Ведьма модной индустрии

– Кира, если я не поступлю в институт с военной кафедрой, мне придётся идти в армию, – начал он. – Ты будешь меня ждать? – затаив дыхание, спросил Иван.

– Это будет зависеть от того, совпадут ли наши пути. Пойми, у меня грандиозные планы на будущее, я не останусь в родном городе, – уверенно проговорила я. Как будто точно знала, что перееду отсюда.

***

– Ну, ты даёшь, бабуля, – восхитилась внучка.

Никто в моей семье и не сомневался, что я выберу моду и посвящу ей всю жизнь.

– Мама говорит, что я в тебя пошла, тоже очень люблю моделировать одежду. У меня даже Optitex на компе установлен, – похвасталась Василиса.

– Да, у меня сейчас тоже есть программа для проектирования одежды, обуви и аксессуаров, которая позволяет создавать виртуальные коллекции и визуализировать их. Это очень упрощает работу, не то что раньше – мы всё рисовали вручную, – согласилась я.

– Я видела твои альбомы, – созналась Василиса.

***

Когда я ступила на порог альма-матер модной индустрии, шёл конец восьмидесятых. Запах суверенитета уже прошёлся по республикам Прибалтики, а стране Советов грозили в обозримом будущем лихие девяностые. В Союзе уже дали о себе знать Ральф Лорен, Джорджио Армани и Кельвин Кляйн. Тенденции, которые создали эти дизайнеры, изменили не только мир российской моды – они взбудоражили наши с девочками сердца. Поэтому мои подружки, Ольга и Маринка, решили поступать вместе со мной в самый престижный техникум страны.

Засмотревшись, мы наслаждались красотой учебного заведения. С нами случился настоящий когнитивный диссонанс: преподаватели были одеты, как модели из модных журналов – с красивыми и стильными стрижками, на шпильках, в платьях из лёгких струящихся тканей. Создавалось ощущение, будто мы попали в другой мир, доселе нам не ведомый.

Конкурс в модный техникум был выше, чем в институты города. Ещё бы – у нас в то время учились иностранцы из дружественных стран и республик, попробуй-ка поступи! И вот, мы – студентки. А впереди маячило картофельное поле. А как же без этого: добровольно-принудительное привлечение студентов к народному хозяйству было в те времена повсеместным и обязательным.

На картошку попасть мне не удалось, так как со мной случилось несчастье, перевернувшее мою жизнь с ног на голову.

Судьба вспомнила обо мне снова, вот ей неймётся. Я получила травму глаз и на некоторое время потеряла зрение. Мир ярких красок померк для меня, чёрное время суток навсегда поселилось в моей душе. После операции врач пообещал, что зрение вернётся, но в это сложно было поверить, когда перед тобой круглые сутки стоит темнота.

Но, как ни странно, это несчастье дало толчок другим органам чувств: я стала резко улавливать звуки, даже негромкие, на которые в обычном состоянии не обращаешь внимания. Моё обоняние обострилось до такой степени, что, сидя у себя в комнате, я чувствовала не только герань на моём окне, но и запахи, доносящиеся из подъезда. Вот сосед прошёл с сигаретой – на меня навеяло табаком. А вот баба Рая, спускаясь по лестнице, стучит об пол своей тросточкой. Даже как муха пролетела – слышала. Всё вокруг меня как будто ожило. Мама со шлейфом духов Жорж Пьер Санд зашла ко мне в комнату. Точнее, я уловила запах её духов ещё до того, как она успела зайти, и когда я с ней поздоровалась, она решила, что я снова вижу. А я сидела дома в кресле и раздумывала над своим будущим: что будет, если зрение ко мне не вернётся?

А потом я вдруг как будто провалилась сквозь пространство и оказалась на мосту. Мост каменный, старинный, с резными перилами, запах тины от реки ударил в нос. Я стояла на мосту и разглядывала окрестности. Я что, снова вижу? – пронеслась мысль в голове. Рядом стоит седовласый мужчина, навалившись локтями на парапет, и задумчиво смотрит на воду. И только потом я заметила, что стою не в домашнем халатике и тапочках на босу ногу, а в платье, туфельках, и сверху на плечи накинут плащ. По течению реки, как кораблики, плывут опавшие с деревьев листья. Прислушалась к своим ощущениям – мне не страшно. Я удивилась сама себе: как я сюда попала? А мужчина, как ни в чём не бывало, продолжает со мной разговаривать.

– Так вот, я считаю, что тебе надо поступать к нам в университет в Ленинграде, – утверждает он.

– Ты станешь перспективным модельером, тебе нужно развиваться.

– И ещё, позже перед тобой встанет выбор: Москва или Италия, как раз придёт время идти дальше. И от этого выбора будет зависеть твоё будущее. Не стой на месте, Липецк в плане модной индустрии бесперспективен, но ты и сама об этом узнаешь.

Голос стал глуше, по водной глади пробежала рябь, и я вынырнула в темноту. Я снова ничего не вижу.

– Какой Липецк, какая Италия? – крутилось в голове, о чём он.

***

Василиса сидела притихшая и не сводила с меня глаз, и только урчание в животе вернуло её в реальность.

– Пошли обедать, а то что-то я тебя баснями кормлю, – позвала я её на кухню. И мы стали собирать на стол.

– Бабушка, а ты совсем не испугалась? – удивилась Василиса.

– Нет, было необычно, удивительно, но не страшно, – сказала я.

– А когда я первый раз провалилась в пространство, то думала, что перемещаюсь во времени и испугалась, что не вернусь обратно, – созналась внучка.

– Это потому, что вы выросли на сказках о магии и волшебстве и уже приравниваете мир книг к миру реальному, – назидательно ответила я.

– А что было дальше? – спросила внучка.

– Вот пообедаем, и расскажу, – настояла я.

***

Домашним рассказывать про такой финт ушами я не стала – а то ещё в «дур-хаус» сошлют. Решила, что, возможно, это последствия операции или травмы, кто знает, что это за выкрутасы психики. В общем, надумала пока подождать, повторится подобное или нет. Через неделю после описанных выше событий я стала видеть свет, разливающийся от включённой электрической лампочки, а ещё через неделю я прозрела. Как же я радовалась своему выздоровлению и наслаждалась увиденным миром! Мир заиграл красками. А краски я любила. Читать мне пока не разрешали, но вы ведь понимаете, что запретный плод сладок, хотя я убеждала себя, что вовсе не читаю, а рисую. Но хрен редьки не слаще, поэтому мама старательно отбирала у меня альбом, карандаши, фломастеры, ручки, краски – в общем, всё, чем можно рисовать. Некоторое время мне пришлось ходить в затемнённых очках, и, хотя солнце спряталось за облаками, назначение врача я выполняла.

Мои однокурсницы уже вернулись с картофельного поля, а на двор вместе с порывом ветра налетел неожиданный, холодный, с порхающими снежинками ноябрь. Солнцезащитные очки я так и не сняла. Седьмого ноября всех погнали на демонстрацию, меня эта участь тоже не обошла стороной. Тяжёлые транспаранты после операции мне нельзя было нести, я шла для массовки с воздушными шариками в руке и радовалась каждому новому светлому дню. В темноте я уже нажилась.

– Ничего, следующим сентябрём с нами на поле поедешь, – обнадёжили меня подруги.

После демонстрации решили шикануть и зашли с девочками в блинную, порадовали себя блинами со сгущёнкой и стаканом горячего чая. Настроение поднялось, идти домой не хотелось, но и гулять по городу тоже желания не было – нагулялись во время праздничного шествия. Так что я, недолго думая, предложила девочкам пойти в кино. Вышел фильм «Игла» с Виктором Цоем в главной роли, и мы пошли покупать билеты. В кассу образовалась очередь, потому что не одним нам пришла идея погреться в кинотеатре после длительного пробега перед трибунами с городской администрацией. Пока стояли в очереди, народ шумел, галдел и обсуждал демонстрацию.

– Девочки, видели, в чём наша куратор была? Это, вроде бы, пуховик называется? – спросила Марина.

– Стёганый такой, пышный, белый, я от неё взгляд не могла отвести, – сказала я.

– Интересно, она сама его шила или старшекурсникам в мастерской заказала? – спросила Ольга девушку, стоявшую за нами в очереди.

Модная, ярко накрашенная брюнетка была из другой группы. Мои подруги уже познакомились во время картофельной эпопеи со студентками из других групп и сейчас непринуждённо здоровались и общались с ними.

– Старшекурсницы шили, – отозвалась девица.

После просмотра картины зрители притихли, каждый думал о своём. Фильм оказался тяжёлым для восприятия, и мы, молча, без настроения поплелись домой. Думать о том, что кто-то вот так с одного укола может стать наркоманом, не хотелось. Пришла домой и стала готовиться к учёбе.

– Что печальная такая, праздник на дворе, – спросила мама.

Я рассказала ей про фильм.

– Хорошо, что предупредила, а то мы с отцом тоже хотели сходить, но сейчас вот тебя послушала и уже не хочется. Подождём какую-нибудь комедию.

– Да, это тебе не «Танцор диско», – со знанием дела заявила я. Который крутили в кинотеатрах страны с 1982 года.

– Там ещё идёт индийский фильм «Приговорённый», но он тоже вроде как печальный.

– Но, может, он не такой печальный, как с Цоем? – уточнила мама.

Пока обсуждали с мамой фильмы, на которые стоит сходить, ко мне забежала Ольга, и мы ушли в мою комнату.

– Кира, ты в чём завтра пойдёшь? – спросила подруга.

– Ещё не решила, но, скорее всего, в чёрном шерстяном платье, а что? – озадачилась я.

Классическое платье с юбкой годе в стиле «Готика» очень хорошо смотрелось на моей точёной фигурке. Я была высокая, с иссиня-чёрной копной длинных волос. Внешность мне явно досталась от отца.

– А дай мне на завтра своё зелёное платье в тонкую полоску, а то у меня розовое с зелёными туфельками не смотрится, а у розовых – набойка отпала.

– Бери, можешь носить, пока туфли не отремонтируешь к своему розовому безумию, – не пожадничала я.

Ольга, довольная, с моим платьем под мышкой, убежала домой.

***

Началась учебная страда. А как же – страдали, кто как мог. Требования к нашему внешнему виду были высокие: мы должны были всегда ходить по коридорам и кабинетам техникума только в туфельках на каблуке, с причёсками, с аккуратным макияжем и не вульгарно одетыми. Вкус нам прививали с первых дней учёбы. Это после того, как в школе на всё это был строгий запрет. Система противоречила сама себе.

Мы с Маринкой, два будущих художника-модельера, спешили на конструирование, где изучали методы построения лекал для одежды. С нами в группе учился взрослый парень, похоже, после армии. Ходил он в тельняшке, джинсах и кроссовках. Звали парня Лев Крапивин, он всегда выделялся среди нас: во-первых, он был единственным мальчиком в группе, во-вторых, голубоглазый блондин с химией на голове не мог не привлекать внимания. Девчонки из группы игриво посматривали в его сторону, а нас это смешило. Димка Беликов поступил в Политехнический университет на машиностроение, а Ваня – в Сельхозакадемию на механика. Парни, видимо, решили, что мы не дождёмся их из армии, и постарались попасть в высшие учебные заведения. Так что мы вроде как были при парнях.

На уроке Лев нарисовал модель со сложным кроем и попросил преподавателя помочь сделать к ней лекала. Нам тоже было очень интересно, как такое чудо вообще можно выкроить.

– Вот это воображение, как он мог такое придумать, – восхищалась я талантами парня.

А преподаватель сказал, что самые модные и стильные вещи обычно бывают простыми. Как маленькое чёрное платье от Коко Шанель. А такой выворот на лифе платья может носить дама, у которой в этот самый лиф складывать нечего, а если модель с формами, то и лишний объём создавать не стоит. Мы сидели, затаив дыхание, и впитывали премудрости кроя, как губка воду.

– Так что, – продолжал учитель, – прежде чем фантазировать, не забудьте, что платье должно украшать даму, а не делать её похожей на шифоньер в оборочках. После вас клиентка должна уйти довольная собой, люди идут к художнику-модельеру за красотой. Ваша задача – увидеть все особенности фигуры и учитывать их при конструировании одежды. Недостатки скрываем, а достоинства подчеркиваем. Вот, например, моя жена, «толстопятая пензячка», научилась справляться со своими крупными формами – кстати, это она так считает – с помощью А-силуэта.

Мы вышли из аудитории, разглядывая себя и сокурсниц, определяя на ходу типы фигур.

Следом шло моделирование одежды, где я пускалась во все тяжкие – благо, бумага терпела всё буйство моей фантазии.

После определения типов фигуры нам пришлось изучать цветотипы. «Цветотип – это совокупность определённых признаков внешности человека, в зависимости от его цвета волос, кожи и глаз», – гласил учебник. Исходя из этого, можно подбирать персональные цвета при выборе одежды или оттенков косметики. «Пятьдесят оттенков серого», блин. Кому какой оттенок того или иного цвета подходит: кому-то «мокрый асфальт», а кому-то «мышиный серый».

– М-м-м, вы всё раньше на глазок делали, а у меня сейчас все цветовые сочетания компьютер определяет, – вставила реплику Василиса.

Дальше шёл предмет – рисунок. Первое время рисовали разные геометрические предметы и тени, ими отбрасываемые. Потом части тела, а потом уже пошла «обнажёнка». А нам, таким скромницам, преподаватель разрешил рисовать «топлес», то есть своим рисованным девам мы стыдливо пририсовали трусики. Конечно, были и более приземлённые предметы: электротехника, теоретическая механика, оборудование, английский. Английский был с уклоном в швейное дело, мы переводили иностранные журналы мод, так что скучно не было.

Учиться нам нравилось. Ольга не смогла во время вступительных сдать на пять рисунок, но прошла конкурс на технолога. Поэтому мы учились в разных группах, и пары у нас не совпадали. Однако мы с любопытством бегали к ней в аудиторию, ведь у них в группе училась негритянка. Раифа была дочерью своего народа: статная, фигуристая, все сразу определили у неё «песочные часы». Я думаю, девочки поймут, о чём я.

– У тебя сейчас тоже песочные часы, только пополневшие, – выдала вердикт моей фигуре внучка.

– Спасибо, – улыбнулась я ей.

Первый курс пролетел на одном дыхании. На каникулах я ездила с родителями в Украину, у нас там жили родственники. Это был последний год, когда эта республика ещё входила в состав Советов. Но настроения жителей жёлто-синие были уже сепаратистскими. Наши парни умотали в стройотряд подзаработать, а мы наслаждались отдыхом и морем. Маринка с мамой и бабушкой отправилась в Анапу, а Ольга поехала с родителями в Кисловодск в ведомственный санаторий – у неё папа военный.

В Украине меня ждала кузина Ленка, на год меня старше, жуткая модница. Они жили в портовом городке, и нарядов импортных у неё было море. Купальники она меняла как перчатки, как и шляпки. Одну даже презентовала мне. Радуясь тёплому солнышку и ласковому прибою, мы часами не выходили из моря.

– Кира, выходи из воды, ты нисколько не загорела, – звала меня мама.

– Я не хочу лежать и жариться на солнце, мне скучно, – жаловалась я папе.

Мы с Ленкой быстро сориентировались в пространстве и убежали играть в пляжный волейбол. Я познакомилась с бывшими одноклассниками кузины – парни словоохотливые, загорелые. Наши пацаны на их фоне выглядели суровыми бруталами. Вечером договорились с ними погулять по городу, благо Ленка их знала и заверила моих родителей, что опасности они не представляют.

Сестрица моя уже два года как училась в Гидрометеорологическом техникуме. Будущий синоптик, не «хухры-мухры». Вечерами мы гуляли с моей кузиной и её бывшими одноклассниками по городу.

– Кира, а ты что всё время с собой альбом с карандашами таскаешь? Художница, что ли? – спросил Стас, весёлый загорелый парень с вьющимися волосами.

– Я будущий модельер, – гордо ответила я. – Вот, вдохновляюсь, придумываю новые образы.

– То есть ты шить умеешь? – снова уточнил Стас.

– Вообще, умею, но я учусь не шить, а придумывать для людей идеальную одежду, – пыталась я объяснить парню суть своей профессии.

– А чё её придумывать, она и так уже придумана, все рубахи одинаковые, – показал руками на себя и на друзей Стас.

– Вообще, они все разные: разная длина рукава, разная форма воротника, разная форма карманов – у одного с клапанами, у остальных без, разная ткань, разный рисунок, разный цвет ткани, – перечисляла я все разности.

– Кира, ты смотрела фильм “Девчата”? – спросил меня Юрко.

– Да, – не поняла я аналогии.

– Там главная героиня, Тося, тоже перечисляла разные блюда из картошки, но, понимаешь, в чём суть – картошка, она и есть картошка, – сделал вывод Юрко.

– Главное, ты такое не ляпни шеф-повару ресторана, – предупредила его я.

– А мы по ресторанам не ходим, – заверил меня Юрко.

Я промолчала. Парни ухаживали за нами, как умели, презентовали нам кулёчки с шелковицей. Иногда ходили в кино, а иногда на танцы. В городских парках того времени были организованы открытые площадки. Под навесом на подиуме играл духовой оркестр. В общем, отдохнувшие, загорелые, набившие полные карманы красивых морских ракушек и набравшиеся положительных эмоций, мы вернулись домой. Через неделю вернулась и Маринка из Анапы.

– Маринка, ты похожа на негатив, – смеялась я. Светловолосая, загорелая, она смотрелась как на ленте негатива. Но это её нисколько не портило, а придавало некоторую загадочность облику, некую нереальность.

В начале августа вернулась и Ольга. Отпуск у военных в два раза длиннее, и они всей семьёй на два месяца укатили в Кисловодск: отдыхали, поправляли здоровье, поднимались в горы, ходили к источникам.

Ольга взахлёб делилась впечатлениями, оставленными завораживающими видами гор.

– А Курортный парк какой красивый, девочки, какие там цветы, а ещё такие большие красные камни. Говорят, в горной части парка водится дикая кошка. Мы поднимались с папой в горы, но кошку так и не видели. Зато мы видели редкие растения, которые занесены в Красную книгу.

– А какие это растения? – поинтересовалась любопытная Марина.

– Колокольчик доломитовый, а остальное я не запомнила, – повинилась Оля.

– Фотки проявим в фотоателье, сами увидите, какая там красота, – пообещала подруга.

***

Хлопнула входная дверь.

– Дедушка приехал? – глянула Василиса и сникла. – Нет, папа.

– Василиса, собирайся, – бросил Роман дочери, а мне кивнул.

– Мне ещё бабушка не всё рассказала, – взбунтовалась внучка.

– Кира Андреевна, мы с Марией поедем в Норвегию, на конференцию архитекторов. Можно, Василиса у вас ещё неделю поживёт? – спросил зять.

– Можно, – улыбнулась я.

– Ура! – взвизгнула Василиса.

– Поехали, я тебя завтра с вещами к бабушке с дедушкой отвезу.

***

Внучка уехала домой, а мои воспоминания так и всплывали волной прошлого в моей памяти. Да и не всё я смогу рассказать своей любимице.

Наступил тёплый, радующий своими яркими красками сентябрь. В этом году мне не удалось откосить от картофельного поля, и, слава Богу, лучше уж картошку собирать, чем быть незрячей. На поле мы были не одни – с нами соревновались парни из Политехнического университета, того самого, в котором учился Дима Беликов. Мы шли, что называется, ноздря в ноздрю, а кто бы захотел проигрывать? Назвался груздем – полезай в кузов. Наше соцсоревнование подходило к концу, рабочий день заканчивался, сорок два студента были тому свидетелями. Погода не радовала, накрапывал мелкий дождик, но наше руководство решило, что выполнению плана сбора урожая он – мелкая помеха. А зря.

Меня снова переклинило, и я провалилась в параллельное пространство: всё то же самое, и те же лица, дождь разошёлся сильнее. Мы уже набрали полную машину картофеля, даже с горкой. И тут парни из Политеха забрались на эту мокрую, измазанную в глине картошку верхом и поехали домой. И я вижу, как один из них соскальзывает с этой импровизированной горки прямо под колёса кузова. Действие происходит как при замедленной съёмке. Смотрю, как колесо медленно прокатывается по его лицу, и он утопает в вязкой глиняной дороге. Ужас. Я вздрагиваю от прикосновения – Маринка стоит и трясёт меня за плечо:

– Кира, ты что замерла, как статуя? Тебе плохо?

– Вот тот парень сегодня попадёт в аварию, – показываю я пальцем на только что увиденного в моих видениях студента.

– У тебя что, опять начались видения? – не унималась любопытная подруга.

Через час мы заканчиваем сбор урожая, а дождь уже льёт в полную силу. Я наблюдаю, как парни забираются на гору картошки, а мы, девочки, идём следом за ними по рыхлому, перепаханному глиняному полю по колено в грязи.

Значительно отстав от едущей впереди машины, мы добрались до деревни, в которой квартировались, отскребли комья грязи от резиновых сапог, по очереди помылись в тазике за занавеской, отгораживающей зону ванной, развесили сушиться вдоль печки намокшую под дождём одежду и сели ужинать. Ужин готовила дежурная, она уже и прибралась в комнате, натопила печь и нагрела к нашему приходу пару вёдер воды.

Вздрогнув от настойчиво тарабанившего в дверь кулака, мы быстренько закончили переодеваться и спросили, кто бы это мог быть.

– Девочки, откройте, – раздался голос куратора нашего курса.

Оказалось, к нам стучался перепуганный преподаватель информатики, за что-то сосланный вместе с нами в это картофельное помешательство.

Я оглядела девушек – все уже успели переодеться в домашние спортивные костюмы и халатики – и отдёрнула щеколду.

– Все живы? – оглядывая нас, спросил обеспокоенный куратор.

– А что с нами должно было случиться? – удивилась Марина.

– Один студент упал с машины и попал под колесо кузова, в котором везли собранный сегодня урожай, – сознался преподаватель.

– Так мы с ними не ездили, пешком шли, – заверила словоохотливая Марина.

– Молодцы, – успокоился куратор.

– Вадим Алексеевич, а кто пострадал? – спросила я.

– Кира, я не знаю, как его зовут, но это студент Политеха, – ответил преподаватель, уже собираясь уходить.

Куратор вышел, а мы с Маринкой собрались после ужина сходить навестить болящего, а заодно проверить, тот ли это пострадавший, которого я видела.

– А что мы ему скажем, зачем пришли? – не нашлась я.

– Кира, пошли, по дороге придумаем, спросим о его здоровье и узнаем, чем можем помочь, – заверила меня подруга.

Парень действительно оказался тем, кого я видела в своём видении, студента звали Сергеем Михеевым, и он, как оказалось, не так уж и сильно пострадал. По крайней мере, конечности его были целы – спасло парня пресловутое русское бездорожье и затяжной дождь, который размягчил укатанную глиняную колею до состояния масла. Его просто вдавило в грязь, а ещё парень успел увернуться, и колесо прошло рядом, скользнув по боку и щеке.

Возвращались домой мы молча: я обдумывала, чем мне эти видения могут в дальнейшем навредить, а Маринка, как впоследствии выяснилось, думала, что у неё есть подружка-ясновидящая, и теперь все сложные жизненные ситуации можно будет видеть наперёд. Но мне пришлось её разочаровать, так как проваливаться в подсознательное пространство по своей воле я не умела, а что именно запускает механизм моих видений, я ещё не выяснила.

Месяц сбора урожая больше ничем выдающимся нас не порадовал, и мы бодрые и радостные вернулись домой. Ура, можно подальше закинуть ватники и резиновые сапоги и одеться в соответствии со своим статусом студенток модной индустрии.

Началась учёба. Первая неделя пролетела на одном дыхании. На осеннем балу, проходившем у нас в техникуме, Ольга познакомилась с милым курсантом. Мальчики из военного училища любили тусоваться на наших дискотеках. Нас же радовали своим присутствием Сергеев и Беликов, наши бессменные рыцари.

Как же я была рада началу учёбы – идеи создания новых моделей просто захватывали меня с головой. Очень хотелось реализовать их и получить оценку специалистов. На пороге маячил 1990 год. В России началась повальная джинсомания, изделия с поезда Москва—Пекин составили конкуренцию российской швейной промышленности, причём не в пользу нашей родной модной индустрии. Китайские футболочки и маечки замелькали на модницах-студентках нашей альма-матер.

На технологии швейного производства мы пересеклись с Ольгой, она выходила с пары очень печальная, мы сразу это заметили.

– Что случилось, подруга? – забеспокоились мы.

Она уже месяц встречалась с курсантом из авиационного военного технического училища, и он решил с ней расстаться.

– Оль, брось его сама, – предложила я.

– Не могу, он меня первый бросил, – навернулись слёзы на глаза девушки.

– Ну и фиг с ним, посмотри не на военных, а на гражданских. Давай мы тебе из Политеха кого-нибудь найдём. Маринка, попроси Беликова, чтобы он Ольгу с друзьями своими познакомил. В выходные всё равно к нему в институт на дискотеку едем, – попросила я.

– У неё папа военный, она уже привыкла с военными общаться, – возразила Маринка.

– Да, диагноз, – опечалилась я.

После технологии пошли на моделирование, и, поскольку настроение было не очень, то и коллекция у меня вышла грустная. Я отрисовала восемь траурно-черных платьев разной степени длины и силуэтов: от строгих прямых силуэтов с юбкой-карандаш, юбкой-годе, с юбкой-воланом до А-силуэта, и каждый раз представляла в этих платьях Ольгу, которая стоит на могиле неизвестного курсанта, застрелившегося от неразделённой любви. А в руках она держит кроваво-красные гвоздики.