Ведьма модной индустрии

– Тогда до встречи, – попрощалась я.

– Как Маринка, муж не обижает? – поинтересовалась подруга.

– Дима, молодец, заботливый. Марина скоро рожает, я как раз уеду в это время, – поделилась я.

– Пока, – сказала Ольга, и в трубке раздались длинные гудки.

***

Судьбоносный день приближался со скоростью асфальтного катка со сломанными тормозами. За окном автобуса мелькал пейзаж, присущий средней полосе России. Наша команда, во главе с директором, расселась у окон зафрахтованного транспорта и мечтательно смотрела вдаль, предаваясь своим мыслям и витая в облаках.

Приехали на стоянку гостиницы Васильевской. Наше временное пристанище было расположено в историческом центре, недалеко от знаменитой Васильевской стрелки и основных достопримечательностей города. Ресторан гостиницы славится отменной кухней, но, к сожалению, мне он был не по карману.

– Рудольф Яковлевич, я к подруге поеду, она меня пригласила, у неё остановлюсь, – предложила я директору, рассчитывая, что тот захочет сэкономить на гостиничном номере.

– Ну, уж нет, жить будем все вместе, мало ли что, где я тебя буду искать, – запротестовал руководитель.

– Ну, нет, так нет, чего так нервничать, – решила я. Оказалось, что Любочка уже забронировала нам номер на двоих. Интересно, зачем она вообще с нами поехала, хотя в Доме моды ходили слухи об их интимной связи с директором. Вот и бронировала бы для них двоих номер, а меня бы оставили одну.

– А что, одноместного номера не нашлось, почему я должна с кем-то вместе жить, – возмутилась я, – И вообще, я ценю своё личное пространство, и не люблю, когда в него вторгаются.

– А с чего бы мне в твоё личное пространство вторгаться? – удивилась Любочка, – Или ты собралась в номер мужиков приглашать?

– У кого чего болит, – пробурчала я.

Комната мне понравилась, большая, комфортная, все блага в номере, наверное, дорогие апартаменты шеф снял, а я тут распсиховалась. Похоже, нервничаю из-за показа. Поехали регистрироваться, показ запланирован во Дворце Сюзора. Любочка увязалась с нами, и не зря. Она обежала все стойки регистрации, получила расписание показов, выяснила, куда подавать документы, где договариваться о предоставлении нам моделей, в общем, сделала половину работы.

Перед показом меня лихорадило, как бобика после дождя. Рудольф попросил Любочку накапать мне пустырника полстакана, я проглотила его одним махом и вроде бы успокоилась. В конкурсе участвовало более ста дизайнеров. И откуда только понаехали. Хотя пригласили только тех, кто прошёл предварительный отбор по эскизам. После отборочного тура в полуфинал вышло всего тридцать шесть дизайнеров. Мы тоже прошли. Рудольф выдохнул облегчённо, оказывается, он даже и не надеялся, что мы выиграем. Для него проход в полуфинал уже удача. И чем он будет хвастаться, когда приедет в Липецк, тем, что мы не вылетели после первого тура, интересно. Нафига тогда и участвовать, если не веришь в победу. Меня снова начало колбасить. На этот раз я сама подошла к Любочке. Она понимающе отдала мне пузырёк с лекарством, я пошла к кулеру с водой, туда же подошёл симпатичный мужчина средних лет с сединой на висках.

– Good afternoon, my name is Daniel Askill, and you. (Добрый день, меня зовут Даниэль Аскилл, а вас), – поздоровался мужчина.

Слегка подзависнув, я тоже поздоровалась и представилась:

– Kira Akush, contestant. (Кира Акуш, конкурсантка).

– Your collection is impressive. (Ваша коллекция впечатляет), – заверил знакомец.

– Are you a jury member? (Вы член жюри?), – поинтересовалась я.

– I am a representative of St Martin's College London. (Я представитель Колледжа Святого Мартина в Лондоне), – представился мужчина.

– Have you heard about this educational institution? (Слышали ли вы об этом учебном заведении?)

– Yes. (Да), – кивнула я.

– Кира, наш выход, – позвала Любочка, – Это ты с кем разговаривала?

– Это представитель колледжа Святого Мартина, – ответила я, – А возможно и член жюри.

Слова английского профи, сказанные за кулисами, влили в меня эликсир дерзости. Когда затих последний трек, я вышла на подиум вместе с манекенщицами, и ослепительный свет рампы показался мне теплым и заслуженным. Низкий поклон под аплодисменты зала – мой первый настоящий триумф.

Итог: утешительное третье место и чек на полторы тысячи долларов. По тем временам – сумма почти астрономическая, пахнущая свободой и импортными духами.

Когда отгремели фанфары в честь победителей и начался обязательный фуршет с теплым шампанским и миниатюрными бутербродами, Даниэль материализовался вновь. На этот раз он был не один, а с худым юношей-переводчиком, следовавшим за ним словно тень. Мы с шефом как раз стояли у столика, неловко поздравляя друг друга с успехом, который оба не знали, как измерить.

Мужчины обменялись рукопожатиями. А затем Даниэль заговорил, и его спокойный английский тут же превращался в чеканный русский в устах переводчика.

– У вашей подопечной огромный, необработанный потенциал, – сказал он, глядя не на Рудольфа, а прямо на меня. – Но ей катастрофически не хватает “насмотренности”. Это та самая визуальная библиотека в голове, которая отличает ремесленника от художника.

Рудольф застыл. Его лицо, обычно выражавшее деловую хватку, превратилось в маску учтивого недоумения. Он напоминал компьютер из девяностых, который получил команду на неизвестном ему языке программирования и просто завис, растерянно моргая.

– Обучение в нашем колледже могло бы стать квантовым скачком и для нее, и для вашей компании, – продолжил англичанин, не обращая внимания на эффект. – Но, разумеется, это станет возможным только в одном случае…

Он сделал паузу, давая словам вес.

– …если ваш дизайнер освоит английский до уровня, на котором мы сможем свободно общаться.

Сделав еще пару общих комплиментов моему «свежему взгляду», Даниэль протянул Рудольфу визитку и, кивнув мне, растворился в толпе.

Я аккуратно высвободила плотный картон с тиснением из ослабевших пальцев шефа и, не глядя, опустила в свой клатч. Это была визитка не от человека, а от целой модной вселенной.

На следующий день мир вернулся в свою привычную колею. Шеф с головой ушел в коммерцию: восемь моделей из моей коллекции прет-а-порте уезжали по контрактам на швейные фабрики куда-то на Балканы. У меня же образовался выходной. Нашу помощницу Любочку отпустили на шоппинг – осваивать призовые, а я, устав от этого выставочного сумасшествия, поехала к подруге.

Оленька встретила меня визгом и объятиями.

– Кира, ты гений! Я серьезно! – щебетала она, наливая чай. – Бросай свой Липецк, переезжай к нам в Питер! Тебя в наш Дом моды с руками и ногами оторвут! Моя директриса сидела рядом со мной, она всю твою коллекцию глазами съела. Говорит: «Вот это свежая кровь, вот это идеи!»

Когда эмоции схлынули, мы с Олей перешли на главный, вечный женский разговор – о жизни, которая происходит после того, как гаснут софиты. Я коротко и без жалости к себе обрисовала свою свободу, которая все больше походила на звенящую пустоту.

Она, в свою очередь, поделилась новостью: у нее начался роман. Избранником оказался охранник из фирмы ее отца, бывший лейтенант Максим Лавров. Казалось бы, вот оно – счастье, но, как всегда, был нюанс. И этот нюанс имел имя, отчество и должность кастелянши в Малом драматическом театре – «Театре Европы».

Мама.

– Мы с ней как будто говорим на разных языках, – вздохнула Оля. – Она вся из себя – богема. Ведет себя так, будто она не бельем заведует, а как минимум прима-балерина. В советское время ее власть была реальной: достать по блату билеты в МДТ было событием. А теперь что? Были бы деньги, билеты в кассе. Ее главный козырь обесценился.

Я сразу представила эту женщину: вдову, пять лет живущую в просторной «трешке» с единственным сыном, который ее, по сути, и содержит. Женщину, чья социальная валюта – связи – превратилась в пыль.

– Классика жанра, – кивнула я. – Ты для нее не будущая невестка, а конкурентка. Посягаешь на единственное, что у нее осталось, – на сына и его ресурсы.

– Похоже на то, – Оля невесело усмехнулась. – Мы с Максом уже говорили о будущем. Он хочет, чтобы мы жили у них. Во-первых, ему не придется каждый день мотаться через весь город, чтобы проверить, «все ли у мамы хорошо».

– А что, она нездорова? – удивилась я.

– Абсолютно здорова. Но это, цитирую, «его сыновний долг, обещанный отцу на смертном одре». Во-вторых, – Оля закатила глаза, – его мама уверена, что я не умею готовить. Она будет ночами не спать, переживая, что ее мальчик останется голодным.

В голове у меня пронеслось едкое: «Оля, тебе нужен мужчина или взрослый мальчик, прикованный к маминой юбке?» Но я промолчала. Кто я такая, чтобы давать советы с вершины собственного одиночества? Предложить взамен мне было некого. Мой мир был полон эскизов и манекенов, а не надежных мужских плеч.

Вечер растаял. Мы распрощались, я пожелала ей удачи, в которую сама не верила, и вернулась в гостиничный номер.

А рано утром автобус уже мчал нас обратно в Липецк, в нашу реальность.

Напоследок жизнь подкинула мне утешительный приз. Права на мою коллекцию принадлежали Липецкому Дому моды, но шеф не забыл и про меня, и теперь мне полагалась небольшая, но стабильная сумма роялти с каждой отшитой модели. И пока мой директор пребывал в благодушном настроении от удачной сделки, я выпросила у него премию для себя. Деньги не заменили счастья, но они были отличным обезболивающим.

***

Перед отъездом мы прошлись с Ольгой по магазинам, купили подарки Беликовым. Съездили на Лиговский в Детский мир, потратились.

– Как родители? Как папа пережил сокращение? – интересовалась я.

– Да сложно сказать, с одной стороны сейчас так опасно, стрелки, бандитские разборки, криминал, а с другой, отец говорит, в Чечне неспокойно, не сегодня – завтра начнётся война, если бы не сократили, сейчас бы был там.

***

 Творческий адреналин, кипевший во мне на конкурсе, иссяк, оставив после себя выжженную землю апатии. Источник идей, еще вчера бивший ключом, пересох. Я бесцельно слонялась по пустому кабинету, где тишина давила сильнее любого шума. Единственным событием в моей вселенной было ожидание: Маринка, моя верная подруга, вот-вот должна была родить, и ее уход в декрет оставил в моей жизни зияющую пустоту. Я была уверена, что она родит, пока я покоряю Петербург, но ребенок, видимо, решил повременить с выходом в этот странный новый мир.

Ко мне в кабинет заглянул директор. Он окинул взглядом мою кислую физиономию, пустой стол, и, кажется, без слов прочел на моем лице диагноз – «профессиональное выгорание».

– Так, Кира, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Две недели отпуска. Отоспаться, развеяться, премию потратить. Все работали в аврале, но ты – больше всех.

Я не стала спорить. В тот же вечер билет в родной город лежал у меня в кармане. Это был эскапизм в чистом виде – бегство домой, в прошлое, чтобы разогнать тоску настоящего.

Родители, конечно, моему явлению на пороге обрадовались до слез. Тут же, как в старые добрые времена, на столе возникла скатерть, хрусталь и нехитрое, но до боли родное застолье.

– Ну, рассказывай, звезда, – мама смотрела на меня с обожанием.

Я рассказала про Петербург, про конкурс, про третье место.

– Третий сорт – не брак, – хмыкнул отец, наливая себе рюмку.

Я метнула в него испепеляющий взгляд. Шутка была в его духе, но ударила по самому больному. Мама, гений семейной дипломатии, тут же перехватила инициативу, решив разрядить обстановку новостями из своей конторы – отдела кадров местного завода, хроники которого были злободневнее любых газет.

– У нас на восьмое марта такое было! – начала она с энтузиазмом. – Руководитель устроил корпоратив. Мы все нарядились, накрасились… Я была в том белом платье-рубашке, помнишь, импортном, с металлическими пуговками? – она с гордостью посмотрела на отца. – Ты еще из рейса привез. Ну вот. Сходили в кафе, выпили, потанцевали. И тут заместитель директора приглашает нашего главного механика на медленный танец. А механик наш, парень простой, руки опустил… ну, сильно ниже талии. И тут директор, представляешь, пьяный в дым, подлетает, и бьет ее по лицу!

Мама сделала паузу, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Она неделю с фингалом ходила. Прибежала ко мне заявление на увольнение писать. А я ей говорю: «Нина Петровна, голубушка, куда вы пойдете? Заводы стоят, денег нигде не платят». Подумала она, поплакала и осталась. Директор, конечно, извинился. Цветами.

– А чего он ее приревновал? У них роман? – спросила я, уже понимая всю схему.

– Ой, да кто их разберет. Знаю только, что он со своей старой женой развелся и теперь с молоденькой лаборанткой живет. Но об этом и так весь завод шепчется. Куда мир катится, Кира? – мама посмотрела на меня с неподдельным ужасом. – Скоро начальники нас, как крепостных, бить на конюшне будут.

– И гаремы из лаборанток устраивать, – мрачно согласилась я.

– А соседи! – не унималась мама, войдя в раж. – Это же готовый сериал. Помнишь Митюшевых с нашей площадки? Так вот, их Димка ушел к Катьке Дубровиной из третьего подъезда. А Катькин муж, Мишка, переехал к жене Митюшева. Прямо под нами! И «Санта-Барбару» включать не надо. Митюшев-то по северам мотается, вахтовик. Приехал в этот раз раньше срока, а у него дома Мишка Дубровин с его женой кровать на прочность проверяют. Вот и случилась у них рокировочка.

– Вера, ты думаешь, Кире это интересно? – подал голос отец, который явно устал от этих бытовых драм.

Мама посмотрела на него, потом на меня, и в ее взгляде была вся мудрость женщины, работающей в отделе кадров в девяностые.

– Это жизнь, Андрей, – произнесла она с философским вздохом. – А она, знаешь ли, всякая бывает.

– Кира, а ты с Сергеевым точно всё? Рассталась? А то он тут с Наташей Сибирцевой под ручку ходит, – делилась новостями словоохотливая мать.

Я кивнула.

– Кира, а ты ещё будущее видела? Ну, помнишь, как с “Суворовым” вышло? – задала мама провокационный вопрос.

– Нет, – соврала я.

– Вера, хватит, – рассердился отец.

– А что, Вера, Вера, она нам тогда жизнь спасла, между прочим.

– Мам, ты Кашпировского пересмотрела или Чумака, водичку, наверно, перед телевизором заряжаешь животворящей энергией, – посмеялась я.

– Не смешно, а так бы и подсказала родителям, что ещё видела, – снова попросила мама.

– Папа, а тебе ещё сколько до пенсии? – перевела я тему разговора.

– Пять лет, – ответил отец сходу, наверно, всё время эту цифру в голове держит.

– Вот, отец выйдет на пенсию, переезжайте в Сочи. Папа там яхту купит и богатеев за деньги в море отдыхающих катать будет. Пап, а вы много в денежную реформу потеряли накоплений? – поинтересовалась повзрослевшая я.

– Нет, мне как раз машину друзья пригнали из Японии, я много тогда снял со счёта, мать переживала, что без заначки останемся, а оно вот как вышло, а потом ещё старую ласточку хорошо продал. А вообще ты хорошую мысль подала. Да и мы с Витей уже о будущем думали, точно, яхту можно будет на двоих взять и по очереди работать два на два. И содержать её на двоих легче. Пожалуй, займусь этим вопросом, квартиры в Сочи посмотрю, пока переезжаем, и яхту ищем.

Поговорив ещё немного о планах на будущее, я решила отдохнуть, легла в своей комнате и вспомнила, как когда-то давно разговаривала со странным мужчиной на мосту, он предлагал в Петербург переехать и сказал, что в Липецке делать больше нечего будет. Так за воспоминаниями я провалилась в сон.

На следующий день я договорилась о встрече с прошлым, которое в нашем городе имело конкретные имена и фамилии моих одноклассниц. Мы сели в кафе, где пахло кофе и корицей, и начался ритуал. Каждая выкладывала на стол пасьянс своей судьбы: вот работа в сберкассе, вот муж-дальнобойщик, вот дочка пошла в первый класс. Стандартный набор козырей для маленького города, где я со своей карьерой модельера выглядела странной, непонятной картой из другой колоды.

И лишь когда кофейная гуща осела на дне чашек, они, как по команде, подали десерт, который приберегали специально для меня.

– А Сергеев-то твой… – начала одна, с плохо скрываемым триумфом в голосе. – …с Наташкой теперь живет, – закончила другая. – Помнишь, вы с ней на дискотеке в туалете дрались?

Я помнила. Что ж. Наташка дождалась. Взяла измором ту крепость, которую я когда-то оставила без боя, просто потому что переросла и войну, и саму крепость. В этой новости не было боли, лишь полное удовлетворение от того, что последняя страница перевернута. Пусть будут счастливы.

Я вежливо улыбнулась, расплатилась за свой кофе и, оставив их перемывать косточки уже мне, пошла в парк. В руках у меня был альбом. Не просто альбом, а портал в мой собственный мир, где не было ни Сергеевых, ни Наташек, ни провинциальных драм.

Острый грифель карандаша, вгрызающийся в шероховатую бумагу, создавая новые эскизы. Линия за линией, штрих за штрихом, я выстраивала на листе новую коллекцию. Хаос чужих жизней отступал, растворяясь в гармонии фактур и силуэтов. Это была моя личная форма медитации.

Не заметила, как ко мне подошла девица и зло спросила:

– Ты что тут делаешь?

– Рисую, – не поняла я наезда, поднимая глаза от эскиза. Это была та самая соседка.

– Имей в виду, Сергеев теперь мой! – напористо выдала она.

– Не претендую, – склонилась я над альбомом, показывая, что разговор окончен.

Да, в нашем городе ничего не меняется. Настроение рисовать резко пропало. Вернулась домой, ещё немного поиграла пультом от телика, нашла канал fashion tv и стала смотреть, как иностранные модельеры творят и радуют своим творением клиентов. Через день просто не знала, чем заняться, оставалось ещё двенадцать дней отпуска.

Отец увидел мой грустный вид и предложил:

– Через два дня дядя Витя улетает в рейс, может, с ним поедешь, по Дунаю прокатишься? Благо в девяностые выезд в страны соцлагеря сильно упростился, а имея деньги, ещё и мгновенно ускорился.

Я быстро собралась, по блату мне купили билет на самолёт на тот же рейс, на котором летел капитан.

– У нас всегда есть пара запасных свободных мест, на всякий случай на корабле, но, как правило, это люксовые, самые дорогие места, – предупредил меня сосед.

– Я с деньгами, у меня недавно коллекцию купили, – похвасталась я.

– Ага, отец рассказывал, – похвалил капитан.

***

Меня подселили к какой-то важной немолодой даме, она сразу же стала устанавливать в каюте свои порядки. Лилия Абрамовна оказалась не из простых, но я быстро поставила тётку на место. Она, было, начала жаловаться капитану, но дядя Витя принял мою сторону. А дело было в следующем. Днём я часто сидела на верхней открытой палубе и рисовала, а вечером после ужина ложилась с книжкой, укрывшись пледом.

– Деточка, принеси мне из бара бутылочку лимонада, – протянула мне Лилия деньги.

– Я здесь не работаю, а отдыхаю, так же, как и вы. Попросите стюарда, он принесёт, – без тени смущения выдала я и снова уткнулась в книжку.

Лилия Абрамовна фыркнула и пошла жаловаться на меня:

– Кого вы мне подселили, девушка-хамка, невоспитанная, манер, присущих приличному обществу, не знает.