HistoriCity. Городские исследования и история современности

Если стиль ведут Каналетто и других венецианских мастеров балансирует между топографическим реализмом и каприччо, то именно потому, что Венеция предстает в их произведениях городом-призраком, увиденным глазами заезжего путешественника. Стилистическое и генетическое родство ведуты со сценографией, о котором, кстати, были прекрасно осведомлены зрители (многие художники того времени237, как уже было отмечено, совмещали обе эти специальности – ведутиста и сценографа), привносило в восприятие ведуты театральное и игровое начало, которое и без того превалировало в мировоззрении просвещенной публики XVIII в. История венецианской ведуты той эпохи – это череда экспериментов с различными приемами достижения оптической иллюзии, в ходе которых динамика взгляда все более берет вверх над статикой, цвет – над рисунком, впечатление – над натурой.

Своего апогея иллюзионизм венецианской ведуты (хотя и совсем другого рода) достиг в произведениях Франческо Гварди, где ракурсы и предметы изображения настолько лишены индивидуальности, что уже приобретают характер культурных штампов (гондола с парой фигурок, канал, здание с арками). Если иллюзионизм Каналетто достигается за счет «уплотнения» зрительского восприятия (то есть благодаря совмещению в одной композиции нескольких ракурсов, что позволяет представить пространство в его самых мелких подробностях так, как оно в реальности развертывается только во времени), то в живописной технике Гварди уже нет и следа эстетики обманки, в них предчувствуется импрессионизм: стаффажные фигурки на его картинах чаще всего прописаны двумя касаниями кисти и представляют собой скорее живописные пятна, нежели объекты разглядывания.

Показательно, что поэтика нефокусированного видения, возобладавшая в картинах Франческо Гварди, вошла в противоречие с изначально документальной природой ведуты, которой, со своей стороны, не хотели поступаться заказчики. В 1770–1780‑е гг. Гварди получил много официальных заказов от различных высокопоставленных лиц, в том числе заказ на изображение визита графа и графини Северных (то есть великого князя Павла Петровича, будущего царя Павла I, и его жены Марии Федоровны), а также визита папы Пия VI. Эти произведения менее удачны с точки зрения качества живописи, как будто художник чувствовал себя скованным жестким этикетом документалиста. В тех же полотнах, где Гварди дает волю своему воображению («Отплытие „Бучинторо“ к Сан Николо дель Лидо в день Вознесения» и «Возвращение „Бучинторо“»), архитектура, едва намеченная слабыми контурами, в буквальном смысле расплывается между водой и небом, а множество фигурок и лодок образуют скопление живописных пятен, так что изображение в целом представляет собой не фотографический отчет о происходящем историческом событии, а фантасмагорическое видение. Однако такая манера письма воспринималась современниками, в первую очередь, как проявление технического несовершенства. Так, в 1804 г. римский скульптор Антонио Канова обратился к своему знакомому агенту Эдвардсу с просьбой прислать ему несколько видов Венеции и получил от последнего обстоятельное письмо, повествующее об удручающем положении на художественном рынке. По его словам, в городе не осталось ни одного художника, работающего в жанре реалистической ведуты, разве только Гварди, которого, впрочем, он не рекомендует ввиду небрежности письма, низкого качества используемых материалов и, как следствие, недолговечности его произведений238. Стоит ли удивляться, что имя Гварди на протяжении тридцати лет его работы в качестве ведутиста мало упоминалось среди современников, а в конце жизни его искусство и вовсе перестало быть востребованным. В последние годы художник был вынужден работать ради хлеба насущного и умер в нищете. Его сын Джакомо тоже был художником и также работал в жанре ведуты. Не желая повторить печальную участь отца или же не имея такого живописного таланта, он зарабатывал на жизнь видами городов наподобие фотографических открыток. Джакомо Гварди скончался в 1835 г., благополучно не дожив двадцати лет до того исторического момента, когда фотография сменила ведуту на поприще документалистики, и в высшей степени примечательно, что только с наступлением фотографической эры коллекционеры и любители искусства смогли открыть для себя живопись Франческо Гварди и увидеть Венецию так, как видел ее он, – не претендуя более ни на объективность исторической хроники, ни на натуралистическую беспристрастность камеры-обскуры.

Город-метафора: римская ведута и поэтика руин

Подобно «туристическому» образу Венеции в венецианской ведуте XVIII в., образ Рима в римской ведуте эпохи Просвещения и раннего романтизма тоже формировался преимущественно как отображение точки зрения стороннего наблюдателя – путешественника, историка и натуралиста. Рим считался венцом гран-тура, главная задача которого заключалась в том, чтобы увидеть страны и города, а также народы и их нравы «своими глазами». В XVIII в. Рим был в глазах современников не только и не столько паломническим центром, как в предшествующие столетия, сколько художественной столицей мира – уникальным «хранилищем» античного наследия239. Как писал Гёте, цитируя с явным сочувствием суждение одного из своих друзей о впечатлении, произведенном на него Римом: «Рим —это место, где, как кажется, стягивается воедино весь древний мир, все, что мы чувствуем, когда читаем древних поэтов и древние государственные уставы. В Риме все это мы больше чем ощущаем, мы это зрим воочию»240.

В приведенной Гёте формулировке полемически заострено противопоставление способности ощущать то, что заставляют нас чувствовать «древние поэты и древние государственные уставы», и возможности это «видеть воочию». Отдавая приоритет непосредственному созерцанию, Гёте явно вступал в конфронтацию с распространенным в его время представлением, согласно которому способность созерцать рассматривалась как важная, но факультативная по отношению к способности чувствовать. И.‑И. Винкельман, которому посвящен очерк Гёте, где приводятся эти слова, был как раз ярким представителем эстетики, согласно которой феномен прекрасного в равной мере зависит и от объекта, и от субъекта, то есть восприятие прекрасного в искусстве прямо зависит от способности зрителя воспринимать прекрасное. Эта способность подлежит культивированию, однако самого по себе созерцания прекрасного для развития чувства прекрасного недостаточно. В работе «О способности воспринимать прекрасное в искусстве и об обучении этому» Винкельман отмечал:

У уроженцев Рима, у которых чувство это могло бы развиться ранее и стать более зрелым, оно из‑за воспитания отличается бестолковостью проявления и не совершенствуется, ибо люди эти похожи на курицу, которая переступает через находящееся у ее ног зерно, чтобы схватить лежащее в отдалении: то, что мы видим каждодневно, неспособно пробудить влечение к себе. Еще жив известный художник Никколо Риччиолини, урожденный римлянин и человек с большим талантом и познаниями, выходящими даже за пределы его искусства, который лишь пару лет назад – и притом на семидесятом году жизни – впервые увидел статуи, находящиеся на Вилле Боргезе. Он основательно изучил архитектуру и тем не менее никогда не видел один из прекраснейших памятников, а именно – гробницу Цецилии Метеллы, жены Красса, хотя, будучи любителем охоты, исходил окрестности Рима вдоль и поперек. Упомянутыми мною причинами и объясняется то, что за исключением Джулио Романо из числа уроженцев Рима вышло так мало знаменитых художников; большую часть тех, кто снискал себе славу в Риме – как живописцев, так и скульпторов и архитекторов, – составляют пришельцы, да и в наши дни никто из римлян не выделяется на поприще искусства241.

Замечание Винкельмана, что большинство прославленных художников, работавших в его время в Риме, – выходцы из других земель, пусть отчасти, но справедливо. Как и в случае с венецианской ведутой, у истоков римской видописи XVIII в. стояли голландские художники – Питер ван Лар242 и Каспар ван Виттель (1652/53–1736)243. Произведения этих мастеров и художников их круга обычно причисляют к традиции «реалистической ведуты», для которой характерны тщательность в проработке деталей и строгое соблюдение законов панорамной перспективы. Каспар ван Виттель редко изображал античные руины в исключительно поэтическом, фантазийном ключе, как это было свойственно поборникам каприччо («идеалистической ведуты»). Он был первым римским ведутистом, кто строил сюжет на сопоставлении древности и современности, и частым персонажем его городских видов становился не идиллический житель лореновских пасторалей, а образованный путешественник (см., например, его картину «Грот Посиллипо»244).

Фигура просвещенного путешественника, появляющаяся на городских видах ван Виттеля, представляет собой неожиданный парафраз северной традиции: фигура наблюдателя, характерная для голландской жанровой живописи, в итальянской реалистической ведуте превращается в фигуру знатока. Появление в городской среде этого персонажа одновременно влечет за собой существенную трансформацию образа города в целом. Формирование образа Рима как символа античной культуры в эпоху Просвещения оказывается неразрывно связано с образом знатока, который способен воспринять эту культуру и стать ее подлинным носителем. Такова типичная черта римских ведут XVIII в. – в качестве стаффажных фигур на них изображены не горожане, а путешественники (чаще – группа из двух-трех фигур), осматривающие городские памятники. Рим на ведутах XVIII столетия – город, лишенный местных жителей. Если горожане там все же появляются (как на полотнах Юбера Робера), то эти фигуры городской бедноты не несут на себе признаков современности, а скорее являются такими же реликтами утраченного прошлого, как и полуразрушенные памятники древней цивилизации, среди которых они обитают.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Городские образы в системах коммуникации: от XV к XXI в. (ЦФИ НИУ ВШЭ, 2015); Конструирование прошлого и формы исторической культуры в современных городских пространствах (ЦФИ НИУ ВШЭ, 2014).

2

Попыткой эскизной разработки этого сюжета является первая глава книги.

3

Особенно нужно отметить вклад научного руководителя ИГИТИ И. М. Савельевой, поддержка которой была важна для того, чтобы это издание состоялось несмотря на все трудности его подготовки.

4

Hartog F. Regimes of Historicity. Presentism and the Experiences of Time / S. Brown (trans.). N. Y.: Columbia University Press, 2015; Rousso H. La dernière catastrophe: l’histoire, le présent, le contemporain. P.: Gallimard, 2012; Джеймисон Ф. Постмодернизм, или Культурная логика позднего капитализма / пер. с англ. Д. Кралечкина. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2019. С. 551–582 (Глава 9. «Ностальгия по настоящему»). О презентизме см. также: Савельева И. М., Полетаев А. В. Знание о прошлом: теория и история: В 2 т. Т. 1: Конструирование прошлого. СПб.: Наука, 2006. С. 538–562; Олейников А. Другой презентизм // Портал фонда «Либеральная миссия». https://liberal.ru/sovremennaya-istorichnost-i-politika-vremeni/drugoj-prezentizm.

5

См. об этом, например: Ассман А. Распалась связь времен? Взлет и падение темпорального режима Модерна. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 166–194.

6

См., например: Лоуэнталь Д. Прошлое – чужая страна. СПб.: Владимир Даль, 2004; Groot de J. Consuming History: Historians and Heritage in Contemporary Popular Culture. L.: Routledge, 2008; Rosenzweig R., Thelen D. P. The Presence of the Past: Popular Uses of History in American Life. N. Y.: Columbia University Press, 1998. Справедливости ради нужно отметить, что понятие историчности как таковое не находится в центре этих концепций. Вместе с тем поворот в сторону эмпирической трактовки понятия «режимов историчности» можно обнаружить и у Ф. Артога в тех случаях, когда он отрицает единство современного презентизма или допускает релятивизацию этого понятия, которая позволяет использовать его для описания различных эмпирических феноменов.

7

Дубин Б. В. Вена рубежа веков как лаборатория современности // Дубин Б. В. Интеллектуальные группы и символические формы: Очерки социологии современной культуры. М.: Новое издательство, 2004. С. 251–263.

8

Об историчности как характеристике объекта научного исследования см.: Hall J. R. Historicity and Sociohistorical Research // The SAGE Handbook of Social Science Methodology / eds. W. Outhwaite, S. P. Turner. Los Angeles: SAGE. 2007. P. 82–99. См. также: Савельева И. М. Новая «социальность» социальной истории. Препринт WP6/2015/03. М.: ИД ВШЭ, 2015.

9

Показательно, что многие из этих утопий опирались на те или иные исторические прототипы – будь то античный полис, города Средневековья или Ренессанса.

10

Дженкс Ч. Язык архитектуры постмодернизма. М.: Стройиздат. 1985. С. 14–15.

11

Берман М. Все твердое растворяется в воздухе. Опыт модерности. М.: Горизонталь, 2020. С. 18.

12

Шумпетер Й. А. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М.: Эксмо, 2008. C. 459–463.

13

См. например: Харви Д. Состояние постмодерна: Исследование истоков культурных изменений / Пер. с англ. М.: ИД ВШЭ, 2021. С. 65–103.

14

Thrift N., May J. Introduction // Timespace: Geographies of temporality / ed. by N. Thrift, J. May. London: Routledge, 2001. P. 15. Одной из ярких попыток отрефлексировать эту проблематику стала программа ритмоанализа А. Лефевра.

15

Трельч Э. Историзм и его проблемы: Логическая проблема философии истории. М.: Юрист, 1994. С. 143–144.

16

Berman M. All that is Solid Melts into Air. N. Y.: Simon and Schuster, 1983. P. 131. (Перевод цитаты дается по изданию: Эккерман И.‑П. Разговоры с Гёте в последние годы его жизни. М.: Худож. лит., 1986. С. 571.)

17

Ярким примером попытки гармонично решить проблему исторического синтеза в городской среде может служить архитектурный облик венской улицы Рингштрассе. См.: Шорске К. Э. Вена на рубеже веков. Политика и культура. СПб.: Изд-во им. Н. И. Новикова, 2001.

18

См. об этом, например: Кириченко Е. И. Архитектурные теории XIX века в России. М.: Искусство, 1986.

19

См. Huyssen A. Present Pasts: Urban Palimpsests and the Politics of Memory. Stanford, CA: Stanford University Press, 2003.

20

Маккуайр С. Медийный город: медиа, архитектура и городское пространство. М.: Институт медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка», 2014.

21

Эта проблематика замечательно разобрана на примерах Вены и Берлина в работах К. Шорске и Р. Кошара: Шорске К. Э. Вена на рубеже веков; Koshar R. From Monuments to Traces: Artifacts of German Memory, 1870–1990. Berkeley: University of California Press, 2000.

22

Нора П. Франция – память. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. Показательна широта концепции этого проекта, которая позволяла включить в анализ инфраструктуры не только памятники в буквальном смысле этого слова, но и символические топосы.

23

Эти противоречия можно рассматривать как проявления более общей тенденции, которую связывают с характеризующим (пост)современную эпоху «кризисом репрезентации».

24

См. об этом, например: Young J. E. The Counter-monument: Memory against itself in Germany Today // Critical Inquiry. 1992. Vol. 18. № 2. P. 267–296; Crinson M. Urban Memory – an introduction // Urban Memory: History and Amnesia in the Modern City / ed. by M. Crinson. L.: Routledge, 2005. P. XIV–XIX.

25

Берар Е. Империя и город: Николай II, «Мир искусства» и городская дума в Санкт-Петербурге. 1894–1914. М.: Новое литературное обозрение, 2016. С. 103–106, 197–208. Бандарин Ф., Ван Оерс Р. Исторический городской ландшафт: Управление наследия в эпоху урбанизма. Казань: Издательство «Отечество», 2013. C. 12–13.

26

Cosgrove D., Jackson P. New Directions in Cultural Geography // Area. 1987. Vol. 19. № 2. P. 95.

27

Бандарин Ф., Ван Оерс Р. Исторический городской ландшафт: Управление наследия в эпоху урбанизма.

28

Ригль А. Современный культ памятников: его сущность и возникновение М.: ЦЭМ, V-A-C press, 2018.

29

См., например, уже упоминавшуюся работу Koshar R. From Monuments to Traces…, а также Шёнле А. Архитектура забвения: руины и историческое сознание в России Нового времени. М.: Новое литературное обозрение, 2018.

30

См. об этом: Hayden D. The Power of Place. О промышленном наследии и его значимости для горожан см.: Smith L. Uses of Heritage. L.: Routledge, 2006.

31

Ярким примером здесь могут быть попытки описать московскую архитектуру 1990‑х и начала 2000‑х. См.: Парамонова Д. Грибы, мутанты и другие: архитектура эры Лужкова. М.: Strelka Press, 2012; Галкина Ю. Что такое капромантизм? 11 примеров из Петербурга // The Village. 16.09.2019. https://www.the-village.ru/village/city/architecture/361787-caprom?fbclid=IwAR0ZEi3ee3GobCCF4eg7quFyIJW2TON1p5xjM1U7818GoQ9h1sZX78StfJw.

32

Sonkoly G. Historical urban landscape. N. Y.: Palgrave Macmillan, 2017.

33

См. об этом, например: Лоуэнталь Д. Материальное сохранение и его альтернативы // Неприкосновенный запас. 2017. № 114 (4). С. 133–153.

34

Lamprakos M. The Idea of the Historic City // Change over Time. 2014. Vol. 4. № 1. P. 28. О музеефикации городских пространств под влиянием развития туризма см., например: Urry J. The Tourist Gaze. L.: Sage, 2002. P. 91–141.

35

Hayden D. The Power of Place: Urban Landscape as Public History. Cambridge, MA: MIT Press, 1995.

36

См., например: Поливанова А. «ГУЛАГ – это прямо здесь»: о проекте «Топография террора» // Фольклор и антропология города. 2019. Т. 2. № 1–2. С. 362–373.

37

См., например: Топографии популярной культуры / ред.-сост. А. Розенхольм, И. Савкина. М.: Новое литературное обозрение, 2015; Петров Н. В. Фольклор как public history: традиция в медиаформате (pastandnow.ru) // Новые российские гуманитарные исследования. 2019. № 14. С. 148.

38

Примером может быть проект парковой этнографии С. Лоу. См.: Low S. M., Taplin D., Scheld S. Rethinking urban Parks: Public Space and Cultural Diversity. University of Texas Press, 2009.

39

Buchli V., Lucas G. The Absent Present: Archaeologies of the Contemporary past // Archaeologies of the Contemporary Past / ed. by V. Buchli, G. Lucas. L.: Routledge, 2001. P. 3–18; Археология парка «Царицыно»: По материалам исследований экспедиции Института археологии РАН 2002–2008 гг. / сост. Н. А. Кренке. М.: ИА РАН, 2008.

40

Показателен в этом смысле программный труд классика культурных исследований Р. Уильямса: Williams R. The Country and the City. Oxford University Press, USA, 1975.

41

Schorske C. Thinking with History: Explorations in the Passage to Modernism. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1998. P. 38–39. О том, как в эпоху индустриализации и капиталистического развития Германии все больше отставала от быстро меняющейся городской реальности ее репрезентация в школьных книгах для чтения, см., например: Левинсон К. А. О характере репрезентации городов в книге для чтения «Немецкий друг детей» // Вестник ПСТГУ. Серия IV: Педагогика. Психология. 2021. Вып. 62. С. 29–43.

42

Развитие реалистического восприятия города в литературе эпохи журналистики и фотографии предвосхищало появление первых городских обследований, например таких как исследования Ч. Бута. См.: Moretti F. Atlas of the European Novel. N. Y.: Verso, 1998; О трансформациях образа города на примере Санкт-Петербурга см.: Николози Р. Петербургский панегирик XVIII в. Миф – идеология – риторика. М.: Языки славянской культуры, 2009; Buckler J. A. Mapping St. Petersburg: Imperial Text and Cityshape. Princeton University Press, 2013.

43

Schorske C. Thinking with History. P. 47. О путях развитии городской утопической мысли см., например: MacLeod G., Ward K. Spaces of Utopia and Dystopia: Landscaping the Contemporary City // Geografiska Annaler. 2002. № 84 B (3–4). P. 153–170.

44

Schorske C. Thinking with History. P. 51. В этом смысле, по мнению автора, концепция Шпенглера предвосхитила представление о городе, которое воплотилось в нацистской культурной политике.

45

Smith M. V. Gordon Childe and the Urban Revolution: a Historical Perspective on a Revolution in Urban Studies // Town Planning Review. 2009. Vol. 80. № 1. P. 3–30. Автор статьи называет Чайльда самым влиятельным археологом XX века.

46

Jacobs J. The Economy of Cities. N. Y.: Vintage Books, 1970. P. 11.

47

Об обсуждении этой концепции в археологических дискуссиях см.: Каннигел Р. Глаза, устремленные на улицу. Жизнь Джейн Джекобс. М.: Дело, 2019. С. 303–306. Ср. реабилитацию концепции «политики» в архаических обществах в рамках политической антропологии: Баландье Ж. Политическая антропология. М.: Научный мир, 2001, – где город (причем не только греческий полис) рассматривается как одна из исторически первых арен публичной политической жизни уже применительно к архаическому периоду.

48

Soja E. Postmetropolis: Critical Studies of Cities and Regions. Oxford: Basil Blackwell, 2000. P. 3–50.

49

См. об этом: Merrifield A. Henri Lefebvre: A Critical Introduction. N. Y.: Routledge, 2006. Р. 65–76.

50

Harvey D. The Urbanization of Capital: Studies in the History and Theory of Capitalist Urbanization. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1985. P. 63.

51

Amin A., Thrift N. Seeing Like a City. Cambridge: Polity press, 2017. См. выше о появлении «археологии современности».

52

McGrath B., Shane G. Metropolis, Megalopolis and Metacity // The Sage handbook of architectural theory. London: Sage, 2012. P. 641–657. Ярким примером проблематизации города «в обратную сторону» можно считать размышления В. Глазычева о дефиците городской культуры в России, где имеющие статус городов поселения, по сути, представляют собой имитирующие форму города слободы. См.: Глазычев В. Л. Слободизация страны Гардарики // Иное: Хрестоматия нового российского самосознания / ред.-сост. С. Б. Чернышов. М.: Аргус, 1995. С. 64–88. Споры о городском статусе тех или иных поселений разворачиваются также и в исторических и археологических исследованиях.

53

Pain K. World cities // International Encyclopedia of Geography: People, the Earth, Environment, and Technology / ed. by D. Richardson, N. Castree, M. F. Goodchild, A. L. Kobayashi, W. Liu, R. Marston. Chichester: Wiley-Blackwell, 2017. P. 1–9.

54

Robinson J. Global and World Cities: a View from off the Map // International Journal of Urban and Regional Research. 2002. Vol. 26 (3). P. 546. Цит. по: Янович С. «Обычные» африканские города и их собственная логика // Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике. Сборник статей / ред. Х. Беркинг, М. Лёв. М.: Новое литературное обозрение, 2017. С. 253.