея просто не существует, что в этом он весь. Перед ним была вся Индия! По, крайней мере, вся ее городская часть.

– Консуладо! – тоном гида молвил вдруг боцман, кивнув на солидное здание с американским флагом за каменной стеной. – Вы ходишь туда, я быть здесь. Если все хорошо, вы мне говори. Если плохо – тоже говори.

– Спасибо! – жеманно озарился Евгений.

Он ясно понимал, что здесь ему делать нечего. Он был гражданином Франции, а не Америки (спасибо заботам Лариного отца). Но, приди он даже во французское консульство, его бы приняли за обычного русского проходимца без гроша в кармане, взалкавшего Елисейских полей.

Помнил он и о своих проблемах с американскими властями, закончившихся взрывом в здании Бюро Расследований. Связываться с ними совершенно не хотелось.

Евгений несмело подошел к воротам, возле которых стоял, переминаясь, подтянутый охранник.

Потом, со вздохом, вернулся к Пиньо. Предложил ему, не теряя напрасно времени, идти на «Валенсу», для убедительности вынув из денежной пачки пару банкнот.

Боцман нахмурился. Затем понимающе кивнул и показал большой палец.

– Ясно… Хорошо, друг! Эста бем! Я не знаю про ваш дело. Пока!

Он удалился, спрятав гонорар под рубашку.

Откупиться от него можно было и подешевле, но Евгений никогда не блистал прагматизмом. Лишь потом он подсчитал, что лишил себя четырех сытных обедов в хорошем кафе.

«Осел!»

Узнав у стража консульства путь (опять забыл, что не должен просить помощи!) Евгений двинулся к вокзалу.

Колоссальных размеров дворец с куполом и циферблатом поначалу ввёл его в заблуждение: Евгений был уверен, что это правительственное здание, дом губернатора, но уж точно не вокзал.

– Бомбей-Мадрас, сегодня, в семнадцать-тридцать, третья платформа, – рутинно проговорил, сидевший за конторкой молодой англичанин, с лицом неуверенного в себе школьника. – Вагон номер четыре – первый класс… Вас устроит, сэр?

– Н-нет, – Евгений помотал головой, вспоминая, сколько лежит у него в кармане. – Я… мне нужен третий класс!

Эти слова произвели на юношу странное действие. Он подался назад, и, раскрыв по-рыбьи рот, недоуменно заморгал глазами, словно стоявший перед ним Евгений вдруг превратился в слона.

– Первый класс? – почти утвердительно произнёс он, решив, что ослышался.

– Третий, – настоял Евгений.

Англичанин глядел на него, как на помешанного.

Евгений ощутил неизъяснимую злобу. Злобу на английский снобизм, на их брезгливую чопорность, на их язык, где слова «first» и «third» подлейшим образом созвучны.

Кассир осторожно показал Евгению три пальца и загнул два из них.

– Первый?

– Третий! – вспылил Евгений, ткнув ему в окошко три пальца. – Третий, третий! Что, не ясно?!

Англичанин недоуменно скривил рот. Мельком оглядел наряд Евгения, который после всех пережитых злоключений, был все еще неплох. Потом наклонился к своему коллеге и шёпотом стал спрашивать совета.

– Издеваетесь, да? – выдохнул Евгений сквозь зубы.

Оба британца взглянули на него с укором и начали наперебой объяснять ему, что ехать с местным населением небезопасно, что они не гарантируют сохранность его имущества, жизни и здоровья, в том числе психического…

Евгений рявкнул, чтобы давали билет и с какой-то дьявольской гордостью в глазах объявил, что он русский.

– Да, скифы мы! – проворчал он, суя билет в карман.

Впрочем, ему ещё предстояло оценить заботливость персонала. Когда, зайдя в грязноватый, зарешеченный вагон, где длинные пассажирские скамьи тянулись вдоль стен, он увидел жмущихся к краям индусов и пустую секцию в центре с деревянной табличкой «зарезервировано». Им объяснили, что треть вагона принадлежат белому сахибу и больше никому.

Евгений мог бы засмеяться, но лишь махнул рукой и сел на скамью. Он вспомнил, что Бунин на одном из своих вечеров описывал похожий случай.

Поезд тронулся.

Казавшийся прежде бескрайним, Бомбей закончился неожиданно скоро. За окнами поплыли выжженные, рыжевато-зеленые просторы равнин, разлапые деревья, сумрачные лохматые дебри и сизые призраки гор вдали.

Пестрая вагонная публика вела себя на удивление тихо. Лишь порой плакали грудные дети. Ни один кошмар, предсказанный кассирами, не спешил воплощаться в жизнь.

Ехавшая по соседству с Евгением семья индусов нянчила двух маленьких детей. Ухоженная старушка в очках, ласково рассказывала что-то годовалой внучке и в перерывах обменивалась улыбками с сидящей напротив, глазастой красавицей-дочерью с громадной, как кобра черной косой. Бородатый отец в чалме толстым пальцем нежно щекотал двухлетнего сына.

Евгений вдруг понял, насколько глупы все его чванливые придирки к индусам, к их стране, которая тысячи лет жила и проживет без таких, как он.

«Они у себя дома, я нет…» – мысленно вздохнул Евгений.

Он попытался вспомнить, как давно у него был свой дом и семья, а не что-то на них похожее. Память уносила в блаженное детство.

Время от времени поезд останавливался на станциях. Евгений видел множество сидящих на земле смуглых и черных людей, среди которых расхаживали, резко покрикивая, торговцы фруктами, орехами и пряностями.

На одной из таких станций в вагон зашла высокая красивая, одетая, даже по индийским меркам, причудливо, особа, чьи руки с тыльной стороны были покрыты изумительной паутиной тонких узоров.

Не говоря ни слова, она принялась затейливо и звонко хлопать в ладоши, прищелкивать пальцами, всячески привлекая внимание.

Потом взяла протянутую руку одного из пассажиров и стала внимательно изучать, водя пальцем по ладони.

«Прорицательница!» – сообразил Евгений.

Незнакомка ходила от одного человека к другому, позвякивая мелочью в жестяной коробочке.

Евгений задумался о чем-то своем. Он не заметил, как гадалка вдруг возникла прямо перед ним и, блеснув жемчужной улыбкой, жестом попросила его руку.

Евгений дал. Он сомневался, что она знает английский, даже если, и правда, способна видеть будущее. Скорее, ему просто хотелось полюбоваться ее хрупкими расписными руками.

Гадалка поводила ногтем по линиям на ладони Евгения. Подняла на него взгляд и…

Евгений не понял, что произошло. Ему почудилось, что он случайно сделал в ее адрес непристойный жест. Или от его ладони пахнет чем-то скверным.

Лицо вещуньи помертвело. В глазах холодно зияли отвращение и страх.

Она выпустила кисть Евгения, заморгала, потом натянуто улыбнулась и быстро отошла подальше.

«Объективная оценка пройденного пути и перспектив…» – со свинцовой самоиронией подумал Евгений.

Во второй половине следующего дня поезд прибыл в Мадрас.

Евгений часа два бродил по незнакомым и столь же пугающим, как в Бомбее улицам, тщетно спрашивая дорогу.

На закате, весь покрытый дорожной пылью, он-таки пришел к симпатичному частному дому за невысокой оградой, расположившемуся на тихой живописной окраине.

Во дворе играла пятилетняя индуска. Евгений сделал ей ручкой и попросил позвать профессора Стрикленда.

– Питаджи! Сахиб! Сахиб! – взволнованно закричала девочка, убегая в дом.

Скоро в дверях появился одетый по-европейски, лысеющий, полноватый индус, очевидно, ее отец.

– Добрый вечер! – заулыбался Евгений. – Профессор дома?

– Уехаль! Уехаль! – замахал руками мужчина. – Профессор уехаль!

Он жестикулировал так яростно, словно Евгений уже в десятый раз приходил с одним и тем же вопросом, не понимая человеческих слов.

– А к-когда он…

– На польгода уехаль! Профессор Стрикленд в Англии!

Евгений почувствовал, как на него наваливается знакомая безнадежная каменная плита.

– А тогда… м-м… Вы разрешите мне хотя бы переночевать? Я…

– Нет, нет, нет! Профессор строго запрещает! Нельзя, мистер! Никак нельзя!

Он махнул рукой и направился в дом.

С минуту Евгений ждал, что он снова выйдет, быть может, с каким-то ценным указанием. Но тот, видимо, решил, что вопрос исчерпан.