Старшая сестра его величества. Богатство. Шаг 1

– Хорошо, – я решилась, – можешь начать сегодня?

– Могу, – открыто улыбнулась девушка.

– А что за харчевня-то была?

– Так на воротах, – Ирха опустила глаза, пряча боль, и виновато улыбнулась, – не слишком хорошее место. Кто быстрее уехать хочет, кто, наоборот, в город торопится. Но на жизнь хватало.

Я знала эту харчевню. Ирха была права: не слишком удобное место. Туда приходят только стражники перекусить во время смены и те, кому не досталось места в других.

Коротко объяснив Ирхе и Нюню их задачи, я отправилась домой, предвкушая, как упаду в постель и высплюсь.

Лушка и Анни еще спали. Я заползла под теплое одеяло и вырубилась кажется раньше,чем прижала к себе дочку. Но поспать вволю мне не дали.

Проснулась я оттого, что кто-то пытался открыть мне глаза крохотными пальчиками.

– Мама? Мама, ты спись, – маленькие ручки гладили меня по лицу. Анни проснулась и так обрадовалась, увидев меня, что, конечно же, не смогла оставить в покое. Она шлепала меня по лицу ладошками, засовывала пальцы в глаза, нос, рот, уши. Теребила мочки, слюнявила неумелыми поцелуями все лицо, – мама, спись? Ма-ма…

После того, как Селеса с детьми уехали, обязанности утренней няньки взял на себя Лушка. Он присматривал за сестрой. А когда мы возвращались домой, заменить пустые горшки на полные, я успевала одеть и накормить малышей.

– Мама?! – сонный мальчуган, услышав Анни, с закрытыми глазами взобрался на нашу постель и залез под одеяло. Он теперь спал один, но разве можно упустить возможность полежать с мамой? Он прижался ко мне, сложил на меня руки и ноги и расплылся в счастливой улыбке, выдохнув радостное, – мама…

Анни переключилась на брата, оставив меня в покое на пару минут. Лушка отмахивался от сестры и возмущался. А она недовольно пищала и все равно лезла к брату.

Я застонала. Ох, уж эти дети! Открыла один глаз. Две милые мордашки, как по команде, нависли надо мной, закрывая обзор.

– Мама! – залепетала радостно Анни и захлопала в ладоши.

Лушка тоже довольно улыбался:

– Мама, ты дома?! А почему ты не на ярмарке? Что-то случилось?

– Все хорошо, Лушка, – простонала я, – я наняла работника.

Сгребла захихикавших деток в объятия и с рычанием повалила на подушки, начала щекотать и тискать. Они довольно визжали и смеялись, дрыгали ногами и руками.

– Ты теперь всегда будешь по утрам дома? – спросил Лушка, когда они угомонились и уставшие от смеха и веселья, валялись в обнимку.

– Нет, малыш, – взъерошила я его отросшие волосы, – только какое-то время. Как только я получу деньги за жемчужины, сразу пойду в гильдию. Сдам экзамены, выкуплю патент, и буду каждое утро ходить на ярмарку в Средний город.

Мы еще немного повалялись в постели, обнимались и блаженствовали. Я уже больше года каждый день вставала ни свет ни заря, а вечером малыши так уставали, что засыпали почти сразу. И теперь они тоже наслаждались этими минутами, проведенными вместе.

Завтракали мы тоже без спешки. Хохотали над Анни, которая промахивалась ложкой мимо рта. Она уже довольно ловко ела сама, но ей нравилось нас смешить, и она нарочно тыкала кашей то в нос, то в глаз, то в ухо, роняя еду на пол. И сама звонко и заливисто смеялась вместе с нами.

Потом дети играли в комнате, а я достала из сундучка вязаные носки и, разложив их парами на расстеленной простыне, рассматривала, решая, что именно понесу в гильдию. В этом мире вязаные вещи использовали для тепла, а не для красоты. Основным узором была простая лицевая гладь. И уровень мастерства оценивался по качеству такого полотна. Самые лучшие мастерицы выдавали трикотаж, по виду схожий с тем, что в нашем мире вязали на фабриках механизированным способом. Мне до таких высот было далеко, несмотря на то, что я вязала довольно неплохо. Поэтому основной упор я хотела сделать на необычные для этого мира узоры. Простая резинка, английская резинка, косы, жгуты, переплетения, ажур, двухцветное вязание… Все то, чего здесь пока не существовало.

Я много раз думала, что отнести на суд мастеров гильдии. Иногда мне хотелось поразить их воображение, сразу выложив носки, украшенные аранами. А иногда я думала, что и простой резинки, которая так удивила Селесу, уже будет достаточно.

– Мам, – ко мне подполз Лушка, – ты все никак не можешь выбрать?

– Не могу, – улыбнулась я, – а тебе какие больше нравятся?

– Вот эти, – Лушка ни секунды не раздумывая, ткнул пальцем в крошечные пинетки, связанные из нежной пряжи тонкорунных овец. Один моток стоил целый лурд, а его хватало только на одну пару детских носочков. – Раньше у меня тоже были такие же мягкие, а не чесучие, как сейчас, – вздохнул он. – Помнишь?

Глава 6

К обеду, распродав все без остатка, Ирха и Нюнь вернулись с ярмарки. Нюнь вез тележку, Ирха, довольно улыбаясь, шла рядом.

– Елька, – кинулась она ко мне, – это так здорово! Жаль мой батька до такого не додумался! Это же так удобно. Ходишь себе, взвар, да пиво продаешь. Я, считай, продала почти столько же, сколько мы за вечер в харчевне продавали. А затрат-то почти никаких! Платишь лурд за месяц и все. А мы, считай, за харчевню четыре отдавали. И еще стряпухе платили да подавальщицам. Хорошее дело ты, Елька придумала. Прибыльное.

Она говорила слишком громко, бесцеремонно считала мои деньги, размахивала руками, но ее глаза горели искренним восторгом, она восхищалась тем, что я сделала. И это сглаживало неприятное впечатление.

И с деньгами у Ихри был полный порядок. Она отчиталась, сдав все до последней гринки. Не путалась, не заикалась, не терялась. Сразу было видно, что девица опытная, старательная и очень хочет у меня работать. Получив оговоренные десять процентов от продаж, Ирха довольно рассмеялась. Ее чистый доход составил целый филд.

– Спасибо, Елька, – она виновато улыбнулась, – я боялась, что обманешь… Теперь нам с мамкой и на еду хватит, и на комнату. Так я завтра с утра пораньше прибегу? – Ее глаза засияли, как голубые сапфиры в моей шкатулке. Ох, не зря Гриха голову потерял, совсем не зря.

– Прибегай, – кивнула я и рассмеялась. Сердиться на Ирху не получалось, хотя ее слова прозвучали обидно.

Утром Ирха примчалась ни свет ни заря. Я только проснулась и еще лежала в постели, закрыв глаза и уговаривая себя вылезти из-под теплого одеяла в холодную избу, чтобы затопить печь. Стук в окно оказался полной неожиданностью. Я вскочила и, пробежав на цыпочках по обжигающе ледяному полу, выглянула в окно. Радостная физиономия Ирхи сияла ярче летнего солнца.

Я еще ни разу не выезжала на ярмарку так рано. Да, и зачем. Пока не наступит поздний зимний рассвет, там все равно никого не будет.

Но делать нечего. Не гнать же трудолюбивую работницу. Пришлось накинуть шаль, сунуть ноги в меховые тапочки, открыть дверь и пустить Ирxу в дом.

– Елька, – ввалилась она в избу, окутанная паром, – ну, и холод сегодня. Взвару надо много, хорошо брать будут. Я тут подумала, а может взять сани побольше, да сразу два горшка поставить? Ну, чтобы по два раза туда-сюда не мотаться? У тебя же есть два больших горшка, я видела. Давай мы и во второй угли насыпем, а? Я уже сани приволокла… мне Гриха их нашел. И бортики приколотил, чтоб горшки не свалились. А то вчерась сани так на кочке качнуло, чуть горшок с пивом не упал. Хорошо Нюнь подхватить успел.

– Тише ты, неугомонная, – рассмеялась я, – дети спят. Ты чего так рано прискакала-то? До рассвета еще долго.

Ирха потупилась и, выдержав паузу, призналась со вздохом.

– Холодно дома-то… я вчерась все деньги потратила. За комнату отдала, еду купила, а на дрова не хватило. Пара поленьев было, мы вчера ужин сготовили. Мамку я с утра к Грихе отвела. Она к нему подрядилась по хозяйству помочь. А я вот… Думала, может тебе чем помогу.

– Сказала бы, – закуталась я в теплую шаль поплотнее, – я б тебе на дрова одолжила.

– Нет, – мотнула головой Ирха, – мой батька всегда говорил: ежели в долг чужие деньги берешь, то отдавать свои приходится. А на свои всегда нужда есть. Дак, что там с санями-то? Поставим второй горшок? Жалко прибыли-то упускать.

– Поставим, – рассмеялась я.

На первый взгляд Ирхина идея возить на санях два горшка вместо одного должна была сэкономить только время на поездку домой за новой порцией взвара, но неожиданно для меня выросли и продажи. Если обычно я продавала четыре горшка напитка, то Ирха продала почти шесть. И это было удивительно.

К обеду, когда наш рабочий день закончился, я отсчитала десять процентов от выручки и вручила девице полтора, честно заработанных, филда. А потом с улыбкой протянула еще один филд:

– Держи! Это тебе за идею. Ты молодец, Ирха…

– Мне?! За идею?! – она растерянно хлопала глазами, а потом шмыгнула носом и обиженно заявила, – я же не за деньги! Я же хотела людям как лучше сделать! Я же слышала, как они говорили, что мало ты, Елька, взвара привозишь… вкусный у тебя взвар-то… а ты мне деньги…

Она отвернулась, тяжело вздохнула, вытерла рукавом тулупа намокшие глаза и, не поворачиваясь, спустилась с крылечка, где мы проводили расчеты. А я осталась стоять с монетой в руках.

– Ирха, стой! – я отмерла и сбежала со ступенек, догоняя Ирху. – Стой! – Схватила ее за рукав, развернула к себе лицом и неожиданно для себя обняла, прижимая к себе. – Ты что, дуреха, выдумала?! Да, я разве же со зла? Я же тебе благодарна за придумку твою!

Ирха всхлипнула и вдруг разревелась, обнимая меня в ответ.

– Папка мой, – рыдала она, – всегда говорил, коли гринка не тобой заработана, не тебе ей и владеть. А коли возьмешь, так будь готова потом втридорога заплатить… а я не хочу так… не хочу снова все потерять! Не надо мне этого филда! Вон, лучше Нюню отдай. Он же сани тяжеленные таскал, а я только и делала, что черпачком размахивала.

– Нюнь со мной живет, – улыбнулась я, – ему не надо мать старую кормить, за квартиру платить, да дрова покупать. А филд этот ты честно заработала. Сама же видишь на сколько больше взвара продала. И посчитать можешь на сколько прибыль моя выросла от твоей придумки. А батя твой прав.

– Прав, – кивнула Ирха. Она почти успокоилась, только громко всхлипывала, шмыгала носом, да терла покрасневшие глаза. – Один раз он правило свое нарушил, и трактир потерял. Брат мой лихоманкой заболел в прошлую зиму. Отец сначала местных лекарей водил, то так лечили Ильху, то эдак, а ему все хуже и хуже было. Батя мой всю жизнь каждую лишнюю гринку берег, а тут все спустил. Ничего не осталось.

Она вытерла слезы рукавом, высморкалась в снег. Я сделала вид, что ничего не заметила. Ирха продолжила свой рассказ.

– Батя Ильху любил очень… гордился… Говорил, мол, ты Ирха, замуж выскочишь и отца с матерью забудешь. А вот Ильха с нами до старости жить будет… и на смертном одре стакан воды подаст… И решил батя, что у нас в Нижнем городе лекари бестолковые, не могут от брата лихоманку отогнать. Занял деньги у Смотрящего и в Среднем городе самого дорогого лекаря нанял. Целый грил заплатил… Лекарь так кривился, когда к нам в харчевню пришел… До брата пальцем не дотронулся. Только взглянул раз и говорит, мол, не жилец сын твой. Не лихоманка у него, а паучья болезнь… в груди поселилась… коли где снаружи паук был бы, можно было бы попробовать вырезать его, чтобы дальше не рос. А так, только ждать, когда паучище проклятый жизнь заберет, – Ирха скривилась, вытерла текущие по щекам слезы и, длинно всхлипнув, закончила рассказ. – Как Ильха помер, батя и сорвался. Пил… про долг забыл совсем. Мы с мамкой только и могли, что долю Смотрящему платить. На большее не хватало. А как батька помер, так харчевня наша и ушла… за тот грил, что батя в долг взял… А я так больше не хочу…

Кое-как всучив Ирхе честно заработанную премию, я проводила ее до ворот и заперла калитку. Когда повернулась, увидела Лушку. Он стоял на крыльце, накинув на себя полушубок и задумчиво смотрел вслед Ирхе. Мы молча вошли в дом. Анни радостно хохотала наверху, на мансарде, с Нюнем. Она обожала его и везде таскалась за ним, как хвостик. Он любил ее не меньше, и я без страха оставляла дочь под присмотром Нюня.

Крикнув им, чтобы спускались обедать, я нарезала хлеб, сало, пару луковиц, почистила несколько долек чеснока, достала из печи чугунок с борщом. «Борьсч» так полюбился детям, что готовила его я довольно часто. А с легкой руки Селесы, с которой я поделилась рецептом, борщ стали готовить на многих кухнях Нижнего города.

Все это время Лушка о чем-то думал, а когда все расселись за столом, поболтал ложкой в миске и спросил:

– Так жалко Ирху и ее брата… да, мам?

– Ты все слышал? – вздохнула. Рано ему все это знать. Видеть рано. Я сама до своих восемнадцати, живя в королевском замке, никаких бед и горестей вблизи не видела… Даже когда мама умирала, меня к ней не пустили.

– Слышал, – кивнул Лушка. – Мам, а почему лекари из Нижнего города не смогли узнать, что у Ильхи паук в груди?

– Наверное, они никогда такого раньше не видели. Мне жаль, что ты это слышал, – кивнула на скамью за столом. – Садись. Сейчас

– Мам, а почему лекарь не помог Ильхе? Выгнал бы из него паука…

– Наверное, он не мог.

– Но тогда зачем он не вернул деньги? Мам? Это же неправильно брать деньги за то, что не сделал?

– Ему заплатили за то, что он пришел и определил причину болезни. Понимаешь, Лушка, чтобы вот так сходу узнать, чем человек болен, надо много учиться, много думать, много работать… Лекарь из Среднего города потратил очень много времени и сил на то, чтобы все это знать. Надо много читать, изучать болезни, – он не понимал. Я видела это по его глазам и, вздохнув, перешла на понятный язык. – Вот смотри, воров много, а “ночной король” один. Как ты думаешь, почему именно Гирем стал “ночным королем”?

– Он много читал?! – удивился Лушка. Я рассмеялась.

– Он много учился, думал и работал… чтобы стать хорошим специалистом в любом деле нужно очень сильно стараться.

– Говорят, Гирему просто везет…

– На одном везении, Лушка, далеко не уедешь. Полагаться только на удачу слишком рискованно… она ведь так переменчива. Сегодня везет тебе, и ты принц, – произнесла я задумчиво, – а завтра повезет другому, и вот ты уже изгнан из замка, а королем стал твой двоюродный брат…

Мы замолчали. Какое-то время было слышен только тихий стук деревянных ложек о донышки глиняных мисок, хруст лука и бормотание Анни, которая старательно пыталась донести суп до рта без потерь. Но это не всегда ей удавалось, и тогда она недовольно хмурилась и бурчала. Я хотела ей помочь, но она недовольно захныкала и спрятала ложку под стол. Моя дочь была до ужаса самостоятельной.

– Мам, – прервал молчание Лушка, – я все понял. Мне надо много учиться и много работать, чтобы прогнать Грегорика с трона и стать хорошим королем. – Громко брякнула ложка, выпавшая из рук Нюня. Я вздрогнула. А Лушка безмятежно закончил, – как Гирем. А потом я издам указ, чтобы бедняков не выгоняли из дома и еще выкуплю харчевню и подарю ее Ирхе…

Глава 7

Несколько дней пролетели в один миг. Я отсыпалась. Ирха продавала взвар, Нюнь возил тележку. После того памятного разговора за ужином, я пыталась объяснить ему, что слова о троне – это всего лишь фантазии маленького мальчика. Но он только растерянно мычал в ответ. Я зря боялась: он ничего не понял. А упавшая ложка была всего лишь совпадением.

Однажды вечером от Гирема прибежал мальчишка с запиской. В ней говорилось, что он очень соскучился, и если я хочу его увидеть, то сегодня самое время навестить несчастного влюбленного. Заодно забрать деньги за проданный жемчуг.

Прочитав записку, я никак не могла перестать улыбаться. Как будто бы уголки губ притянули к ушам на веревочках. Я тоже очень сильно по нему скучала и радовалась, что снова его увижу.

На следующее утро, несмотря на бессонную ночь, с рассветом я уже была на ногах. Отправила Нюня и Ирху торговать взваром, а сама выпотрошила свою заначку, взяла деньги, которые получила за жемчужины, и помчалась в Средний город. Мне как раз должно было хватить на выкуп патента в гильдии вязальщиц.

К воротам я подходила с некоторой опаской. В Среднем городе вполне могли жить люди, когда-то работавшие прислугой в королевском замке и видевшие принцессу Елину. Поэтому я еще старательнее закуталась в платок, нарочно выставив клок рыжих волос, чтобы никто не подумал, что я блондинка.

Неизвестно рано я пришла или, наоборот, поздно, но, кроме меня, желающих попасть в Средний город не нашлось ни одного. Ворота были прикрыты. Оставалась только небольшая щель, в которую был виден кусочек сторожевой башни.

Стражников я не увидела. И немного растерялась. Мне же надо заплатить за вход… Но кому? Я осторожно заглянула в щель, там тоже никого не было. Постучала по деревянным воротам. Сначала тихонечко, а потом посильнее. Но на стук тоже никто не вышел.

– Эй! – крикнула я, – есть тут кто? Я в город хотела пройти!

Сразу же откуда-то выскочила собака и залаяла, предупреждая, что лучше не заходить на ее территорию. И только тогда заскрипела дверь сторожки, и ко мне вышел высокий, плечистый стражник в начищенной до блеска кольчуге, с короткой острой пикой наперевес.

Он хмуро прошелся по мне взглядом из-под густых кустистых бровей с проседью. У меня душа ушла в пятки, а сердце затрепетало в груди. На миг показалось, что он сейчас ткнет в меня своей пикой и закричит на всю площадь, что я не та, за кого себя выдаю.

– Вот, – протянула я трясущейся рукой монеты за вход, – я хотела пройти в Средний город…

– Кто такая? – буркнул он, небрежно стряхнув деньги в объемистый мешок на поясе, – почто в город собралась?

– Елька, – хрипло сообщила я, прокашлялась и добавила, – в гильдию вязальщиц хочу вступить, патент выкупить.

Стражник взглянул с интересом и покачал головой.

– Да, кто ж тебя туда возьмет? – усмехнулся он, – все бабы спицы в руках держать умеют, а чтоб в гильдию вступить, учиться надобно. Там у них правила строгие…

– Я держу спицы лучше всех, – ввернула я усмешку.

– Ну-ну, – не поверил мне стражник, но отступил в сторону, пропуская в город. – Иди уж… Елька…

И столько ехидства было в его голосе, что мне опять стало не по себе. Я прошла в ворота, чувствуя, как чешется между лопатками. Кто-то пристально наблюдал за мной. И я надеялась, что это всего лишь стражник. Только обернуться и посмотреть так и не смогла. А вдруг это не он?

От волнения я почти не обратила внимания на то, как разительно отличался Средний город от Нижнего. Люди были одеты в хорошую добротную одежду, я не увидела ни одного нищего или хотя бы неопрятно одетого человека. И праздно гуляющих, как ни странно, тоже не заметила. А ведь у нас, в Нижнем городе, полно бездельников, которые предпочитают жить в нищете, но не работать. Да, и дома вдоль центральной дороги выглядели намного лучше и солиднее.

Хотя, когда я свернула на боковую улочку, оказалось, что это тоже всего лишь нарисованная картина. А на самом деле дома, хотя и крепче, красивее и новее, не так уж сильно отличаются от избушки Селесы. Только стоят теснее… Земля здесь намного дороже, чем у нас.

Эта часть города явно принадлежала ремесленникам. И чем ближе я подходила к Дому Гильдий, который располагался в глубине улиц, тем больше и богаче становились дома. Теперь по большей части это были двух-трехэтажные каменные строения. Кое-где стали попадаться клумбы и палисадники, которые служили показателем роскоши.

Дом Гильдий оказался каменным, скучным, казенным зданием в три этажа. Узкое крыльцо в пять низких ступеней и без перил выходило прямо на улицу. Оно было сделано так неудачно, что перегораживало дорогу пешеходам и мешало проезду колясок, колеса которых, скорее всего, и разбили нижнюю ступеньку в крошку.

Я с замиранием сердца поднялась на крыльцо, потянула на себя тяжелую, деревянную дверь и вошла внутрь. Узкий и темный коридор тянулся вдоль всего здания. По обеим сторонам располагались двери без каких-либо опознавательных знаков. Определить, где находится представительство той или иной гильдии было невозможно, поэтому я, постучавшись для приличия, сунула голову в ближайшую ко входу дверь.

В комнате, освещенной парой свечей стоявших на коротком подсвечнике с толстой ножкой, за небольшим столом сидел худой и хмурый старик и что-то писал, обмакивая перо в чернильницу.

– Кхм, – кашлянула я, чтобы привлечь к себе внимание, – как мне найти гильдию вязальщиц?

Старик нехотя поднял на меня взгляд и, не откладывая перо, буркнул:

– Что хотела?

– Мастерство подтвердить, – улыбнулась я ему, – и патент выкупить.

– А ты чьих будешь? – в его глазах мелькнул интерес. Увидев на моем лице недоумение, дед фыркнул и пояснил, – из какой династии мастеров?

– Я сама по себе, – ответила, чувствуя какой-то подвох. – Меня бабушка вязать научила. Так подскажете, где они заседают?

– Не подскажу, – старик смотрел на меня презрительно, – ходят тут всякие! Занятых людей от работы отвлекают! Бабка ее вязать научила! Только спицы в руки взяли, а все туда же. Ты, деточка, прежде чем за патентом идти, сходи к мастеровым, просись в ученики, в помощники. А потом, лет через десять, если стараться будешь, мастер тебя в семью примет, так и и придешь… за патентом. – Он фыркнул.

Но тут он был совершенно не прав. Уж что-что, а законодательную базу по гильдиям я знала на отлично. Не зря меня папа учил. Я и на королевских советах с главами гильдий присутствовала. Они всегда жаловались, что молодежь не хочет работать, все норовит к известным мастерам примазаться. А чтоб сами, с нуля, новую династию основать… таланта на такое у молодежи не хватает. Одна надежда на своих собственных отпрысков.

Вот примерно это я и выдала старику. Мол, горю желанием основать свою династию, потому что спицы в руках держать умею лучше многих. И свои образцы с узорами ему на стол выложила: и простую резинку, и английскую, и косы, и жгуты, и ажур… Но старика не проняло. Он нахмурился еще сильнее.

– Ты, деточка, тут законами не козыряй! Законы мы и без тебя знаем! Только времени с каждым проходимцем возиться у начальства гильдейского нет. Неси все свое барахло к мастерам. Если понравится им твое рукоделие, значит с радостью тебя в семью примут. Тогда и придешь чин-чином… а сейчас иди, – указал он в сторону двери, – не мешай мне работать!

– Да, кто вы такой, вообще! – Не сдержалась я. – Не вам решать, кому гильдии патенты выдавать будут. Скажите мне, где вязальщицы заседают, я сама с ними разберусь!

– Я, деточка, – теперь старик смотрел на меня, как на таракана, случайно выбежавшего на свет из-под печки, – секретарь гильдейский. Чтоб на прием в гильдию попасть, сначала со мной поговорить надобно. Никто тебя в обход моих записей, – он постучал пальцем по своему журналу, – принимать не будет. А сейчас иди-ка лучше подобру-поздорову. А то я ведь и запомнить могу. Тогда ты, вообще, никогда мастером не станешь.

Я мысленно выругалась. Вот ведь, дед бесстыжий. Закон ему не закон, придумал свои правила и живет, как хочет, на экономику целой страны влияние оказывает. Но я решила, что сдаваться не буду. Сложила свои работы обратно в котомку, из кабинета вышла и пошла вдоль коридора все двери подряд открывать. Все комнаты пустыми были.

На третьей мне повезло. В кабинете сидел и о чем-то мечтал бледный, болезненный толстячок. На мою просьбу подсказать, где здесь гильдия вязальщиц, буркнул, что как раз напротив. Поблагодарив мужчину, я постучала в нужную дверь и, дождавшись разрешения, вошла в кабинет. Точно такой же, как у секретаря. Там тоже стоял стол, для представителя гильдии, шкаф с документами, деревянная скамья для посетителей. Но было и отличие. В углу, рядом с окном, располагалось небольшое креслице, в котором сидела сухая и сморщенная, как финик, старуха.

Она что-то вязала, стуча деревянными спицами и подслеповато щуря глаза в полумраке.

– Что надо? – прокаркала она, не отрываясь от вязания и продолжая шепотом считать петли.

– Я хотела бы вступить в гильдию и выкупить патент, – засияла я ярче горящих свечей в коротком подсвечнике. И затараторила, вынимая из котомки свои работы, – меня учила вязать бабушка. Она любила придумывать свои узоры, такие еще никто не вяжет…

– Чьих будешь? – бабка даже не повернула голову, как будто бы я ей на стол не уникальные образцы выложила, а необработанную шерсть.

– Ничьих, – буркнула, понимая, что и старуху, в первую очередь, интересует моя принадлежность к династии мастеровых, – сама по себе. Я талант, – заявила. Терять-то уже нечего. Либо пан, либо пропал. – Уникум. Посмотрите на мои узоры.

– Таким талантам, – фыркнула бабка, – гринка цена в ярмарочный день. Так, девочка, серьезные дела не делаются. Прежде чем дверь в гильдию с ноги открывать, учиться надо. Иди-ка ты в ученицы к мастеру попросись. А коли возьмет, так работай старательно. И через несколько лет, глядишь, за сына замуж выйдешь, в семью войдешь… тогда и приходи. А пока некогда мне. Закрой дверь с другой стороны!