Гость

Кир Снегов

Гость

Глава 1.

Проснувшись я не сразу открыл глаза, некоторое время я смотрел в темноту пытаясь найти там хоть кого-то, хоть что-то, найти подтверждение тому, что я не один и существует еще хоть что-то кроме моего дыхания. Но, сколько я не вглядывался в это ничто, сколько не напрягал слепые глаза, кроме океана черноты я ничего не увидел. Одно большое ничего. Не знаю через сколько времени я все-таки открыл их, может быть через десять минут, может через полчаса, но это и не важно: сегодня выходной день и мне некуда торопиться, а самолет вылетал только вечером. Первое, что я увидел, как видел уже много лет – кустистая верхушка длинной пальмы в открытом окне, она мерно покачивалась под океанским бризом отсчитывая подобно метроному мои минуты жизни: вперед-назад, вперед-назад и так до тех пор, пока ее плоть не треснет или не сгниет. Я глядел на её привычные очертания и пытался подавить волну мути поднимающуюся внутри – отравленный алкоголем организм бунтовал против этого прекрасного солнечного утра, наполненного яркими тропическими красками. Я перевел взгляд вверх, на раму окна, она была выполнена в традиционном туземном стиле и символизировала волны, в общем-то все исконное искусство на Далеких островах изображало либо океан, либо рыбу. Рама представляла собой коричневую планку, на которой группами нанесены волнистые насечки, пространство между этими волнами было слегка обожжено из-за чего создавалось впечатление будто они имеют глубину свойственную воде, а может это была грязь? Грязь, что скопилась за долгие годы без нормальной уборки? Я тяжело вздохнул от этой мысли. Мне не хотелось вставать: я понимал, что вслед за этим на меня обрушится головокружение и пока я буду идти к холодильнику, в котором должно находиться пиво, я настрадаюсь так, как не страдал Христос в страстной Четверг, но и валяться в постели весь день – не выход, хотя и звучало заманчиво, но нет. Поэтому я сел, сбросил легкое одеяло на матрас: я спал прямо на полу, и поставил ноги на деревянный паркет. Все было не так уж и плохо, маленькая комнатка не сильно кружилась, шкафы с книгами не грозили обрушиться на меня, а письменный стол заваленный книгами оставался неподвижным как скала – пока все хорошо. Мне стоило больших усилий включить все мускулы на ногах и встать, я покачнулся и ухватился за стенку после чего так и пошел: хватаясь за бетонную поверхность обернутую старыми, выцветшими зелеными обоями со все тем же узором волн. Мне пришла в голову мысль, что возможно страсть к океану переделалась от туземцев к прибывшим жителям материка как вирус, ничем иным нельзя объяснить это фанатичное желание везде вписать рисунки псевдоволн, или каких-нибудь рыб или в крайнем случае доску для сёрфинга. Пока я перебирал эти мысли, как грузчик перебирает тяжелые паллеты, я, внезапно для себя , добрался до кухни. Стол размещался на прежнем месте, застеленный газетой, которая должна предохранять от грязи старую, белую кружевную скатерть, купленную еще матерью во времена Альянса. На кухне солнце светило вполсилы: здесь меня защищало здание высокого отеля, и я осознал как же больно яркие лучи света лупили меня в комнате, они буквально выжигали мой похмельный мозг стремясь превратить в идиота без единой крупицы интеллекта, хотя , зачем я грешу на солнце если я сам этим активно занимаюсь, регулярно загружая в себя алкоголь.

Я сел на табуретку чтобы перевести дух, в центре стола, буквально посередине возвышалась бутылка водки, естественно пустая: я бы никогда не бросил недопитую. А вот таро я не убрал в холодильник, и оно скорее всего уже испортился на жаре, так что, его надо будет выкинуть и почистить новый клубень. Я повертел в руках бутылку, словно желая удостовериться в ее пустоте, на этикетке сиял от счастья кокос, нет, он был изображен без лица, но, то ли из-за моего состояния, то ли благодаря таланту художника, мне чудилось что кокос вот-вот улыбнется. Похоже похмелье понемногу отступало, потому что мозг начал позволять осязательным чувствам доставлять информацию в мой мозг: внезапно я начал слышать трели китайских соловьев, их посвистывания приятно услаждали слух, тела цветастых птичек мелькали в густых кронах деревьев очень быстро , так что, мне не удавалось толком их рассмотреть. Я был благодарен им за то, что они разогнали мое одиночество хотя бы на секунду, выгнав из меня этого вечно голодного зверя, который, пользуясь моей слабостью и тем, что я оказался на этом свете совершенно один, день за днем истощал меня и потихоньку поедал мою душу. Многие люди даже не подозревали о его существовании, не ведали о нем, ибо всегда находились среди себе подобных, но к некоторым, таким, например, как я , тем кто оказался лишен теплоты общения, он приставал как паразит к несчастному животному, и если уже он впивался в тело, то больше никогда не отпускал, никогда. Он ел и ел, с наслаждением откусывая куски от невесомой материи души, с жадным чавканьем переваривая её и заполняя освободившееся место своими уродливым телом. Люди подспудно ощущали, что человек болен этим зверем и начинали обходить его стороной боясь заразиться, и таким образом несчастная жертва попадала в порочный круг: чем сильнее становился зверь, тем более она была одинока и тем сильнее становился зверь. Внезапно я понял, что моя голова клониться к поверхности стола, я вскинулся и огляделся не понимая спал я или нет. Наверное все-таки спал, ибо за окном стало немного светлее, жара усилилась, а птицы попрятались в тени деревьев от обжигающей теплоты летнего Солнца. Да и мое состояние стало немного получше, значит скорее всего я спал. Я перевел взгляд на настенные часы, они представляли сбой достаточно сложную конструкцию: два слона стояли на задних лапах и на изогнутых петлей хоботах держали солнечный диск, внутри которого кроме цифр размещался портрет низама прогрессивного княжества Хайдерабад. Эти часы долгое время являлись единственными на всех островах поскольку представляли собой уникальную, ручную работу: низам лично вручил их отцу в конце 70-х за победу над малярийными комарами, которые каждый год убивали и калечили тысячи его подданных. «Прогрессивное княжество Хайдерабад», звучит конечно умопомрачительно, ибо как нас учили в Альянсе феодализм и прогресс сменяют друг друга, но не могут сосуществовать в рамках одного государства. Но, Индия дала массу подобных исключений, после того как англичане ушли оттуда, там появились и прогрессивные монархи, и радикальные рыночники, и практически фашистские государства, и исламские теократии, и племенные державы, в общем, субконтинент стал настоящим раздольем для социологов, которые уже тридцать лет изучают происходящее фонтанируя потоком диссертация и книг. Опять меня понесло куда –то в сторону, я поправил майку, пытаясь натянуть ее на свой выпирающий живот – ничего не получилось, ну и ладно. Подошел к старенькому холодильнику, открыл дверь и взял бутылку дальнеостровского пива, руки почти не дрожали, хотя в голове все еще плескалась какая-то тошнотворная муть. Я поставил бутылку на стол, капли влаги стекали на газету образуя мокрый кружок под стеклом. Долго искал открывалку, пока не понял, что она лежит на табуретке, задвинутой под стол. Наконец –то я смог сделать долгий глоток, пиво легко полилось в глотку – вкусный яд взбодрил меня, сознание быстро прояснялось, определённо, я начал приходить в себя, а краски вокруг стали приобретать нужную яркость и насыщенность , теперь жизнь походила на то жалкое подобие, которое я имел уже много лет. Допив пиво, я выбросил бутыль в мусорное ведро, оно оказалось уже полным и поэтому протестующе позвякивало в ответ на мои попытки добавить ему груза.

Надо было собирать сумку для вечернего перелёта, но мне было лень, потому что стало хорошо и не хотелось нарушать это состояние бытовой возней, я снова сел на табуретку и глаза мои начали блуждать по расстеленным газетам: цифры, столбцы , графики, строчки, колонки, все поле стола покрыто знаками в которых я пытался найти систему, глаза мои искали парные одинаковые цифры, две гласные подряд в одном слове, круглые цифры, нечетные числа, последовательности. Я искал, все глубже погружаясь в это черно-белое море, напрягая глаза, шевеля губами. Нет, все, стоп. Эта детская игра, с помощью которой я убивал время в школе на переменах, когда торчал в одиночестве у окна, сейчас мне не нужна, она вообще больше никогда не нужна, эта пустая забава лишь заставляет думать о ненужном и искать ничего не значащие совпадения. Родители в детстве несколько раз замечали, как я надолго замирал над книгой или газетой, жадно шаря по страницам и радостно сообщая им о своих находках, в конце концов их это испугало, и они отвели меня к врачу, но тот сказал, что не надо волноваться: мальчик слишком старательный, умный, и такое поведение является побочным продуктом деятельности очень живого ума. По его предложению вместо голых цифр и строчек, я стал заниматься рисованием и постепенно это привычка разыскивать везде, где только можно-то закономерности сошла на нет, но она снова вернулась после смерти родителей, и усиливалась после обильных возлияний. Для того, чтобы отвлечься я быстро принял душ, растер себя полотенцем, подумал о том, что, надо бы сходить в корейский бар и выпить пару кружек перед вылетом. Взял темно-коричневые брюки без стрелок, осмотрел их на предмет дырок, особенно долго вертел их заднюю часть, у меня уже давно появился параноидальный страх оказаться в штанах порванных в районе попы с торчащими оттуда трусами, поэтому даже когда я шел по улице, то незаметно, по крайней мере хочется так думать, трогал себя за зад проверяя целостность ткани. Рубашку накинул черную, очень свободную, в ней я казался не таким толстым, застегнув ее на пару пуговиц я повертелся перед зеркалом и понял, что рубаха не сильно помогает: живот все равно заметно выпирал, что на фоне впалой груди и лица, которое бы подошло йогу или аскету, систематически морящему себя голодом, смотрелось еще более не эстетично. Хотя, в самом деле, что я хочу? Мне пятый десяток, спортом я уже давно не занимаюсь, много пью, ем черте что, вот и результат. Глупо желать быть красивым, стройным, когда ничего для этого не делаешь, хотя сейчас на этой идее начали делать большие деньги: в телевизоре все забито рекламой чудо-таблеток гарантирующих мгновенное похудение, в телемагазинах крутят видео с уникальными жировытрясающими тренажерами дающими быстрый результат, а на улицах раздают брошюрки со всякими целебными водами, волшебными ягодами, все они также обещают, что вы сгоните жир без усилий. И надо отметить это отлично продается, мой коллега по работе – один из садовников, иногда брал на реализацию чудо-ягоды для похудения и, по его словам, они расхватывались быстрее чем шлюпки на тонущем корабле. Такая наивность была простительна людям в первые пару лет после гибели Альянса: в те годы на народ обрушился вал доселе невиданной рекламы, и неиспорченные потоком информации люди верили всему и покупали все что предлагали, надеясь получить обещанный результат. Однако прошло уже пять лет и пора бы народу поумнеть, но люди продолжали покупать всякую дрянь.

После недолгой борьбы, я застегнул последнюю пуговицу на животе и был готов к торжественному выходу. Но перед этим я ненадолго присел на приставушке в гостиной, дабы перевести дух: в голове еще немного шумела похмельная муть. Бросив взгляд на пол в комнате, я заметил по углам скопления пыли, в центре коридора, ведущего из кухни в комнату ее не имелось вообще, а вот с боков все покрывал тонкий белесый слой и чем ближе к стене, тем он толще. Это крайне обидно, ведь я в свое время выкинул из комнаты диван и пару тяжелых кресел как раз для того, чтобы легче убирать комнату от грязи, забивавшей мои астматические легкие, но не получилось. Впрочем, сразу после смерти родителей у меня имелось много подобных идей по изменению своей жизни, я не желал сдаваться и хотел бросить вызов судьбе уверяя себя, что я смогу преодолеть эти потери, смогу жить не смотря на содеянное и стать от этой борьбы только сильнее. Совсем, как в фильмах категории Б, где сначала герой боевика много получает по морде, потом много тренируется, а потом много дает по морде врагам, которые раньше давали по морде ему. Меня хватило на пару месяцев, в течение которых я регулярно убирал квартиру, занимался спортом, сел за докторскую диссертацию и даже попытался найти себе кого-то. Я не знаю, что точно случилось, что послужило толчком к обратным переменам, ибо все произошло так медленно, постепенно, незаметно, это походило на то, как вода точит камень: по микрону срезая с него слои до тех пор, пока не пробуравит в нем канаву для своего тока, однако пока ты смотришь на бьющуюся о твердую поверхность воду ты не видишь как она прорубает могучее тело булыжника, должно пройти много времени и только тогда ты сможешь заметить перемены. Вот также и в моем случае, нельзя увидеть четкий момент, когда же я сломался, когда опустил руки и понял, что не хочу бороться за … да, ни за что я не хочу бороться, когда осознал, что мне на все наплевать, включая мое будущее. Просто я стал чаще выпивать, реже убираться в комнате, хуже есть, чаще пить таблетки для больного живота, чаще-чаще-чаще, и вот в итоге я там, где я сейчас нахожусь: похмельный мужик с толстым пузом, дожидающийся момента, когда же наконец можно будет снова нырнуть в алкогольную нирвану. Хотелось бы обвинить в этом кого-нибудь: родителей, общество, Бога, страну, дабы от осознания того факта, что я не виноват в продолбанной жизни мне стало легче, но нет, не получается найти крайнего, и все упирается только в меня. Только в меня.

Выйдя за дверь, на лестничную площадку я замечаю, что пуговица на животе расстегнулась и из черной материи буквально светится мое бледно-белое пузо, в ответ на этот вызов я втягиваю живот и снова застёгиваю несчастную пуговицу. Когда я спускаюсь с четвертого этажа, обувка едва отчетливо шаркает по гранитным ступенькам, после чего эхо начинает шелестеть по пустой лестничной площадке, но вскоре ему это надоедает, так что оно быстро засыпает. Между вторым и первым этажом, на окне, я вижу замечательный натюрморт, состоящий из одного пластикового стаканчика, одной бутылки водки, одной бутылки пива и одной банки консервированных мидий, забитой окурками. Окурки наталкивают меня на мысль, я шарю в поясной сумке и достаю пачку сигарет, странно, я ведь совсем забыл покурить дома, делаю затяжку и по телу пробегает волна невероятного наслаждения –первая сигарета за день самая вкусная. Я прогоняю дым через легкие и думаю кто бы мог набросать эту картину, дом у нас богатый и вроде бы некому и не за чем вот так ошиваться в подъезде: здание построили специально для научных работников еще в пятидесятые годы во времена Второго, впрочем сюда заселяли не только морских биологов или ботаников высшей категории, но и работников торговли среднего звена и младших начальников из Объединения Свободных Трудящихся , получалось что, для мужей науки наш район на наветренной стороне острова становился высшим достижением, а вот для торговцев и руководителей Объединения – это являлось лишь первым шагом в долгом пути к роскошным вилам на подветренной стороне Большого острова, где было меньше дождей, меньше сырости и больше солнечных дней. Так что, народ здесь жил вполне интеллигентный и пока еще не опустившийся. Сигарета обжигает пальцы, и я резко, почти истерично засовываю ее в воняющую гарью банку из-под мидий и умудряюсь испачкать пальцы пеплом. Иду вниз, где на первом этаже меня ждут ряды синих почтовых ящиков, их немного потому что в доме четыре этажа и три квартиры на каждой площадке. Из всех ящиков торчали уголки желтой бумаги, я потянул за один из них, это оказалась реклама очередной христианской секты, после крушения Альянса они буквально наводнили все города и поселки заманивая в свои ряды неискушенную религиозными посулами публику, да, в этом обращении прямо и четко обещают небеса, стоит лишь прийти и послушать короткую лекцию. Я засовываю бумажку в соседний ящик – пусть у соседей станет вдвое больше благодати.

На улице меня встречает яркое солнце, солнцезащитные очки я забыл дома, поэтому первые мгновения я, то щурюсь, то моргаю, пытаясь приспособиться к вот такой вот страшной зиме 1995 года. К счастью в эти минуты я не ударился ни о чей автомобиль и ни на кого не налетел. Вскоре глаза привыкают, а слезу подсыхают, и я направляюсь к корейскому бару, на островах только корейцы и вьетнамцы варили действительно хорошее пиво, а то что производили на заводах бывшего Альянса – это тихий ужас. Я бодро шлепал по натуральным камням, которыми были выстланы почти все тротуары островов, мне очень хотелось зайти куда-нибудь в тень и немного посидеть поставив босые ноги на этот холодный камень, чтобы сердце перестало так сильно биться, однако я решительно двигался к бару не обращая внимание на желание организма сохранить свое здоровье. Пройти требовалось всего- то два квартала четырехэтажек и пару здоровенных отелей, один имел ступенчатую форму и походил на два лестничных пролета поставленных друг против друга, а другой построили в виде улитки, почему-то у на островах отели строили либо так , либо этак, хотя на материке здания гостиниц и отелей имели гораздо больше вариаций. Я подозреваю, что тут дело в личной пристрастности Второго, который часто приезжал на Далекие острова отдохнуть и вероятно ему очень понравилась форма первых гостиниц: ступенчатая пирамида и улитка и поэтому, дабы не огорчать повелителя строители принялись штамповать отели в его любимом стиле, причем без исключений. Идти до бара было недалек и я надеялся не вляпаться какую-нибудь демонстрацию, но не удалось, впрочем чего тут удивляться, на кануне выборов в дальнеостровной парламент сторонники неживого теперь Альянса, активно протестовали против попыток дальнеостровной партии, которая судя по всему получит большинство в парламенте Островов, добиться максимальной автономии от материка, поэтому во всю мощь своих легких демонстранты возражали против преступных намерений дальнеостровных. А с другой стороны можно ли их за это винить? Можно ли их винить что даже спустя пять лет после роспуска Прогрессивных республик они не смирились с этим фактом? Для того, чтобы привыкнуть к новой работе человеку требуется пара месяцев, для того, что бы научиться ходить на протезе – пару лет, а сколько нужно лет, дабы принять тот факт, что твоей страны больше нет, а значит нет и планов, мечтаний, надежд, а часто и будущего, ведь в новом обществе не только появилось очень много новых и многообещающих перспектив, но и огромное количество лишних вещей: оказалось, что не все прогрессивное из Альянса можно взять в новый мир, чем-то пришлось пожертвовать, в том числе и людьми. Смогут ли они когда –нибудь принять перемены и перестать быть сэлами – свободными людьми Альянса и стать кем-то новым? И возможно ли это в принципе? Или они никогда не станут жить новой жизнью, а значит потребуется смена поколения прежде чем страну перестанет трясти от перестройки на новый лад? Проходя сквозь демонстрацию я трусливо взял пару листовое, отчаянно желая чтобы со мной не заговаривали и не втягивали в споры. Вероятно, в тот момент я молился правильному богу, потому что демонстранты не обратили на меня своего внимания и не прижали к стенке, дабы заагитировать до потери сознания. Выскользнув из толкучки я в почти пробежал высокий отель, отбрасывающий тень прямо на лучший пляж на Земле, обогнул его и нырнул в полуподвальное помещение корейского бара под названием «Иван». Здесь меня встретила неземная прохлада, я с наслаждением глубоко втянул кондиционированный воздух и зашмыгал носом. Бар, как и полагается всем барам, представлял из себя полутемное помещение, с довольно низким потолком, наверное, это сделано для того, чтобы клиент задавленный клаустрофобией начинал больше пить, дабы избавиться от страха быть раздавленным. Столики стояли довольно тесно, стены украшены какими –то абстрактами узорами нанесенными прямо на штукатурку. В целом помещение, не смотря на свои маленькие размеры и некую зажатость, умудрялось дарить ощущение уюта, при этом, оно почему-то не несло на себе ни малейшего следа корейской культуры, я как-то спросил у Ли почему так, на это он ответил, что корейской культуры ему хватает и дома и он хотел бы от нее отдохнуть. Мне и с сэлами-то всегда не просто общаться, что уж говорить о представителях другого народа, поэтому я не стал выяснять, что он имел в виду.

При виде меня Ли улыбнулся, ну еще бы, ведь как клиент я настоящее чудо: пью много, плачу исправно, долго не засиживаюсь, не пристаю к нему – просто сижу, забившись в дальний угол барной стойки. Вот и сейчас я, я быстро взял два бокала и сел в свой темный закуток, некоторое время повертелся на высоком, круглом стуле, после чего залпом прикончил половину бокала, в голове стало значительно лучше, спокойнее, расслабление , полностью исчезла давящая тяжесть и тошнота. Еще пару раз пригубив очень вкусное и очень дешевое пиво я оглядел бар, так как сейчас разгар рабочего дня, то он стоял пустой, почти, только один, центральный столик оказался занят, за ним сидело три отлично одетых человека: шикарные костюмы, отблески золотых часов, золотые же персти с большими камнями, я не видел, но ботинки наверняка из кожи какой-нибудь редкой и вымирающей твари. Почему-то сразу после развала Альянса так называемые новые богатые, стали копировать стиль одежды у обеспеченных иракцев, те совмещали светскую европейскую одежду – достаточно строгие европейские костюмы, с типично восточной роскошью, и, при этом, они не ограничивались дорогущими часами и перстнями, они протыкали костюмы золотыми булавками, выставляли на показ золотые цепи и пряжки ремней, в целом это выглядело очень аляповато, но вот нашим богачам это почему-то понравилось и они уже много лет так одеваются не только внутри страны, но и за границей, позоря тем самым всех жителей Нового блока. Компания довольно громко переговаривалась, нет они не орали в хамской манере господ привыкших не считаться с окружающими холопами, как это делали нынешние бандиты, высшие чиновники администрации островов или пьяные полицейские, но разговаривали чуть громче чем надо, вероятно это происходило из желания похвастаться, ибо хоть аудитории у них и не имелось, вернее была , но такая, ради которой и не стоило напрягаться: в виде пузатого дядьки в темном углу и бармена-корейца с лицом донельзя уставшего Будды, но в силу привычки они стремились произвести впечатление на Вселенную. Кажется, бизнесмены разговаривали о какой-то удачной земельной сделке: они купили изрядный кусок земли в предместье Каманска на подветренной стороне. После этого я напрягся, изрядно пригубил и решил прислушаться, ребята меня не подвели и все громко и четко рассказали: они приобрели поселок Морской-5 у разорившегося риелтора буквально за гроши, здания в поселке являлись старыми, построенными либо в конце правления Первого, либо когда Второй только-только пришел к власти т.е. лет сорок назад, но не в них была ценность, а в земле ибо из Морскго-5 открывался шикарный вид на огромную бухту, также к поселку прилагался широкий пляж с белоснежным песком, над которым нависали кроны пальм дававших умиротворяющую тень во время жары и временами бросающих кокосы на головы неосторожных отдыхающих. Бухта имела форму половины овала, в длину метров четыреста, так что можно было совершать довольно продолжительные прогулки из одного конца в другой. Я помню как во времена моего детства мы почти всем поселком приходили на берег перед закатом, смотрели на заходящее Солнце, а после жарили шашлыки из рыбы, а по праздникам из дорогого мяса, помню как общались с соседями, как отмечали дни рождения или повышения, как говорили с другими без цели и без корысти, просто ради того, чтобы узнать как дела у другого человека, как его здоровье, какие планы. В Морском-5 находилась дача нашего деда, которую он получил за заслуги перед Альянсом, еще в годы правления Первого. В девстве мы постоянно туда ездили, но став постарше стали кататься реже, дела-дела.

После развала Альянса отец тяжело заболел, толи сказался возраст, то ли, как бы это цинично не прозвучало, он понял, что в новой стране он не сможет жить также хорошо как при Альянсе, ибо в Новом евразийском блоке не требовались ученые-биологи типа него, да и учителя, библиотекари, инженеры тоже оказались выброшены на обочину жизни, тогда появился спрос на разного рода менеджеров и продавцов – чтобы сподручнее торговать наследием Альянса, а на полученные деньги покупать всякое дешевое барахло из Ирана и Индонезии. Нам требовались дорогие лекарства, не для лечения, вряд ли от тоски и отчаяния охвативших отца имелись таблетки, а для облегчения страданий, очень дорогие лекарства, поэтому нам пришлось продать дом в поселке. Я помню того покупателя: богатый мужчина с Сахалина, очевидно он сделал деньги на рыбе или нефти, или на том и другом, и теперь решил вложиться в землю Далеких островов, это и вправду был крайне ликвидный товар – всем хотелось оторвать кусочек вечного лета. Мы тогда находились в растерянности, а этот мужчина имел большой опыт по выбиванию из людей того, что ему нужно, в тот раз ему требовалось купить подешевле, и мы продали дом за гроши. Нет, он не угрожал нам, не применял ничего криминального, хотя уже в последние годы Альянса преступность на островах скакнула в космос, ошеломив привыкших к спокойной жизни сэлов, однако он ловко воспользовался нашим отчаянием учуяв его как хищник чует самое слабое животное в стаде – своим вкрадчивым, но напористым голосом он убедил нас в том, что лучше для него , а не для нас. Мы купили нужные препараты, но это не сильно помогло: отец протянул еще полгода, и вероятно все это время я убеждал себя, что продажа того стоит, что нас не обманули, ведь с отцом-то все в порядке, но после его смерти пелена спала с моих глаз и я осознал, что же на самом деле произошло. Я не стал искать этого человека и выяснять отношения, я понимал, что он раскатает меня в тонкий блин и даже не заметит, наоборот своей жалкой попыткой разобраться я доставлю ему удовольствие, так как дам повод самоутвердиться, вместо этого я применил свои знания. В это время Институт Биологи где я работал походил на человека только что, незаметно для себя принявшего сильнодействующий яд: он еще дышал, с виду выглядел вполне здоровым, даже шутил, но на самом деле он был мертв, также и здесь, огромное здание в Сахаровске каждое утро продолжало исправно поглощать толпы ученых и администраторов, его стены стояли крепко, вечером зажигалась веселая иллюминация радующая глаза прохожих и туристов, но, на самом деле оно являлось живым трупом, поскольку каждый месяц нам срезали финансирование, долги за коммуналку росли, люди перестали ездить на международные симпозиумы и в экспедиции, словом мы не жили , а доживали. Однако остатков дыхания хватило для реализации моего плана: я заказал во Всеамериканских штатах огромный груз лягушек коко, причем сделал это в долг используя репутацию нашего знаменитого на весь мир института. Когда груз привезли , я за пару бутылок для охраны и бижутерию для жены завхозы вывез ящики с грузом из института. Наняв какого-то мужика приехал к Морскому -5, вытащил вместе с ним лягушек, после чего разбил стенки и выпустил коко в окрестности поселка . Остатки ящиков я собрал и забросил в овраг. Коко- маленькие лягушки ставшие настоящим наказанием для риелторов Флориды, ведь не смотря на свои размеры в брачный период они орали так истошно, что буквально обнуляли цены на недвижимость там, где поселялись эти твари. Я надеялся на такой же результат. Но, после того как я выпустил лягушек я лишь раз приехал к Морскому-5 разведать обстановку. Странно, решил отомстить за отца, а в итоге забросил уже начатую месть, что это говорит? Что мне было плевать на отца, и я сделал это ради себя, из-за того, что тот сахалинский богач украл мое девство, заключенное в этом белом домике? Но даже если и так, даже если мне все равно на отца, и я делал это ради себя, то ради себя я мог бы выяснить: удалась ли моя месть или нет? Ведь так? Тем не менее я этого не сделал, я начал пить, закрутился на новой работе и практически забыл о своем плане с лягушками, отодвинув его в дальние уголки сознания. Может это значит, что я неудачник ничего не могущий довести до конца? Меня хватает на то, чтобы завестись, загореться и начать дело, но нет сил его завершить и пожать результаты. Впрочем, как оказалось это дело я успешно закончил, только радости никакой, что знал, что не знал – все едино.