Гнездо Большой птицы

– Эй, малыш, не торопись, – отстраняется она.– Я не такая.

Кушен в замешательстве. Кити снова откидывается, проводит красными ноготками по сексуально изогнутой шее, тяжелой груди.

Это игра.

На мгновение наваждение слетает, и этого оказывается достаточно, чтобы осознать – он всерьез планировал поджог с сисястой девчонкой из ресторана.

Злость проходит по позвоночнику, и Кушен отстраняется от Кити, прикрывая глаза ладонью. Может, это бусины, может, сладкий запах ее кожи, может, просто бедняцкая звериная натура. Их идея – ее идея – подходит тем, за кого их принимают в центре.

Она не подходит Кушену.

Его не раз кидали на деньги. Не первый и не последний. К нему не раз относились как к куску дерьма. Это злило и причиняло боль, но никогда не выводило его из себя настолько, чтобы он решился на преступление.

– Тебе лучше уйти, – бормочет Кушен через силу. Патока снова медленно затапливает мысли.

– Ты обиделся? – смеется Кити.

– Нет, просто мне это не интересно. – Кушен не смотрит на Кити, только плотнее прижимает ладони к глазам, всеми силами цепляясь за мысль: «Пошли они к черту, я не такой».

– Как хочешь. – Кити встает и через несколько секунд хлопает дверью.

Кушен с облегчением выдыхает и откидывается на стену. Он опустошен и вымотан, как после тяжелого рабочего дня. Устало он обводит каморку взглядом, смотрит на стол, где ночью оставил кольца.

Стол пуст.

Холодный пот обливает его с головы до ног. Кушен обшаривает кровать, заглядывает в щели в полу, даже перетряхивает рюкзак – вдруг взял с собой случайно, когда утром выходил из дома? Колец нигде нет. Он тормошит Лаванду, но та со сна посылает его куда подальше и обещает, что если он не отвалит, она сама сделает так, чтобы он навсегда потерялся.

Остается только один вариант – Кити.

Кушен вылетает на улицу, но она уже давно ушла. Искать человека в дешевых кварталах то же, что иголку в стоге сена.

Придется признать – он просрал заказ стоимостью больше сотни королей.

Блядь.

Глава 2. Скорость

За окном палящее солнце.

Этот дом строил какой-то именитый архитектор, он учел все особенности климата и культурные обычаи этих мест, поэтому рядом с окном дверь в отделанный белым гранитом солярис.

Садовник поливает кусты барбариса.

Ромаша не может признаться, что здесь ей не нравится и что она предпочла бы крохотную квартиру на окраине, где за окном растут невысокие вялые кипарисы, а не анфиладу бессмысленно больших помещений, которые по недоразумению называют «ее комната». Здесь она чувствует себя бабочкой, проткнутой и оставленной на солнце медленно сохнуть, забытой в вазочке одинокой карамелькой.

Конечно, эта гостиная обставлена по последней моде и оснащена современной техникой: светлая, просторная, со множеством дизайнерских вещей, вроде неудобного стула в виде жирафа или книжных полок, формой повторяющих континенты (ужасно неудобно), а еще огромная хрустальная люстра.

Все это превращает Ромашу в заложницу. Она не просила, но это сделали для нее, и она должна быть благодарна. Единственное, за что она действительно благодарна, – кондиционер.

Ромаша уныло смотрит на цифры на салфетке. Вчера они с Розмарин обменялись телефонами, но однажды уже было такое. Девочка из ее частной школы, поделилась с ней номером. Оказалось, это номер булочной. Все очень смеялись. Все, кроме Ромаши.

Тяжелые размышления прерываются резким звонком.

– Привет, – доносится из трубки. – Это Розмарин Валери.

– Привет. – Ромаша с трудом выдавливает из себя слова. Она никак не может поверить, что кто-то вроде Розмарин и правда звонит ей. – А что… Что случилось?

Розмарин смеется. Ее смех негромкий и не злой.

– Ничего не случилось, не переживай. – Ее голос становится обеспокоенным. – Тебе обычно никто не звонит?

– Никто, – отвечает Ромаша.

Повисает короткое неловкое молчание. Или оно кажется таким только Ромаше?

– В общем… я хотела предложить прогуляться. – Розмарин, словно пташка, перелетает над ним. – Мне кажется, ты интересный человек, а я люблю общаться с интересными людьми.

У Ромаши кружится голова. Она присаживается на краешек стула в форме фламинго, боясь расплескать свои чувства наружу.

– Я уточню у отца.

– Конечно. Набери меня, как уточнишь.

– Наберу, – обещает Ромаша.

Сердце несется вскачь, но она осторожно опускает трубку на рычаг и глубоко вздыхает. Руки чуть дрожат, когда Ромаша набирает номер отца.

– Офис директора «Грузоперевозки Поземок», слушаю вас. – Маис всегда очень дружелюбный, но сегодня его голос особенно жизнерадостен.

– Маис, добрый день, – говорит Ромаша твердо. – Соедините меня с папой, пожалуйста.

– Анна, малышка! – восклицает Маис. – Как у тебя дела?

– Все хорошо. – Ромаша остается твердой, стараясь не сбиться, хотя хочется рассмеяться. Маис был секретарем у отца столько, сколько Ромаша себя помнит, и, кажется, искренне считает ее своей племянницей, хотя, конечно, это не так. – Мне нужно поговорить с папой.

– Он сейчас на встрече, – с наигранным сожалением тянет Маис. – Ничем не могу помочь, крошка. Попробуй позвонить попозже?

– А вы не можете попросить его позвонить мне?

– Ты же знаешь, детка, он почти никогда не перезванивает.

Ромаше представляется, как Маис смотрится в зеркало, решая, выщипать ли еще какую-нибудь волосинку из брови и стоит ли снова подравнивать челку.

– Хорошо, тогда я позвоню позже.

– Около пяти, – подсказывает секретарь. – К этому времени он уже должен вернуться.

– Спасибо, Маис.

Ромаша вешает трубку.

Тяжелый вздох вырывается из груди. Ее пальцы еще подрагивают, словно желе от толчка, но по крайней мере, она попыталась. Ромаше кажется, будто ее чувства превратились в салат: словно кто-то смешал облегчение и разочарование, а затем как следует посыпал жгучим перцем ожидания.

Часы оглушительно тикают.

Секунда…

Секунда…

Секунда…

Что-то внутри сдвигается. Будто последний кусочек пирога с тарелки, Ромаша хватает трубку и отчаянно набирает номер Розмарин и выдыхает:

– Мы можем пройтись сейчас. Главное, вернуться до пяти.

Сердце колотится так сильно, словно она пробежала несколько кварталов. Стук гулко отдается в голове, а в животе сворачивается тугой узел, очень похожий на несварение.

– Здорово! – восклицает Розмарин. – Встретимся у Часовой башни?

– Да, – соглашается Ромаша. – Где-то через полчаса смогу там быть.

– Договорились.

Розмарин кладет трубку, а Ромаше кажется, будто она только что совершила что-то невероятное. Преступное и невероятное. По рукам пробегают мурашки, холод на мгновение сковывает желудок, так что к горлу подступает тошнота. Если отец узнает, ей очень-очень-очень не поздоровится, и больше нет мамы, которая приняла бы удар на себя.

Но…

Ромаша оглядывается на напевающего народную песню садовника, краем глаза опять цепляется за нелепое кресло-жирафа и распахнутую дверь в соседнюю учебную комнату. В мягком гуле кондиционера мысли сбиваются, пока решимость снова ее не захватывает.

Встреча с подругой точно стоит риска.

Вдруг такого шанса ей больше не представится?

***

Ромаша осторожно выглядывает в коридор проверить, у дверей ли личный охранник, но его там нет. Она облегченно выдыхает, а затем быстро прячется в гардеробной. Камеры стоят на всех входах и выходах, а вдоль кованного забора периодически проходят патрули. Ромаша никогда не задумывалась, зачем так много охраны нужно в частный дом. Да, ее отец богатый и влиятельный человек, а она сама – наследница древнего рода, но это все равно слишком.

А еще Ромаша никак не ожидала, что система безопасности может стать для нее проблемой. Возможно, потому что ей никогда не приходило в голову, что из дома потребуется сбежать.

Ромаша решает по возвращении тщательно изучить ее целиком, чтобы иметь больше уловок в запасе. Она, конечно, не планирует побег из дома еще раз, но сама мысль об этом будоражит, словно Розмарин что-то открыла в ней одним звонком.

Никогда еще сердце не теснило так много чувств одновременно. По венам бежит жгучий соус, прямиком из бедняцкой закусочной на углу.

Ромаша внимательно оглядывает свой гардероб, выискивая что-нибудь, что не выдаст в ней большие деньги. Бежевое простое платье отлично подойдет.

Действуя по наитию, Ромаша надевает под юбку спортивные штаны. Прячет волосы под цветистым платком, повязывая его традиционным узлом. Солнечные очки сами садятся на нос. Ромаша бросает взгляд в зеркало и с удовлетворением понимает, что ничем не отличается от толп тех, у кого никогда не было личного охранника. Небольшие часы и несколько поблескивающих королей легко умещаются в крохотную поясную сумочку – на всякий случай – Ромаше неизвестно, чего можно ожидать от города, ведь она никогда не выезжала в центр не в личной машине.

Широкий коридор пуст. Залитый солнцем и зелеными тенями больших растений в кадках, он кажется застывшим, словно его вырезали из жизни.

У Ромаши еще нет толкового плана, но она примерно представляет, что ей предстоит. Она минует коридор, но не спускается по главной лестнице, а шагает в небольшой темный проход служебной. Тут крутые ступени и резкий спуск, дышать тяжело – спертый воздух застревает в горле.

Как давно она здесь не была днем, ведь ночью здесь совсем иначе… Почему днем тут так ужасно?

В кухне почти пусто. Жар от плит висит густым маревом, восхитительно пахнет бурлящим мясным бульоном и специями: кориандром, перцем, сухим чесноком. У раковины стоит повариха и напевает себе под нос мелодию популярной песенки . Она наверняка заметила бы Ромашу, не будь так занята отбором овощей.

Страх и возбуждение заставляют красться. Ромаша выходит во внутренний дворик и бегло осматривается, замечая проблески камер. Она делает глубокий вдох, и прохлада сада придает ей сил. Быстро, в короткое мгновение между поворотами камер, Ромаша добегает до калитки и выскальзывает на улицу.

Сердце неистово бьется. Поразительно, насколько легко оказалось сбежать. Зачем столько камер и охраны, если можно вот так просто пройти туда и обратно прямо к дому?

«Мне просто повезло, – про себя вздыхает Ромаша. – Интересно, получится ли так же легко вернуться?»

Мысли взрываются в голове как жареная кукуруза, напряжение стягивает живот тугими пружинами – впереди самое волнительное.

На улице страшная духота. Высокие пики забора, охраняющие укутанный зеленью дом, остаются позади. Вокруг Ромаши вырастают кирпичные стены, изукрашенные неразборчивыми граффити. Несколько дверей с тусклыми табличками, ржавые пожарные лестницы, огромные мусорные баки. Интересно было бы остановиться, чтобы разглядеть эту часть жизни внимательнее, но в воздухе висит тяжелый запах нечистот и чего-то резкого, от чего к горлу подкатывает тошнота. Задерживая дыхание, Ромаша спешит к яркому пятну выхода из переулка.

Улица оглушает полифонией звуков, красок, света. Тысячи запахов окутывают ее со всех сторон, и Ромаше снова хочется задержать дыхание, чтобы не оглохнуть от них. Она дает себе пару минут, чтобы проморгаться, а затем поднимает голову, внимательно озирается, и наконец, видит Часовую башню, возвышающуюся над бурными улочками Янталика.

«Нужно поспешить», – проносится в голове, но тут же из глубин памяти поднимается раздраженное лицо отца и его гневный голос: «Не позорь меня». Испуг в глазах мамы тянется прямо из воспоминаний, проходит дрожью по плотно укрытым плечам. Ромаша гордо выпрямляет спину – «Сохраняй достоинство!» – но встревоженно бросает взгляд на часики. Отмеренные полчаса стремительно тают, и нервозность снова проходит по рукам дрожью, затухая где-то в животе.

Вскоре Ромаша понимает, что ботинки явно недостаточно разношены, а мышцы звенят от усталости, но она упорно двигается вперед. Еще рано для отчаяния, еще есть время до встречи, хоть и не так много.

Людей огромное множество, словно все неожиданно решили прогуляться, а тротуары слишком узкие. Отчаянно сигналят машины, рычат проносящиеся мимо мотоциклы. Они не пугают, наоборот, звуки мощных моторов пробуждают в ней жадное нетерпение, дарят чуть больше уверенности. Было бы здорово научиться на таком ездить – это бы решило ее текущую проблему: она бы никуда не опаздывала.

Только отец вряд ли разрешит.

Улицы петляют, выводят ее на несколько небольших площадей, за теми следуют скверики, а башня не приближается. Ромаша решает сменить тактику. Она останавливается у автобусной остановки и внимательно вглядывается в карту столицы.

– Как добраться до Часовой башни? – спрашивает Ромаша у старушки с точно таким же платком на голове, как у нее самой.

Та не шевелится, приросла к скамейке остановки, словно засахарившийся финик, только узкие глаза, спрятанные в морщинистых щеках, косятся на Ромашу.

– Это тебе на шестнадцатый, – шамкает наконец бабушка.

– Спасибо!

Удача на ее стороне – подкатывает шестнадцатый.

– Деточка! – окликает ее старушка. – Тебе бы есть поменьше.

Ромаша вспыхивает, но вместо ответа упрямо влезает в автобус. Он битком набит. Ромашу тут же вжимают в чью-то потную спину, да она и сама уже мокрая с головы до пят. Воздух спертый и душный. Кто-то наступает Ромаше на ногу, но она терпит, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимания. В такие моменты Ромаша особенно жалеет, что она не худенькая и изящная, как мама, а полная: толстый зад, большая грудь.

В голове звучат слова отца о том, как она глупа и никто не будет ее столько ждать. Тем более такая девушка, как Розмарин. Ромаша опять облажается.

К ней протискивается контролер в желтом берете. Ромаша понимает, кто это, по надписи на значке, приколотом к борту цветастого жилета.

– Проезд оплачивать будем?

Ромаша теряется, но потом проталкивает сквозь человеческий гуляш руку к поясной сумке и достает купюру.

– Поменьше нету? – На потном помятом лице контролера недовольство.

– Нет, – с трудом выдыхает Ромаша.

Кто-то впечатывает локоть ей в спину. Тело прошибает боль. Воздух с шипением вырывается изо рта.

– Не шипи мне тут, милочка, – огрызается контролер и высыпает ей в ладонь горсть мелочи, прежде чем исчезнуть в людском море.

Спустя пять остановок Ромаша молится, чтобы Розмарин ее дождалась. Потому что, если нет, все было зря. Кто-то схватился за ее запястье и теперь там темнеют синяки. Всю дорогу мелкий щербатый мальчишка дергает ее сумку. Какая-то женщина вваливается в автобус с двумя большими чемоданами и умудряется задеть каждого пассажира. И всюду преследует навязчивая вонь большого города.

Ромаша твердо решает, что с автобусами в ее жизни покончено. В следующий раз наймет такси или сдастся охранникам, и пусть ее везут на личной машине.

На часах пятнадцать минут первого – от начала встречи миновало уже 15 минут.

Широкая площадь у Часовой башни заполнена людьми. Ромаша растерянно оглядывается: как найти здесь Розмарин? И тут ли еще она?

От палящего солнца не спасают даже темные очки. Неожиданно наваливаются усталость и опустошенность. Подло грызет страх – если отец узнает о прогулке по городу без охраны, ей не миновать наказания. В лучшем случае добавится еще синяков, в худшем – ей не разрешат учиться в университете.

Рот наполняется горькой слюной. Стоило ли оно того?

Легкое касание прерывает тяжелые мысли. Ромаша резко оборачивается и облегченно выдыхает, встречаясь взглядом с прозрачно-голубыми глазами, сейчас скрытыми затемненными стеклами очков.

На лице Розмарин приветливая улыбка, искренняя и теплая.

– Прости, что заставила ждать. – Ромаша смущенно отводит взгляд, но тут же принуждает себя вернуться к лицу знакомой. – Я не часто выхожу из дома одна. Немного заплутала.

– Ничего страшного, – отвечает Розмарин. Ее волосы золотистыми паутинками развеваются на ветру. В этот раз она одета в объемную черную одежду, за спиной висит большой рюкзак. – Я знала, что ты придешь. Ты одна?

Розмарин окидывает взглядом площадь. Мгновение Ромаша пытается понять, кто еще мог бы с ней прийти, а затем легко смеется.

– Да, мне удалось уйти от охраны. Никто ничего не заметит, если я успею вернуться домой до пяти.

– Отлично! – Улыбка Розмарин становится чуть проказливой. – Покатаемся?

– Давай, – Ромаша не очень понимает, что именно предлагает Розмарин, но она не хочет ей отказывать. Вряд ли это что-то плохое. Может, они наймут один из этих туристических экипажей с лошадьми или арендуют катер на причале. Правда, тот находится далековато от башни, но…

– Пойдем. – Розмарин бережно, но твердо обхватывает ладонь Ромаши и тянет за собой.

Они лавируют между людьми, пока не оказываются на крохотной парковке в одном из двориков.

– Не бойся, – оглядывается Розмарин.

Ромаша ловит ее взгляд.

– Я и не боюсь, – твердо отвечает она.

– Отлично. – Розмарин останавливается, стягивает объемный рюкзак. В нем что-то тихонько позванивает от удара.

Горловина неожиданно широко распахивается, и Ромаша смотрит на собственное растянутое отражение в стекле мотоциклетного шлема.

– Держи.

– Это мне? – недоверчиво переспрашивает Ромаша. Кончики пальцев трогает дрожь предвкушения.

– Да, – кивает Розмарин.

Ромаша неловко перехватывает неожиданно тяжелый шлем. Розмарин достает второй, закидывает опустевший рюкзак за спину, немного отходит в сторону, и перед глазами Ромаши оказывается мотоцикл.

Хром сияет на солнце, темно-синие бока будто искрятся.

Дыхание перехватывает.

– Я никогда не ездила на мотоцикле, – выдавливает Ромаша, словно признается в тяжком преступлении. Ее немного мутит от восторга.

– Это не так сложно, как кажется, – отвечает Розмарин. – Да и я поведу, так что не бойся.

Ладони мокрые, а в горле пересохло, но Ромаша заставляет себя подойти ближе. Кожа сидения горячая, а еще пахнет домом, и в то же время ветром.

– Слушай внимательно. – Розмарин затягивает ремни рюкзака и достает перчатки без пальцев. – Садись как можно ближе ко мне, постарайся не опираться ногами ни на что, кроме подножек, держись за меня крепко, но не передави мне ребра, иначе я могу потерять контроль. И самое важное, не бойся. Я опытный водитель, я тебя не подведу.

Ромаша кивает, послушно надевает шлем, но ей все время кажется, что она все делает неправильно. Ей кажется это и когда она с трудом взбирается на мотоцикл, и когда неловко обхватывает талию Розмарин, и когда мотоцикл просыпается с оглушительным ревом. По ее телу проходит сладкое предвкушение, а не страх. Ликование пузырится в желудке.

Ромаша зажмуривается.

«Если я сегодня умру, или меня украдут и потребуют выкуп, а потом за это убьет отец – я заслужила».

Розмарин мягко поправляет ее руки, наклоняется вперед, и они выезжают в арку, аккуратно вписываясь в общий поток машин. Скорость увеличивается, пространство размывается, уличный шум сливается в общий музыкальный гул, отдающий ритмом пульса в голове.

И ничего больше не остается, кроме ясного бесконечного упоения.

Так… Как и должно быть.

***

Они пролетают мимо вяло текущей реки машин, проносятся по стреле дамбы прямо к сияющему синему небу, к пылающему беспощадному солнцу, вплетая в ветер собственные восторженные крики. Сворачивают на шоссе к низкому сизо-бурому летнему лесу. Дорога поднимается к зеленеющему низкогорью. Мелькают желтые пятна, за спиной тянется пыль.

Ромаша аккуратно кладет голову между лопаток Розмарин, чтобы не отвлечь ее от дороги, – шлем впивается в щеку – а сама смотрит на расстилающийся по левую сторону морской простор. Она чувствует себя на своем месте, словно давно потерянный дом наконец нашелся.

Уже очень давно Ромаша не ощущала такого покоя. Особняк, где они жили с родителями, дорогие отели отпусков, везде, где тень отца давила над ней, мир был шаткий. Приходилось прикладывать столько сил, чтобы просто удерживать голову поднятой. Последние годы даже мама не могла создать островок безопасности рядом. Единственное, что по-настоящему радовало Ромашу, – это как сильно стал отец задерживаться на работе. Они почти не виделись, и только это не давало ей полностью потерять себя под его тяжелым взглядом, не прятаться от любого движения людей вокруг.

Они выруливают на небольшую площадку. Розмарин глушит мотор, но еще какое-то время не шевелится. Ромаша тяжело вздыхает и расцепляет руки.

– Мы приехали? – спрашивает она.

– Да, – глухо отвечает Розмарин.

– Можно слезать? – неловко уточняет Ромаша.

Розмарин стягивает шлем и смеется.

– Конечно.

Она спрыгивает сама и помогает слезть Ромаше. Та в очередной раз чувствует себя бесформенным куском теста, но Розмарин тепло ей улыбается, и это проходит.

Они садятся у края площадки, скрещивая ноги перед собой. С непривычки Ромаше не неудобно, в нежную плоть впиваются камни даже сквозь несколько слоев ткани. Из-под запылившейся юбки выглядывают черные штанины. Розмарин вытягивает руку вперед, и Ромаша переводит взгляд туда же. Вдаль.

Перед ними словно весь мир во всех его красках: темнеющий город с сизой пленкой дымного марева; длинная буро-ржавая гряда порта, теряющаяся за утесом; рыжие скалы; выцветший серебристо-зеленый лес и светлая полоска дикого пляжа; бирюзовое бесконечное небо и ультрамариново-синее море с золотыми бликами солнца.

На глаза наворачиваются слезы, и Ромаша неожиданно для себя всхлипывает.

– Что такое? – с тревогой спрашивает Розмарин.

– Просто это так красиво, – выдавливает Ромаша, и изо рта сами собой вырываются слова: – Я никогда не чувствовала себя такой свободной.

– Это ты просто еще не научилась ездить на мотоцикле, – усмехается Розмарин и переводит взгляд на море. Легкий ветерок колышет ее пряди – девушка подхватывает их и уверенно завязывает на затылке. Ромаша не может отвести глаз от невысокой линии выбритых висков и червленых сережек от мочки до хряща.

– Отец не разрешит, – наконец отзывается Ромаша.

– Ну он же разрешил тебе прогуляться со мной.

Ромаша вспыхивает и отводит взгляд.

Розмарин косится на нее. Мгновение на ее лице задерживается задумчивость, а затем она разражается громким смехом.

– Не разрешил, я поняла. Ну, значит, я тебя научу.

– Он был на совещании, я не смогла до него дозвониться! – пытается оправдаться Ромаша, но смех Розмарин все еще колокольчиком звенит в воздухе. – Ладно, – признается Ромаша. – Не разрешал, но я пыталась поступить правильно.

– Да, – задумчиво тянет Розмарин. – Здесь часто правильно не то, что нам нужно… У тебя уже есть идеи, чем заниматься после университета?

– Замуж пойду, – пожимает плечами Ромаша. – Отец наверняка уже подобрал мне кого-то.

– И ты с этим согласна?

Ромаша тяжело вздыхает.

– У меня нет выбора.

– Почему он тогда вообще отпустил тебя учиться в университет? – Взгляд Розмарин острый и внимательный.

– Так хотела мама. Это была ее посмертная воля, – отвечает Ромаша.

– Тогда у тебя пять лет, чтобы пожить для себя. – Улыбка у Розмарин грустная.

Ромаша теребит край платка.

– Не совсем так. Я должна соответствовать положению семьи, поэтому мне нельзя… Нельзя опозориться.

– Сложная задачка. – Розмарин качает головой. – И что же это значит?

Ромаша молча смотрит в песок, боясь поднять глаза. Она не знает, что это значит. Но она точно знает, что это не значит. Это не значит, что ей можно быть собой.

– А ты чем собираешься заниматься после университета?

– Уеду отсюда.

Ромашу словно прошибает ток.

– Куда? Почему?

– В Город, – отвечает Розмарин. – Здесь, – она указывает на расплывающийся силуэт столицы, – у меня нет будущего. Я не хочу прятать то, какая я. Мне не нравятся юбки и закрытые платья. Я не люблю эту жару. Но мне нравится скорость, мне нравятся громкая музыка и адреналин. Здесь у женщин нет на это прав. А в Городе есть.

– Твои родители знают об этом? – севшим голосом спрашивает Ромаша.

– Да. Они поддерживают меня, думают, что так будет лучше. Здесь мне слишком тесно.

Девушки молчат. В жарком воздухе висит звон цикад.

– Мне бы не хотелось, чтобы ты уезжала, – признается Ромаша.

– У нас впереди еще пять лет, – широко улыбается Розмарин. – К тому же вскоре вокруг тебя будет уйма людей, и тебе станет не до меня.

– Это вряд ли, – смеется Ромаша.

– Или ты можешь поехать со мной.

Розмарин заглядывает ей в лицо, будто хочет увидеть в ней отсвет собственной идеи. Ее глаза такие голубые, словно льдинки в стакане воды, такие же ясные и спокойные. Ромаша молчит, но не отворачивается.

– Подумай об этом, – наконец просит Розмарин и поднимается. – Нам пора обратно, иначе можем опоздать.

***

Розмарин выпытывает у Ромаши адрес и подвозит ее прямо к проулку, из которого та сбежала утром. Они обнимаются на прощанье. Это совсем не свойственно Ромаше, но Розмарин так уверенно разместилась в ее личном пространстве, что сложно отказать, да и не хочется. Они договариваются встретиться через пару дней, чтобы вместе посмотреть результаты экзамена.