Пути Империи. Лисья Охота

Самые пакостные из жен чертей: лисица оборотень, да девушка кошка с сукой-собакой ушастой, которая развратница в вечной течке. Называют их духами, да богинями. К изображениям их гадким особое почтение выказывают, дары преподносят: кур режут, кровь свиньи в блюдца наливают, да семя мужское стаканами по вечерам преподносят. Молятся как святым, милыми называют.

Подушки с сеном в их образах сшивают, да спят с ними, как с супругами. Что грех есть и распутство!

Фигурки их в вино да кашу обмакивают и похабно облизывают, собираются гурьбой и изображения их нечестивые рассматривают.

А утром, как будто ничего и не было, идут в наш храм божий. Богу молятся и императора почитают. Это всё грех многобожия, недопустимый для истинного верующего.

Прошу вышестоящие церковные инстанции разрешить организацию сожжения изображений девушки кошки и прочих идолов поганых. Дозволить изъятие у идолопоклонников греховных подушек в образе демонических баб и мужиков. Запретить фигурки истуканов и прочую ересь.

Из Сборника Неизданных Святых Текстов мученика северного просвещения имперской церкви, первосвященника Халкидосса, епископа Фивинского Агафадора.

Девятый день, третьего месяца весны, 1125 года от образования империи.

Провинция Халкидосс, город Халкида.

Только одно пугало в этой комнате больше, чем разложенные по боковым столам орудия пыток – её обыденность. Она ничем не походила на страшные казематы из слухов, которые расписывали помещения Приказа Тайных Дел как темные подземелья, залитые кровью. Где обязательно присутствовали штабеля из тел невинно замученных. По сплетням был и хитрый подземный кровосток, по нему в ближайшее болото должна была стекать кровь убитых задержанных.

А тут, внутри, оказалась практически простая канцелярия. Вероятно, даже подвала не было.

Обыденными были и служащие, говорившие, казалось бы, на самые обычные темы:

– Я тебе Фокий покажу еще! Вот как ты прошение заполняешь? – толстый служащий в черной одежде, на которой выделялся лишь серебряный жетон в форме морды злобно оскалившейся собаки, укоризненно поглядел на подчиненного. – Ты вот сюда посмотри. Что это за письмо? Черт голову сломит, ничего не понятно!

– Виноват, господин сотник, – склонился в уставном поклоне широкоплечий подчиненный. Он также был облачен в черную одежду, но с бронзовым знаком на груди.

В этот момент из узкого окошка на большой письменный стол упал лучик солнечного света.

– Никак время наступило? А я даже лечебный отвар что мне Дора принесла не выпил. А ведь это её мать собирала, корешки всякие, по рецепту из своей деревни. – Лицо старшего служащего выражало полную благодарность жене и дочери, а глаза наполнились добротой.

– Ваша дочка Дора заботливая, она…

– Так, Фокий, ты тут про дочь мою забудь, нашёл о чём говорить! – взгляд чиновника стал рассерженным. – К ней скоро такие сваты придут, что ты… Да что там! Она в школе при церкви вместе с сыном советника городского учится. Еще и жене купца второй гильдии мила, у которой третьему сыну срок женитьбы подошел. А тут ты? Они умные и богатые. А у тебя лишь жалование наше, да мать праведная с халупой.

Фокий не успел и начать оправдывать свой дом, который несправедливо обругали, как раздался приглушенный звон колокола. Люди в черном повернули свои головы к третьему присутствующему, который с нескрываемой злобой смотрел на них, был хитро связан веревками и не шевелясь лежал на грубо сколоченной деревянной скамье.

– Точно, время пришло. Опрос осужденного начался в в установленном порядке, в установленное время, после установленного сигнала, – проговаривая каждое слово записал упрощенными иероглифами старший служащий. – Опрос проводили дознаватель Фокий, под началом сотника службы Евграфа…

Пока офицер продолжал записывать шапку документа, дознаватель подошел к угловому столу:

– Господин, чем работать?

– Так, сейчас. Зрение уже не то, – толстый служащий прищурился, глядя в документ, – он уже осужден, значит не имеет полных прав подданного. Радуйся! Сегодня не очень грязно выйдет. По положению о наказаниях и казнях, щелкунчика бери.

– Ну и как мне орехи есть потом, после такой работы? Мать насобирает, расколоть то я их расколю, но потом есть противно.

– Фокий, отставить болтать.

Осужденный в ужасе, который сменил недавнюю злобу, увидел инструмент. Две железные пластины были скручены тремя гигантскими винтами. Ничего сложного в этой надежной конструкции.

– Господин, да я от нервов говорю. Мы ему сейчас кляп вынем, он орать будет. А потом еще забрызгает тут всё, мясо затем его раздробленное резать, кровь останавливать прижигая.

– Да прекращай ты про мясо, опять расчувствоваться вздумал? – сказал Евграф. – Мне вот жена барана зажарила на углях. Так запах такой же, как от этих. Но аппетит не пропадает. Хотя Доре я лучшие кусочки отбираю, вся надежда у нас стариков на неё. Сын дурак, прямо как ты, только в страже городской жопу просиживает.

Тем временем Фокий закрепил устройство на лавке, в которой оказались специальные пазы, с силой отжал большой палец связанного, начал его заправлять в механизм. Повернул голову к начальнику:

– Господин, разрешите спросить? Цель дознания ясная, выпытать где дружки его. Но в чем его обвиняют?

– Так ясно в чем, учи положение о наказаниях и казнях. Устройства напрямую от вины зависят. Разбой, убийство. Этот эээ… В банде разбойников был, которую позавчера взяли. Суд их, за неимением оправданий, сразу приговорил, – усмехнулся начальник. – хотя, ради тебя и выписку из дела прочту.

Евграф прищурился, глядя в документы, вдруг глаза его на секунду расширились:

– Знаешь? А я ведь наставник твой? Учить тебя должен?

– Ну да, – удивился неожиданному повороту Фокий.

– Вот, помогу тебе, покажу, как пальцы дробить, как потом мясо отрезать и прижигать, чтоб дожил гаденыш до следующего этапа. А то в прошлый раз заляпал ты всё, грязно работаешь. Прошлый у тебя на первом этапе чуть не помер.

– Господин, а сделал-то он что?

– Всё что я перечислил, а ещё изнасилование девочки маленькой, групповое. Доставай у подонка кляп!

Девятый день, третьего месяца весны, 1125 года от образования империи.

Гостиница в провинции Халкидосс, город Халкида.

Вокруг, в темной и спокойной норе, было сухо. Бегали маленькие лисята, две сестры и её братик, мама лиса вдруг появилась у входа в нору, принесла поесть. Охотится сама она еще не умела, но вкусная пахнущая кровью еда вызывала радость, а затем некоторое умиротворение от набитого брюшка – спасибо маме лисе! Сон.

Она оказалась среди яркой и зеленой травы, брат лис отобрал у неё вкусную гусеницу, она пыталась его покусать, но в итоге быстро позабыла обиду. Тогда она была не злопамятна. Лисята начали весело играть. Счастье новой жизни, радость солнечного лета. Вдруг снова забытьё.

В этот раз она увидела кошмар, что-то злое и страшное пыталось пробраться в нору, клацало зубами и рьяно рыло лапами. Из глубин сознания появилось слово «волкодав». Впрочем, тогда она его не знала. Мать и уже подросшие брат с сестрами поспешали к другому выходу. А там был человек, он испугался хватать взрослую лисицу, та зарычав отпрыгнула от охотника. Мама убежала в лес. Но в руки человека попали её сестры и брат. Навсегда пропали в мешке. Она успела ускользнуть от расставленных пальцев безволосой руки, вернулась в нору и сжалась в комок. Через какое-то время враги ушли. Затем темнота, голод. Мама и другие не возвращались. Наступило ощущение ужаса смерти.

И тут она уже взрослая, вокруг мокрый снег с ледяной коркой, за ней гналась стая волков. Ран на теле нет, зачем она им? Впрочем, мысли уже почти человеческие, она уже не совсем животное, так как обрела сознание. Сколько раз зима сменила лето к этому времени? Считать лиса не умела, поэтому и не знала. Она выбилась из сил, но в исступлении бежала от угрозы. Яркий белый снег, путающий лапы, превратился в свечение и занял всё сознание.

Она уже сильна. Убила медведя и разодрала его шкуру, из аккуратно расколотого черепа гиганта вытекала кровь, бурая шкура практически не пострадала. Лисица уже давно встретила своего учителя и первого по-настоящему осознанного любовника, тоже сильного лиса, но мудрого – ещё бы, он научил её говорить! А лесной медведь? Просто эпизод из той истории. Рядовая жертва игры… Ничего интересного. Хотя на следующий день случилось предательство, изменившее всю её жизнь. Были первые слёзы. Слезы у лисицы? Ей уже не казалось это удивительным.

Вдруг зазвенел обеденный колокол, звон шел из церкви перебивая обыденный шум города. Девушка резко проснулась, прервала беспокойный кошмар. В первый момент она попыталась вспомнить эмоции нахлынувшего на неё сновидения. Что там было? Радость, любовь, животный ужас, охотничьи инстинкты, обида? Но из всех них остался только гнев. Что ей снилось?

В её глазах горел демонический огонь, такое часто случалось в бою. Зрачки в подобном состоянии нельзя показывать людям, как и свой истинный облик – человечки боятся и ненавидят тех, кто сильнее, мудрее или счастливее.

Девушка старалась успокоиться, но прикоснувшись рукой к своей щеке обнаружила следы слез. В медном зеркале, висевшем на стене, демон увидела очень милое лицо, образ которого она украла у одной из давно позабытых красавиц – личина эта ей до отвращения надоела, но, прежде чем она покинет город лучше обличье не менять.

Улыбнувшись оскалом идеальных, острых и белых зубов, она высунула неестественно длинный алый язык, утерев им свои слезы. Выглядело это ужасно, пошло и одновременно комично.

В комнате постоялого двора кроме неё никого не было, это и хорошо. В последнее время любовники надоели, все оказались слабыми и бесполезными. Нет даже простых шаманских сил, нет вкусных эмоций. Даже никчемных денег в этой части страны стало мало. Как так жить?

Несколько веков назад народ был другой. Раньше она высасывала настоящую вкусную любовь, руша счастливые браки с истинной страстью. Вызывала сладкий гнев князей, испепеляющий города. Эпидемиями навлекала терпкое отчаяние на целые селения. Устраивала солоноватые на вкус предательства, губившие целые горные кланы.

Она ещё помнила, как в древности извела династию мелких царьков интригами, отчего попала в ряд уже полузабытых летописей.

Всё это её природа: питаться энергией теряющих власть, получать силы от негативных эмоций, становиться сильнее от чужих страданий. Тогда она стала богиней для местных племен…

Потом сюда дошла церковь, со своими праведными идеалами. За церковью приплелась империя, которая уже имела мощь бессмертных, силу дворянства, целые легионы солдат. После проигрыша в войне бывшие боги, а теперь демоны, стали скрываться. Кончились сытные дни анархии: мелких королевств не стало, кровавые битвы кланов прекратились, последняя большая эпидемия была прервана церковью.

Пускай костры с трупами дымили несколько недель, а сотни людей, изолированных в своих деревнях, умерли, проклиная жестокого императора. Всё это лишь объедки от былой мощи ранее съеденных эмоций.

Выходит, империя укрепилась? Как долго ей удастся прятаться?

Питая душу человеческими страданиями, она набирала силу сотни лет, получила много уроков. Но не стала самым могущественным существом под солнцем. Силы набрала много – но нет, сильнейшей не стала, вознестись в поднебесье не сумела. И уже точно не сможет, она знала об этом.

Пусть люди зовут её демоном и боятся ей подобных, они просто слабы и глупы. А она лишь простая и вечно молодая лисица. Получившая по непонятной причине извращенную человечность. Пережившая шестьсот осмысленных лет.

С приходом церкви и империи быть демоном стало сложно, а местами невыносимо. Человек обладающий настоящими силами и знанием мог определить истинную личину оборотня. Бессмертные герцоги зачастую без особых усилий видели истинную природу её силы. Хорошо, что не все.

Хотя некоторые виды демонов, без реальных сил, легко уживались с людьми. Жили и прятались даже в столице. Лиса знала одного демона дослужившегося до заместителя главного канцлера во дворце императора. Даже бесполезная среди настоящих демонов певчая птичка с легкостью устроилась главным глашатаем в столице.

Хамелеоны и хамелеонши легко работали в публичных домах. Разного рода пресмыкающиеся находили место в среде чиновников. Но и проказы их были слабенькими, только и могли что поссорить, оболгать, украсть, устроить оргию или опозорить кого. Мелочные твари, с ничтожными силами. Этой немощи всесильные герцоги точно не распознают.

Настоящим демонам, которые горы сворачивать и творить реальное зло умеют уже приходилось прятаться – по всплескам силы они сразу заметны, чем больше демоническая мощь – тем заметнее. Среди всех реально сильных демонов, только лиса могла успешно маскироваться в крупном городе, да и то старалась в них долго не задерживаться. Другие сидели в лесах, да в дальних пещерах.

Зазеваться на людях было легко, бывало, что спадала маскировка на секунду, а какой паршивый князек или слабосильный и безобидный барончик начинали вопить как резанные, работать и жить мешали.

Победить большинство людей и дворян просто, но всплеск силы уже других – сильных, взбудоражит.

Отказаться от сил и жить как человек? Она бы так не смогла, после того как побывала в роли молота очень сложно превращаться в наковальню.

Учтя все опасности нового мира и свою сущность с повадками, лиса выбрала для обитания родную и самую малонаселенную провинцию на севере, известную как Халкидосс. Изредка появлялась в её главном городе.

Вот и сейчас, за закрытым окном комнаты шумела торговая улица, спускавшаяся к заливу. Порт был утыкан сотнями мачт различных кораблей. Те, что побольше, стояли далеко от берега, ближе к деревянным причалам и каменным волноломам сновали малые лодки, редкие новомодные яхты богачей брезгливо проплывали мимо торгового порта, пока тяжелые гребные баржи принимали в себя различные грузы. Боевая галера ощетинилась тяжелыми самострелами на главном рейде бухты.

В торговом месте на берегу моря всегда шумно. Халкида будучи главным городом провинции славилась своими товарами. Отсюда на юг уходили многочисленные богатства севера, но затхлые лачуги, раскинувшиеся у берега, этого не замечали. Тут жил и работал простой люд, наводили коррупцию мелкие чиновники, стражники по своим делам искали проституток. Профессиональные нищие готовы были выпросить то, что еще не украли опытные карманники. Лиса это видела.

Были и совсем мелкие дела, на одной из скотобоен пришедшая на базар крестьянка рожала, под предводительством расчувствовавшегося мужа. Тот помогал любимой как умел, в основном громким словом и немного подзатыльниками.

Рядом покупали зерно бородатые купцы, они ругались, скидывая и так небольшую цену. А еще дальше, за тюками с варварским войлоком, портовые грузчики избивали должника. Бурная жизнь кипела, только подвыпивший бритый пилигрим сохранял умиротворение, заснув в портовом борделе.

По всей Халкиде человеческая бедность концентрировалась вокруг товарного богатства, а через труд была с ним близка и одновременно далека. На всё это безумие с гор смотрели богатые усадьбы. Знать обнесла свою жизнь крепкими стенами, выставила сотни охранников, создала свой собственный правильный мир, посреди бардака совершенно иной действительности.

Десятый день, третьего месяца весны, 1125 года от образования империи.

Провинция Халкидосс, городок Фивин и его окрестности.

– Кажись, дождь перестал, – с удовлетворением заявил Харитон, обращаясь к новому знакомому.

– Да как сказать? Нам то что? Что холода, что дождь и солнце. Всё идти, – ответил длинный молодой человек.

Вместе они шагали в веренице людей, держались рядом и несли на спинах тяжелые корзины с грузом, закрепленные через плечи на толстых кожаных лямках.

– От сырости волдыри на ногах гнить начинают, – потряс ногой с насквозь промокшим башмаком Харитон.

– А это, как положено. Всегда так. От дождя ноги гниют, от солнца кожа краснеет, чернеет и иногда даже вспучивается. Если грязи на шее нет, она у меня знаешь как от солнца краснеет и болит?

Харитон, которого родной дед продал купцу Варсису, на удивление быстро прижился в «торговой» команде. Он с детства привык к работе в поле, затем с дедом и другими переселенцами долго добирался до края империи, за новой жизнью. Привык почитать старших и более опытных в общине. Терпеть придирки и злые шутки. А значит быстро занял в команде необычного купца своё место, то есть, выполнял все поручения старших.

Такое же положение занимал и Клык, ставший его собеседником. Прозвища использовались людьми Варсиса повсеместно. Самого купца называли уважительно Папой, а вот Харитона назвали Хвостом. Тоже не плохо, ведь были в основной команде Горшок, Сверчок, Молчун с Одноглазым, да и других человек сорок набиралось.

– Ты с нами недели две уже? – спросил Клык.

– Так. Эээ, около того, три, – Хвост пытался точно вспомнить, но что-то ему мешало.

–Я как тебя увидел, так думал, что ты не сможешь… Загнуться решишь после первого же Папиного дела. Под кустом любым. А ты молодец, выдержал.

– Да я то что? Я Горшка держался.

– Ловко ты тогда сработал, стражник этого не ждал. Ну, того, что ты сзади его палкой огреешь! Уже мечом даже замахнулся по нашим. Я-то думал старому висельнику конец…

– Ты про Горшка?

– Ну да, про глиняного, – заулыбался Клык.

Они шли и вспоминали свои недолгие приключения. Варсис, он же Папа, был не простым купцом. Рядом с городами и большими поселениями он выглядел добропорядочным человеком. А вот на тракте, да в прочих отдаленных местах, проявлялась его реальная сущность.

Вдали от крупных селений, плохая купеческая команда становилась отличной ватагой разбойников. А кто узнает, что в дремучем лесу приключилось? Особенно, если свидетелей убивать.

Поначалу Харитон испугался, но быстро втянулся в такую работу. От него ничего нового не требовалось, драться худо-бедно он умел.

Как-то толпой, еще в деревне, он с двоюродным братом и старшими пацанами аж сына кузнеца ногами забили. Харитон, конечно, не бил, но вместе с другими младшими громко ругался на разбитого гиганта. Который был повержен аки дух земли в проповедях Единой Церкви. Здоровый был парень. Хорошо не раскрылось тогда преступление, честные все в деревне оказались. Никто не донес страже – не зря дети одной общины. Наказали тогда по заслугам зажравшегося сынка кузнеца, не будет их девок привлекать и медью перед глазами светить.

«Авось и сейчас с наказанием пронесет.» – эти мысли успокаивали Хвоста. Но что-то не давало покоя, с того случая смертоубийства в родных краях, начал Харитон церковь посещать усерднее, про грехи слушать и про праведные дела. В голове тут же всплыла вереница странных мыслей: – «Где тут та церковь? А те богоугодные дела кому помогли? Мать с отцом праведниками были, да в бедности умерли. Дед с сестрой теперь где? Нету уже ничего…»

И вот случилась у Харитона новая община, разбойничья. А болтают в ней некоторые похлеще святош монахов. Заслушаться историями можно, и песни их у костра за душу цепляли лучше любого псалма, например словами: «На путь кровавый по-грабительски правый. Марш, марш вперед» …

Что там дальше было? Харитон точно не помнил – про трон чей-то который надо мочой окропить… Кажись такое.

Впрочем, петь ни Клык, ни Сверчок, ни сам Харитон не умели. Чаще других слушали. Кого он слушал? Кто пел? В памяти всплывали расплывчатые фигуры у костра, ничего больше.

За две с половиной недели Хвост свыкся с судьбой, слушал команды, скручивал сопротивляющихся, держал руки кому надо и когда старшие требовали. Хвалили его в ватаге.

– Так к торгашам со служаками и положено относится честному человеку, – говорил ему купец Папа.

Сомнения настигли Харитона лишь в горной деревеньке. Пускай дикари и безбожники, но обычные люди. За что с ними так обошлись? Мужиков с детьми повырезали, а баб насильничали несколько дней. Выбрались оттуда недавно, засиделись в гостях. Он сам никого не насиловал. Кажется, еще не убивал, во всяком случае ему так казалось.

Как эта деревенская история приключилась? Узнал Папа что проезжает герцог какой-то по окрестным дорогам, решил от благородного спрятаться, затихариться. Умный он, знает своё место. Нашли они дальнюю деревеньку в горах. Баб вслед за мужиками убили, но побратимы разбойнички прежде с ними повеселились. Харитон только смотрел. Возбуждало его это, заводило. Чувствовал он себя человеком. Но самому подойти было страшно, неуверенность верх брала.

– Знаешь Хвост? Я пожиже тебя, —тихо сказал Клык. – Я лишь через полгода в общем веселье смог находиться. Человека первые месяцы вообще бить не мог. Ночью заснуть пытался и не выходило, чертовщина снилась. Крови боялся, а ты прямо вперед в схватку летишь, не робеешь.

– Это ты городской, в подмастерьях плотника работал. Я-то крестьянин, кровь видывал. Что петуху голову рубануть, что свинью зарезать. Могу и кишки какие на колбасу пустить. Всё мы… С двоюродным братом батрачили. А какая разница чья кровь? Свиная или куриная?

– Ну это ты скажешь, я тебя уже и бояться начинаю. Вон Молчун тоже деревенский, а ведь не меньше меня переживал, может и больше. Молчит ведь теперь, кто его поймет?

Было совершенно непонятно, похвалил его Клык или же упрекнул? Харитон, сам не ожидая, выловил в памяти чудом сохранившиеся святые наставления, подумал про цену крови человеческой.

Тут церковный треугольник на груди как-то особенно неудобно повернулся на веревочке, еле заметно уколол под ребро, костлявое тело аж вздрогнуло. На секунду он увидел кровь на своей руке. Пригляделся – нет ничего, обычная рука. Что за наваждение? Вот тебе и символ благой веры.

Глава 4. Встреча

По когтям да по зубам зверей знать, а человека по глазам видать.

Народная мудрость.

Одиннадцатый день, третьего месяца весны, 1125 года от образования империи.

Провинция Халкидосс, город Халкида.

Местная канцелярия Приказа Тайных Дел несколько месяцев шла по следам банды, вот и от отдела дознания прибыли новости, информацию дали ранее захваченные убийцы. Оказалось, что основная часть ватаги действует, выдавая себя за торговцев. Поддельный патент на имя купца Варсиса давал им возможность свободно продавать награбленное. В последний раз команду ложного торговца видели в небольшом городке Фивине. Именно туда и направился одетый в черное отряд.

В первый же день были высланы конные разъезды, но основные силы выдвинулись в сторону вышеуказанного городка не спеша. Сначала собрали обоз, подобрали людей, предупредили местных агентов. Долго искали служащих с талантом к передаче мгновенных сообщений. А таких везде не много.

Добравшись до места, остановились на большом постоялом дворе, воткнутом на пересечении трёх горных дорог, заняли почти всё здание.

Дело осложнялось неожиданным обстоятельством. В городке, где показалась банда проявился один из бессмертных, который по статусу был никак не ниже консула или легата всей провинции. Скорее всего выше. А значит надо принимать в расчет не только дело, но и внимание всего чиновничества.

Кровавую банду душегубов сыскать в малонаселенной провинции всегда сложно, свидетели убиты, а вокруг никого. Проходит несколько месяцев, прежде чем кто-то набредет на вырезанный хутор, заметит на лесной дороге прикрытые и заросшие травой следы разбоя. Большую часть улик и трупов, скорее всего, вообще не найдут.

Командующий приказа рассчитывал провести операцию по горячим следам, выдвинуть основные силы к окрестностям Фивина, перекрыть выходы с относительно небольшой территории, постепенно стянуть удавку на шее банды. Думая над операцией, он закончил рисовать иероглиф силы на серой высококачественной бумаге, немного похожей на пергамент.

Командующий отложил кисть простого беличьего меха, предварительно смыв чернила. Подозвал помощника:

– Терис положи это в мой походный планшет на седле, – начальник протянул листок с аккуратно выведенным иероглифом, – по дороге изучи, вдруг пригодится, он не сложный.

– Так точно, господин Лавр.

Руководитель самой древней из имперских охранных служб, на территории провинции, одевался в уставную черную форму, как и большинство его подчиненных. Главной их задачей было ведение всех дел, связанных с дворянством, из чего вытекало расследование любых дел с участием святых сил и борьба с демонами. Вторая задача их службы заключалась в оказании помощи Единой Церкви по урегулированию вопросов веры. Третья задача шла в нагрузку – поддержание власти самого императора. Именно последняя задача развязывала Приказу Тайных Дел руки. В провинции Халкидосс практически все демоны оказывались глупыми зверями, тварь в человеческом образе была редкостью. Искать звероподобных демонов не нужно, сами проявляются, уж больно прямолинейны и кровожадны. К самому сильному из них по трупам выйти можно.