Когда происходят чудеса

Единственный путь, который ведет к полноценной свободе, не позволяя упасть, – это познание грани добра и зла через полное послушание Творцу Вселенной, который Один знает, что есть истина. И Он готов воспитывать нас, проводя по прекрасным местам , уча отличать добро от зла в любой маске. Но как мало людей готовы смириться и идти путем послушания, предпочитая жить в горе и страданиях, приносить боль другим, только для того, чтобы противопоставить себя Тому, Кто ради нашего счастья умер на кресте… Но что мы, люди, доказываем? И что получаем как результат своего доказательства?

Никому не было дела до маленькой группки детей с матерью, медленно бредущих через заснеженный пустырь,но был Один, Кто шел вместе с ними, хранил и оберегал их. Бог, поддерживающий семью своего слуги в блокаде, шел вместе с ними в неизвестный для них путь. Но этот путь был известен Тому, Кто обещал никогда не оставить детей своих, и ничто не могло отлучить их от этой любви.

Только к вечеру семья добралась до нужного места, пребывая в полной уверенности, что давно опоздали, и их ждут большие проблемы. Но оказалось, что железнодорожная ветка вновь подверглась бомбежке, и всех собравшихся должны везти по Ладоге. А передвижение по льду озера возможно только ближе к ночи, так как немецкие самолеты постоянно обстреливали дорогу, стараясь воспрепятствовать ввозу боеприпасов и провизии и вывозу эвакуированных.

Анастасия Михайловна благодарила Бога, что все это время, пусть со слезами, но дети передвигались, тем самым согреваясь. Ночевали они в семье знакомых верующих, которые пустили их к себе.

Вся семья была так плохо одета, что обязательно обморозилась бы, если бы пришлось остаться на улице. Сидя на нехитрых пожитках, Анастасия Михайловна почти шепотом запела:

Житейское море играет волнами,

В нем радость и горе всегда перед нами.

Никто не ручайся, никто не узнает,

Что может случиться, что завтра с ним станет.

Рита и Надя тихо подхватили, не скрывая слез, вспоминая, как пели когда-то с папой, как эти тихие грустные песни ободряли их на протяжении всей блокады. Теперь им предстояла неизвестная дорога, конец которой знал только Бог.

Сегодня ты весел и жизнью доволен,

В раздолье хор песен, завтра ты болен.

А может быть,завтра сроднишься с нуждою,

Пойдешь ты скитаться с горячей слезою.

А может быть, завтра сырая могила

Возьмет безвозвратно могучие силы.

На море житейском волна за волною

Меняются часто под нашей ладьею…

Голоса их не раз прерывались, приходилось глубоко дышать,чтобы восстановить силы, но душа хотела петь, вверяя песней свою жизнь в руки Того, Кто не обещал благ земных, но обещал сохранить и позаботиться.

Штановых посадили в один из грузовиков. Людей покрыли брезентом, чтобы с самолетов не был виден груз. Выехав за черту Ленинграда, машины понеслись на всей скорости, которую водитель мог выжать из двигателя. В любой момент могла начаться бомбежка или прицельный обстрел. Вдруг на сером горизонте показались стремительно приближающиеся черные точки. В городе взвыла сирена, дробно заработали зенитки, стараясь обеспечить относительную безопасность дороги. Но вражеские самолеты, не обращая внимания на них, зашли на маневр. Тут началось страшное: машины резко разъехались в разные стороны. Ехать вне дороги было трудно, так как из

льда нередко торчали острые льдины, препятствующие движению. Бомбардировщики начали сбрасывать свой смертельный груз, снаряды взрывались совсем рядом, оглушая грохотом. Вдруг перед грузовиком, за которым ехали Штановы, упала бомба. Лед раскололся, и машина на полном ходу въехала в полынью. Раздались крики, и через минуту ледяная вода поглотила всех. Водитель следом идущего грузовика, в котором находилась Анастасия Михайловна с семьей, круто повернул, проскочив по краю страшной проруби, и нажал на газ. Это были гонки не на жизнь, а на смерть.

Зенитки сбили один самолет, ион, падая, врезался в грузовик с оружием, направляющийся в город. Раздался оглушительный взрыв, в котором потонули крики людей, и в образовавшуюся черную дыру упали еще две машины, не успевшие объехать ее. Злоба и ужас смешались в единый клубок, и только в одном грузовике эта страшная картина вызвала молитву к Богу. Машина неслась, подпрыгивая на ледяных колдобинах – следах прежних бомбежек. Водитель проявлял филигранное мастерство,маневрируя между старыми воронками.

В любой момент грузовик мог провалиться под воду, соскользнув в старую полынью или попав под бомбы. Людей, спасшихся от голодной смерти, здесь смерть старалась поймать в свои лапы и снизу, и сверху. Нет предела разнуздавшейся человеческой злобе! Ни одна стихия не отнимает столько жизней, сколько она!

Наконец самолеты растратили свой смертоносный запас и полетели назад. Зенитки монотонно работали,пока бомбардировщики были в пределах досягаемости, затем и они замолчали. Теперь тишину нарушал лишь звук работающих моторов, увозящих людей от голода и смерти навстречу неизвестности. Никто не знал, что ждет их впереди, только Бог, и Ему одному они могли доверить свою жизнь, – Он всегда оказывался рядом в дни радости и скорби. Грузовики, довезя пассажиров до железнодорожной станции, поехали на загрузку оружием, которое должны были доставить в город,вновь проделав смертельный путь

Глава 16

Состав заполнили, и он тронулся в дорогу. В Сибирь обычно ссылали в качестве наказания, но сейчас, в дни бедствия, даже она казалась не такой уж страшной, ведь там была пища…

На станциях, расположенных по пути следования, к поезду подходили председатели колхозов и приглашали тех, кто мог работать, к себе. Многие сгружали с поезда свои нехитрые пожитки и оставались работать в колхозе в ожидании полного освобождения города или конца войны, чтобы вернуться в родной город, если им было позволено.

А Штановы все ехали и ехали, они не имели права сойти с поезда рядом с городом, да и не могли, так как ослабшие и опухшие от голода не могли работать, азначит, никому не были нужны. Они должны были ехать в Сибирь, а там могли выйти на любой станции, где найдут работу, или доехать до конечной – Алтайского края.

Паек, полученный при отправке, давно закончился, пищи больше не было. Приходилось на станциях искать еду и проситься на работу.

Семь детей, которые больше напоминали стариков, и больная женщина скорее были обузой, чем подмогой, и председатели колхозов только посмеивались, когда Анастасия Михайловна просила их взять ее с семьей, обещая к весне выйти на работу.

– А до весны мы вас кормить за просто так должны? – усмехались работодатели. – Ищите дураков в другом месте. Мы не можем заниматься благотворительностью тогда, когда страна ждет от нас продуктов для войск, для победы.

– Что за странная победа, которая жизнь человеческую ни во что не ставит? – грустно вздыхала Анастасия Михайловна.

За окнами полупустого вагона все чаще встречались заснеженные болота и белые перелески берез. Вагон пустел, в него теперь садились обычные пассажиры. И сибиряки, не испытавшие большого голода, угощали ослабевших попутчиков. В сердце простого народа чаще находится место для сочувствия попавшим в беду, чем у тех, кто стоит у власти.

Затем на станциях стали встречаться кучки выброшенных очисток картофеля – это было свидетельством того, что этой местности голод не коснулся. Дети,выходя на больших станциях, иногда приносили целый сверток очисток. Для Штановых это было целое состояние! Все садились рядом с горячей печкой, клали на нее промытые очистки и жарили их, затем съедали без остатка. Особенно радовались дети, найдя очистки расточительных хозяек, толсто срезающих с картофелин кожуру.

На одной из станций Надя с Даниилом вернулись с горящими от возбуждения глазами и полными горстями настоящей белой муки:

– Мам, там за станцией мельница,и из трубы вентиляции насыпалась целая горка муки! Поезд ведь еще долго стоять будет, дай нам какую-нибудь тряпку, мы сбегаем, наберем!

– Вы уверены, что это вентиляция и что эту муку не запрещено брать?

– Конечно, мы у сторожа спросили, а он даже рассмеялся, сказал: «Кому эта пыль нужна?!».

– Хорошо, тогда сходите, соберите ее, только несите осторожно, не рассыпьте.

– Мы очень постараемся! – радостно закричали дети.

Набранной муки оказалось около трех килограммов. Это был настоящий праздник! Анастасия Михайловна смешала ее с водой и, немного посолив, раздала детям по кусочку теста. Они размяли тесто в лепешки и пожарили их на печке,прилепив к железной стенке. Матери пришлось ждать, пока дети принесут ей зажаренный кусочек, так как она не могла дойти по раскачивающемуся вагону до печки.

Такие праздники случались нечасто, чаще приходилось довольствоваться крохами. Бывали и тяжелые дни, когда ничего не получалось найти. И снова приходилось кипятком заменять пищу. На одной из станций дети как всегда пошли на поиски еды. Через десять минут Рита прибежала, чуть не плача, Анастасия Михайловна внимательно посмотрела на дочь.

– Что случилось?

– Не спрашивай, мам… я потом расскажу, позже…

Девочка больше не вышла из вагона, хотя поезд стоял еще полчаса. Мать не стала упрекать ее, хотя кушать было нечего и до следующей станции ехать было больше трех часов; она видела, что дочь не может справиться со слезами. Вскоре пришли мальчики и с грустью сообщили, что не смогли найти ничего, пришлось опять довольствоваться кипятком. Когда состав уже тронулся, Рита немного успокоилась и смогла говорить:

– Мам, почему люди бывают такими жестокими?!

– Что случилось, дочка? – повторила Анастасия Михайловна.

– Я увидела,как одна женщина несла вареную мелкую картошку свиньям… От нее так пахло, что у меня живот свело… Я не могла сдержаться и попросила несколько картофелин… А женщина фыркнула и ответила: «А мои свиньи, что, должны голодными остаться?».

Но я же просила только несколько штук! Неужели свиньи дороже людей?! – девочка опять расплакалась.

– Не плачь, милая, не надо, – у матери самой слезы навернулись на глаза. – Да, видно для некоторых свиньи дороже людей. Но не осуждай их…

– Но как не осуждать?! Это ведь бесчеловечно – вывалить свиньям пищу на глазах у голодного!

– Если мы осудим, Бог снимет ограду с нашего сознания, и мы сами станем такими же. Хотя бы ради этого не надо осуждать, как бы ни было обидно. Ведь это была ее картошка, и она могла поступить с ней так, как сочла нужным… Эта женщина посеяла, она и пожнет. А если мы осудим ее, то тоже посеем плохое, и пожинать тогда нам придется! Не надо, дочка…

Анастасия Михайловна утешала Риту, а перед глазами стоял образ старика из сна: «зачем же ты осудила ее, Настенька…» Да, если Бог ограждает наш разум и сердце от зла и греха, это не значит, что мы сами, своей силой стали такими добрыми и сердечными…

Дорога заняла больше десяти суток. Наконец поезд прибыл на последнюю станцию своего следования. Штановых пропустили в начале через санобработку,затем позволили войти в промерзший зал ожидания. Приехавшие из нескольких колхозов председатели посмотрели на них и отправились восвояси: истощенные дети и слабая мать не могли работать в колхозе. Люди толпились вокруг, с любопытством рассматривая сморщенных, как старики, детей, но не догадавшись дать им даже немного пищи, а они не смогли просить.

Приближался вечер, мороз крепчал, а Анастасия Михайловна не могла даже встать со скамейки, на которую ее посадили. Дети, как стайка сиротливых воробьев, сидели, нахохлившись и поджав под себя озябшие ноги. Анастасия Михайловна поняв, что уже никто больше не приедет за рабочей силой, обратилась к ним:

– Людям мы ненужны, но есть Тот, Кому мы дороги и Кем любимы. Господь сказал, что Он отец сирот, а нашего папы нет с нами, и мы не знаем, жив ли он. Мы можем сейчас обращаться за помощью только к нашему Господу. Бог уже много раз доказывал нам, что Он наш Отец. Давайте молиться, чтобы узнать,что делать дальше,чтобы не остаться здесь на морозе без крыши над головой.

Они вновь склонились на колени и просили у Бога защиты, крова и пищи. Потом вновь сели на скамьи и стали ждать. Они не сомневались, что Он как-то решит эту новую проблему. У Него ведь так много возможностей! Но прошел час, другой, и ничего не происходило.

Анастасия Михайловна уже так замерзла, что не могла двигаться, даже сидя, дети растирали ей руки и ноги. Она вставала лишь с большим трудом, и снова садилась на скамью. Женщина вновь и вновь мысленно просила Бога о помощи.

Вдруг из-за поворота выехали сани, запряженные сильным конем.

Мужчина, одетый в теплый тулуп и лохматую шапку, подъехал к дверям вокзала. Бросив поводья на сани, он вошел в зал ожидания.

– Здравствуйте, люди добрые, – поздоровался он. – Колхозники не забрали вас?

– Кому же мы нужны, работники из нас никуда… – грустно ответила Анастасия Михайловна.

– Что ж, загружайтесь, коли так, – весело сказал незнакомец.

– Ура, Бог опять услышал нашу молитву, – слабым голосом прошептал Сашенька.

– А вы молиться умеете? – улыбаясь, спросил мужчина.

– Да, и Иисус всегда-всегда помогает нам, ведь у нас папы нет, и Бог нам вместо папы, – бойко ответил мальчик.

– Ну,коли так, хороший у вас Папа. Он меня уже третий вечер на станцию выгоняет за вами.

– А как Он выгоняет? – удивился Сашенька.

– Как, как? Говорит: «Иди на станцию, посмотри, там ли мои дети. А то они скоро должны приехать!» – пошутил незнакомец.

– Надо же! – восхищенно вздохнул Сашенька, смотря на мужчину во все глаза. – Так прямо и сказал, что мы должны приехать?

– Ну да, так и сказал. А ты чего стоишь и смотришь на меня? Грузи вещи. И давай знакомиться, я Иван Федорович. А тебя как зовут?

– Саша.

– Ну,думаю, у нас будет еще время познакомиться ближе. Давайте, помогу встать, – предложил он, подходя к женщине.

Анастасия Михайловна с большим трудом приподнялась и добралась до саней, выстланных сеном. Дети сели по бокам, и они тронулись в путь. Иван Федорович отвез Штановых к себе. Они с женой, Лидией Андреевной, и семью детьми жили в небольшом доме. Там стало неимоверно тесно, когда приехали еще восемь человек. Но семья Ивана Федоровича встретила гостей радушно.

Оказалось, что они не первая семья, которую он забирал со станции. К дому Ивана Федоровича было пристроено несколько больших комнат, имеющих общие стены, как кубики, сложенные в ряд. Он брал тех, кто был уже не нужен никому из-за слабости, болезни, принимал их в доме, а потом пристраивал им комнату. Кормил он не только свою семью, но и всех, кого приютил. Первая семья, которая оказалась здесь уже месяца два назад, уже встала на ноги и нашла работу в колхозе. Остальные же четыре еще оставались на иждивении Ивана Федоровича.

– Как же вы справляетесь?! – удивилась Анастасия Михайловна. – Ведь сейчас такое трудное время!

– Бог помогает, – спокойно ответил мужчина. – Он располагает людей, и они помогают нам. Вот сейчас я привез целый воз картошки. Она немного подмороженная, но съедобная. Мне ее в соседнем колхозе отдали. Сейчас уже многие верующие знают о том, что я решил на станцию ездить да забирать тех, кто не нужен никому, поэтому намного легче стало. Вначале было трудно, ведь все делали сами, без помощи, а своих ребятишек тоже много. Но я не жалуюсь, люди вон жизни лишаются, а меня на фронт не взяли, вот и стараюсь сделать, что могу, чтоб остальным хоть сколько-то легче стало…

– Это намного лучше, чем отнимать жизни на войне… – ответила Анастасия Михайловна. – Да благословит вас Бог, чтобы никто из ваших детей не воевал, и чтобы все стали такими же хорошими христианами, как их родители.

После ужина две семьи расселись, кто где мог, и Иван Федорович прочитал стих из Библии, затем Анастасия Михайловна предложила спеть гимн «Милости Господни».

Хозяева знали его, и их крепкие голоса зазвучали в тихой комнате. Среди них голоса ленинградцев были едва слышны, но души их пели громче всех громкоговорителей:

Милости Господни вспоминай, считай,

Все их до единой в сердце повторяй.

Вспомни, как Он щедро наделил,

Удивляться будешь, что он совершил…

Глава 17

Семья Штановых осталась в небольшом гостеприимном доме, а Иван Федорович начал еще одну пристройку к своему «улью». Мальчики помогали, кто чем мог, поднося инструменты, сухую траву, чтобы заполнять щели между бревнами сеном. Но они оказались слабыми помощниками, и если бы не пришли братья по вере из поселка, Ивану Федоровичу пришлось бы туго. Когда пристройка была готова, Лидия Андреевна показала девочкам и Анастасии Михайловне, как нужно штукатурить стены. Сначала только внутри, так как на улице было холодно, а Иван Федорович уже поставил небольшую железную печку. Для того, чтобы штукатурить наружную часть, решили ждать весны.

Когда-то в юности Анастасия Михайловна умела мазать глинистым раствором стены, но с годами все забылось. Теперь же, глядя на ловкие движения женщины, Анастасия Михайловна вспомнила, как в юности мазала глинистым раствором свою хату. К весне вся семья уже немного окрепла и смогла работать на колхозном поле, чтобы выбраться из нищеты и отплатить своим спасителям.

Анастасия Михайловна пошла работать на колхозное поле, но работник из нее был плохой, так как сил женщина еще не набралась достаточно, но старшие дочери помогали, как могли, да и мальчики помогали изо всех слабых силенок.

Лидия Андреевна предложила взять в долг несколько цыплят, чтобы к следующему году у них были яйца. Анастасия Михайловна радостно согласилась, особенно счастливы были дети, разглядывая желтые комочки, попискивающие в ящике. По закону председатель обязан был выделить им землю под посадку, но зная, что семья верующая и рассердившись на то, что многие женщины приходили к ним в дом для молитвы, не торопился делать это. Приближался июнь, все огороды уже были посажены, а семья Штановых еще даже не получила земли, несмотря на то, что она была им положена не только как работникам колхоза, но и как эвакуированным ленинградцам. Наконец председатель выделил кусок целины,трава на котором была почти до пояса Анастасии Михайловны.

Когда Анастасия Михайловна увидела эту землю, она расплакалась.

– Что же мы будем делать с ней?!.. У нас нет сил даже десятой части вскопать!

Женщина пошла к председателю просить лошадь, чтобы вспахать

землю. Тот долго не соглашался, но потом уступил лошадь с плугом

и пахарем на один день. На следующий день, когда подросток с лошадью и плугом прибыл на выделенный ей участок, Анастасия Михайловна попросила:

– Ты паши, пожалуйста, медленно, по одному рядку. Мы не сможем разбить эти большие пласты земли. Так мы будем сразу за тобой бросать картофель, пусть уж вырастет, что Бог даст. Мальчик согласился – ему было легчепахать с перерывами, а отпустили его из колхоза все равно на целый день. Семена для посадки уже были приготовлены: их остатки собрали по соседям – самую мелкую картошку, которая им не понадобилась. Но это была хоть какая-то надежда на следующую зиму, чтобы не голодать. На остатке земли посадили все, что смогли набрать, все остатки различных семян, что оказалось ненужным для окружающих людей.

Мальчик, хорошо знающий, что и как нужно сажать, глядя на странных горожан, только ухмылялся:

– Интересно будет посмотреть, что же из всего этого вырастет!

Так вся семья получила свой кусок хлеба. Даже младший девятилетний Саша помогал маме на поле и бегал домой, чтобы принести что-нибудь покушать.

Так понемногу трудясь от зари до зари, семья Штановых к концу лета окончательно поправилась. В колхозе платили не деньгами, а зерном, овощами и кормом для животных. Это было немного непривычно, но Анастасия Михайловна свыклась принимать жизнь такой, как есть, а не такой, какой она хотела бы ее видеть. И поэтому она была благодарна Богу за сохранность жизни и за пищу, уча этому своих детей.

Наступила осень, огород Штановых был похож на луг, так как, работая весь день на колхозном поле, усталые дети и мать не могли вечерами, как остальные, прополоть и окучить свой участок. Трава поднялась высоко над стеблями картофеля, которые не порадовали хозяев ни одним цветочком. Но когда начали копать, вся семья пришла в восторг! Из мелочи, посаженной весной,вырос крупный картофель, на удивление и зависть окружающим. Почти с каждого куста выкапывали полное ведро.

В деревне уже многие женщины приходили к Анастасии Михайловне почитать Библию и помолиться. Председатель был в ярости! Он запретил колхозникам пускать семью Штановых на квартиру, ни под каким предлогом, угрожая расправой. Колхозники не смели перечить ему, но Бог располагал сердца людей. Однажды они показали заброшенный домик в полутора километрах от деревни, где можно было поселиться. Там были разбиты окна, он нуждался в капитальном ремонте, но это было лучше, чем одна маленькая комната. Да и неприятностей для семьи Ивана Федоровича никто из Штановых не хотел. Мужчина и так сделал для них больше, чем кто-либо другой из поселка.

В комнатке своего нового дома, предназначенной для жилья, отгородили угол, куда ссыпали урожай. Погреба у Штановых в новом доме не было, как у всех сибиряков, а зимы в Сибири суровые, потому решено было хранить картофель в комнате. Одного угла не хватило и пришлось отгораживать второй. Со всеми соседями семья рассчиталась сполна, и осталось намного больше, чем все они могли представить. В деревне всякая весть быстро разлетается по домам, тем более такая! Через два дня председатель колхоза услышал о небывалом урожае пришлых горожан. Встретив Анастасию Михайловну на улице, председатель заносчиво заметил:

– Вы мне спасибо должны сказать,что я вам такую прекрасную землю дал. Вон какой урожай собрали!

– Вы сделали все, чтобы оставить нас на зиму без картошки. Это Бог вопреки вашей воле дал нам пищу с избытком. Его мы и благодарим, а не вас.

– Ну конечно, вы везде своего Бога приплетете!

– А кого же я должна вспоминать, если по вашей воле мы садили на целине и в то время, когда все уже пропалывали?

Председатель нахмурился и прошел мимо. Ему было непонятно, как на целине, почти в середине лета да еще и без прополки вырос такой урожай.

Постели постелили на картофель, так как места в домике было очень мало. И к середине зимы, к большому сожалению,клубни начали преть от тепла детских тел. Чтобы не пропадала драгоценная пища, Анастасия Михайловна на терке перетирала картофелины, промывала их и делала крахмал, на случай, если до весны урожай не пролежит.

Картофеля хватило до весны, а когда появились ранняя земляника и щавель, Анастасия Михайловна варила прекрасный кисель из заготовленного крахмала.

В один из дней, когда земля, просыпаясь, дарила всем живущим свой аромат и тепло, в деревню, пошатываясь, пришел человек. Судя по его ватнику и штанам, он был из заключенных. Далеко в тайге находилась зона особого режима. Жители деревни настороженно следили за незнакомцем. Он подошел к одной из женщин и спросил, есть ли поблизости верующие. Та,недовольно нахмурившись,показала на дорогу к дому Штановых. Человек, еле переставляя ноги, поплелся в их сторону. Постучав у калитки, человек взялся за штакетник, чтобы не упасть.

– Здравствуйте, мне сказали, что здесь живут верующие, – обратился он к вышедшей женщине.

– Да, здесь живут верующие, здравствуйте, – ответила хозяйка, окинув взглядом фигуру незнакомца.

Телогрейка и штаны скрывали его худобу, но серый цвет лица с впалыми щеками был хорошо знаком Анастасии Михайловне. Вместо обуви на ногах незнакомца красовались обрезки валенок, перевязанные бечевкой, так как ступни сильно опухли, – все признаки крайнего истощения.

– Вы из заключения?

– Да,из зоны там, в лесу. Меня отпустили… умирать. Врач сказал, что я уже долго не протяну, вот и освободили… Можете ли вы дать мне ночлег?

– Конечно, если вас не смутит наша теснота. Бог нам дал такое изобилие овощей, что было бы стыдно не поделиться.

– Слава Богу, – выдохнул гость и почти упал на порог, – устал я очень, путь неблизкий… для такого, как я.

– Знаю, мы тоже такими были, когда нас из Ленинграда эвакуировали…

Гостю постелили зимнюю одежду на пол, так как другого места не было. Хозяйка сварила кисель, так как гостю нельзя было давать твердую пищу, пока желудок не окрепнет.

Мужчина оказался братом по вере из Краснодарского края. Его приговорили к семи годам лишения свободы за проповедь. Но руководство лагеря, в котором содержался Яков Васильевич, получило распоряжение, что он не должен вернуться домой. Была масса способов «списать» заключенного: накалить моральную обстановку вокруг него, чтобы зеки сами расправились с ним, надорвать непосильной работой или «помочь» замерзнуть на лесоповале… Но выбрали наиболее длительный и зверский способ – решили заморить голодом.

Они старались сломить силу духа «зека», при непосильной работе часто оставляя его без скудного обеда или ужина. Яков Васильевич проявлял удивительное спокойствие и рассудительность. Не возмущаясь