Красинский сад. Книга вторая

Тетка Махора, хотя и сказала Михаилу, что после свадьбы обеды ему будет готовить Марфуша, продолжала обслуживать квартирантов и не подпускала к плите и корыту для стирки молодую жену.

– Успеешь еще, – говорила хозяйка, – наготовишься и натираешься за всю жизнь. А мне это вовсе не в тягость, а даже приятно заботиться о вас с Мишей, ведь медовый месяц бывает раз в жизни. Помню, мы с Ваней когда поженились, так вообще не готовили себе даже еду, некогда было, питались всухомятку, днями и ночами не вылезали из супружеского ложа…

– Да будет тебе наговаривать, – отзывался дядя Ваня, – все было, как у всех! Не то Марфуша подумает, что мы одержимые с тобой были.

Ничто не омрачало это счастливое время, даже выход супругов на работу во вторник был каким-то праздничным. Михаила на утреннем наряде бригада встретила дружным возгласом: «У-у-у-у!», затем десятник Павел отдал команду: «Равнение направо и дружное „ура“ молодому мужу и кормильцу!» Бригада прокричала трижды «Ура» и вновь звучали поздравления с законным браком. Заведующий шахтой Андропа также напомнил публично, что «сегодня на наряде присутствует самый счастливый шахтер, навалоотбойщик Михаил, у которого начался медовый месяц, и я прошу коллектив не загружать сегодня парня со всей силы, а даже помогать выполнить сменное задание!»

Марфушеньку девчата встретили цветами и тут же посыпались со всех сторон вопросы.

– Ну как муж? – спрашивали любопытные, – нормальный? Все у вас было, как надо?

– Не смущайте женщину, – заступилась старшая по смене, – видите, что она краснеет от ваших дурацких вопросов? Или завидно кому?

Девчата хором спели шуточную песню о нелегкой женской доле и приступили к работе. Марфуша никогда не слышала этой веселой песни, в которой были слова «А я мужа закормлю, – долюшка такая!» Марфуша стала на свое рабочее место, и вскоре включили конвейер.

А Михаила в ламповой ждал еще один сюрприз – пока он был в отпуске, на шахту привезли первые аккумуляторные светильники. Но предназначались такие лампы пока только навалоотбойщикам и проходчикам. Когда Михаилу вручили новую лампу, он внимательно принялся рассматривать ее. По форме она напоминала бензиновую, но вместо стеклянного плафона, в котором горит пламя, у новшества была фара с отражателем. Михаил видел уже такую у монтажников «Ростовшахтостроя», когда монтировали первую врубовую машину. Размером и весом новая была меньше бензиновки, а в остальном похожа на нее и имела тот же крюк для подвески.

– Ну, как нравиться? – спросил подошедший десятник Павел, – теперь норму выработки из-за этой штуковины подняли ровно на тонну на каждого навалоотбойщика. Приехал нормировщик из треста и сказал, что они высчитали увеличение выработки, исходя из улучшения освещенности….

– Посмотрим, – ответил Михаил, – конечно с такой лампой теперь не придется приближаться к забою вплотную при его осмотре, можно все увидеть издалека, а это уже экономия времени. А как другие ребята оценили новшество?

– Да, нормально, говорят, – отвечал Павел, – мне тоже теперь выдают аккумуляторную лампу, и скажу прямо, с ней теперь ходить можно быстро по штреку и я успеваю теперь дважды за смену побывать везде.

Удобство новой лампы Михаил оценил уже при спуске в шахту, когда клеть пошла вниз и вскоре погрузилась в темноту. Обычно шахтеры стояли в клети, держа лампы за крюк, и свет от них позволял видеть только ноги. Чтобы посмотреть в лицо шутнику, отпускающему в твой адрес колкости, нужно было поднять лампу на уровень лица. Теперь всего лишь наклонить ее, не поднимая, и луч фары ярко освещал физиономию обидчика. Но появилось и неудобство, свет от лампы слепил, и это вызывало возмущение, сопровождавшееся матерным выражением.

– Дай дураку свечку, так он засунет ее себе в …печку! – возмущалась, стволовой-рукоятчик Клавуся, когда Михаил направил луч в ее лицо, – какого хрена светишь в глаза? Сними себе штаны и свети в свою задницу…, красивей будет!

– Клавка, от ширинки булавка, – парировал Михаил, – ты хочешь сказать, что у меня задница красивее твоей физиономии?

Раздался дружный хохот, Клавуся что-то бормотала в ответ, но ее никто уже не слышал из-за громкого смеха.

– Вот он комик, злодей на сцене, вышел на работу! – съязвила она, – так хорошо было без тебя месяц…. Говорят, женился, Миша?

– Женился, Клава, – отвечал Михаил, – а ты вроде как не видела, когда моя свадьба вечером посещала Красинский сад?

– Так ведь меня ты не приглашал, – обиделась Клавуся, – а я матерные частушки знаешь, как могу петь?

– Знаю, Клава, – согласился с ней Михаил, – поэтому и не приглашал. Ты же всех гостей распугать могла.

– Ну, прими тогда мои поздравления! – смирилась Клавуся, – с законным тебя браком и можешь теперь лежа, а хочешь даже раком….

Теперь шахтеры громко смеялись с шутки Клавуси, а Михаил не стал обострять ситуацию и промолчал, чем успокоил воинственную женщину, для которой победа в перепалке не только много значила, но и успокаивала ее. По коренному штреку от ствола теперь ходили по правилу – впереди шел кто-нибудь с аккумуляторной лампой, освещая дорогу, а за ним выстраивались остальные, причем через одного – сначала с аккумуляторной лампой, следом с бензиновой. Вся цепочка шла теперь быстрее, потому, как всем было хорошо видно почву.

Михаилу в этот день дали пай вверху лавы, после отпуска нужно было втянуться в рабочий ритм, а горовому всегда легче. Пай теперь увеличился на метр из-за повышения нормы выработки на тонну, и на одного навалоотбойщика в лаве стало меньше. Михаил приступил к работе и сразу почувствовал, что за месяц отвык от работы отбойным молотком, уже через час начали ныть мышцы ног и рук, и даже появилась боль в области шеи от неудобной позы. Эта боль характерна была каждому шахтеру, приходилось постоянно сгибаться, чтобы уместиться в тесном пространстве забоя. После отбойки необходимо наваливать уголь на рештаки, а лопата не слушалась, и все время цеплялась за выступы почвы.

– Ну, как дела? – услышал Михаил голос десятника сзади, – трудно после перерыва в работе?

– Да, с непривычки так бывает, – согласился Михаил, опуская лопату, – зато теперь свету в лаве столько, хоть иголки собирай! Ничего пару-тройку дней и втянусь….

– Ты знаешь? – продолжил разговор Павел, – когда ты был в отпуске, Цыплаков Пискунова на парткоме решил представить к награде, хотят чтобы ему вручили Орден Трудового Красного Знамени РСФСР….

– Пусть вручают, – равнодушно ответил Михаил, – если считают, что заслужил! А тебя, почему это волнует?

– На нашем участке ты лучший навалоотбойщик, – говорил Павел, – и мне обидно, что нашему участку уделяют мало внимания. Во-первых, нужно учитывать условия работы, на втором участке они гораздо лучше, чем у нас. Пискунов сегодня всего лишь процентов на пять-шесть больше тебя дает выработку…. И вообще он мне не нравиться, как человек. Мы начинали с ним вместе с проходки ствола шахты, и я хорошо помню, как он из кожи лез, чтобы начальство его заметило. И немецким спецам старался, язык их изучать начал….

– Не переживай Паша, – успокаивал его Михаил, – нам награды не нужны, пусть лучше деньги хорошие платят! Орденами сыт не будешь, а лишняя копейка, она всегда нужна. Вот мне, например, я теперь женился и хочу свой домик построить….

– А зачем строить? – неожиданно спросил Павел, – я знаю по вашей улице, почти напротив тетки Махоры, дом новый продается. Сходи с молодой женой и посмотри! Я на свадьбе не стал говорить об этом, чтобы твою хозяйку не расстраивать…. Если купишь дом, ей придется нового квартиранта искать!

– А почему новый дом продают? – поинтересовался Михаил, – сами построили, нужно жить в нем.

– Это Никишин Сергей, – информировал Павел, – он с женой разводится, и будет уезжать на родину, кажется, он приехал на строительство нашей шахты с Украины. Сходи сегодня же и посмотри, домик хороший, из самана и цементным раствором оштукатурен, пол деревянный, крыша из жести….

– Спасибо, Паша! – поблагодарил Михаил, – если купить готовый дом, то не стал бы заморачиваться с получением земельного участка под строительство….

– Да, вот еще что, – многозначительно произнес Павел, – сегодня по выезду из шахты, нас будет встречать корреспондент газеты «Красный шахтер», сфотографирует нашу бригаду и заметку разместит в следующем номере. Это мой родственник, как, оказалось, и работает в газете корреспондентом, я с ним договорился вчера. Так что, будь готов!

По выезду из шахты бригаду Павла действительно встречал корреспондент с фотографом. Шахтеры были очень грязные и работники пера и фотоаппарата смотрели на них с удивлением, а те не переставали шутить, специально корча для них смешные рожицы.

– Чего удивляетесь? – спрашивали мужики, – вы первый раз шахтеров после смены видите?

– Если честно, – признался корреспондент, – то да! Раньше, как-то не приходилось….

– Товарищ фотограф, – обратился Михаил к молодому человеку с треногой и фотоаппаратом, – а вы сможете нас помыть, когда будете проявлять пленку?

– Как же я вас помою? – недоумевал фотограф, – я проявлю, что получится и напечатаю….

– А кто же нас узнает в таком виде? – продолжал шутить Михаил, – у всех рожи черные, одни глаза блестят! …А нам говорили, что будет опытный фотограф и он помоет нас, когда проявит пленку, чтобы все были с чистыми лицами на карточке….

– Этого не может быть! – не поверил фотограф, – я такого делать не могу, получитесь, как есть, а чтобы вас узнали, внизу фотографии в газете будут ваши фамилии слева направо.

– Справа налево! – уточнил Михаил.

– Ну, как же справа налево, если наоборот? – недоумевал фотограф.

– На негативе напишешь, справа налево, – шутил Михаил, – а когда будешь печатать, то получится слева направо…. Зеркальное отражение, иначе говоря!

Фотограф остановился и долго сосредоточенно о чем-то соображал. Затем взглянул на Михаила и снова погрузился в размышления.

– А при чем здесь негатив? – наконец спросил фотограф, – ведь напишут ваши фамилии под снимком на бумаге, совсем мне мозги запудрили….

– Товарищ фотограф, – продолжал Михаил, – не нужно наговаривать на шахтеров! Мы уголь добываем, а не пудру…. А если Вы родились уже с запорошенными мозгами, мы тут ни при чём!

– Да-а, мужики с вами не соскучишься! – отшучивался фотограф.

Фотограф долго выбирал освещенное место, где можно снять кадр, не опасаясь, что не получится снимок. Наконец, он расположил шахтеров у сложенной крепи перед стволом. Сначала сели на корточки самые рослые мужики, а сзади выстроились те, кто поменьше. Михаил тоже сел на корточки, хотя рост его был не высок. Так и получился он – сидит, немного опираясь задом на лесиняку, на ногах шахтерские калоши, в руке лампа с фарой-отражателем и куртка робы, распахнутая настежь. Пока ребята фотографировались, корреспондент ждал, а потом принялся записывать в блокнот интервью десятника Павла.

А через несколько дней на общем наряде разгорелся скандал. Парторг был возмущен тем, что корреспондент не согласовал с ним, кого нужно было сфотографировать и о ком рассказывать на страницах газеты. После выхода номера с фотографией бригады Павла и репортажем о том, что его люди постоянно выполняют норму с перечислением лучших навалоотбойщиков, только ленивые не обсуждали это на шахте и в поселке.

– Как это могло случиться? – орал Цыплаков, – я ни сном, ни духом, что приедет корреспондент. За бригаду передовика Пискунова не напечатали ничего, вроде этого коллектива не существует!

– Ты, парторг у кого это спрашиваешь? – уточнил Павел, начинающий злиться, – у нас? Пойди, спроси у корреспондента! Или кишка тонка?

– Я спрошу! – орал в ответ парторг, – за меня не переживай, горлохват! Я поставлю вопрос на бюро горкома партии…, вот как я поступлю!

– А на нас чего орешь? – не унимался Павел, – или ты не согласен с тем, что напечатали? Мы не выполняем норму? Ты же боишься, что если спросишь у редактора газеты, а это печатный орган горкома, между прочим, то сам по заднице и схлопочешь…. Или не так? Чего зло на нас срываешь, деятель нашелся!

Андропа не вмешивался в этот скандал и молча выслушивал обе стороны. Цыплаков, возмущался фактом публикации, и постоянно искал его поддержки, посматривая на заведующего.

– На месте этой фотографии должен быть снимок Пискунова с бригадой, – орал парторг, – мы же решили его на награждение Орденом Трудового Красного Знамени выдвигать.

– А чего орать-то? – вмешался Михаил, – можно быстро все исправить!

– Каким образом? – не почувствовал подвоха Цыплаков.

– На фотографии нас трудно узнать, – серьезно рассуждал Михаил, – все морды на снимке черные, кто поймет? Нужно вам лично товарищ Цыплаков обратиться в редакцию и пусть вместо наших фамилий напечатают Пискунова и его членов…. Хотя можно и одного!

– Кого одного? – спросил Цыплаков, натужно соображая о смысле предложения Михаила.

– Одного члена! – спокойно советовал Михаил, – на фотографии будет Пискунов и только… его член! И вокруг – ни-ко-го!

Раздался раскат смеха, хохотал даже Андропа, но Цыплаков еще несколько минут соображал, подходит ли предложение Михаила к ситуации или нет.

– И хорошо бы на фоне шахтного подсобного хозяйства, – продолжил Михаил, когда хохот стих, – свинарника например, и написать – у нас на шахте не только свиней выращивают, но и кавалеров Ордена Трудового Красного Знамени….

Михаилу не дали договорить, грянул дружный хохот, а бригада Пискунова, во главе с передовиком потянулась к выходу.

– Вы куда? – кричал Цыплаков, – мы еще не закончили разбираться с этим возмутительным фактом….

– Мы пошли на спуск в шахту, – с улыбкой ответил Пискунов, – …не то Таликов сейчас предложит отрезать мне член для отдельной фотографии!

Дружный хохот заглушил слова Пискунова и поставил точку в этом скандале. Парторг подбежал к Андропе и принялся что-то доказывать ему, жестикулируя руками. Общий наряд закончился, и шахтеры дружно направились переодеваться к спуску в шахту.

В субботу вечером Михаил с Марфушенькой и теткой Махорой отправились смотреть дом, что продавал Никишин. Купить готовый дом было заманчивым предложением, но и уходить с квартиры от хозяев, с которыми молодожены почти сроднились, было не совсем удобно. Прежде, чем объявить об этом тётке Махоре, Михаил переговорил с Гриней. Тот поддержал его задумку и посетовал брать. У них с Катей для покупки дома еще не было достаточной суммы, и по его словам два-три года придется снимать жилье. Михаил попросил земляка перейти на квартиру к тетке Махоре после того, как они с Марфушей переселяться в новый дом, чтобы не оставить свою хозяйку без квартирантов. Гриня с радостью согласился, как будто ждал подобного предложения.

– Мы вроде бы живем нормально со своими хозяевами, – сказал Гриня, – но у тетки Махоры комната намного просторней и когда Катя родит ребенка, все равно нужно будет менять квартиру.

– Спасибо тебе земеля! – поблагодарил Михаил, – а то я все не решаюсь сказать об этом тетке Махоре с дядей Ваней.

– Ты так говоришь, вроде уже купил дом, – заметил Гриня, – ты еще не смотрел его, не знаешь цену. Может у тебя денег не хватит на покупку?

– Тоже верно, – согласился Михаил, – значит, нужно пойти прицениться. Я вообще не знаю почем сейчас дома…

– Я уже приценялся перед женитьбой, – признался Гриня, – смотря какой дом, землянку можно и за тысячу купить. А есть и пять тыщ и семь, смотря, что покупать.

– Неужели так дорого? – высказал сомнение Михаил, – это же только шахтеру под силу купить!

– Да еще и не каждому, – согласился Гриня, – сам знаешь, как отличаются зарплаты даже у шахтеров. А ты думаешь построить дом дешевле? Вряд ли! Стройматериалы, особенно доски, очень дорого стоят, а если еще и цемент покупать, то и подавно. Я понял, ты у Никишина дом хочешь купить, так у него он цементным раствором поштукатурен. Цены на дома в Шахтах бешенные, ведь желающих купить жилье хоть отбавляй, народ валом потянулся в шахтерские поселки. Это не случайно, ведь только у нас огромные деньги платят! И цены на дома по шахтерским зарплатам поднялись, а вот в Ростове дома намного дешевле, да и в Новочеркасске тоже….

– Мне судовой механик в санатории рассказывал, – заметил Михаил, – у них в Мурманске тоже платят хорошо, но только тем, кто в порту и на строительстве работает….

– Мурманск далеко! – с улыбкой сказал Гриня, – а вот на юге страны и на Украине только шахтеры и металлурги получают прилично.

– В газетах писали, что на строительстве Днепрогэса платили хорошо, – вспомнил Михаил, – но только вначале, а потом снизили зарплату, и пошла чехарда, люди устраивались и через пару месяцев рассчитывались. Не дай, не приведи, чтобы и у нас так сделали.

– Товарищ Сталин не сделает такого, – уверенно заявил Гриня, – не зря его считают лучшим другом шахтеров!

Михаил в пятницу вечером рассказал тетке Махоре о покупке дома и желании Грини перейти к ней на квартиру. Женщина вздохнула, выслушав Михаила, и как-то по-матерински посмотрела ему в глаза. В этом взгляде он увидел и сожаление, и тревогу и материнскую ласку. Она выразила желание поучаствовать в смотринах и торгах. Дом Никишина находился почти напротив, уже вечерело, когда троица – Михаил, Марфуша и тетка Махора подошли ко двору Сергея. У калитки был привязан огромный кобель, который тут же злобно зарычал и рванулся с цепи, громко лая.

– А ну-ка дурак, успокойся! – проговорил Михаил, открывая калитку и входя во двор, – лежать, кому сказал!

– Мишенька, ты куда? – с ужасом крикнула Марфуша, – он же порвет тебя сейчас! Зверь какой-то, а не собака….

– Михаил, ты что делаешь? – поддержала тетка Махора молодую жену.

– Я и не таких зверей брал, – успокаивал женщин Михаил, – а этого Кузьму, голыми руками возьму!

Кобель прекратил лаять и с испугом смотрел в глаза Михаила, через минуту он взвизгнул и лег у будки, опустив голову. Женщины со страхом наблюдали за действиями Михаила, который смело вошел во двор и, подойдя к кобелю, взял его за цепь. Собака полностью подчинялась мужчине и тихо скулила при этом.

– Прошу, – весело позвал Михаил женщин, – идите не бойтесь! Он уже не кусается….

– Свят, свят, свят, – шептала тетка Махора, следуя мимо кобеля, удерживаемого Михаилом за цепь, – не дай Бог сорвется….

За теткой Махорой робко последовала Марфуша, испуганно посматривая на собаку. Когда женщины удалились на безопасное расстояние, Михаил отпустил цепь, и кобель, виновато посматривая на своего укротителя, побрел в будку.

– Значит, сторгуетесь, – заключила тетка Махора, – если собака признала хозяина в тебе, то это твой двор и дом….

Михаил с женщинами подошли к фасаду дома с тремя метровыми окнами, тетка Махора сразу обратила внимание на качество цементной штукатурки стен, постукивая по ней согнутым указательным пальцем, а Михаил постучал в окно. На его стук, отдернув занавеску, показал заспанное лицо Сергей, хозяина дома. Он, вытаращив глаза, смотрел на делегацию, неизвестно как миновавшую кобеля.

– Выходи, поговорить надо, – громко крикнул Михаил, – какого хрена спишь днем?

– Мне в четвертую смену на работу, вот и сплю! – оправдывался Сергей, выходя на порог, – а вы как зашли?

– Ножками, – с иронией ответил Михаил, – а ты думал на крыльях?

– А где Пират, кобель мой? – недоумевал Сергей, – неужели сорвался и загулял?

– В будке спит твой кобель! – успокоил Сергея Михаил, – ему, наверное, тоже в четвертую смену на работу…. После с кобелем разберешься, давай, поговорим.

– Чего хотел? – спросил Сергей, поглядывая на будку.

– Дом купить, – сообщил Михаил, – или не продаешь уже?

– Продаю! – весело ответил Сергей, – но пока никто цену не давал….

– А сколько хочешь? – с прищуром глаз спросила тетка Махора.

– А кто из вас покупатель? – недоуменно спросил Сергей, – ты, тетка Махора что ли?

– Нет, Сергей, это я хочу купить твой дом, – сказал Михаил, – называй цену, будем торговаться!

– Стены цементом оштукатурены, деревянные полы, крыша из жести…, – начал набивать цену Сергей, – да ограда штакетником, да ворота деревянные, красивые, усадьба десять соток, сад, огород. А еще сарай для дров и угля к дому пристроен и навес во дворе с печкой для летней готовки. Электричество проведено, а это не так просто сегодня….

– А еще кобель злой, – иронизировал Михаил, – да и хозяин тоже! Ты цену скажи, чего перечисляешь, сами все видим, да вовнутрь заведи посмотреть!

– Я к тому говорю, что цена не маленькая, – оправдывался Сергей, – если бы не загуляла моя баба, то жил бы здесь до смерти….

– Теперь расскажи еще нам, от чего твоя баба загуляла? – иронизировал Михаил, – и за сочувствие еще набавь в цене….

– Хочешь, Михаил или нет, – продолжил Сергей, – прошу десять тысяч!

– Не хочу! – с иронией ответил Михаил.

– И ты не потянул такую цену, – с сожалением молвил Сергей, – а ведь навалоотбойщик один из лучших, получаешь по двести червонцев…

– С чего ты взял, что не потянул? – удивился Михаил, – я еще не решил покупать или нет!

– Но ты ведь только что сказал: «Не хочу!», – возразил Сергей.

– Это я ответил тебе на вопрос: «Хочешь, Михаил или нет?», – иронизировал он, – вопрос дурацкий, потому что ответ известен заранее: «Не хочу!» …Веди нас вовнутрь, смотреть будем!

– Четыре комнаты, коридорчик, погреб вырыт под полом, – перечислял на ходу Сергей, заводя покупателей в дом.

Вошли в прихожую, Михаил посмотрел на Марфушу и понял, что ей все нравиться здесь, она смотрела на расположение комнат, на большие окна и высокие потолки с нескрываемой симпатией. Тетка Махора, наоборот, придирчиво осматривала жилье с намерением сбить цену.

– А коридорчик маловат вообще, – сделала она замечание, входя в дом, – у нас с Ваней, кажется, больше.

– Да и комнаты расположены неудачно, – продолжала тетка Махора, осматривая каждую, а пройдя в последнюю комнату, добавила, – ой, а это вообще маленькая, как кладовка. А говоришь четыре комнаты….

– А сколько же? – удивился Сергей, – считай сама!

– Три с половиной! – уточнила тетка Махора, – и нечего людей обманывать, как есть, столько и говори!

– А погреб где твой? – спросил Михаил, – нужно заглянуть и в него.

Сергей подошел в комнату, считавшуюся кухней и, отодвинув половик в сторону, открыл ляду в погреб.

– Вот и погребок, – сказал он, – смотри Миша, он глубокий и даже зимой, когда топиться печка, в нем холодно. А сам дом теплый и угля мало сжигаю за зиму, он из самана, только оштукатуренный снаружи цементом. И потолки у меня подшиты фанерой, покрасил, и белить не нужно…

Михаил опустился по лестнице в погреб и осмотрел его, а когда поднимался вверх, тетка Махора незаметно дала ему знак, показав на руках восемь пальцев, пять на одной и три на другой. Это означало, что за восемь тысяч можно покупать дом. У Михаила на трудовой сберегательной книжке лежало двенадцать тысяч, и его самого устраивала цена в десять. Главное, дом понравился Марфуше, да и тетке Махоре, это она умышленно критиковала недостатки, стараясь сбить цену.

– Восемь тысяч! – сказал Михаил, когда поднялся из погреба, – понимаешь, Сергей, у меня просто больше нет. Если можешь подождать пару месяцев, нам сейчас хорошо закрывают зарплату на шахте. Мы с Марфушей сэкономим и за пару месяцев соберем еще две тысячи.

– Да и восемь – много! – вклинилась в торг тетка Махора, – семь красная цена твоему дому Сергей.

– А чего ты лезешь сюда со своими советами? – вспылил Сергей, – тебе какое дело?

– Ты зря кричишь, – успокоил Сергея Михаил, – я попросил женщину посоветовать и она помогает мне! Будешь орать, мы сейчас уйдем!

– Восемь тысяч мало, – сказал Сергей, – а ждать два месяца не резон. Мне же уехать до зимы надо на Украину в Сталино (Донецк – прим. авт) к брату, а там за восемь тысяч я халупу только смогу купить….

Марфуша не вмешивалась в торг и смотрела на мужа благодарным взглядом, она чувствовала, что он этот дом все равно купит. Ей неизвестно было, сколько у Михаила в действительности имеется денег, а книжку трудовой сберегательной кассы она вообще у него никогда не видела. Были еще деньги, подаренные на свадьбе, их Марфуша хранила у себя в чемодане в вещах. Женщина подумала, если у мужа не окажется необходимой суммы, то есть почти тысяча рублей, которую можно использовать на покупку дома.

– Хорошо, – многозначительно сказал Михаил, – девять тысяч! И это окончательная цена…. Больше не дам!

– Согласен, – обрадовался Сергей, – а сколько ждать полного расчета? Я так понял, восемь сразу, а тысячу ждать придется?

– Да и восемь тоже нужно снять с трудовой сберегательной книжки, – резюмировал Михаил, – такие деньги могут сразу не выдать. Но обещаю, через неделю, рассчитаюсь полностью – все девять тысяч! Устраивает?

– Устраивает! – обрадовался Сергей, мне все равно сразу расчёт не дадут, отрабатывать заставят!