Ловушка для дьявола

Джоанна преподнесла мне прекрасный подарок: фляжку, из каких пьют в космосе, и на ней поздравление: «С Рождеством, мамочка! Выпьем за то, чтобы в следующем году не было убийств!» Интересно, гравировку сделали в том же магазине, где она ее покупала? Еще Джоанна принесла цветы, а ее председатель футбольного клуба подарил мне браслет, что я сочла вполне удачной идеей.

До чего же приятно открывать подарки! Я купила Джоанне новый роман Кейт Аткинсон и небольшой флакончик духов, название которых она прислала мне по электронной почте. Ее футбольному председателю я подарила набор запонок, который, как я подозреваю, он тоже мог бы счесть удачной идеей. Кстати, я всегда дарю подарки вместе с чеками. Так делала моя мать. Но я не думаю, что он сдаст запонки обратно в магазин, поскольку я покупала их в «Марксе и Спенсере» в Брайтоне, а Скотт, кажется, всегда бывает либо в Лондоне, либо в Дубае.

Сегодня я обедала с бандой, так что наконец-то мне удалось поесть индейку и хлопнуть крекерами. Я на этом настояла. Как понимаете, Элизабет стала возражать против того и другого, но потом передумала, поскольку у меня, полагаю, был весьма решительный вид. Однако я, пожалуй, допустила ошибку, пригласив Мервина присоединиться к нам. Я еще надеюсь, что он потеплеет, но уже боюсь, что в этот раз, возможно, направила силы не в то русло. Просто я верю, что когда-нибудь попаду в нужное русло. Если у меня не кончатся русла. Или силы.

После обеда мы переместились в квартиру Ибрагима, а Мервин пошел домой. Он сказал, что у него есть девушка по переписке по имени Татьяна. Он никогда не встречался с ней вживую, но тем не менее вовсю ее финансирует. Ибрагим считает, что Мервин стал жертвой «любовной онлайн-аферы», и хочет поговорить об этом с Донной и Крисом. На какой день после Рождества полиция приступает к службе? Джерри обычно возвращался на работу где-то около 4 января, но рабочий режим полиции наверняка отличается от режима Совета графства Западный Сассекс.

Расскажу подробно о подарках, которые мы подарили друг другу.

Элизабет – Джойс: спа для ног. Тот самый, который рекламируют по телевизору. Сейчас я, кстати, в нем. Во всяком случае, мои ноги.

Джойс – Элизабет: подарочные сертификаты в магазин «Маркс и Спенсер».

Элизабет – Рону: виски.

Ибрагим – Рону: автобиографию футболиста, о котором я никогда прежде не слыхала. Но это точно не Дэвид Бекхэм и не Гари Линекер.

Рон – Элизабет: виски.

Джойс – Рону: подарочные сертификаты в магазин «Маркс и Спенсер».

Ибрагим – Элизабет: книгу под названием «Тест на психопатию: путешествие по индустрии безумия».

Элизабет – Ибрагиму: картину с видом Каира, от которой Ибрагим прослезился. Видимо, когда-то у них состоялся разговор, в котором я не участвовала.

Джойс – Ибрагиму: подарочные сертификаты в магазин «Маркс и Спенсер». И это после подарка Элизабет! В тот момент я почувствовала, что могла бы придумать что-нибудь и получше.

Ибрагим – Джойс: подарочные сертификаты в магазин «Маркс и Спенсер». Фу-у!

Рон – Джойс: «Камасутру». Очень смешно, Рон.

Ибрагим – Алану: пищащий телефон.

Алан – Ибрагиму: глиняную табличку с отпечатком лапы Алана. Ибрагим снова расплакался. Да!

Рон – Ибрагиму: бутафорскую статуэтку «Оскар» с надписью «Моему лучшему другу». Что вывело всех нас из себя.

Мы выпили и немного попели. Кстати, Элизабет не знает слов песни «На прошлое Рождество» – вы можете себе представить? Впрочем, оказалось, что я не знаю «В суровую зиму». Затем мы около двадцати минут слушали выступление Рона против монархии, после чего разошлись по домам.

Вернувшись домой, я распаковала подарок, присланный мне Донной, что было очень мило с ее стороны, – я даже не знаю, сколько зарабатывают констебли полиции. Внутри оказалась маленькая бронзовая собачка, которая, если прищуриться, слегка похожа на Алана. Она купила ее в магазине «Сувениры Кемптауна» в Брайтоне. Магазин принадлежит другу Стефана Калдешу, который помог нам в последнем деле. Наверное, стоит съездить туда как-нибудь, ведь теперь мне нужно подарить что-то Донне в ответ. Люблю, когда есть для кого делать покупки.

Короче говоря, День подарков в целом удался, и сейчас я собираюсь заснуть под фильм с Джуди Денч. Не хватает только Джерри, опустошающего жестяную банку конфет-ассорти «Кволити Стрит» и кидающего обертки в ту же банку. Тогда меня это ужасно раздражало, но теперь я отдала бы все, лишь бы еще раз пережить те дни. Джерри любил конфеты с начинками «Клубничное наслаждение» и «Апельсиновый крем», мне же больше всего нравились ириски «Пенни». И это – хотите верьте, хотите нет – настоящий рецепт счастливого брака.

Джоанна крепко обняла меня перед уходом и сказала, что очень меня любит. Возможно, она не права насчет индейки и крекеров, но свои козыри в рукаве у нее имеются. В чем секрет Рождества? Он прост: неправильное в этот день кажется хуже, а все, что правильно, становится только лучше.

У меня есть любимые друзья и любимая дочь. Муж покинул меня, и его глупой улыбки больше нет.

Я чувствую желание за что-нибудь выпить, и, полагаю, тост за то, чтобы в следующем году не было убийств, придется как нельзя кстати.

Глава 4

Четверг, 27 декабря, 10 часов утра

Калдеш Шарма рад, что Рождество закончилось. И рад вернуться в магазин. Множество других небольших предприятий в его районе еще закрыты, но Калдеш открыл свои «Сувениры Кемптауна» рано утром 27 декабря.

Для магазина он, как всегда, приоделся. Фиолетовый костюм, кремовая шелковая рубашка. Желтые парадные туфли. Работать в магазине – все равно что играть в театре. Калдеш смотрит на себя в старинное зеркало, одобрительно кивает и делает небольшой поклон.

Интересно, кто-нибудь зайдет? Наверное, нет. Кому понадобится фарфоровая статуэтка в стиле ар-деко или серебряный нож для вскрытия писем через два дня после Рождества? Никому. Однако Калдеш мог бы заняться наведением порядка, попереставлять антиквариат туда-сюда, порыскать по онлайн-аукционам. В принципе здесь всегда есть чем заняться. Рождество и День подарков тянутся очень долго, когда вы одни. Вы прочитаете столько книг и заварите столько чашек чая, сколько вообще возможно, но рано или поздно на вас все равно навалится одиночество. Вы можете вдыхать его, можете выплакать, а часы будут тикать медленно-медленно, пока вам не позволят уснуть. Он даже не стал принаряжаться на Рождество. Для кого ему наряжаться?

Хозяйственный магазин напротив открыт. Большой Дэйв, который им управляет, в октябре потерял жену – она умерла от рака. Еще открыта кофейня, расположенная ниже по улице. Кофейня принадлежит молодой вдове.

Калдеш потягивает капучино в подсобном помещении своего магазина. Он отпер двери всего несколько минут назад, и звон колокольчика застает его врасплох.

Кто зашел к нему в такой час, в такой день?

Он тяжело встает со стула. Если раньше на это хватало коленей, то теперь приходится поднимать себя руками. Он выходит через дверь подсобки в магазин и видит хорошо одетого крепкого мужчину лет сорока. Калдеш кивает, после чего отводит взгляд, пытаясь найти что-нибудь такое, чем он мог быть сейчас занят.

На незнакомого посетителя надо бросать лишь мимолетный взгляд. Совсем немногим нравится прямой зрительный контакт, большинство людей его избегают. Следует относиться к клиентам как к кошкам и ждать, пока они сами не заходят подойти к вам. Только проявите по отношению к ним свою заинтересованность – и вы их отпугнете. Но если вести себя правильно, то покупатели в конце концов посчитают, что вы оказали им своего рода услугу, позволив сделать покупки в вашем магазине.

Впрочем, об этом конкретном клиенте беспокоиться нет нужды. Он не покупатель, он продавец. Коротко стриженные волосы, загар, зубы, слишком белые для его лица, но это, кажется, сейчас модно. В руке посетитель держит кожаную сумку, которая выглядит дороже, чем что угодно в магазине Калдеша.

– Вы тот, кому принадлежит магазин?

Шотландский акцент. Дерзкий. Угрожающий? Пожалуй, слегка, однако ничего такого, что напугало бы Калдеша. Он предчувствует: что бы ни лежало в этой дорогой сумке, ему будет интересно. Незаконно, конечно, зато интересно. Видите, чего бы он лишился, если бы остался сидеть дома?

– Я Калдеш, – говорит он. – Надеюсь, вы хорошо провели Рождество?

– Идеально, – отвечает мужчина. – Я продавец. У меня для вас шкатулочка. Очень декоративная.

Калдеш кивает, уже понимая, о чем речь. На самом деле он не занимается подобным, но, возможно, все «специализированные» заведения не работают до Нового года? И все же не стоит сдаваться без боя.

– Боюсь, я не скупаю вещи, – говорит он. – Ни для чего не осталось места – сначала нужно разгрести завалы. Кстати, вы не хотели бы приобрести викторианский ломберный стол?

Но мужчина его не слушает. Он осторожно ставит сумку на прилавок и наполовину ее расстегивает.

– Неказистая, зато терракотовая, как раз для вас.

– Она проделала долгий путь, верно? – спрашивает Калдеш, заглядывая в сумку.

Шкатулочка темная и тусклая, под слоем грязи видна какая-то резьба.

Мужчина пожимает плечами:

– Как и все мы. Давайте пятьдесят фунтов, а завтра рано утром сюда придет парень и выкупит ее у вас за пятьсот.

Есть ли смысл вступать в дискуссию? Спорить с этим человеком? Пытаться его выпроводить? Наверное, нет. Они уже выбрали магазин Калдеша, и это никак не изменить. Придется отдать мужчине его полсотни, спрятать сумку под прилавок и утром отдать, а ночью постараться не утратить сон, думая о том, что в действительности лежит внутри. Дела, бывает, делаются и вот так. Лучше всего будет послушаться.

Или послушаться, или в витрину прилетит зажигательная бомба.

Калдеш берет из кассы три десятки и одну двадцатку, протягивает их мужчине, и тот быстро засовывает купюры поглубже в карман пальто.

– Не похоже, чтобы вы нуждались в этих пятидесяти фунтах.

Мужчина смеется:

– Не похоже, что вам нужны пятьсот, но мы оба здесь.

– На вас прекрасное пальто, – говорит Калдеш.

– Спасибо, – отвечает мужчина, – это «Том Суини»[6]. Я уверен, вы уже догадались и сами, но, если эта сумка попадет не в те руки, вас убьют.

– Я понимаю, – подтверждает Калдеш. – Кстати, что в шкатулочке? Только между нами…

– Ничего, – пожимает плечами мужчина. – Это просто старинная шкатулка.

Он снова смеется, и в этот раз Калдеш к нему присоединяется.

– Что ж, желаю удачи, молодой человек, – говорит Калдеш. – На углу Блейкер-стрит сидит бездомная женщина, которая могла бы по достоинству оценить эти пятьдесят фунтов.

Мужчина кивает и со словами «Не открывайте сумку» исчезает за дверью.

– Спасибо, что зашли, – отзывается Калдеш, замечая, что мужчина направился вниз к Блейкер-стрит. В противоположную сторону проезжает курьер на мотоцикле.

Интересное начало утра, но в этом бизнесе часто происходит что-нибудь интересное. Недавно Калдеш вместе со своим другом Стефаном и его женой Элизабет участвовал в розыске редких книг и поимке убийцы. Подумать только, Элизабет руководит Клубом убийств!

Завтра шкатулочка перейдет в новые руки, и эта страница жизни будет перевернута. Всего лишь один из многих эпизодов, которые случаются в области торговли, изначально небезгрешной.

Безделушки и проблемы – в этом суть антикварного бизнеса.

Калдеш ставит сумку на прилавок и снова ее расстегивает. Небольшая шкатулка не лишена своеобразного очарования, но это не та вещь, которую он смог бы продать. Он трясет ею. Внутри определенно что-то есть. Кокаин или героин, скорее всего. Калдеш отскребает немного грязи от крышки. Ну и сколько может стоить эта никчемная на первый взгляд коробочка? Наверняка больше пятисот фунтов стерлингов.

Калдеш застегивает сумку на молнию и засовывает ее под стол в подсобке. Можно погуглить уличные цены на героин и кокаин. Так и день пролетит быстрее. Вечером он запрет сумку в сейф. Для попытки кражи со взломом эта ночь стала бы чертовски удачной.

Глава 5

– Мервин, я понимаю, что это нелегко принять. Но Татьяна ненастоящая.

Донна протягивает Мервину руку утешения, но та остается нетронутой, как мог бы сказать Ибрагим. Мервин не из тех, кто берет жизнь за руку. Он предпочитает находиться на безопасном расстоянии от нее.

Они попросили Донну навестить вместе с ними Мервина, чтобы поговорить о его новой возлюбленной. Джойс решила, что сотрудница полиции могла бы больше повлиять на Мервина, хотя его взгляд на обеде в День подарков подсказал Ибрагиму, что на него вообще мало что способно повлиять.

Мервин вяло улыбается.

– Боюсь, у меня есть фотографии и электронные письма, свидетельствующие об обратном.

– А мы могли бы взглянуть на эти фотографии, Мервин? – спрашивает Элизабет.

– Интересно, а я мог бы почитать ваши личные электронные письма? – отвечает Мервин вопросом на вопрос.

– Я бы этого не советовала, – говорит Элизабет.

– Я знаю, это трудно, – продолжает Донна. – И понимаю, что может показаться неловким…

– Не вижу ни малейшей неловкости, – отрезает Мервин. – Вряд ли можно найти что-то более далекое от истины. От вашего мнения до истины многие мили, дорогая моя.

Джойс вставляет:

– А вдруг это всего лишь недоразумение?

– Вроде случайного перехлеста проводов? Как-то глупо… – говорит Ибрагим.

Мервин изумленно качает головой.

– Наверное, это немодно, но во мне живет такая маленькая штучка, как вера. Которая, осмелюсь заметить, в наше время недооценивается. В полиции и не только.

Высказывая это, Мервин смотрит на всю банду целиком.

– Я знаю, что вы четверо здесь самые «крутые», это я уже понял…

Ибрагим замечает, что Джойс слегка взволновалась.

– …но вы не всегда знаете всё.

– Я постоянно твержу им это, Мерв, – говорит Рон.

– И ты худший из всех, – перебивает Мервин. – Если бы не Джойс, я бы никого из вас не вытерпел. Я отказался от обеда в честь Дня подарков, чтобы составить вам компанию, не забывайте об этом.

– И я была вам очень признательна за это, Мервин, – говорит Элизабет. – Согласна, у нас есть недостатки – как по отдельности, так и у всех вместе, – и, на мой взгляд, вы правы, выделяя Рона как худшего из нас. Но мне кажется, Донна хочет показать вам нечто такое, что могло бы вас поколебать.

– Я не стану колебаться, – заявляет Мервин.

Донна включает ноутбук и открывает сразу несколько окон.

– Очень любезно с вашей стороны навестить нас в свой выходной, – замечает Джойс.

– Не стоит благодарности, – отвечает Донна.

– А вы знаете, что Донна арестовала кого-то на Рождество? – спрашивает Джойс у Мервина. – Я и понятия не имела, что вы на такое способны, Донна.

– И что же случилось? – интересуется Рон. – Кто-то пытался угнать оленей?

– Сексуальное домогательство, – отвечает Донна.

– Подумать только, на Рождество! – качает головой Джойс. – Людям вечно чего-то не хватает для счастья.

Донна находит наконец то, что искала, и разворачивает экран к Мервину.

– Итак, Мервин, Джойс переслала мне фотографию Татьяны, которую вы отправили ей…

– Она в самом деле это сделала?

– Да, я это сделала, – отвечает Джойс. – И не изображайте оскорбленный вид. Вы прислали ее мне лишь для того, чтобы покрасоваться.

– Мужское тщеславие, – соглашается Ибрагим, радуясь, что ему есть что добавить.

– Она красотка, – замечает Рон. – Кем бы она ни была.

– Она Татьяна, – бурчит Мервин. – И ваше мнение мне неприятно.

– Что ж, в том-то все и дело, – говорит Донна.

Она показывает Мервину присланную им фотографию на экране компьютера рядом с другой – точно такой же. Одна и та же женщина, одна и та же фотография.

– В интернете можно сделать поиск по фотографии. Я проделала это с вашей, и, как вы можете убедиться теперь, это отнюдь не фотография женщины по имени Татьяна. На самом деле ее зовут Лариса Блейделис, она литовская певица.

– Значит, Татьяна – певица? – спрашивает Мервин.

– Нет, Татьяны не существует, – отвечает Донна.

Все видят, что это ясно как божий день, но Мервин ничего не хочет понимать.

Слушая его, Ибрагим думает, что это как пытаться поговорить с Роном о футболе. Или о политике. Или вообще о чем угодно. Мервин называет их теорию «абсурдной». Он даже произносит словосочетание «полный бред», что, по мнению Ибрагима, является самым сильным ругательством, на которое когда-либо отваживался Мервин. Он продолжает сопротивляться. Мервин говорит, что у него есть еще много других фотографий, личных сообщений, признаний в любви и вот этого всего. Он даже хранит их в отдельной папке, что заставляет Ибрагима отнестись к нему чуть теплее.

Теперь эстафету принимает Джойс:

– Вы когда-нибудь слышали о такой штуке, как «любовная афера»?

– Нет, но я слышал о любви, – отрезает Мервин.

– Об этом есть целая телепрограмма, – продолжает Джойс. – Она идет сразу после «Завтрака Би-би-си».

– Я не смотрю телевизор, – отвечает Мервин. – Я называю его «дуроскопом».

– Да, многие так говорят, – замечает Элизабет. – Мне кажется, это выражение придумали не вы.

– Наверное, совпадение, – вмешивается Ибрагим, – и я не имею в виду ничего такого, но у удивительного числа серийных убийц никогда не было телевизора.

Алан, песик Джойс, лижет Ибрагиму руку, то есть занимается своим любимым хобби. Остальные усматривают в этом глубокую связь между ними двоими, не зная, что Ибрагим всегда кладет в карман мятные конфетки «Поло», после того как обнаружил, что Алан питает к ним страсть.

Донна открывает новое окно на ноутбуке, в котором появляется еще больше фотографий.

– Мошенники используют одни и те же фотографии раз за разом. Здесь есть канадская женщина-пилот, юристка из Нью-Йорка, Лариса и множество других, похожих на нее как две капли воды. Банды «любовных аферистов» просто пускают такие фотографии по кругу. Им нужен типаж красивой женщины, не внушающий опасений.

– Как раз такой образ мне по душе, – замечает Джойс.

Донна показывает Ибрагиму женщину-пилота, и он не может не отметить ее привлекательность. Довольно сильную.

Мервин по-прежнему непоколебим. Он заявляет, что разговаривает с Татьяной уже пять или шесть месяцев. Много раз в день.

– Разговариваете?

– Ну, переписываюсь – это вообще-то одно и то же, – раздраженно уточняет Мервин.

В воображении Ибрагима возникает образ одинокого человека, не знающего, чем заполнить пустые часы жизни. Никто ему не звонит, никому он не нужен.

Затем Джойс напоминает Мервину, что он отправил Татьяне пять тысяч фунтов стерлингов, и в ответ тот хвастается, что, конечно же, отправил. Ведь если кому-то, кого ты любишь, нужна новая машина или, скажем, виза, то обязательно следует помочь. Это вполне естественно!

– Вы всё увидите сами, – добавляет он. – Татьяна приедет 19 января, и когда она появится в Куперсчейзе, то кто-то должен будет признать свою неправоту. Я рассчитываю на извинения.

Все чувствуют, что эту тему пока лучше закрыть. Они собирают вещи и отправляются обратно к Джойс, обдумывая затруднительную ситуацию. Элизабет возвращается домой к Стефану, поэтому Джойс решает воспользоваться возможностью и расспросить Донну о ее Рождестве с Богданом.

– Неужели у него везде татуировки?

– В основном да, – подтверждает Донна.

– И даже на…

Донна перебивает ее:

– Нет! Там нет. Джойс, вас когда-нибудь называли извращенкой?

– Не будьте ханжой, – отвечает Джойс.

Ибрагим задается вопросом: что им делать с Мервином? Несомненно, это тяжелый случай, и он попал в их поле зрения лишь потому, что Джойс не смогла устоять перед густым голосом и ощущением таинственности. Но он одинокий человек, и им воспользовались. Кроме того, было бы неплохо, если бы у Клуба убийств по четвергам появился смежный проект, более мягкий, чем основной. Что-то новое и менее убийственное.

Глава 6

Поздним вечером Саманта Барнс пьет джин с тоником и добавляет подпись Пикассо и порядковый номер к нескольким карандашным рисункам голубя. На протяжении многих лет Саманта так часто подписывалась именем Пикассо, что однажды случайно поставила его подпись вместо своей на бланке заявления о закрытии ипотеки.

Ее мысли блуждают. Это самая приятная часть работы. Помимо момента получения денег, конечно.

Подделывать Пикассо намного проще, чем может показаться. Конечно, не большие картины, для них нужна серьезная квалификация, которой Саманте не хватает, но эскизы и литографии – в общем, все, что люди покупают онлайн, не особо присматриваясь к деталям, – подделывать проще простого.

В настоящем антиквариате водятся деньги, что очевидно, но в поддельном их гораздо больше. В поддельной мебели, в поддельных монетах, в поддельных эскизах.

Допустим, Саманта покупает письменный стол Арне Воддера[7] середины прошлого века за три тысячи двести фунтов стерлингов и продает его за семь тысяч. То есть прибыль будет три тысячи восемьсот фунтов стерлингов, что, конечно, очень приятно, покорнейше благодарю.

Но если Саманта заплатит пятьсот фунтов стерлингов человеку по имени Норман, который работает в здании старой маслобойни в Синглтоне, за изготовление точной копии письменного стола Арне Воддера, после чего продаст стол за семь тысяч, то ее прибыль уже составит шесть с половиной тысяч фунтов стерлингов. Это, как настаивает ее Гарт, чистая математика.

Точно так же, если Саманта проведет вечер за изготовлением литографий Пикассо из ограниченного тиража – как, например, она сделала сегодня, вернувшись домой из бридж-клуба, – то стоимость исходных материалов может дойти до двухсот фунтов стерлингов. Однако к тому времени, когда через интернет она продаст литографии покупателям из Лондона, которых прельщает идея обзавестись картинами с подписью Пикассо и не слишком заботит вопрос об их происхождении, то ее прибыль составит около шестнадцати тысяч фунтов стерлингов.

Собственно, поэтому у Саманты Барнс больше нет ипотеки.

Она приступает к съемке картин Пикассо для своего интернет-магазина. Саманта поставит цену в две с половиной тысячи фунтов стерлингов за штуку и с радостью возьмет за них по тысяче восемьсот.

Когда-то Саманта была законопослушной, честное слово. В те времена, когда жила с Уильямом. Маленький магазинчик в Петворте, поездки по всей стране для пополнения ассортимента, постоянные клиенты, торг – все это было прекрасно и приносило умеренную выгоду. Но с каждым годом магазин становился слишком привычным и терял былое очарование. То, что некогда казалось уютным и безопасным, сделалось маленьким, как дом детства. Поездки по стране превратились в рутину, в которой одни и те же лица продавали одних и тех же фарфоровых кошечек.

Короче говоря, они начали играть по-маленькому – Саманта и Уильям. Сэм и Билли. Чисто потехи ради, ничего более. Надо же чем-то заполнять дни, верно? И вот одна конкретная игра привела ее к тому, чем она занимается теперь. И чем же? Подделывает Пикассо в лучшем доме Западного Сассекса, слушая прогноз погоды по радио «Би-би-си».

Она часто вспоминает, с чего все началось.

Уильям принес домой чернильницу – невзрачную, унылую вещицу среди множества товаров, которые он приобрел в Мерсисайде. Они уже хотели выбросить ее, когда Уильям вдруг предложил спор. Он вызвался продать бесполезную чернильницу за пятьдесят фунтов стерлингов раньше, чем это сможет сделать Саманта. Не кому-то из своих постоянных клиентов, разумеется, и не тому, кому это будет явно не по карману, а просто в качестве приятного развлечения. Они заключили пари и продолжили распаковывать настоящий антиквариат.

На следующий день Уильям поставил чернильницу в отдельную запертую стеклянную витрину и прикрепил бирку с надписью: «Письменный прибор, предположительно богемский, предположительно XVIII века, цену, пожалуйста, уточняйте у продавца. Принимаются только серьезные предложения».

Можно ли это считать бесстыдством? Да, немного. Имели ли право они так делать? Нет, не имели, но им было скучно, они были влюблены и хотели развлечь друг друга. Далеко не худшее преступление из тех, какие бывают в антикварном бизнесе. Саманта хорошо теперь это знает, поскольку совершила их все.

Завсегдатаи заходили, удивленно таращились на витрину и спрашивали, что особенного в этой обычной на вид чернильнице. Саманта и Уильям слегка пожимали плечами: «Возможно, ничего, просто интуитивное ощущение», – и вскоре на чернильницу перестали обращать внимание. Правда, до тех пор, пока три недели спустя крупный канадец, припарковавшийся на месте для инвалидов возле магазина, не купил ее за семьсот пятьдесят фунтов стерлингов.

– Он сбил цену с тысячи, – признался Уильям.

Саманта подписывает следующего «Пикассо» и закуривает сигарету. Курение – это еще одна вредная привычка, помимо массового изготовления фальшивок, которую она приобрела с Гартом. Однако сигаретный дым действительно полезен для старения бумаги.