Гость

Некоторое время я повосторгался этому культурному чуду, после чего пошел в гостиницу. Она была неофициальной: тамилы незаконно организовал её в своем районе, таких кстати имелось немало, конкретно эта мне очень нравилась своей дешевизной и чистотой. Под нее выделили два первых этажа стандартной жилой панели, их раскрасили в ядовито желтый цвет, с зелеными полосками, так что, казалось эти этажи являются телом какого-то психоделического индустриального насекомого. У подъезда сидел молодой паренек лет пятнадцати, босой , из одежды только шорты до колен, я спросил у него на счет свободной комнаты на одного и в качестве пароля назвал имя смотрителя. Он кивнул, сбегал в подъезд, через минуты вышел и сказал, что все будет, и чтобы я пришел завтра вечером с вещами, произнося эту короткую тираду на чистом сэловском, он непрерывно улыбался, белые ровные зубы буквально сияли на его почти черном лице и напоминали мне то ли оскал хищника, то ли радушное приглашение, я так и не смог разобраться. Я не стал уточнять конкретное время : у тамилов точность была не в части , просто еще раз назвал себя, и пошел в сторону гостиницы. Уже наступила ночь, со всех сторон лупили фонари не позволяя увидеть шикарное звездное небо, за этим видом надо было ехать в горы, откуда , если не было облаков, открывался купол усеянный звездами, их блеск буквально завораживал и приводил в трепет, когда я его смотрел на ночное небо мне одновременно чудилось противоположенное, с одной стороны я видел и понимал, что передо мной бескрайний космос, с его обширным пространством в котором болтаются эти самые звезды, а с другой стороны мне казалось будто эта россыпь белесых холодных огоньков на самом деле не отдельные звезды, а часть одного целого и они представляют собой визуальное отображение чего-то могущественного и единичного. Много лет я никак не мог выбрать один из двух вариантов, в один день я думал так, а в другой этак. За размышлениями о вечном я не поленился зайти в бар, и пропустить пару стаканчиков , бар естественно оказался заполнен больше чем на половину: приезжие во всю накачивались, но такое положение дел вполне естественно для всех кабаков расположенных в туристических городах, особенно в выходной день, и надо было отъехать в настоящее захолустье Командирского острова, чтобы найти уединенное место лишенное туристов. Сегодня я не слишком заправлялся алкоголем: завтра надо было рано вставать и организовывать слежку за ней.

Я проснулся не как огурчик, но оказался довольно близок к этому состоянию, и поэтому принял всего лишь полбанки пива, когда собирал вещи для выезда из номера, на улице еще было темно, но я специально не пощадил себя и встал в такую рань: перед тем как устроиться наблюдать , мне нужно было выписаться и забросить вещи на вокзал в камеру хранения. Минут десять я тыкался по комнате, постоянно зевая, моргая, потягиваясь, попутно я проверял не забыл ли я что-то из своих вещей. Вроде бы все в порядке и все на месте. Я заправил кровать, да я знаю, что работники все перестелют заново в соответствие со своими стандартами , и мною двигало не желание оставить после себя все как было, а знак уважения к их труду, этакое «спасибо». Я спустился по лестнице, балансируя на ступеньках дабы сумка с вещами меня не перевесила, на ресепшене почему-то дежурил парень, я попросил его вызвать такси ко входу, вокзал находился в центре города и пешком, да еще с сумкой, я бы шел до него столько же, сколько Моисей из Египта на родину. Я вышел на улицу, и остановился в стороне от входа, чтобы не мешать людям , с наслаждением закурил первую за день сигарету, самую важную сигарету из всех которые я выкурю в течение дня, ибо они уже не будут иметь того насыщенного и яркого вкуса. Приехало красно-синее такси, я забросил сумку в багажник, сел и мы поехали, еще не расцвело, но не смотря на темноту ночь явно теряла свои права, она уже не представлялась мне такой густой, плотной, туго обволакивающей мир , как это было пару часов назад, ее непроницаемое тело постепенно растворялось, разжижалось, как будто тьма устала после многих часов работы, и особенно сильно она потеряла на верху, в небе: оно уже не являлось угольно- черным, а стало менее насыщенным из-за микрон синевы пробивавшихся из-за горизонта , верхняя сфера теперь походила на занавес в театре который вот –вот упадет. Машина проносилась по улицам наполненным усталыми людьми, еще бы, все ночь бухать – это очень тяжелый труд, лишь единичные компании на променаде весело гикали, махали руками и прочими способами демонстрировали веселье, в основном же люди целенаправленно двигались в гостиницы или в снятые квартиры, чтобы отоспаться перед новым раундом веселого веселья, коего на островах припасено на тысячу лет.

Здание вокзала представляло собой потугу на архитектурный шедевр, его выполнили в форме огромной тарелки, из зада которой бил огромный, широкий луч, если смотреть сверху, то вокзал походил на некий круглый летательный аппарат, оставляющий после себя инверсионный след. Очевидно создатель хотел воплотить в вокзале увлечение фантастикой, которое охватило весь мир в 60-е годы, тогда все зачитывались историями путешествий по космосу и по другим планетам, с радостью представляли, как будут выглядеть пришельцы и все в таком духе, в западных кинотеатрах постоянно крутили плохо сделанные даже по тогдашним меркам фантастические картины. Альянс тоже оказался охвачен этой лихорадкой и на полках книжных магазинов была выброшена целая плеяда хороших и плохих творцов рассказывающих о будущем с прогрессивной спецификой, вот эта страсть к фантастике и передалась к архитекторам. Я вытащил сумку, поставил ее на землю, огляделся на предрассветный город, сейчас было отчетливо видно что Гарьевск именно туристический город, потому что в этот час , в любом материковом городе ты ловил ощущение пробуждения, оно естественно являлось чисто интуитивным, ничем не подтверждённым , но очень сильным: глядя вокруг ты словно видел как люди просыпаются, готовятся к новому рабочему дни, а коммунальные службы города начинают выдвигаться на очередной, и заранее проигранный бой с грязью и энтропией. А здесь на островах, предрассветный час являлся самым спокойным, самым тихим: людей на улицах почти не осталось, окна были темными, все сонно, покойно, пальмы опустили листья, птицы спят – ничего не двигается и даже не готовится двигаться. Мне очень нравились эти спокойные часы, жаль только, что из-за моего алкоголизма, я в такое время обычно сплю как убитый и не могу припасть к этому источнику тишины. Пока я осматривался такси отъехало в карман для машин, где осталось ждать моего возвращения. Огромный вокзал пустовал, на креслах и скамейках спали пассажиры, изредка кто-то шел к бару или киоску чего-нибудь купить, от этого каждый шаг разноситься довольно громких и крайне одиноким эхом. С трудом дотащив сумку до камеры хранения, я запихиваю ее внутрь, придумываю код, запираю и закуриваю новую сигарету, странно конечно, но мне кажется раньше я курил значительно больше, практически не выпуская сигарету изо рта, а теперь часто забываю покурить и при этом организм молчит и не требует своей порции никотина. Что это? Неужели я отравил себя сверх меры и тело таким образом сигнализирует о том, что нужно прекращать? Очень возможно. В ларьке покупаю пару пива, выхожу наружу, открываю банку и с наслаждением выпиваю половину, конечно надо бы не разгоняться с этим делом, но уж больно хочется. Подхожу к машине, спрашиваю у водителя-вьетнамца можно ли внутрь с пивом, он скупо кивает, восточные люди, даже те, кто прожил на островах всю жизнь, все равно остаются малоэкспессивными. Я сажусь на переднее сидение и мы едем к пятнашке, вернее к окраине города – адрес я не называю, нечего светиться даже в мелочах. Доехали мы быстро, я расплатился, вышел на променад и потопал по необычно пустынному тротуару в сторону насыпи. То и дело я видел на пляжном песке тела, иногда тела лежали парами и некоторые из них лежали друг с другом особенно энергично. Такое на наших островах сплошь и рядом, материковые сэла , да и прочие иностранцы, приезжая сюда буквально шалели от погоды, теплого воздуха, песка, невероятной энергичной атмосферы и творили такое, что у себя дома стеснялись делать или делали только за закрытыми дверями и с громко включенной музыкой.

На этом искусственном острове не имелось марины, а значит, перешеек являлся единственным способом добраться до суши и дабы отслеживать всех выходящих мне нужно сидеть рядом с единственных входом и выходом на насыпь. Сейчас наступала самая скучная часть моего приключения, мне требовалось составить график жизни красавицы, чтобы понять, где и когда она бывает, и как долго отсутствует дома. Я не сомневался, что даже если она бросила институт, она все равно днем не слишком много времени живет в квартире, такая красивая девушка просто обязана проводить время в компании людей, дабы позволять им наслаждаться своим совершенством, я заметил, что все красивые люди имели внутреннюю потребность демонстрировать себя другим и получать от них восхищение, словно им было жизненно важно проливать свой свет идеального тела и лица на других. В этот момент я понимаю, что выяснив адрес девушки, я не узнал одна ли она живет или с кем-то, чертыхаясь я поднимаюсь с парапета на котором уже очень уютно устроился, и двигаюсь в сторону ее дома, теперь мне придется сидеть на лестничной клетке и караулить ее дверь: нужно подождать пока она выйдет из квартиры , а затем продолжать вести наблюдение за входом ожидая выйдет ли кто-то оттуда или нет. Периодически потребуется подходить к замочной скважине и прислушиваться к звукам в квартире, потому что если из дома никто не выходит , это еще не значит что, там никто не живет, мало ли , возможно там находится старая бабушка которая почти не встает с постели. Черт, как же не хочется торчать на лестнице, прячась от жильцов, а то увидят, как я околачиваюсь у них в подъезде и вызовут полицию или устроят скандал. Но если уж мне уготовано провести целый день на лестнице, то надо запастись в круглосуточном корейском магазинчике расположенном в цоколе ближайшего к перешейку здания, здесь я покупаю шесть банок пива, и литровую бутыль воды, ее я выливаю как только выхожу: сюда буду справлять малую нужду во время слежки. Я шел к её дому, жестяные банки гремели в пластиковом пакете, а на встречу мне попадались зевающие собачники которых выгнали на улицу их питомцы, никто понятное дело не обращал на меня внимания.

Я входил в подъезд осторожно, но, не как вчера, ибо незачем вызывать подозрение жильцов наблюдающих из окон за окрестностями видом жирного мужика крадущегося в дом, однако, я старался прислушиваться, ловя звуки шагом – мне не хотелось столкнуться с кем-то из жильцов, и чтобы мое лицо запомнили, тем более мне совсем не требовалось наталкиваться на нее, к счастью в подъезд я вошел без проблем. Я не спеша поднялся на площадку между четвертым и пятым , пристроился в угол откуда открывался вид на ее дверь и стал ждать. На улице уже расцвело и где-то через полчаса из квартир начали доноситься разнообразные звуки: кто-то топал, кто-то шваркал, кто- плелся, двери приглушали человеческую речь, так что до меня доносилось лишь бормотание, в которое превращались разговоры или песни из телевизора, но было очевидно – дом просыпается и скоро начнут выходить люди. По подъезду стал разноситься запах яичницы и жаренного хлеба, от ароматов домашней еды у меня потекли слюнки, но не только от еды, я представил ее, как она просыпается, потягивается на кровати демонстрируя миру свое идеальное тело, вот она встает, идет чистить зубы, затем проходит на кухню и ставит чайник на плиту. Может быть она включает радио, и выбирает какую-нибудь зажигательную песню и подпевая ей начинает собираться в институт: она привычно, почти на автомате достает нужные учебники, тетради, скалывает все это в изящную, небольшую сумку, она продолжает петь и может даже немного танцует, предвкушая новый день. Чайник свисти , она запаривает чай, или кофе, ест фрукты и овсянку или что-то другое, но обязательно малокалорийное и полезное для здоровья. Идет в ванну наносит косметику, потом долго стоит перед шкафом рассматривая вещи, вряд ли для похода в институт девушка наряжается также откровенно, как и на свидание, поэтому скорее всего она выберет какое-нибудь длинное платье и легкие туфли. Она раздевается до нижнего белья, одевает выбранный наряд, проходит в прихожую , где еще раз оглядывает себя , поправить макияж и прическу, надевает туфли и вот уже сейчас она выйдет. Естественно в реальности она не вышла, дверь была все также закрыта, а вот с пятого этажу уже кто-то ушел, к счастью он поехал на лифте, поэтому мне не пришлось бегать от него. Солнце начинало припекать и я открыл окно на площадке, покурил в него, в ответ ветер бросил мне в лицо влажный морской воздух, мы остались довольны друг другом.

Я ждал, и ждал, и ждал. То и дело шумел открывающийся замок, и дверь выпускала наружу очередного жильца, лишь один раз я слышал, как кто-то заходил, наверное, это был собачник вернувшийся с прогулки. Жаль, что я опять забыл часы, мог записать время ее ухода и прихода, но ничего, завтра это исправлю. Пока я корил себя, опять услышал шум замка, на этот раз в ее двери, я отступил за лестницу, ожидая, пока она выйдет, закроет дверь и начнет спускаться. Да, она надела длинное , свободное платье, раскрашенное цветными волнами, я смотрел на нее всего пару секунд, пока она спускалась по лестнице, и был пленен ее красотой и тем, как грациозно двигается ее гибкое тело, жаль, что она никогда не узнает меня, не поймет на сколько же я лучше него, в этот момент я вспомнил их секс и на меня накатила чудовищная ярость, я хотел заорать: настолько сильно меня переполнял гнев который буквально обжигая легкие и требовал выхода, поэтому я укусил себя за руку гася этот необузданный приступ, нет надо держать себя в руках, нечего беситься стоя на бетонном полу выложенном коричневыми , потертыми плитками, я смотрю и смотрю на него буквально выпучив глаза , будто желаю разглядеть в нем что-то важное, и сжимаю зубы до тех пор, пока не успокаиваюсь. Опять ожидание, оно тянется, как тянется караван в пустыне идущий по песку: медленно, очень медленно верблюды переставляют свои лапы, а фон настолько однообразный , что чудиться будто они вообще не двигаются, я отчетливо помню эту картину хотя никогда не бывал на Востоке, потому что в свое время девушка потащила меня на какой-то иракский фильм про тяжкую судьбу прогрессивных караванщиков живших в начале 20 века, эти исторические фильма Ирак начал активно клепать после заключения стратегического союза с Альянсом в начале 70-х. Вот в нем я и увидел двадцатиминутный показ каравана пробиравшегося по пескам, с тех пор именно эта картина стала у меня ассоциироваться с невыносимой скукой. Я встряхиваюсь, допиваю пиво, и кладу банку в пакет, теперь надо проверить ее квартиру. Подхожу к двери, готовый при любом звуке открывающегося замка сорваться с места, прикладываю ухо к замочной скважине и начинаю слушать. Я делаю неимоверное усилие в попытках уловить человеческое присутствие в квартире: шорох, топот, шарканье, шмыгание, тявканье собаки или мяуканье кошки, но ничего не слышу, может быть там никого нет, а может он или она просто спят. Я опять пошел на площадку между четвертым и пятым, прислонился к стене, закурил и начал третью банку, мысли текли каким-то странным , единым, скрученным в сплошное месиво потоком из-за чего я никак не мог уловить хоть одну из них, они непрерывно переплетались, смешивались, лезли одна на другую, меня это слегка раздражало, ну да ладно, пусть будет так. Я вздохнул, допил банку, и помочился в бутыль. В итоге все случилось как я и думал: я бегал туда-сюда почти до вечера, но так ничего и не расслышал. Скорее всего она жила одна, или же те, с кем она делит квартиру уехали. Такой вариант я тоже учитывал, так что, когда представится возможность я не стану бездумно ломиться в квартиру, а подожду.

Перед уходом с этой осточертевшей лестничной площадке я присел на лестницу покурить, закатное солнце отбрасывало тени деревьев на стену, странно, почти все тени стояли ровно, и лишь одна из них дрожала под порывом ветра, ее горизонтальная проекция на стене покачивалась из стороны в сторону, временами совершая резкие броски и пересекая другие темные силуэты, после чего она возвращалась на место, чтобы через минуту вновь начать движение. Огонек моей сигареты зажигался в такт ее покачиваниям, или мне так казалось. Все, на сегодня хватит. Я быстро вышел из дома, прошел перемычку, и оказался на заполненном пляже, хоть и ночь понедельника, а от народу отбоя нет, и так всегда, на островах тебя постоянно преследует толпа народа – это плата за жизнь в нашем, раю. Для такого интроверта как я это тяжелое испытание, я очень завидую тем, кто живет на склонах вулканов, в лесах, эти места еще не испаскудили , ибо туристы добираются туда редко, правда и самим хозяевам туда непросто доехать, требуется машина, да и перебои с электричеством случаются, так что, с одной стороны уединение, а с другой можно запросто просидеть неделю без света. Я прошел променад насквозь, пересек несколько улиц с гостиницами и заглянул в знакомый вьетнамский бар, тут я бываю когда появляюсь на Командирском острове, его основное преимущество это местоположение рядом с первой линией города, однако цены здесь очень щадящие. Я заказываю у бармена кружку, под моим строгим наблюдением он наполняет пузатый, типично немецкий бокал настоящим вьетнамским пивом, ну или тем, что тут выдают за вьетнамское пиво, однако оно очень вкусное и похмелья от него почти нет. Как только кружка оказывается на стойке я немедленно хватаю ее и с жадностью выпиваю, да, это не сравнить с баночной дрянью, которую я лакал весь день из банок, стоя как собака у ее двери. Быстро допиваю и заказываю еще одну. Смотрю в телевизор работающий без звука и пытаясь разобрать о чем идет речь, сейчас около одиннадцати, скорее всего гоняют новости или пропагандистские репортажи об очередных достижениях Нового блока под мудрым руководством обожаемого лидера. Как же быстро мы возродили химически чистый культ личности, хотя нет, об этом я думать не хочу, не сегодня по крайней мере. Добиваю вторую кружку, расплачиваюсь и иду на вокзал забрать сумку. Я успешно выполняю задуманное, ничто и никто не мешает мне добраться до моего багажа, а после, проехать к тамильской гостинице.

Как всегда, ночью тамильский квартал начинал напоминать генеральную репетицию какого-то фестиваля или карнавала: тамилы умудрялись толпиться даже если их всего лишь двое, и все встречные –поперечные буквально искрились весельем и громко смеялись, и до полноценного праздника не хватало только фейерверка или танцев с песнями, а так, практически все слагаемые на лицо. Хотя, как оказалось песен имелось с избытком , ибо когда я заселился в квартиру-номер, соседи на полную слушали какие-то завывания , вероятно они смотрели очередной киношедевр кои Траванкор выпускал в чудовищных количествах затыкая за пояс по объему кинопроизводства и Альянс и Всеамериканские штаты вместе взятые, правда это превосходство достигалось за счет полного отсутствия качества, актеры тамильского кино иногда одновременно снимались в трех-пяти картинах, а в год могли принять участи в тридцати, а то и сорока фильмах. Не понимаю, как этот можно смотреть, но вот смотрели же, то ли тоска по родине, то ли в лентах был зашит особый культурный код понятный только дравидам. Пройдя на кухню, я убираю в холодильник батарею пива, бросил туда же джерки, к этому мясу островитян приучили американцы и пару клубней таро – это если захочу основательно поужинать. Я включил телек и начал бездумно перебирать каналы, попутно выпивая бутылочное пиво купленное в тамильском магазине, я взял то, что подешевле и холоднее, оказалось неплохо, очень даже неплохо. Ничего не желалось, ничего не моглось, никакие мысли не приходили в мою голову, я просто пил, я был никем и находился нигде – голова пустая, даже не чувствовалось усталости от целого дня слежки. Это не нирвана, а просто тупая душевная усталость, я оказался настолько опустошен и одинок, что мне уже ничего не хотелось искать, никуда не хотелось стремиться и чего-то там штурмовать. Я жил на пепелище, на котором никогда ничего не вырастет , все, что сюда попадает превращается в такой же пепел, а если его взять, то на испачканной руке можно будет прочитать обо всех моих мечтах и разочарованиях, но я не часто это делал, не часто пачкал руки в пепле, предпочитая просто смотреть на его безжизненную поверхность, где похоронен я сам. Новостная передача кончилась и начался музыка, я смотрел без звука, но по внешнему виду и по артикуляции понял, что поют сэлы, какая-то женская группа из трех человек, почему-то все блондинки, хотя обычно стараются смешивать цвета кожи и волос. Отличное сложенные, молодые , они о чем-то там пели, сейчас прободные группы заполнили экраны телевизоров и концертные площадки всего бывшего Альянса, часто в сэловские группы брали арабок из Ирака или тамилок , пытаясь за счет мультирасовости пробиться на международную арену. Мне стало тоскливо от этого фонтана молодости и сексуальности, надо было еще выпить и ложиться спать, завтра предстояло выяснить учиться ли она ил работает, или чем она там занимается, и составить ее примерное дневное расписание.

Хоть у меня и отпуск, но встаю я в такую рань, в какую не поднимаюсь и в рабочие дни, а что делать, удовольствие требует наряженного вкалывания, не потрудишься – ничего не получишь, впрочем, мой опыт наблюдения за жизнью говорил мне, что даже если и потрудишься, то велик шанс остаться не с чем. Жизнь устроена несправедливо, вернее не так, жизнь она просто есть, как каток или лавина, и она не знает людских категорий морали, которые упорно на нее навешивает человек, поэтому рассуждать о справедливости бытия это тоже самое, что пытаться научить паука читать греческую философию в подлиннике – бессмысленное занятие. Однако же, именно благодаря этой тупой и не имеющей рационального зерна идее, философы и писатели уже тысячи лет делают себе имена, славу, зарабатывают деньги давая ответ на вопрос которого не существует: есть ли справедливость или ее нет, есть ли смыл или его тоже нет, и прочее, напыщенное в том же духе. Мусолят, мусолят и мусолят несчастную справедливость, которая даже не удосужилась предстать перед их судом, потом что никогда не рождалась, но это им не мешает, ибо они нашли отличный выход из положения – они просто придумали ее, и после того, как придумали начали перепаривать, дабы преподнести людям этого искромсанного уродца, имеющего однако превосходное, нет, идеальное имя «справедливость». Что-то с утра меня заносит, я лежу пялясь в свежепобеленный , угнетающе чистый потолок – меня несколько минут назад разбудил телефонный звонок, да-да, здесь есть и такая услуга. Надо выпить и чего-нибудь съесть. Я достаю джерки и сую в кастрюлю стоящую на газу, говядину можно есть и так, но у меня плохие зубы и я не хочу лишний раз их нагружать. Пока мясо размягчается, я тяну пиво и закуриваю. Из окна видится стандартный пейзаж, который можно разглядеть из окна любой панельки в бывшем Альянсе: в центре двора песочница обнесенная низким заборчиком, половина песка оттуда уже разбросана по окружающему пространству , рядом стоит деревянная горка со стальным ложем-спуском, с другого бока – рукоход. Разница между материковыми и нашими дворами заключалась в том, то у нас весь этот натюрморт окружали пальмы. Чуть в стороне от песочницы вкопана рама для выбивания ковров, там сейчас трудится пожилая женщина, от каждого ее удара выбивалось облако пыли, в предрассветном солнце даже казалось, всего лишь на мгновение, будто она выбивает не пыль, а наколдовывает туман, но нет, все-таки это тривиальная пыль. Мясо уже достаточно размягчилось, вилкой цепляю куски и кладу их на тарелку, еда очень хорошо пахла, я даже неожиданно для себя почувствовал голод, некоторые думают, что я жирный потому что объедаюсь, но нет, все от пива , а ем я мало. Быстро приканчиваю порцию мяса, выкуриваю на дорожку сигарету и выхожу из дома, уже почти расцвело, так что, я снова ловлю этот волшебный миг всеобщей тишины, жаль нет времени насладиться им. Иду по пустой улице и пальмы весело машут мне своими кронами, на зеленом газоне подпирающим тротуар валяется мусор, все – таки тамилы иногда позволяют себе запустить окружающую среду, в отличие от тех же корейцев, которых Кимы так вымуштровали, что они даже прожив десять лет за границей все равно ходят строем , поют гимны как одержимые, а в их домах и районах казарменный порядок – все серо , уныло и стерильно чисто, я не понимаю как корейцы умудряются создать настолько тоскливый пейзаж в наших ярких тропиках. Я дохожу до широкой улицы, редкие машины обдают меня звуковым шумом, голосую потягивая пиво, быстро останавливается белое авто, судя по угловатым чертам и отдаленному сходства с броненосцем, но не животным, оно вьетнамское. Доезжаем до пляжа за десять минут, благо никаких пробок пока нет. Я прохожу к намоленному еще вчера месту близ перешейка пятнашки, устраиваюсь и начинаю ждать, снова надо ждать. И даже не смотря на то, что передо мной самый красивый вид на планете – океан и белый песок , с понатыканными пальмами, я все равно скучаю и зеваю. Вскоре по перешейку начинаю двигаться люди, некоторые едут на велосипеде, но ее нет: по моим прикидкам она должна пройти в начале девятого, а сейчас на моих часах только начало восьмого. Еще куча времени.