Полная версия
Когда происходят чудеса
– Бесы в мозгах людей часто добро со злом путают, чтобы потом уже трудно было разобраться, где добро, а где зло. Бог дал людям травы, чтобы они не болели. А люди глупы: как только две-три травинки узнают, так уже и считают себя умнее других. Вот бесы через гордость и пробираются к ним в душу. А посредством таких «знахарей» они впутывают в свои сети и бедных больных людей. А Творец ни от кого секретов не держит и бесплатно здоровье дает – бери, только осторожным да мудрым будь, знай меру во всем…
– Так ваши травы все без заговоров действуют?
– Без заговоров, – рассмеялся Курбан. – Только сама не заваривай пока, а то напутаешь. Потом расскажу, какая травка от какой болезни помогает, если захочешь.
Михаил прожил у Курбана две недели, удивительно окрепнув за это время. Старик заваривал каждому свой чай, заставляя пить не только во время трапезы, но и как воду – когда жажда появится. Уезжая, Михаил хотел денег оставить, да Курбан отказался.
– Что я буду покупать на твои деньги? Я здесь сам себе хозяин, на козах столько заработал, что не знаю, куда девать эти бумажки. Отправляю детям, они-то в городе живут. А ты у меня не отнимай возможность делать добро. Да и не уверен, что помочь смогу – болезнь слишком запущена.
Друзья попрощались, и Михаил уехал домой. Настя осталась у пастуха. С утра и до вечера гуляла по горам, собирала цветы. Но в первые дни она могла лишь изредка выходить на улицу. Тогда Курбан сделал ей деревянный настил в саду, накрыл его несколькими козьими шкурами. Еще дал ей кувшин, в который каждый день наливал свежий отвар трав. До обеда она должна была все выпить, потом, когда пастух приходил домой на обеденный отдых, он вновь заваривал травы на вторую половину дня. И вскоре Насте стало легче.
Курбан настаивал, чтобы она ела столько, сколько захочет, оставляя ей творог, сметану, сыр, мясо и овощи. Приходилось есть всего понемногу, чтобы были силы и не тошнило.
Вскоре Настя окрепла настолько, что Курбан, придя с пастбища, обнаружил выметенный пол в доме. Он был очень доволен. Если эта девочка, не успев начать ходить без помощи стенки, уже готова помогать – значит, она не будет обузой в то время, которое еще предстоит лечить ее.
Глава 4
Лето прошло, наступила сухая и теплая осень. Сезонные холода словно забыли о существовании долины, раскинувшейся в низовье гор. Жители станицы были только рады этому, собирая урожай с полей и садов. Картошку уже выкопали и сложили в погреба, хлеб был убран давно, заканчивали сбор поздних фруктов.
Михаил собирался уже ехать за Настей. В первое время он волновался за дочь, но теперь был уверен, что Курбан справился с чахоткой. Ведь если бы дела не пошли на поправку, то пастух привез бы ее еще летом.
Агафья в последнее время очень сильно изменилась, стала какая-то кроткая и тихая. И все же Михаил боялся верить в искренность этой перемены. Чего только не делает страх с людьми. Но не похоже, чтобы женщина боялась, наоборот, она казалась счастливой, часто начинала петь какие-то незнакомые песни. Они были немного грустными, но лицо Агафьи светилось в эти минуты счастьем…
«Странно как-то все это», – думал Михаил, наблюдая за женой.
Но не спрашивал, и она не говорила о причине этих перемен. Только однажды она вдруг подошла к нему и со слезами на глазах попросила прощения за все зло, которое причинила ему и Насте. Михаил, конечно же, сказал, как было принято: «Бог прощал и нам велел». Но на душе все же лежал камень обиды и настороженности, и Агафья чувствовала это. Только приезд девочки покажет истинность слов женщины.
Агафья начала ходить на собрания баптистов. Сначала просто, чтобы развеяться. Пока муж был на войне, Агафья жила в самосожалении и ненависти, потом – в страхе. Такая жизнь изматывала, и ей уже не хотелось жить. Приходя на собрания, Агафья все чаще слышала о том, что Бог своей любовью преображает сердца, жизни людей.
И она захотела этой любви! Агафья вдруг ясно поняла, чего ей так не хватает, настолько сильно, что хочется кричать! Любви, настоящей, большой Любви. Чувствовать, что тебя любят всегда, какой бы ты ни была… И хотелось самой научиться любить… Агафья умела ненавидеть, в этой науке она преуспела, но любить она не умела. И вот, в один из дней, проповедник сказал:
– Всякий, кто пожелает, может выйти вперед и покаяться перед Богом, и вся церковь помолится о нем.
Агафья уже видела, как люди выходили и молились перед всем собранием. Но она не могла сделать ни одного шага, к ногам словно гири привязали. Она упала на колени и надрывно заплакала, едва выговаривая одно только слово:
– Прости, прости…
Проповедник подошел к склоненной женщине и, положив на ее голову руки, помолился, чтобы Бог очистил ее душу от всего злого, чтобы открыл уста для молитвы. В душу Агафьи вдруг пролился мир, это было ощутимо почти физически. Душа иссохшая, как пустыня, впитывала покой и любовь. Рыдания постепенно стихли. Помолчав, женщина промолвила:
– Иисус, прости меня, я так много зла сделала своей падчерице и мужу, я так долго жила в ненависти и злобе, научи меня любить. Аминь.
По пути с собрания Агафья летела, словно на крыльях. Никогда в жизни она не испытывала такой легкости. Она поняла, что не люди мешали ей быть счастливой, а ее злые чувства и дела, отнимавшие покой. И теперь, делая первые шаги по пути любви, душа ее пела хвалу Христу, дающему спасение от зла, скопившегося в сердце человека и поработившего его. Она была свободна, и никто на свете сейчас не смог бы убедить ее в том, что Бог не простил ее. Она рассмеялась бы в ответ.
«Но простит ли Настя меня, простит ли Михаил?!»– пронеслась мысль, и Агафья вдруг потеряла крылья. Она вновь заплакала, теперь от бессилия что-либо изменить в прошлом. Как многое сейчас она отдала бы, только бы вернуть время! Но это невозможно. И Агафья вновь начала молиться, прося у Бога силы стать другой и получить прощение падчерицы и мужа. Теперь, когда она избавилась от чувства вины перед Богом, ей так хотелось оставить это чувство в прошлом. Ей важно было получить прощение людей, которым она причинила так много зла. Женщина знала, что и в будущем не сможет поступать безупречно, как бы ни старалась, но, как однажды сказал проповедник: «Каждый христианин должен помнить, что душа ежедневно нуждается в очищении и покаянии, как наше тело – в туалете», – указав на маленький домик за окном. Это сравнение немного смутило женщину своей прямотой, но показалось верным, и Агафья настроилась не забывать об очищении души через покаяние каждый день, стараясь все же не делать того, за что пришлось бы просить прощения.
Видя настороженность мужа, Агафья не решалась приглашать его на собрания. Она звала Дину, но та даже слушать не хотела, наоборот пригрозила батюшке доложить, что мать в штунду перекинулась. Немцы – миссионеры – называли собрания «библь штунде», то есть «библейский час». От чего и стали баптистов «штундистами» называть.
– В прошлом году мало твоим штундистам погромы устраивали? Так они не только не разбежались, но и тебя еще к себе затащили, нехристи! – возмутилась дочь.
– Дочка, ты ошибаешься, это я раньше нехристем была, а ведь называлась христианкой, Настю чуть в гроб не загнала. А Христос прощать и любить учил.
– Да лучше бы она сдохла, эта оборванка! – закричала Дина. – Ненавижу ее!
– Моя ненависть чуть не убила меня. Не бери на душу эту же ношу. Прости свою мать неразумную, что вселила по глупости эту злость в тебя. Ты ведь у себя же счастье отнимешь! – со слезами на глазах уговаривала Агафья.
– Ты теперь стала глупой сектанткой, не желаю слушать твои проповеди! – Дина, хлопнув дверью, ушла на улицу к подругам.
А Агафья пошла в комнату, склонилась на колени и проплакала весь вечер, молясь за дочь, из сердца которой она уже не могла выкорчевать мощные сорняки злобы и зависти. Молилась о чуде, о прозрении для дочери своей, молилась о выздоровлении падчерицы, чтобы успеть загладить свою вину перед ней и получить ее прощение.
И вот наступил день, когда Михаил поехал в горы за дочерью.
– Папа приехал! – огласил горы радостный крик Насти.
Девочка кинулась отцу на шею и чуть не сбила его с ног. Это была далеко не та маленькая, синюшная тростиночка. Настя сильно вытянулась и поправилась. Платье, в котором она приехала к Курбану, болтавшееся на ней, как на вешалке, едва не лопалось по швам. Настя не стала слишком полной, она выглядела большой и крепкой девочкой. Болезненный яркий румянец исчез, уступив место здоровому и нежному. Курбан еще не вернулся с пастбища, и Настя ждала его с минуты на минуту. На удивление Михаила, хата пастуха выглядела очень уютной. Раньше ее скорее можно было назвать жилищем, не было ощущения дома. Но теперь она сияла белыми занавесками, которые Настя нашла в сундуке, на столе лежала скатерть, на скамьях – коврики.
– Да ты преобразила дом дяди Курбана!
– Он сначала ругал меня, что я испортила его хату, а сейчас привык, – улыбаясь, рассказала девочка.
Наконец в ущелье показались козы, за которыми следовал Курбан.
– Ну здоровеньки булы, Михаил.
– Здоровеньки булы, – рассмеялся Михаил, – никак я по-вашему не научусь говорить.
– Да это и неважно. Ты мне свое сокровище отдал на время, так я не очень хочу возвращать его…
– И какое это сокровище?
– Дочка твоя. Не знаю, что я без нее делать-то буду? Так привык, что в доме уютно и хорошо, что готовить самому не надо… Трудно мне будет… И когда эта кроха всему научилась?
– Вот и не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Агафья свою-то жалела, так Дина ничего не умеет, только сейчас учится и ругается на свою жизнь тяжелую… А Настю чуть не угробила, да научила всему. Вот и не знаешь, что добро, а что нет.
– Во всем мера нужна, вот и добро выйдет во всем… Но дочка у тебя – прелесть, даже расставаться трудно.
– Ты ее так раскормил, что платье новое покупать придется, – рассмеялся счастливый отец.
– Это платье ей еще два года назад должно было стать маленьким, так что раскошеливайся.
– Тебе я сколько должен? Ведь ты ее поднял, на ноги поставил. Хоть я и никогда не смогу рассчитаться до конца. Ты чудо сделал с моим ребенком!
– А я тебе сколько должен, что все лето обстиранный да накормленный ходил?
– Ну, ты скажешь тоже!
– Ну, вот и ты такое говоришь!
– Спасибо тебе!– от души поблагодарил Михаил.
– И тебе спасибо. Я уже начал подумывать, а не привести ли мне в дом хозяйку? Уж больно понравилось, что дома меня ждут… Все не один! Вот только страшно, что такая, как твоя, попадется.
– А моя-то изменилась – не узнать. Такая ласковая да кроткая стала, любо-дорого смотреть!
– Это после ружья-то? – усмехнулся Курбан.
– Нет, она к баптистам ходить стала Я уже сам подумывать начал, может, сходить к ним, вдруг таким же счастливым стану, песни мурлыкать начну… – трудно было понять, шутит Михаил или серьезно говорит. Одно было ясно: перемены эти ему явно были по душе.
– Пап, так мачеха уже не бранится? – осторожно спросила Настя.
– Нет, ты не узнаешь ее, дочка, – прижимая к себе ребенка, ответил Михаил.
– А то я боялась домой возвращаться из-за нее.
– У нас сейчас только Дина шумит, да и то меньше, чем раньше, наверное, стыдно кричать, когда все спокойно говорят.
– А может, ты из этих баптистов и мне жену присмотришь, – пошутил Курбан. – Я не против, если они даже твою Агафью перевоспитали.
– Приходи, да сам выбирай, – парировал Михаил. – Откуда мне знать, какая тебе полюбится…
– Ну, по такому делу стоит спуститься в станицу, – рассмеялся Курбан.
Михаил переночевал у друга, и рано утром, поблагодарив еще раз пастуха и попрощавшись, отец и дочь тронулись в обратный путь.
Глава 5
Вернувшись домой, Настя действительно была поражена произошедшей перемене. Агафья в первый же день попросила прощения за все издевательства, обещала, что постарается относиться к Насте как к дочери. Через время девочка заметила, что женщина старается угодить ей во всем, и в голове возникла злая мысль: «Что ж, раньше ты мучила меня, а что если я начну также издеваться над тобой? Насколько хватит твоей хваленой баптистской веры?». Но девочка испуганно вспомнила: «Неужели я уже не хочу к маме? Ведь если я начну мстить, тогда Бог не возьмет меня на небо…».
Заметив, что жена словно выслуживается перед Настей, Михаил однажды строго спросил ее, когда детей не было в доме:
– Агафья, ты обещала, что будешь относиться к Насте как к своей дочери?
– Разве я не выполняю? – удивленно подняла голову Агафья.
– Нет, ты выслуживаешься перед Настей, пробуждая в ней эгоистичность и сердя этим Дину. Не думай, какая ты мать, плохая или хорошая: пойми, что они большую часть жизни будут без тебя. Научи их жить честно, трудиться и думать о других, тогда и будешь настоящей матерью…
– Так что же мне делать? – озадаченно спросила она, продолжая готовить обед. – Я думала, ты будешь сердиться, если я буду давать Насте работу по дому.
– Она уже здорова, и посильная работа ей не повредит, главное – не бросаться в крайности, – спокойно, но строго заключил Михаил.
– Хорошо, я постараюсь, – согласилась женщина, понимая, что муж прав.
Шли годы, Настя выросла бойкой и красивой. Длинная коса, как и прежде, немного тянула назад, и девушка ходила, слегка задрав голову. Она прослыла веселой хохотушкой, любила петь и играть с подругами после трудового дня.
Дина вышла замуж и уехала в соседнюю деревню. Она так ни разу и не пошла на собрания баптистов. Настя, напротив, легко согласилась сходить, да так и стала посещать каждое собрание, приглашая с собой отца. Михаил не устоял против уговоров дочери. Ему и самому было интересно, кто мог сделать с его женой такое чудо. И хотя с тех пор, как прошел первый пыл радости,она иногда по старой привычке ворчала, все же это была иная Агафья, лучше прежней.
Придя на собрание, Михаил был удивлен. О том, что там нет никаких икон, он уже был наслышан, но и ожидаемых жертвоприношений детей также не оказалось, никаких дебошей или беспорядков.
«Значит, батюшка соврал… а еще священник», – обиженно подумал Михаил.
Богослужение ему понравилось,особенно когда читали Библию и разъясняли. Он был своеобразным философом, размышляя над всем, что происходило в жизни, и ему было важно услышать рассуждения о Слове Божьем. Это было намного лучше ответов батюшки.
– Тебе не для того,чтобы рассуждать, Библию дали, а чтобы исполнять, что написано, – сердился он, когда Михаил задавал вопрос.
– Так я и спрашиваю, чтобы понять, как лучше исполнить… – недоумевал Михаил
– Ты еретик и вольнодумец, исполняй, что велено, а не рассуждай здесь! – жестко обрывал его священник.
Приходилось уходить из церкви не солоно хлебавши. Но здесь не только не ругали за чтение и размышление над словами Библии, но даже поощряли это. Больше всего ему запомнился текст, который их руководитель прочитал: «Вникай в себя и в учение, занимайся сим постоянно; ибо, так поступая, и себя спасешь и слушающих тебя».*
Михаил с удовольствием начал ходить на разборы Слова Божьего, петь он не умел, да и не очень любил. Настя же,наоборот,готова была петь днем и ночью. Голос у нее был сильный и чистый. Агафья была счастлива, что большая часть ее семьи стала ходить в церковь; они теперь и дома читали Библию и молились. Огорчало ее лишь то, что Дина не желала даже слышать о собраниях.
Вскоре Михаил покаялся и принял крещение. Настя тоже хотела, но ей сказали, что нужно подождать до восемнадцати лет,пока она не станет совершеннолетней. Ведь крещение – это обещание служить Богу доброй совестью. И к нему надо подойти серьезно. Лучше не обещать, чем обещать и не исполнить… И Настя ждала, очень ждала, когда же ей восемнадцать исполнится. До крещения она прочитала Новый Завет пять раз. В их станице многие девушки в шестнадцать уже замуж выходили, а восемнадцатилетнюю уже чуть ли не старой девой считали. Но Настя не хотела замуж выходить, пока крещение не примет, чтобы обвенчаться можно было и благословение получить, как полноправный член церкви. Общалась она со многими ребятами, но никому не отдавала предпочтения.
Над ней уже подружки посмеиваться стали:
– Уже семнадцать, а ты еще не встречаешься ни с кем. В старых девах засидишься.
– Да отстаньте вы, не хочу я без Бога начинать семейную жизнь, а Он мне еще не послал того, кого приготовил.
– Ну, уж тебе – и не послал? Зазнаешься больно! А что, наши ребята тебе не пара? Смотри, толпами возле дома вечерами вертятся.
– Но они – не из наших.
– Ах, «не из наших», – передразнила соседка Маша. – Тебе что, только штунду твоего подавай?
– Да, я хотела бы, чтобы он был из верующих.
– А мы что, неверующие, по-твоему? – обиделась девушка.
– Вы, конечно же, верующие, но я хочу ,чтобы он Библию читал, как и я, папа и мама, молился, пел…
– А ты что, Агафью уже мамой звать стала? – удивилась Маша. – Что забыла, как она тебя со свету сживала?
– Она ведь покаялась перед Богом и у меня прощения просила.
– И ты так и простила, простушка? Да она просто замасливает тебя потому, что отца твоего боится. Стоит вам опять вдвоем остаться, она снова за свое примется!
– Не говори лишнего. Она другая, и я простила ее и люблю.
– Ну и дурная ты, – Маша хлопнула калиткой и пошла домой, бросив в сердцах: – Жди своего принца заоблачного, старая дева!
Настя рассмеялась, но в душу закралось сомнение: может быть, она действительно не права, что не встречается ни с кем из деревенских ребят? Может, действительно капризничает? Вон Дина вышла замуж в шестнадцать, уже ребеночка растит. Маша тоже замуж собирается… А она одна. Из ровесниц все уже замуж вышли или собираются… Тревога эта, хотя и не имела основания, все же подтачивала.
Вскоре в церкви открылась воскресная школа, и Настя с еще одной сестрой стала преподавать в ней. Девушка старалась не вспоминать о браке, посвящая всю себя детям, служению в церкви.
Глава 6
Настя любила Бога, ей так хотелось благодарить Его за каждый день жизни. Она словно наверстывала упущенные годы, в которые имела так мало радости, – по-детски задорно смеялась, пела и радовалась каждому дню. Ее задорный смех часто слышался по деревне, когда молодежь возвращалась вечером из церкви. Молодые люди не очень торопились расходиться по домам, с песнями и разговорам и нередко обходили пол деревни, провожая то одного, то другого. Постепенно редели ряды, все расходились по домам.
В деревне в основном жили украинцы, но было и несколько русских семей. Настя знала, что есть русские порядочные и работящие…
Ноте, что жили в деревне, пили «горькую»и нередко дебоширили по всей деревне. Девушка всегда сторонилась их, побаиваясь, особенно одного – Федьку Иванова, который не раз заговаривал с ней на улице, явно пытаясь ухаживать. Он был рослым и крепким парнем, мог, не напрягаясь, поднять и нести два больших мешка пшеницы с поля хоть километр, но при этом лентяем был отменным. Очень рано Федька начал пить, как и его отец, забросив хозяйство, оттого семья жила очень бедно. Девушки заглядывались на видного парня, но побаивались его буйного нрава.
В один из вечеров, возвращаясь с общения, Настя простилась с подругами и тихо шла вдоль крепкого плетня своего огорода по узкой тропинке, домой сегодня не хотелось спешить. За околицей заливался соловей, с гор потянуло прохладой, свежий ветерок ласкал волосы, и девушке было немного грустно.
«Вот и Алеся замуж собралась… Скоро в церкви только я одинокой останусь… Но за неверующего, как она, я не хочу! Может быть, Алесина мама права?Как там она сказала? – Настя напрягла память: “За твои переборы достанутся тебе одни отборы…”Я обиделась тогда, а может она права? Но я не хочу, как Алеся, за неверующего выходить, ну и пусть у нас в церкви нет ребят моего возраста! Бог же обещал заботиться о своих детях, а создание семьи – это очень серьезный шаг вжизни…Значит,Бог этим вопросом не откажется заниматься…». Девушка, задумавшись, повернула за угол плетня и чуть не наскочила на Федю, тот был «навеселе».
– А-а-а-а, богомолочка – недотрога идет! Постой, постой, красавица, не торопись, поговорить надо, – видя, что Настя старается обойти его, Федя раскинул руки и перекрыл дорогу. – Я тебя тут уже больше часа поджидаю.
– Пропусти, ты пьян, проспись, потом поговорим.
– Ах,нам, святым, водочка мешает, – грязно улыбаясь, протянул Федя. – Ты такая сладкая, красавица, а меня обходишь, даже когда я трезвый. Ваш батюшка запрещает вам с нами – грешниками – общаться?
– Перестань, Федя, иди, поспи.
С ужасом Настя вспомнила,что напрасно отказалась от предложения подруг проводить ее до калитки,теперь они уже довольно далеко отошли и вряд ли услышат,если она закричит. Девушка попробовала проскочить мимо рук парня и вдруг почувствовала сильный рывок за косу. Из груди вырвался невольный крик. Федор за волосы притянул Настю к себе.
– Прекрасная коса, не правда ли? – прошипел он ей в лицо, дохнув перегаром. – Вот так и нужно держать вашего брата, чтобы не рыпался! Один поцелуй не испоганит ваших прекрасных губ, барышня! – он потянулся к ее лицу.
– Нет! Прекрати! – закричала Настя.
– Не кричи, глупенькая, ведь на всю деревню опозоришься! Все будут говорить, что ты со мной обнималась за плетнем… И кто ж тебя после такого замуж возьмет? А помолчишь и будешь послушной – я никому не скажу…
Насте стало вдруг противно, страх перед здоровенным парнем исчез, потом девушке стало стыдно за свою брезгливость, ведь какой бы он ни был – человек он, а значит, и за него умирал Христос… Мысленно Настя взмолилась к Богу,чтобы Он защитил ее, и на мгновение перестала сопротивляться. Удивленный Федя ослабил хватку.
– Ну что, одумалась?
– Знаешь, мне все равно,что подумают люди и что скажешь ты. Бог видит тебя и меня. Он обещал, что будет хранить всякого, кто любит Его всем сердцем. И я верю этому. Посмотри на себя, что нужно тебе на самом деле?
Настя не задумывалась о том, что говорит, только молилась в душе, вопя к Богу о помощи и защите.
– Ну, я уж точно знаю, что мне нужно! – усилил хватку Федор,
но, взглянув в глаза девушки, вдруг как-то обмяк. – Ты… того… не бойся… я ведь только поцеловать хотел… Ты такая неприступная… не то, что другие девушки.
– Я уже не боюсь, – спокойно ответила Настя – Бог ищет тебя… – неожиданно для себя добавила она.
– А чего меня искать, вот я… – недоуменно протянул парень, начиная трезветь.
– Твое сердце далеко от Него.
– А ты меня в свою штунду не затягивай, я все батюшке расскажу, – Федор явно старался распалить себя, чтобы побороть странную растерянность, которая овладела им.
– Я и не тяну,просто говорю, что Бог любит тебя и ищет…
Тут послышались шаги, и Федор отшатнулся от Насти.
– Штундистка проклятая, я еще найду тебя! – выругался он и побрел дальше.
Настя бросилась домой. Ноги немного заплетались, страх только теперь, с большим опозданием, парализовал все тело, и каждое движение давались с трудом, как во сне. Кто-то прошел мимо и, поздоровавшись, обогнал. Шагов именно этого человека испугался Федор, но, поздоровавшись в ответ, Настя так и не поняла, кто это.
«Странно, – удивленно подумала она, – Как же он меня обычным шагом смог обогнать? Быстро же я бегу… – невольно усмехнулась девушка. – Слава Богу, что Федька пошел в другую сторону, а то подумал бы, что я его поджидаю, волоча ноги, как улитка…».
В этот вечер Настя обещала себе, что никогда больше не станет мечтать о парнях. Ей казалось, что Бог допустил эту встречу только потому, что она задумалась о том, стоит ли выходить замуж за неверующего. Настя, встав на колени, попросила:
– Господи, прости, что я чуть не согласилась идти на компромисс, спасибо, что остановил меня. Но после всего, что произошло, я очень хочу попросить Тебя об одной вещи… Конечно, Ты знаешь все и можешь распоряжаться моей судьбой по Своему усмотрению… Но если можно, об одном прошу, пусть тот, кого Ты пошлешь мне, не будет русским. Может быть, я не права, но я боюсь их…
Страшно было подумать – стать женой Федора… Но как избежать ошибки в выборе? Достаточно ли только стараться быть хорошей хозяйкой и хорошей христианкой? В этот вечер Настя решила, что этого недостаточно. Ведь если попасть в такую семью, как у Ивановых, – одна молоденькая девушка не сможет изменить всю семью, скорее они поломают ее… И неважно, что вначале она будет получать много комплиментов и красивых обещаний – на одних ухаживаниях жизнь не построишь и не проживешь. Через время каждый, самый милый ухажер станет таким, каким привык быть дома.
Прошло время, однажды в церкви сообщили, что в Киеве будет проходить большая молодежная конференция. Насте очень хотелось быть там, ведь она еще никогда не видела много верующей молодежи, да и Киев посмотреть очень хотелось. Но навязываться было нехорошо, и она молчала. И вдруг руководитель церкви сказал, что приглашается вся молодежь их церкви. Настя чуть не подпрыгнула от радости!