О чем молчат тени

Этой новости совсем не была рада слышать мать семейства – Мирилла, ожидающая что Эйвар будет помогать по хозяйству. Тем более что у отца начинались проблемы со спиной и некоторая физическая работа давалась ему с трудом. Но Эйвара было не переубедить. С тех пор, между ним и матерью появилась дистанция, отношения похолодали и это сильно гложило Эйвара, хоть он и не показывал. Поэтому он пообещал самому себе – всё заработанное он будет нести родителям, чтобы они могли позволить себе нанять чернорабочего.

Поэтому он не мог дождаться завтрашней охоты. “Вот вскрою им животы, очищу нору и получу хороший кошель. И родители обрадуются и будет что в трактире рассказать”, – думал он про себя. Эйвар зашёл в своё помещение, снял сапоги, поправил старую кирасу и плюхнулся на кровать. Хоть время было вечер, однако он чувствовал как силы покинули его. Он стал по тихоньку засыпать, довольно улыбаясь и предвкушая предстоящее событие.

Эйвар проснулся ранним утром – время когда всё семейство начинает выходить в огород. Но сегодня, в отличие от прошлых лет, он впервые не остался в постели, лениво потягиваясь и слушая как снаружи началась рабочая суета. Эйвар был в бодром духе – для него намечалось нечто “геройское” как он считал, нечто мужественное и совсем не обычное. Он вышел во вдор, вдыхая прохладный утренний воздух, помыл лицо в бочонке с водой, подвязал серебряный меч и направился к калитке. Выйдя на дорогу, он Эйвар не обернулся – уж слишком долго он провёл здесь: среди нескончаемых грядок и вечно пашущих родителей. Ему не терпелось наполнить свою жизнь новым, неузиченным.

Погода стояла солнечная, свежий ветер обдувал черепичные крыши и каменные стены невысоких зданий Хэверглена. Эйвар подошел к ещё малолюдному рынку, и увидел Ранда, стоящего возле лавки с зельями. Хозяин лавки, высший эльф, надо признать, в магии и алхимии им не было равных, с надменным видом что-то объяснял Ранду. Подойдя к ним, Эйвар услышал их разговор.

– Десять золотых, – сказал эльф.

– Да прекращай, – отмахнулся Ранд, – Давай восемь, видишь, у меня новенький, зелий нужно больше чем обычно.

Эльф скпетично смотрел на него, – Вечно эти твои “новенькие”.

– А что делать то? Молокососы убегают. Ладно тебе, дай парню шанс, на лишнюю монету оболтус хоть себя прокормит.

– Хорошо, хорошо, – раздраженно ответил эльф, – Пусть будет девять…

Лицо Ранда расстянулось в широкой улыбке, заставив шрамы поползти вверх, – Идёт! – он с грохотом положил монеты на лавку, получив в обмен два фиолетовых флакон. Ранд положил их в рюкзак и продолжил идти вдоль лавок.

– Что за флаконы? – поинтересовался Эйвар.

– Зелье Винзимы, от воспалений, – ответил Ранд, – Гоблины часто жрут всякую падаль и во рту у них столько заразы, что из зубов можно яд варить. Если укусят, то заражение пойдет быстро, и храни тебя Единый, если у тебя нет Винзимы. – Ранд остановился возле благоухающей лавки с травами, – Мариаллу мне.

За прилавком стоял краснокожий риффи, – Три золотых.

– Вот! Это нормальная цена, – Ранд протянул ему монеты, получив взмаен мешочек. – Мариалла обязательна! Укус, обморожение, ожог, любая рана – остановит боль и заживит.

Эйвар внимательно следил за тем, что набирает Ранд, и пытался запомнить всё, что он говорил: “Винзима от гангрены, Мариалла заживляет раны, снимает боль… ”

После непродолжительных покупок, Ранд внимательно осмотрел мешок, пересчитал флаконы и съестное и посмотрел на Эйвора. – Вроде всё. Ну что, готов?

Эйвар заволновался, – Готов.

– Тогда седлаем коней. Уйдет полдня, чтобы добраться. Где нибудь рядом сделаем привал, пока не стемнеет. Понял?

– Понял, – кивнул Эйвар.

Ранд бросил в него мешок, – Отвечаешь головой.

Оседлав коней, они выдвинулись. Эйвар был доволен собой – он ощущал себя подобно герою одного из тех рассказов о рыцарях. Однако легкий страх все-таки охватывал его – как-никак предстояла не просто уличная драка. Теперь же, на поясе висел меч, которому предстояло вонзится в чью-то плоть.

– “Интересно, как гладко проходит лезвие через тело?” – рассждуал про себя Эйвар, – “Тяжело ли срубить гоблину голову? Может, сначала отрубить руки? Нет, по руке попасть, наверно, тяжело. Лучше по ноге”.

Первая часть пути от Хэверглена до гоблинской норы пролегала по благоустроенной Ильдорской дороге. Она кишела караванами, ведь вела прямиком к Ильдории – столице Талорианской империи. Хэверглену в этом отношении повезло: город не только делил дорогу со столицей, но и находился в одной провинции – Арентии, людских землях, слывших богатейшими в империи.

Из-за этого тракт был оживлен, как рыночная площадь. По нему сновали десятки иноземцев – представители самых разных рас, чьи гортанные наречия сливались в невнятный гул. Среди путников мелькали и богатые купцы в расшитых камзолах, и закованные в дорогую броню наемники, чье снаряжение простолюдину и за жизнь не заработать. По обочинам ютились ухоженные деревеньки, живущие за счет путников: кто-то торговал едой и постоялыми дворами, кто-то чинил телеги – лишь бы золото текло в карманы местных.

Свернув с главной дороги, Клинки ступили на узкую пыльную тропу. Базальтовые плиты остались позади, уступив место выбитой колеями грунтовке. Гул голосов и скрип телег сменился стрекотанием цикад и шелестом луговых трав, колышущихся под лёгким ветром.

Чем дальше они углублялись в глушь, тем более убогими становились попадавшиеся деревушки – жалкие подобия тех процветающих поселений, что ютились вдоль Ильдорского тракта. Здесь не было ни постоялых дворов, ни шумных торговцев, только покосившиеся заборы да крыши, поросшие мхом.

Дорога пустела с каждым шагом, и вскоре Эйвар остался наедине с привычными с детства пейзажами: бескрайними изумрудными лугами, перетекающими в пологие холмы, и редкими островками деревьев, одиноко темневшими среди моря трав.

Вот переработанный вариант с усиленной атмосферой и плавностью повествования:

Прошло несколько часов, когда Ранд наконец свернул с дороги. Они ещё какое-то время шли через высокую луговую траву, пока не вышли к опушке знакомого дубового леса.  Они шли через прекрасный дубовый лес, но тревога в Эйваре только наростала. Наконец, они вышли добрались до преждней стоянки.

Ранд слез с коня, подозрительно осматриваясь, – Тут и устроимся. Всё обговорим.

– Хорошо, – ответил Эйвар и стал рыться в мешке, откуда он вытащид замотанный в ткань кусок хлеба и вареные яйца. Развернув лежак, он рухнул на него и принялся есть, – А гоблины едят хлеб? Или яйца?

Ранд усмехнулся, – Яйца да. Сырые. Человеческие они очень любят. Бычьи тоже. Так что, смотри, молодой, если у тебя яйца большие, то повнимательнее будь – кто-нибудь зубками да вцепится.

Эйвар помялся на месте, – Так получается, они того пропавшего съели?

– Конечно! В тот же день. Сначала съедают живот, потом почки, печень, кишки. Сердце и мозг на последок, их съедает вожак. Те гоблины что поумнее делают из костей кровати, стулья, доспехи даже.

– Ого, доспехи? Прям как мы, – удивился Эйвар.

Ранд достал из мешка ломоть хлеба и принялся быстро жевать его, – Угу. Каждое поколение у них умнее и умнее. Вон, лет двадцать назад и подумать не мог, что эти твари начнут слова говорить. А теперь по несколько слов трещат. Додумались ведь еще и стулья делать… Ты это… – прервался Ранд, – По существу вопросы задавай, а не про яйца.

– Например… – замешкался Эйвар, – Как их брать будем?

– Ага, – кивнул Ранд, – Значит, план таков: ночью идём к норе. Ждём, когда твари засыпают, и тихо режем им глотки, пока до последнего не сдохнут. Если один из них проснется, то убей как можно больше пока другие не напали. Если нас окружают, то встаём спина к спине и не даем нас разделить.

Эйвар словно не решался это сказать, но всё же сделал это,– Что если одного из нас убьют?

Ранд пожал плечами, – Если убьют меня, то беги. Хоть какой-то шанс, что не умрешь. Если убью тебя, то, думаю, я и один справлюсь. Запомни! Если увидишь, что биться я не могу, то беги.

– А что стало с тем, кто был до меня? – неожиданно спросил Эйвар.

Ранд погрустнел, словно опечаленный воспоминаниями, – Как-нибудь потом. Ты давай, молодой, полежи, отдохни. Проверь обязательно меч. Чтоб обязательно острый был.

Эйвар рухнул на лежак, – Понял. А кстати, зачем нам такие короткие мечи выдают?

– Ха, – фыркнул Ранд, – А ты что хотел? Тяжелый двуручный? Тебе, во-первых, большим мечом пару раз махнуть – как руки устанут. И смотри, тебе в нору лезть – что больше поможет? Длинный и тяжелый или легкий и короткий? – Ранд выдержал паузу, – То-то же! Тебе не с солдатами биться, а колоть, резать. Тут другое.

– А ведь точно, – задумался Эйвар, – Ну ладно тогда, полежу, меч позже подготовлю.

Ранд откусил половину варённого яйца,– Давно пора, а то вопросов ты задаешь много.

Эйвар лёг и закрыл глаза, пытаясь хоть немного отдохнуть перед долгой ночью, но тревожные мысли о предстоящей охоте не давали ему уснуть. В добавок ко всему, захропел Ранд, лишь усиливая раздражение – казалось, эти раскаты услышат даже в гоблинской норе. Осознав, что сон не придёт, Эйвар решил заняться делом и достал свой серебряный меч.

Клинок длиной около сорока сантиметров, лёгкий и отлично сбалансированный, он изящно поблёскивал в его руках. Для сравнения он взял железный меч – свою первую серьёзную покупку перед тем, как стать охотником. Тяжёлый, почти втрое массивнее серебряного, он требовал заметных усилий, чтобы удерживать его на одном уровне.

Закончив тщательную заточку капризного серебряного лезвия (оно требовало куда больше внимания, чем сталь), Эйвар осмотрел своё снаряжение: поношенные ножны, дорожный мешок и небольшой деревянный щит с железным усилением. Поверхность щита была испещрена бесчисленными царапинами, чью историю он так и не узнал, купив его с рук у странствующего торговца.

Время пролетело удивительно быстро. Настало ночь когда Ранд резко открыл глаза и поднял своё помятое ото сна лицо, – Пора, – сказал он, зевая и медленно потягиваясь.

Эйвар стал спешно собирать мешок, – Из-за твоего храпа я думал, нас услышат.

Ранд снова зевнул, – У гоблинов хорошее обоняние. Если обосрешься, они за километр учуят, но на ухо они глуховаты. Так, сумки оставим здесь, а то учуять могут. Прикроем все добро, чтоб никто не спёр.

– Понял, – Эйвар пристегнул ножны к пояснице, щит – на спину. И главный атрибут Клинков: длинные кожаные перчатки достигающих локтей и плотно облегающие руку.  Сделаные из плотной и грубой кожи, они предусматривали защиту от острых зубов и каждая из перчаток застегивалась на четыре широкие застежки.

Ранд выглядел собранным, его пристальный взгляд скользнул по дрожащим рукам Эйвара.

– Мандраж? Дыши глубже. Помогает.

Эйвар стиснул зубы, но вслух не ответил. – «Да знаю я, черт возьми…»

Ранд проверил снаряжение, затем чиркнул кресалом, разжигая факел. Оранжевый свет заплясал по стенам пещеры, отбрасывая зыбкие тени.

– Когда подойдем, перевяжем лица тряпками – вонища там такая, что не удержишься. И грязью обмажемся, чтобы наш запах не выдал. Они будут спать. Я возьму вожака, ты – остальных. Один удар – глубоко, под самое ухо, чтобы сонную зацепить. Пока опомнятся – половину уже прикончим. Ясно?

Эйвар кивнул, сжав рукоять серебряного клинка, – Ясно.

Спустя несколько минут тенистый овраг принял их в свои владения. Они спустились бесшумно, как призраки, ступая по влажной земле. Лунный свет дрожал на речной глади, разливаясь жидким серебром по черной воде. В полной тишине, нарушаемой лишь редкими всплесками, они шли вдоль берега, пока впереди не обозначился зияющий провал гоблинской норы.

Влажная речная грязь хлюпала под ногами. Ранд остановился, наклонился и вырвал из земли комок жирной, вонючей тины. Не говоря ни слова, он начал методично обмазывать лицо и руки, покрывая кожу темной массой. Эйвар последовал его примеру – вскоре две абсолютно черные фигуры с блестящими в темноте глазами стояли у входа в нору.

Ранд достал из мешка две промасленные тряпки. Один конец он передал Эйвару, другим плотно обмотал нижнюю часть лица. Без слов, лишь кивком, они подтвердили готовность. Серебряные клинки, вынутые из ножен холодно блеснули в лунном свете. Две тени бесшумно исчезли в черной пасти пещеры.

Тоннель оказался настолько узким, что Эйвару пришлось ползти, буквально втискиваясь между сырых стен. Каждый сантиметр пути давался с трудом – скользкая глина липла к рукам, холодный влажный воздух обжигал лёгкие. Петляющий проход казался бесконечным, пока впереди не забрезжил трепещущий оранжевый отсвет.

"Костер? Здесь?" – мелькнула нелепая мысль, когда едкий смрад стал буквально физически давить на лицо.

И вдруг – простор.

Тоннель резко обрывался, открывая зрелище, от которого кровь стыла в жилах. В тусклом свете факелов копошились горбатые тени. Кривые конечности, выпученные желтые глаза, клыкастые рты – гоблины. Настоящие, живые, вонючие. Их логово, пропитанное запахом гнили и дыма, оказалось куда страшнее любых рассказов.

Тьма в пещере была густой, липкой, словно сам воздух пропитался испарениями гнили. Сырой, удушливый смрад ударил в нос Эйвору – смесь разлагающейся плоти, гоблиньей мочи и чего-то кислого, будто протухший бульон из внутренностей. Гоблины спали, свернувшись в жалкие, дрожащие клубки, их синяя кожа блестела от жира и пота в тусклом свете. Ребра выпирали так резко, будто вот-вот прорвут кожу. Длинные носы, усыпанные прыщавыми наростами, подрагивали во сне, втягивая зловонный воздух. А из полуоткрытых ртов сочилась густая слюна, смешанная с остатками полупереваренного мяса. Один из гоблинов выделялся: толстый, раздутый, как падаль под солнцем, он лежал на возвышении из грязных тряпок и костей. Его живот, покрытый сине-багровыми растяжками, колыхался при каждом храпе. Лицо было широким, свиноподобным, с дряблыми щеками, перекрывающими крошечные, заплывшие глазки. Тонкие ручонки, как у мертворожденного младенца, судорожно сжимали объедок – полусгнившую крысу, из которой еще капала черная жижа.  Каэжый из гоблинов спал в своем логове – кучах мусора, склеенных грязью, экскрементами и запекшейся кровью, из-под них торчали переплетённые ветки и кости, а между ними шевелилось что-то мелкое – тараканы? Личинки? Но хуже всего была яма. На дальнем конце пещеры зияло углубление, заполненное раздутыми трупами – то ли собаки, то ли… что-то с человеческими пальцами. Кишки расползлись в черной жиже, а из глазниц выползали белые, жирные личинки, падая вниз с тихим плеском. Вокруг летали сотни, а может тысячи мух: они вились плотным, жужжащим облаком, садясь на трупы, гоблинов, на самого Эйвора. Жирные, мохнатые, они лезли в нос, в уши, в уголки глаз, их липкие лапки щекотали кожу, а крылья хлопали прямо по векам.

Ранд жестом обозначил направление – сам к вожаку, Эйвору – к приземистому гоблину, храпящему справа. Их взгляды встретились в темноте. Медленный, почти незаметный кивок. Ответный кивок.

Серебряные клинки вынырнули из тьмы одновременно – холодные молнии, замершие на мгновение перед ударом. Воздух будто сгустился, время замедлилось. Гоблин спал мирно, подёргивая ногой – не ведуещий что над ним склонилась смерть. Каждая капля пота на спине Эйвора ледяной иглой впивалась в кожу. Сейчас. Сейчас ему будет больно. Сейчас кто-то умрёт.

И клинки ринулись вниз.

Лезвие вошло в гоблинью шею с пугающей легкостью, будто рассекая теплый воск. Гоблин открыл глаза. Когда Эйвар выдернул меч, из тонкой щели хлынула густая черно-красная кровь. Существо захлебывалось, его когтистые пальцы судорожно заскользили по ране пытаясь закрыть её, а огромные желтые глаза, в ужасе уставились на убийцу. Эйвар замер, ошеломленный расстерянным и испуганным взглядом гоблина.

– Следующий! – прорезал тишину резкий голос Ранда.

Эйвар вздрогнул. Следующий гоблин успел лишь растерянно попятиться назад, подняв в защите тощие руки, когда серебряный клинок вонзился ему в грудь. Тонкая грудная кость на миг задержала лезвие, гоблин закричал от боли, затем с хрустом лезвие провалилось внизь. Пронзительный визг разорвал воздух. Эйвар, стиснув зубы, обеими руками надавил на меч – острие вышло с другой стороны, звякнув о камень.

Сбоку Ранд методично добивал уже пятого гоблина. Существо беспомощно махало руками, пыталось остановить режущее его лезвие. Гоблин дернулся в последней агонии и погиб. Ранд только закончил с ним, когда неожиданно, из темноты выполз шестой – дряхлый, старая морщинистая кожа, с перекошенным парализованными ногами. Его беззубая пасть шевелилась, издавая булькающие звуки. Не успев проползти и метра, когда Ранд поднял сапог и что есть силы наступил на его голову. Существо захрипело. Хруст. Еще один удар. Еще. Хрип. И снова хруст. Сапог проваливался все глубже в размозженный череп, пока подошва не стала липкой от крови и мозгов. Ранд топтал его с особым остервенением, злостью. Тело старого гоблина подрагивало от каждого удара. Ранд втаптывал до того момента пока старое тело не перестало двигаться.

Эйвар стоял, не в силах отвести взгляд.

Ранд подошёл к нему, отряхивая сапог, – На этом думаю…

И тут, раздался внезапный скулеж. Оба Клинка обернулись: в дальнем углу, прижавшись к стене, дрожала самка гоблина. Ее черты были менее грубыми, открытая грудь, а округлившийся живот неестественно выпирал из-под кожи. Глаза, широкие от ужаса, метались между охотниками.

– Беременная, – констатировал Ранд, вращая запястьем, стряхивая кровь с клинка, – Если оставим – будет выводок.

Эйвар был растерян, – Ч-что делать?

Ранд замер с поднятым клинком, его взгляд был прикован к дрожащей в углу самке. Глаза гоблинши расширились от ужаса, но она не издала ни звука, упёршись спиной в стену. Он встал над её маленьким беспомощным телом, его пальцы побелели от силы хватки на рукояти меча. Охотник резко вдохнул через нос, веки дрогнули. Он принял решение. Занёс клинок.

– Стой! – голос Эйвара сорвался.

Лезвие скользнуло в темноте. Гоблинша инстинктивно обхватила свой живот. Эйвар зажмурился, не желая этого видеть.

Прошла секунда и… звук, который Эйвар не ожидал – звон. Он открыл глаза – меч Ранда вонзился в стену в сантиметре от ее лица. Ранд вплотную поднес лицо к самке гоблина и грозно заревел, словно медведь, – Ааа! Ааа! – неистово кричал он. Гоблинша дрожала в страхе.

Ранд истошно закричал: – Людей. Не. Есть. Смерть. – он повторял это снова и снова, – Людей. Не. Есть. Смерть. Смерть.

Он вдруг замолчал и уставился на нее.

В ответ он услышал ее тонкий, скулящий голос: – Смерть. – её глаза дрожали, умоляя о пощаде, – Не людей. Смерть. Не людей. Смерть.

Ранд встал, протер об себя окровавленный клинок, вновь серебро сиять, и показал его гоблинше: – Смерть.

Кинув взгляд на ошеломлённого Эйвора, он развел руки, – Что?

Эйвар в ответ лишь промолчал. Далее Ранд направился к трупу вожака, положил его тело прямо, одним широким взмахом отрубил ему голову и положил её в мешок – как доказательство о проделанной работе. Ранд осмотрел всё вокруг, но ничего полезного, кроме гоблинского оружия, в виде копий и луков, не нашёл.

Эйвар подошёл к краю ямы – и его тут же окатило волной тошнотворного зловония. Вязкое месиво из запёкшейся крови и гноя буквально шевелилось под ногами: тысячи белых личинок копошились в разлагающейся плоти, превращая содержимое ямы в кишащую массу.

Тёмная жижа переливалась через край, медленно растекаясь по земле. Каждый сантиметр этого ада дышал смертью – воздух был настолько густым, что его можно было почти жевать.

Эйвар почувствовал, как желудок резко сжался, а слюна во рту стала противно-горькой. Он судорожно сглотнул, стиснув зубы, но ком подкатил к горлу снова – горячий, неудержимый.

На дне, среди полуразложившихся туш оленя и кабана, лежало нечто, заставившее его кровь стынуть.

Женщина.

Ее платье было разорвано в районе живота – клочья ткани застыли в бурых подтеках. Брюшная полость зияла пустотой, словно выскобленная изнутри. Лицо почти исчезло: лишь нижняя челюсть с ровными белыми зубами, да клочья кожи, свисающие с височных костей. Длинные золотистые волосы, наполовину утонули в смрадной массе. Левая рука обрывалась выше запястья – кости ниже локтя были обглоданы дочиста.

К Эйвару подошел Ранд. Без тени содрогания он вцепился в обглоданную руку трупа и выволок его из кровавой жижи. Разорванная шея с рваными краями плоти безошибочно указывала – это была та самая девушка из привала. Но Ранд на этом не остановился.

Опустившись на колени, он погрузил руки в зловонную черную жижу, беззвучно копошащуюся личинками. Его пальцы методично ощупывали дно, выуживая из гниющей массы то пуговицу, то обрывок кожи, то клочок волос, попадалось временами что-то звенящее. Такие трофеи он бросал в кожаный мешок, с отрубленной головой гоблина.

– Тащи к выходу, – бросил Ранд, указывая на труп

Обратный путь превратился в кошмар. Мало того что Эйвар полз на коленях и спиной вперед, так ещё и перед глазами болталась её пустая черепная коробка – кровавая чаша, где на донышке плескалась черная субстанция. С каждым шагом из нее выплескивались густые капли, оставляя на глиняных стенках тонеля жирные следы.

– За волосы ее тащи, – приказал Ранд, – Быстрее будет.

Эйвар, не веря в то что он делает, схватил капну золотистых волос и обмотал ими свою руку. Тело и вправду стало проще тащить. Так, он полз несколько минут. Картинки убийств хаотично сменялись одна за другой. В какой то момент ему стало не хватать воздуха, охватила лёгкая паника. Ему стало тошно. Захотелось бежать. Но в нужный момент, он наконец вылез на поверхность.

Эйвар сорвал с лица повязку и стал жадно глотать свежий лесной воздух. Надышавшись, живот неожиданно охватило спазмом, ком подткатил к горлу, он уже не мог сдержаться – рвотная масса наконец вышла из него. Очистив свой желудок, со прослезившимися глазами, он громко сплюнул и направился к реке. Зайдя в воду по колено, Эйвара начал судорожно отмываться. Из прозрачно чистой, вода тут же обрела густой цвет турпной жижи, накопившейся там, в норе.

На все это Ранд смотрел со спокойствием, задумчиво и молчаливо наблюдая за подопечным. Наставник не спеша снял с лица повязку, встал на одно колено и тоже начал мыться. Затем он вытащил из мешка то, что нашел на дне трупной ямы. Тщательно омывая он бубнил про себя, – Хлам, и это хлам, и это. Оу… – он поднял из воды руку с широким браслетом, – Ха! Кажись серебряный! И гравировка какая… Ух, какой улов! Неплохо, неплохо, – Ранд довольно посмотрел на Эйвора. – Ничего, молодой, придет и твое время, тоже подзаработаешь.

Но Эйворабыло плевать на его находки – перед глазами стояла та пещера, наполненная трупами, жужжащими мухами и всхлипывающими от боли гоблины. Теперь же, когда над ними было звездное ночное небо, а вокруг царила тишина, он был потерян из-за быстрой смены обстановки.

Ранд подождал когда Эйвар переведёт дух, а позже слегка хлопнул ему по плечу: – Ну все, пойдем. Надо закончить дело.

Они молча вцепились в холодные конечности – Ранд в обглоданные щиколотки, Эйвар в окоченевшие подмышки – и понесли труп. Вытаскивая труп из оврага, они спотыкались на каждом шагу – то нога проваливалась в грязь, то руки соскальзывали с мокрой кожи, а тело девушки с противным хлюпаньем падало в гнилую листву, пока они, ругаясь сквозь зубы, снова не поднимали его.

Эйвар, с трудом переставляя ноги под тяжестью ноши, хрипло спросил:

– А… гоблинша?..

Ранд, кряхтя, поправил хватку на запястье трупа:

– Отродит… через пару дней… Выживет…

– И… не тронет людей?..

– Запомнит… наш запах… – он резко перехватил тело, чтобы не уронить. – Будут бояться… как огня…

– Детёныши?..

– Такие же… как мать… – Ранд резко выдохнул. – Хватит болтать… неси…

Пока они шли через тихое ночное поле, Эйвар думал как они выглядят со стороны: двое подозрительных и перепачканных мужчин, волочат труп девушки посреди ночи. Потом Эйвар стал думать о том почему Ранд пощадил самку. Чем руоводстововался наставник?

В какой то степени Эйвар понимал его – ведь та была беременна. Для примера он привел крыс: хоть Эйвар их не любил,но новорожденных детенышей он бы не смог убить. Может у Ранда было точно такое же чувство? Тем более эта самка гоблина, куда человечнее крыс.

По мере приближения к лагерю конь Эйвара начал беспокойно перебирать ногами, затем громко заржал, вставая на дыбы и дико вращая глазами. Лошадь же Ранда лишь настороженно навострила уши – за годы службы она привыкла к запаху крови и безошибочно узнавала хозяина, в каком бы он состоянии не находился.

– Тише, тише! – успокоил её Эйвар. – Это ж я.

Лошадь, узнав знакомый голос, перестала брыкаться, но продолжая нервно фыркать.

Ночь опустилась густая и беззвучная, лишь высокие травы, переливаясь серебром под луной, лениво колыхались в такт ветру, да дубы перешептывались листвой – прекрасная картина, за исключением разве что двух охотников, застывших над изуродованным телом, чья неестественная поза и зияющие раны кричали о насилии громче любого вопля.