Морозное декабрьское утро встречало первых прохожих рыхлым, пушистым снегом, белым покрывалом укрывшим вчерашнюю грязь и распутицу во дворах и на окрестных дорогах. Мир как-то обновился, всё вокруг стало немного чище, тише и новее. Рабочий день едва начался, а бригада суетливых корейцев под руководством опытного строителя Егора Данилыча уже копошилась на монтажных лесах, буквально на глазах преображая фасад деревянного дома, ещё в 50-е годы прошлого века наспех срубленного зеками из местной колонии общего режима. Похоже, с тех самых пор эти жилища не видели ни одного капитального ремонта. Обшарпанные кирпичные печные трубы в два ряда по четыре штуки в каждом не один десяток лет коптили небо чёрной угольной гарью, сиротливо усевшись на прогнивших и растрескавшихся от старости, латанных-перелатанных горемычными жильцами шиферных крышах. Людей заезжих это небольшое приморское поселение, расположенное на берегу Амурского залива, своим непрезентабельным внешним видом явно никогда не впечатляло. А уж последние годы обветшавшие, покосившиеся домишки со всеми удобствами во дворе даже на неприхотливых местных жителей стали навевать уныние и тоску. И без того редко просыхающее от хронических запоев население всё чаще стало списывать своё беспробудное пьянство на невыносимые для человеческого проживания жилищные условия, отсутствие работы и жуткую скукотищу. Ни клуба, ни библиотеки, ни какого-либо другого заведения для культурного досуга здесь давно не припомнят. Несколько частных продуктовых магазинчиков-лавочек, небольшой детский сад и школа – вот, пожалуй, и все признаки цивилизации в этом Богом забытом уголке. Основное трудоспособное население составляют две категории служащих – одни служат в пограничной части, охраняют Российско-Китайскую границу, а другие – вольных поселенцев из числа осуждённых законом сограждан.

Размытая последним осенним тайфуном и без того похожая на ребристую стиральную доску грунтовая дорога, соединяющая посёлок с ближайшим более-менее крупным населённым пунктом, доставляет местному населению ещё большие проблемы и неудобства, чем убогое жильё. Расстояние, чуть более пятнадцати километров, люди здесь преодолевают как круглогодичную полосу препятствий, поминая местную власть и дорожные службы самыми «изысканными» эпитетами! Никакого регулярного автобусного сообщения с цивилизацией здесь давно не припомнят. Добираются до районного центра на приём к врачу или для приобретения чего-то более серьёзного, чем хлеб, консервы и крупы, кто как может. Поэтому для таких пацанов, как Ванька, выезд за пределы места постоянного обитания – настоящий праздник, который случается от силы несколько раз в год, чаще в период летних каникул. Но мечтает и готовится к таким событиям Ванька задолго и основательно, складывая звенящие рублики в пустую ярко-красную жестяную банку из-под «Пепси-Колы». Наполняется импровизированная копилка жутко медленно, ведь падающие туда рублики мальцу приходится выкраивать из выделяемых мамкой раз в неделю незначительных сумм на карманные расходы. А так хочется иногда и «Сникерс» пожевать, и чипсами похрустеть…

Стрелка настенных часов едва перепрыгнула цифру 10, а Ванька уже выскочил из подъезда на улицу, хотя учится со второй смены. Это не потому, что в поселении так много детей, а потому, что школа маленькая, и не все классы отапливаются. В связи с этим всех школяров разделили на две смены: старшие «грызут гранит науки» с утра пораньше, а дети с 1 по 5 класс приходят на занятия к обеду. Но торчать дома одному до самого обеда – для пацана настоящая пытка! Несмотря на все старания матери вправить ему мозги, он почти никогда не выдерживал долгую паузу полного одиночества и в любую погоду выдвигался в школу задолго до начала уроков. Неторопливым шагом идти от Ванькиного дома до школьного крыльца минут десять, но пацан умело растягивал этот маршрут до беспредела! Иногда даже умудряясь опоздать на первый урок. Сначала обходил по периметру родную двухэтажку, обязательно заглянув для чего-то в соседний обшарпанный подъезд, где обитали кроме двух одиноких старушек в основном алкаши и бездельники. Дальнейший маршрут неизменно пролегал мимо продуктового магазина, расположенного напротив. Затем, вопреки логике и здравому смыслу, Ванькины ноги несли его в противоположную от школы сторону посёлка. Он топал вдоль дороги до ближайшей частной торговой точки, где кроме скудного ассортимента съедобного «закусона», круглосуточно, из-под полы велась торговля местным самогоном. Покрутившись некоторое время на пороге «заведения», пацан иногда заглядывал и вовнутрь. Хозяйка лавки тётя Люба – давняя приятельница его матери – праздношатающегося, болтливого пацана хотя и сдавала потом матери со всеми потрохами, но и почти всегда чем-нибудь угощала, то ли от доброты души, то ли от жалости. Получив дежурный чупа-чупс и попрощавшись, Ванька перебегал через дорогу на незатейливую детскую площадку, возведённую недавно местной администрацией для поселковой малышни. Поболтавшись на скрипучих качелях, перебирался на деревянную шведскую стенку, висел на перекладинах, пытался подтягиваться и качать пресс на турнике, неведомо перед кем выпендриваясь. А уж если на горизонте появлялись нежданные прохожие, или на площадку заглядывали девчонки из ближайших домов, то Ваньку по-настоящему несло! Он всеми возможными способами пытался привлечь к себе внимание, начинал громко свистеть или петь, заговаривал уши девчонкам, на ходу сочиняя какие-нибудь небылицы.

Вот и этим утром Ванькин маршрут начался с обхода придомовой территории. Обойдя строение с тылу, начал поочередно цепляться к копошащимся на строительных лесах корейцам. Те уже привыкли к надоедливому пацану, мало понимая его безудержную словесную трескотню, дружелюбно улыбались, махали руками в знак приветствия и молча продолжали жужжать шуруповёртами, крепя сайдинг к деревянным стенам дома. Ванькиного друга Егора Даниловича там не было: видно укатил в город по делам. Бесцельно потоптавшись по сугробам, Ванёк принялся набивать карманы куртки валяющимися на бетонной отмостке прямо у стен дома шурупами и саморезами. Роняя их сверху озябшими на морозе руками, корейские строители не утруждали себя заботой собрать потом то, что приобреталось не за их деньги, а потому не представляло для них никакой ценности. Напрасно Егор Данилыч читал им лекции, что разбрасываться материалами – свинство! Они только ехидно хихикали, щуря и без того узкие глазки, и продолжали гнать объёмы, не заморачиваясь на такие мелочи.

Хозяйская жилка у Ваньки проявлялась с детства: он подбирал и тащил в дом всё, что попадало под руку. Мать, наводя в доме порядок, ворча и чертыхаясь, выгребала у сына из-под кровати, из ящиков письменного стола и шкафа с одеждой груды ненужного хлама. Чего только «домовитый» малец не пёр в дом: и гнутые гвозди, и пластиковые бутылки, и картонные коробочки, какие-то подшипники, гайки, запчасти от велосипеда, найденные на помойке старые утюги, чайники, дверные замки… Откуда в нём была эта тяга – мать недоумевала. Сама – воспитанница детского дома, не ведающая роскоши и достатка, была достаточно замкнутой, немногословной, привыкшей самостоятельно решать все житейские проблемы, но при этом оставаясь болезненно гордой, не допускающей к себе жалости женщиной. Предательство и бегство мужа пережила стойко, доверяя свою бабью слабость лишь старой перьевой подушке по ночам. Родила Ваньку, уже будучи далеко не молодухой. Даже в юные годы желающие приударить за ней в очередь никогда не выстраивались. Причиной всему была, мягко говоря, её неброская внешность. Ни красотой, ни фигурой, ни ростом, ни интеллектом Томка не блистала, а потому, особо не раздумывая, повелась на первую же попытку закадрить бабёнку одного подвыпившего местного «гусара» из бывших сидельцев. Их краткосрочный роман закончился ровно на третьем месяце Томкиной беременности. Тупо уставившийся в пол, явно ошарашенный неожиданной новостью «Казанова» просидел ещё так – в позе медитирующего Будды – с полчаса, потом молча встал и вышел с дымящейся сигаретой во двор. Больше его никто не видел. Как корова языком слизала будущего папашу! Вариантов у Тамары не было. Как не было ни родных, ни близких, кто бы дал дельный совет или поддержал материально. Но реально осознавая, что второй попытки стать матерью у неё уже, скорее всего, никогда не будет, она твёрдо решила рожать! Слава Богу, родился Ванька, хоть и немного недоношенным, с маленьким весом, но вполне себе здоровеньким, прожорливым и горластым. Уж что-что, а поорать он просто обожал! Какими только народными премудростями и хитростями не пыталась унять его писк и визг молодая мамашка, но орал он день и ночь, неведомо по какой причине. За первые полгода Ванькиной жизни с ума едва не съехали все соседи, доведённые до бешенства постоянным рёвом неугомонного детёныша. Прекратил голосить маленький Ванька лишь после того, как «поколдовала» над ним сердобольная старушка Лаврентьевна, живущая в соседнем доме. Все в округе знали, что эта бабушка «божий одуванчик» умеет делать что-то такое, здравым смыслом и логикой не объяснимое, после чего некоторые мужики раз и навсегда бросали пить…

Раннее своё детство Ванятка не помнил – и хорошо! Не сладко пришлось ему малому и его мамке-одиночке. Но на трудности и проблемы не взирая, подняла сынка одна, без нянек и бабок. Вот только жизнь эта со своими перекосами и перегибами явный след на характере пацана отпечатала. Маленький, взъерошенный, колючий, как ёжик, взбалмошный и гиперактивный – он всем своим существом пытается самоутвердиться в этом жестоком мире, маскируя свою слабость и неуверенность за ширмой шумной бравады и клоунады. От того легко объяснима его, такая скорая, искренняя и где-то даже настойчиво-прилипчивая симпатия к немолодому уже седобородому строителю дяде Егору. Что уж там напридумывал себе Ванька, каких нафантазировал картинок дальнейшей жизни – неведомо. Но однажды на полном серьёзе вызвал своего нового взрослого друга на мужской разговор.

Пару дней отсутствовал Егор Данилыч в посёлке, укатив по колдобистой дороге в районный центр за недостающими стройматериалами. Во время его отсутствия Ванька как-то притих и погрустнел. Всё так же бесцельно пиная сугробы и бороздя сточные канавы с грязной, толком не застывшей водой вдоль дорог, маячил в центре посёлка, кажется, не вспоминая про учёбу. На третий день, ближе к обеду, к дому подкатил большой синий грузовик с крановой установкой, загруженный по самые борта. Ванька заметил машину одним из первых. Сиганул вниз со строительных лесов на уровне второго этажа, где сидел, болтая ногами и одновременно языком, развлекая задубевших, как воробьи на ветках, вечно не по погоде одетых корейцев. Те тоже бросили работу и начали спускаться вниз, встречать своего «капитана» и разгружать машину. Не успел Егор Данилыч вытряхнуться из кабины грузовика и размять затёкшие ноги и спину, как Ванька буквально повис у него на шее.

– Наконец-то, дядь Егор, прикатил! Мы уже тут с твоими «кореандрами» ждать устали! И чё они у тебя все такие тупые? Как ты вообще с ними разговариваешь? Я им объясняю по-русски, нифига не понимают, лыбятся и чё-то там курлычат. Я им тут рассказывал, как мы с мамкой в городе в «корейскую кухню» зашли и ели их салат из морковки. Злой, как дракон! У меня ещё два дня всё в животе горело, но мне понравилось! Я их хвалю, а они – тупые, ничего не поняли!

– Вань, слушай, утихни хоть на секунду. Некогда мне сейчас лясы точить, надо быстро разгрузку организовать и машину назад отправить. А потом ты мне всё доложишь, как положено, во всех подробностях. Договорились?

– Да, ладно! Что я – дитё что ли? Всё понял. Я подожду. Просто скучно без вас было, дядь Егор…

Шустрые корейцы, как муравьи, быстро и молча, без лишней суеты организовали разгрузку привезённого материала. Двое, вскарабкавшись на кузов, лихо заводили стропы, цепляли их за крюк подъёмного крана и жестами подавали команду водителю, остальные принимали груз внизу. На всё про всё ушло меньше получаса. Водитель грузовика, махнув Данилычу на прощанье рукой из приоткрытого окна кабины, дал по газам.

Егор Данилыч устало присел на деревянный поддон с мешками сухой штукатурной смеси. Ванька тут же вынырнул откуда-то из-за угла и деловито плюхнулся рядом.

– Ну что, притомился? Может, я за чаем домой сгоняю?

– Да не суетись, Вань. Чаем я не наемся. Сейчас задание своим, как ты их там обозвал, «кориандрам» выдам и пойду, пообедаю. Жена ждёт, наготовила, как всегда, чего-нибудь вкусненького.

– Дядь Егор, ты не обижайся, но я не могу понять, а чего твоя жена за тобой по командировкам таскается? Боится, что уведут?

– Ну, во-первых, не таскается, а ездит! А, во-вторых, я без неё, как и она без меня – вообще никуда и никогда! Вот бывает так, пацан! Мы, как ниточка и иголочка. И так уже двадцать пять лет! Прикинь! В настоящей семье так и должно быть.

Ванька сразу как-то сжался, отвёл глаза в сторону и вроде даже зашмыгал носом.

– Ты чего это насупился, слышь, Вань? Я тебя обидел чем-то?

– Да, не… Просто, конечно… Я тут дурак было… А у вас – всё и так в шоколаде…

– Ты это о чём? – потянув Ваньку за рукав куртки, спросил Егор Данилыч.

Ванька резко вскочил с мешков, отряхнул руками белую пыль со штанов и, как-то зло сверкнув глазёнками, выпалил:

– Да ясно всё с вами! Я – дурак, конечно, но так хотел вас с мамкой своей познакомить. Ведь она у меня очень хорошая баба: и работящая, и добрая! Ну, не красавица – это я, как мужик, понимаю, но ведь хорошая…

– Вань! Ты вообще о чём? Я так догадываюсь, что ты, типа, сватать меня собирался?

– Чё вы смеетесь? Ничего и не сватать, я же вам не эта Розочка Сябитова!

Егор Данилыч еле сдерживал смех, но боялся обидеть разоткровенничавшегося мальчишку и потому сидел как вкопанный и слушал Ванькин бред с умным видом.

– Я вашу жену, конечно, не видел, может, она и лучше мамки моей, но моя зато – такая непривередливая! И она бы с вас пыль сдувала!

– Вань, а чего это ты вдруг так резко со мной на «вы» перешёл? Мы же вроде кореша с тобой и в первого дня на «ты» были.

– Да так, чего уж там кореша… Я-то, дядь Егор, как с тобой познакомился, сразу зауважал и мечтал всё время – мне бы такого батю!

– Видишь ли, дружище, ты мне тоже очень понравился. Ты такой настоящий, хотя ещё маленький, но уже мужик! Я слюнтяев и лицемеров терпеть не могу! А ты лепишь всё, что видишь, прямо в глаза, это, конечно, не всегда хорошо. Повзрослеешь – поймёшь. Но давай по-взрослому, Ванёк, без всяких обид. Ты – отличный парень. И с характером – это для мужика важно! И мать у тебя наверняка хорошая и добрая. Но, видишь ли, каждому в этой жизни своя судьба Богом уготовлена. Я давно женат и счастлив при этом! И дети у меня уже взрослые, и даже внуки, почти такие, как ты по возрасту. Куда же я от них, а, Вань? И тебя у мамки не заберёшь, ведь она без тебя не выживет! Или я не прав?

Ванька шмыгнул сопливым носом, неуклюже уткнулся раскрасневшейся мордахой в плечо Егора Данилыча и, ещё несколько раз всхлипнув, тихо выдавил из себя:

– Не сердись, дядь Егор! Я не хотел… Чё-то слюни пустил, как девка.

Данилыч обнял пацана за плечи, слегка встряхнул, заглянул ему в слезящиеся глаза и по-отцовски поцеловал в лоб.

– Всё у тебя будет как надо! Поверь мне! Я жизнь прожил, людей и всяких тварей повидал. Ты, Ванька, настоящий! И мы с тобой навсегда друзьями останемся! Нам скоро работы здесь сворачивать и по домам, но у тебя мой номер мобильного есть. Я двадцать четыре часа в сутки на связи. Ты это знай! Главное, мать береги и никогда не становись подлецом! Обещаешь?

Ванька, ничего не ответив Данилычу, чмокнул его в щетинистую щёку и убежал домой.

Сдав приёмочной комиссии преображённые, отремонтированные дома, строители собрались восвояси. Егор Данилыч с супругой уже загружал последние коробки со своими пожитками, освобождая съёмную квартиру, когда в их дверь кто-то робко постучал. Данилыч толкнул дверь. Там, потупившись глазами в пол, стоял Ванька.

– А, дружище, ты? Ну, заходи! Правда уже и посадить тебя не на что, и угостить нечем, всё в машину загрузили, но я рад тебя видеть.

Ванька, переступив порог, протянул Данилычу пятерню и еле слышно поздоровался с его женой. Мудрая женщина, которая была с первого дня в курсе этой трогательной дружбы супруга с местным пацаном, потихоньку ушла в другую комнату.

– Я вот помочь пришёл. Может, что загрузить ещё надо? – промямлил Ванька.

– А на-ка, держи, вот ещё коробка с тарелками и кастрюльками осталась, как раз поможешь.

На улице, отдав ключи от съёмного жилья хозяйке, Егор Данилыч и его жена пожелали всем доброго здоровья и просили не поминать лихом. Напоследок седобородый строитель подошёл к своему юному другу:

– Ну что, Ванёк? Всё путём?

– Да, дядь Егор! Всё будет чётко! Я знаешь, чего сегодня ночью решил? Я после пятого класса в Суворовское училище пойду! Военным хочу быть! А потом – генералом! И потом мамку к себе заберу! И жена у меня будет, как у тебя! Ну, помоложе, конечно, но хорошая! И любить меня будет! А я тебя никогда не забуду, дядь Егор… – Не сдержав нечаянно нахлынувших предательских детских слёз, Ванька встрепенулся, утёр рукавом куртки мокрый нос и, как молодой жеребёнок, на своих неокрепших, разъезжающихся в снежном месиве ножульках рванул, не разбирая дороги, куда глаза глядят…

Ольга Бажина

Ноктюрн Осени

Французский сонет

Уже прозрачней лес без сброшенной листвы.Уже грустней звучат в тиши и птичьи трели,И мокнет под ногами, вновь превращаясь в прели,Рыжея под дождём, зелёный цвет травы.Сквозь щели лезет хлад в закрытые дома,И дачные сады ветрами вновь раздеты,Повержено лежат цветы былого лета,И землю побелить готовится зима.И холодит умы ноябрьское ненастье,И души у людей пытаясь охладить,Но из сердец тепло не хочет уходитьИ согревает вновь надеждою на счастьеИ верой, что Весна сумеет наградитьИ солнечным теплом и к лучшему причастьем!

Про советский «Голубой огонёк»

Помню я то, как в детстве в субботу,В этот будний последний денёкВся страна торопилась с работыНа родной голубой огонёк!И садилась у телеэкрана,Чтобы в доме родном вечеркомПогрузиться с друзьями в нирвану,Что звалась «Голубым огоньком».Там в эфире знакомые лица,Именами своими маня,Призывали нас всех породниться,Согреваясь у телеогня!И на час забывались заботыИ проблемы умчавшихся дней,И любимая телесубботаСтановилась с годами родней!Вот бы сбросить нам тяжестей бремя,Хоть на час в нашу жизнь возвратитьОгоньков тех счастливое время,Чтоб с экрана Добром нам светить!

Моя Мадонна

Посвящается невестке Настеньке

Дверь распахнулась, и молоденькая мамаС новорождённой крохою в руках,Прижав её к груди, парила в облакахИ из роддома выходила, как из храма!Она Мадонной новоявленною шла,Божественно прекрасной, хоть земною!В день этот майский, ей подаренный весною,Она на материнства пьедестал взошла!

Внимаю музыке Весны

Внимаю музыке Весны душой и сердцемИ звуки свежести её по капле пью,Её симфонии мелодию поюИз части третьей – упоительного Скерцо,Пока Аллегро вновь капелями звучит,И Марта музыка грохочет ледоходом,Пленит умытым послезимним небосводом,Игриво нотками ручейными журчит!Апрель Адажио минорным загрустит,Мажорной бодростью её сменяя твёрдо!На время зимнее застывшие аккордыВ Природе Майское Аллегро воскресит!И сладких трелей соловьиных волшебствоРазбавит буйное цветенье яблонь, вишен!На землю солнца яркий свет прольётся свыше,Финала вешнего усилив торжество!

________________

Классическая симфония состоит из четырёх частей:

1. Аллегро – бодрое;

2. Адажио – грустное, лирическое;

3. Скерцо – весёлое, радостное;

4. Финал – торжественный.

Закатное солнце

Закатное солнце по небу, пылая, катилосьИ таяло пламенем света вечерней зари.Уже зажигали свой свет светлячки-фонари,И солнце за кромку небесную вниз опустилось.Горевший недавно на небе так ярко костёрУже становился подобием зорьки рассвета,И розовый цвет акварельный июньского летаНа всём горизонте объятья свои распростёр!

Над землёй волгоградской

Над землёй волгоградской с названьем ЕланьСам Господь распростёр свою горнюю длань.И с касанием божьей рукою землиЗдесь духовности, веры ростки проросли,Поднялись до чертогов небесных леса,Поят чистой водой их Елань и Терса,Разнотравьем цветастым пестреют поля,Добротой и любовью лучится земля!Здесь по воле Создателя, видно, возникПараскевы святой Краишевский родник,Словно пульс у России, в нём бьётся вода,И кричит она сердцем, что в доме беда,Молит, чтобы её от всемирной бедыСберегли и икона, и святость воды!

Разливается песней былинною…

Разливается песней былинноюШирь небес над казачьей долиною.Тёплый воздух дрожит над природою,Вниз спускаясь казачьею одою.Песнь казачья привольною птицеюНад казачьей взлетает станицеюИ рисует крылами орлинымиВ небе притчи казачьи старинные!

О фестивале «Троица на Бузулуке»

Над рекою Бузулук,Как большой цветущий луг,Как казачки гордой шаль,Расстилался фестиваль!Ярко здесь цвели таланты:И певцы, и музыканты,И актеры, и танцоры,Сувениров ярких горы.Песни солнечно звучали,И яичницы шкварчали.Вкусно так в желудки нашиЗдесь текли с изюмом каши.Ароматный чай такойЛился щедрою рекой!Песни к небу поднимались,С облаками обнималисьИ парили, как орлы,Горделивы и светлы!Над станицею летели,О душе казачьей пелиРусской, гордой, своевольной,Несгибаемой и вольной!!

Сонет

Рассветный луч порвал ночи завесу,В чертоги леса солнце заглянуло!Пред ним Природа скатерть развернула,Всю вышитую красотою леса!Она на ней волшебными перстамиТворила чудо, гладью вышивая!Рассветной сканью скатерть покрываяИ акварельно нежными цветами,Иголкою картину рисовалаНа полотне прозрачными шелками.Искусница талантом и рукамиШедевр при свете лунном создавала!Когда художник и поэт глядят на это,Дрожит дыханье у художника, поэта!

Лесные дары

Листвой предосенней присыпав лесные дороженьки,Мне август внушает, что лету конец настаёт:Хоть зеленью трав у деревьев укутаны ноженьки,Но звонкими птичьими трелями лес не поёт!Мой сад в цветнике засквозил органзой-паутинкою,А солнце не слишком охотно пьёт утром росу,Вздыхает дождями Природа и смотрит с грустинкоюНа щедрые лета дары, что из леса несут!Меж пальцев её листьев золото редкое падает,Уже приближая приход листопадной поры,Она напоследок жарой уходящею радуетИ нам преподносит в ладонях лесные дары:Хоть прячет маслята, лисички и знатные белые,Но лезут они из земли плодородной грудиИ просятся в наши корзинки и в руки умелые —Коль ты не ленивый, лес ими тебя наградит!Тогда ты зимой их отыщешь средь банок на полочкеИ, сидя с друзьями, семьёй за уютным столом,Им скажешь: «Привет!» и любовно откроешь засолочки,Чтоб вместе мечтать с ними вкусно о лете былом!

Июльская гроза

Долго дождь искал прореху в небе белом от жарыИ смотрел упрямо сверху вниз на дачные дворы!Наконец нашёл лазейки и закапал в тот же миг,Заплясали молний змейки, а потом и гром возник.И от этих ярых вспышек разорвалась ширь небес!Гром рычал без передышек и пугал и сад, и лес!Дождь вдруг в ливень превратился, завладел и им искус,С неба каплями скатился, а теперь вошёл во вкус!Он и прыгал, он и лился, рассыпался, как каскад,То по-детски веселился, то бурлил, как водопад.Промочил достойно землю, а потом, сказав «Пока»,Ожиданьям солнца внемля, скрылся паром в облака!А когда стихия стихла, как мираж издалека,Ярко радуга возникла, подпирая облака!

Ирина Арсентьева

В Россию через «окно Петра Великого»

На уроках биологии я очень часто рассказываю о том, что Пётр I был прогрессивным человеком, который много сделал для развития российской науки. Привожу ученикам примеры в доказательство своих слов.

Сегодня я решила рассказать об этом и вам. Но о роли царя российского в развитии науки в целом мне рассказать не удастся, для этого понадобится не один день, наверное. Предлагаю вам погрузиться в отдельную её отрасль – биологию. В ней я разбираюсь и кое-что знаю.

Итак, начну с того, что Пётр Первый «прорубил окно в Европу». Об этом знают все без исключения! Эта фраза стала крылатой. Но, возможно, не каждый задавался вопросом, с какой целью он прорубил это «окно».

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5