Анестезия

Вера сглотнула, понимая, что в действительности не хотела этого слышать, но Виктор продолжил:

– Он был добрым и честным человеком, но женился на легкомысленной красавице. Эта то ли певица, то ли актриса изменяла ему, а когда надо было скрыть интрижки, лишила его честного имени. Иннокентию намекнули в чем дело, тогда эта безумно любимая супруга начала колоть мужу морфий и выставила сумасшедшим. Он вскрыл в лечебнице вены когда признал, что во всем виновата его вера в людей. И с ним случилось нечто.

– Черт.

– Старше психиатра была только прошлая Вера. Она и встретила его у ворот больницы в тысяча девятьсот девятом. Вера его стражам не отдала, продемонстрировав исцеление от безумия. Очки ее изобретение. В них Иннокентий видит, как обычные люди, без них может в голову залезать, но полностью снимать их ему нельзя. Не знаю, по какой причине.

Виктор перевел дыхание.

– Единственной, кого он слушался, была твоя предшественница. Когда я увидел, как ты с ним поступила, решил, что ты на свое место пришла.

– Почему?

– Все хранители приходят в больницу за своим чудом и уходят, как только будут готовы принять его. Они с Верой условились, что служба сделает его прежним, но он за сто лет, кажется, наплевал на этот договор. Сейчас он блестящий врач и самый известный из московских хранителей, да еще сражается как страж! Если больницу закроют, все московские стационары передерутся за то, чтобы Иннокентий у них остался.

Виктор вздохнул.

– Там он отхватит себе кабинет побольше, завесит своими картинами… – хирург сжал правую руку в кулак. – Только вот то, что твоя предшественница сделала, висит над больницей как проклятие!

– И что мне делать?

Хирург состроил несчастную мину.

– Тут еще есть Люба. Вера верила что…. они созданы друг для друга. Она отогреет его сердце, вернет веру в чудо и все в этом духе.

Вера вспомнила кардиолога, хмыкнула, и неожиданно произнесла вслух:

– Поделом.

– Что? – среагировал хирург.

– Он, по твоим словам, бездушный кукловод, которому в прошлом нравились красивые вертихвостки. Люба не из таких, – пожала плечами Вера. – Ирония. Или урок. Не суди по внешности. Что-то типа…

Хранительница замолчала, увидев, как изменилось лицо хирурга при последних ее словах. Он стал серьезным и даже каким-то немного злым.

– Он лучше нее, – отрезал Виктор. – Не знаю, как объяснить. У нас все разваливаться стало аккурат лет десять назад, когда пришла Люба, и Вера приказала Иннокентию ее вылечить. Он после первого же сеанса отказался. Что-то с ней не то!

Хранительница невольно передернула плечами.

– Он чувствует это острее нашего, поэтому и заперся в своем корпусе, – добавил хирург. – Надо было Вере оставить психиатра в покое…

– Люба в него… влюблена?

Виктор перевел взгляд на Веру. Странно у него блеснули глаза.

– Да. И тебе этот змеиный клубок перешел по наследству.

Потом хирург взглянул на часы, висевшие в операционной, и произнес:

– Нам пора.

Вера вздохнула и принялась собирать инструменты.

– А остальные? – теперь она была уверена, что ей стоит знать истории прочих хранителей, раз с одним-единственным Иннокентием была такая беда.

– С остальными проще, – ответил Виктор. – Михаил Петрович – репрессированный профессор, многое сделал для медицины, был главой кафедры, прекрасным врачом. Единственное, чего он больше не может это стоять у постели больного, но у него по-прежнему золотые руки. В шкуре патологоанатома ему тесно.

Виктор перевел дух.

– Надя – сестричка из медсанбата времен второй мировой, контуженная. Из-за этого о ней мало что известно. Ушла на войну в сорок первом, прямо со второго курса мединститута, попала в лагерь. Пришла сюда в сорок третьем прямо в военной форме. С тех пор не говорит. Иннокентий практикует психологическое консультирование и Надя его клиентка с сороковых годов. С ней никакого прогресса. Им обоим упорства не занимать в нежелании идти во врата.

Хирург хмыкнул.

– А Любовь?

– Про нее никто ничего не знает, – произнес Виктор, снимая со стола манекен. – Она избегает нас. Но Вера в нее очень верила.

– Почему?

Хирург красноречиво взглянул на часы.

– Давай постараемся не опоздать.

– Куда?

– Михаил Петрович обещал собрать хранителей сегодня.

– Но я вроде всех видела, – вздохнула Вера.

– Нет, – взглянул на нее хирург. – Ты еще не знаешь Иваныча.

Кто мог предположить, кем окажется очередной хранитель?

Холодная осенняя ночь дышала в лицо, и девушка вновь с полной силой ощутила, что стала призраком, навечно связанным с этими старыми и обшарпанными корпусами, где болели и умирали люди.

– Нам можно вот так всем вместе собираться, – объяснял хирург, когда хранители вышли из корпуса. – Только после полуночи. Мы ведь все духи. А Иваныч… он жил на этой земле еще до того, как тут построили больницу.

– Но разве не Вера была самая старшая?

Виктор покачал головой.

– Все знают, что он человек не до конца. А точнее, никогда им не был. Он это то, что высшие инстанции присылают на землю, когда решают, что у конкретного места будет особая миссия.

Вера удивленно взглянула на спутника.

– Он отвечает за двери в загробный мир, – кивнул ей Виктор. – Это в морге, а он вроде таможенника, который проверяет документы. То, как происходит переход для многих из нас тайна, но я думаю, что если в твоих проездных документах много хороших отметок, ты получаешь добрую участь, если нет – злую. Хранители в больнице помогают людям подправить то, что еще можно. Люди отправляются на тот свет довольно часто, и ему нельзя надолго оставлять дверь без присмотра.

– Он вообще разговаривает?

Виктор задумался.

– Иваныч очень странное существо.

Наконец, Виктор остановился перед тем корпусом, где поселилась юная хранительница, и пропустил девушку в железную дверь. Поднимаясь наверх, она подумала, что собрание, должно быть, у Иннокентия, но шагнув в коридор, поняла, что именно из ее комнаты исходил приглушенный свет и долетали голоса.

Кроме того, там было накурено, а Вера не любила запах табака. К счастью, психиатр догадался открыть окно. Именно он сейчас с наслаждением затягивался сигаретой, сидя на подоконнике. Как только Вера вошла, все обернулись к новой коллеге, гомон утих.

– Что-то вы задержались, – произнес Михаил Петрович.

Что-то вроде эха воспоминания билось в висках. Вера знала историю этого человека, слышала ее от одного из преподавателей. Возможно, смогла бы вспомнить его настоящее имя. Очередная встреча с прошлым практически выбила почву из-под ее ног, но тут Вера словно против воли перевела взгляд на Иваныча и поняла, что не может ничего произнести. Тайна настоящего имени неприкосновенна.

Вера, в самом деле, без труда узнала привратника, хоть Иваныч и был одет санитаром морга, и выглядел ему под стать – полноватый, с виду пропитый небритый мужчина неопределимого возраста. Похоже, привратник уже так долго обитал при больнице, что научился блестяще копировать ее обитателей. Тяжелый взгляд был единственным, что выдавало в нем принадлежность к потустороннему миру.

– Здравствуй, Вера, – поприветствовал ее Иваныч.

Девушка сделала шаг в комнату.

– Что-то случилось? – спросил патологоанатом.

– Не тревожьтесь попусту, профессор, – заговорил психиатр, глядя девушке за спину.

Сейчас Вера видела лишь то, как ярко блестели стекла его очков. При воспоминании о том, как хранительница в прошлый раз встретилась с психиатром взглядом, ей до сих пор было нехорошо. «А можно ли вообще разглядеть его глаза?» – вдруг пронеслось в голове.

– Витя трепло, – с этими словами психиатр затушил сигарету о блюдечко, оттолкнулся от подоконника и прошагал к незанятому стулу рядом с Любовью. – Напрасно вы переживали, Михаил Петрович. Вера уже все знает и о вас, и обо мне.

От этих слов у хранительницы неприятно засосало под ложечкой. Вера помнила, что психиатр был способен читать мысли только без очков. Как он узнал?

Тем временем Иннокентий сел, сложил на столе руки и приподнял голову. В его позе, жестах и голосе было столько уверенности, что Веру это разозлило. Он ведь озвучил удачную догадку. Просто из чувства противоречия захотелось доказать психиатру, что он не может знать о других все.

– Гусь, – кажется, хирург был с ней солидарен.

Виктор вышел из-за спины Веры, прошагал к столу и отодвинул новой коллеге стул. Остальные молчали, обдумывая, видимо то, что их тайны без разрешения попали к чужачке. И ведь Вере нечем было им отплатить – она ничего не знала про себя. Впрочем, оставался психиатр с его даром влезать в голову.

Иннокентий откинулся на спинку стула. В последний раз ослепительно блеснули стекла очков, и Вера разглядела его глаза. Голубые. Это показалось ей завораживающе красивым.

И Вера поняла вдруг, что не боится того, что скрыто за его очками. Ее предшественница ведь сумела с этим совладать. И все будет хорошо…

– Так и будете глазеть друг на друга? – вмешалась Любовь. – Ты же не собираешься мстить ей за сломанные очки?

Психиатр фыркнул и иронично взглянул на соседку, от чего та смутилась. Эти двое выглядели как пара, женатая по расчету. Обреченные жить вместе без уважения и любви, из последних сил терпящие друг друга. И это было неверно.

– Если не любишь кого-то, просто укажи ему на дверь, – адресовала Вера психиатру. – Это гораздо лучше, чем издеваться и доказывать другим, что ты все еще боишься женщин.

– С чего ты так взъелась на Иннокентия? – выдохнул, сидевший слева от Веры хирург.

Психиатр тем временем вскочил. Вера почувствовала, как в животе порхают бабочки, когда увидела, как побелели кончики пальцев, которыми хранитель впился в крышку стола.

– Ты чуть было не угодила во врата из-за ошибок, которые натворила при жизни, – голос Иннокентия дрожал от сдерживаемого напряжения. – И не позволяю себе говорить об этом на публику. А ты еще смеешь меня отчитывать?!

С этими словами психиатр покинул комнату.

– Клянусь, я впервые вижу его таким, – негромко заговорил Виктор, накрыв руку анестезиолога своей. – Вер, здесь тема его смерти запретная.

– Хватит о нем, – выдохнул Михаил Петрович.

Хирург послушался.

– Вот что, – произнес, сделав небольшую паузу, патологоанатом. – Нам надо закончить то, зачем я собрал вас, даже не смотря на отсутствие Иннокентия. Вера!

С этими словами Михаил Петрович посмотрел на нее.

– Среди нас ты главная и имеешь право приказывать каждому из нас, но… – холодно блеснули голубые глаза, – будь, пожалуйста, осторожной! Ты ведь знаешь о талантах психиатра?

Вера кивнула.

– Он защищает нас, – продолжил Михаил Петрович. – Не говоря уже о том, что тебе, Вера, без его лечения было бы трудно. Если он уйдет…

С этими словами профессор встал из-за стола.

– Я разыщу его, – сказал он, на ходу накидывая пальто, которое снял с вешалки при входе. – И поговорю.

Патологоанатом вышел. За ним комнату покинули другие. Моргнула лампа и Вера поняла, что Виктор все еще сидит за столом.

– А ты? – негромко спросила она.

– Мне некуда идти.

Вера вспомнила то, что он ей о себе рассказал.

– Иннокентий ведь снова оказался прав, чтоб его! – с этими словами хирург со всей силы стукнул кулаком о стол. – Я трепло!

– Михаил Петрович сказал, что хранители не могут напиться, но что вы делаете, когда плохо идут дела?

Виктор взглянул на нее исподлобья.

– Почему же не могут? Я пробовал пару раз, – и вышел.

Вскоре Виктор вернулся с несколькими бутылками коньяка и, выставив их рядком на стол, разлил содержимое первой по стаканам.

Содержания беседы Вера не запомнила. Она проснулась от будильника, который предусмотрительно завела вчера. На часах было семь. Уже светло. Тело затекло от пребывания в одной позе – Вера уснула за столом. Она поднялась и огляделась. Хирурга не было, только стоял недопитый им стакан.

Вера погляделась в зеркальную дверцу шкафа – выглядела она еще хуже, чем прошлым утром. Девушка разыскала вчерашние покупки и отправилась в ванную. Дверь плохо поддавалась и лишь когда с той стороны отодвинули задвижку, Вера поняла, что она была заперта.

Из клубов пара вышел психиатр. Он был в строгом, но явно дорогом черном костюме. Что если он шел договариваться на счет нового места работы? – от этой мысли Вере стало не по себе.

Психиатр молча прошагал мимо. В ванной было просторно и красиво, после картин Иннокентия и его манеры вести себя, Вера ожидала чего-то оформленного в стиле маньяка убийцы.

– Похмелье? – долетело в спину.

Она обернулась и тут же поняла, что психиатру скорее всего доставляет удовольствие видеть произведенный вчерашним демаршем эффект.

– Виктор опустошил мои запасы, – сообщил Иннокентий, двигаясь к лестнице. – Когда увидишься с ним, передай, что третья такая выходка за месяц, это уже слишком для квартиранта, с которого я даже ничего не прошу за постой!

Вера выдохнула и поджала губы. Он остается. И он еще припомнит вчерашнее.

В ванне, к счастью, мысли о психиатре смыло водой. Выйдя наружу, хранительница примерила новый костюм, причесалась, накрасилась – этих необходимых частей своего утра она никак не могла пропустить, даже рискуя опоздать на работу.

На улице пели птицы и светило солнце. Как же хорошо все-таки было оставаться живой, хоть Вера и не была жива в привычном смысле, двигаться, дышать, творить добро – было здорово.

По пути ей встретился Виктор. Хирург выглядел помятым. Он только что припарковал машину у корпуса, и Вера еще раз с удивлением рассмотрела ее. Это была сравнительно новая иномарка, пронзительно-красного цвета. На заднем стекле наклеена туфелька. Машина его жены? Но почему такая новая? Виктор швырнул ключи в мусорный бак.

– О! – произнес хирург, заметив Веру. – Опаздываешь. У меня-то отгул, но Иваныч уведомил, что у нас с тобой операция. Через пятнадцать минут наверху.

Вера кивнула, подумав о том, что вчерашний урок очень кстати.

Часть 4

Когда хранительница поднялась наверх, хирург уже успел надеть стерильный халат.

– Помочь с перчатками?

Самому это сделать не так-то просто.

Виктор ответил тяжелым взглядом исподлобья. Должно быть, еще переживал по поводу того, что без спроса выболтал чужие тайны или же настроение ему портило похмелье.

Виктор покосился на стопку листов, что оставил на тумбочке при вдохе.

– Вер, пока не забыл, – пояснил он. – Там твой график дежурств. Закончим, заберешь. Каждую ночь по стационару остается ответственным кто-то из нас. Пока не вышла ты, у каждого было по пять ночей в месяц. Теперь должно стать по четыре.

Виктор посмотрел на лист.

– А нет, – усмехнулся он. – У меня по-прежнему пять. Иваныч решил, что в первый месяц тебе понадобится помощь, будешь выходить не одна.

– Он составляет график? – обомлела Вера.

– Ага. Он вроде Минздрава.

– А Вера?

– Вроде главного врача. Она занимается тем, чтобы все шло правильно и не вызывало вопросов. В конце концов, Иваныч решает, кому становиться хранителем. Когда так сделала Вера, у нас появился психиатр.

С этими словами Виктор ухватил бумагу, лежавшую под графиком.

– Это путевка, – пояснил хирург. – Иваныч печатает их, если считает, что пора задействовать мертвяцкую бригаду. Это когда находится душа, которая ну вот прямо совсем не хочет во Врата. Мы должны ее убедить.

Вера приняла лист из его руки и вгляделась в строчки.

– Анамнез вите?

– Сделано так, чтобы нам с тобой было понятней, – хирург со вздохом забрал бумагу из рук помощницы. – Так, так, – причитал он, пробегаясь взглядом по строчкам. – Ясно. Ну… на сей раз не сложнее аппендектомии. Одинокая старушка. Всю жизнь прожила со своими кошками и так и не решилась сблизиться с кем-нибудь. Наша задача дать ей уверенность в том, что в этой жизни она была любима, поэтому сможет быть смелее в следующей. Пойдем!

– Следующей? – прошептала Вера.

– Ага.

После этого Виктор всунул ей в руки листок, в котором девушка прочитала: "Вова, сосед, подарил в детстве котенка"… Через пару строк "Евгений в институте звал в кино… Был беспартийным, боялась осуждения одногруппников и родителей".

Вера проглотила комок. Ей было трудно читать дальше. Виктор уже зашел в операционную, и анестезиолог поспешила за ним. На операционном столе лежала сухонькая старушка и явно очень нервничала.

– Не волнуйтесь, Маруся, – кивнул ей Виктор. – Тут делов на полчаса, мы попотеем, а вы пока поспите.

Слова хирурга женщину не успокоили. Тогда к ней приблизилась Вера и, погладив сухую руку, сказала как можно мягче:

– Все будет хорошо.

И тут по ее пальцам пробежало нечто вроде электрической искры. Старушка заерзала на столе, так, словно устраивалась в кресле перед телевизором, чтобы вздремнуть.

– Ну что ж, тогда начинайте, – прикрыв веки, разрешила она.

Вера поймала на себе напряженный взгляд Виктора. Это было оно. Сработал ее дар. До этого Вера и представить себе не могла, что в ней действительно дремал талант хранителя.

– Приступай, – едва слышно произнес Виктор, так, словно боялся разбудить пациентку.

Вера стала действовать по схеме, которую они с хирургом вчера тренировали. Все прошло как по маслу.

Мерно бились показатели жизнедеятельности на мониторе. Хирург что-то сосредоточенно делал за простыней.

– Давно у меня в операционной не было так тихо и спокойно, – донеслось из-за ширмы. – Спасибо тебе за работу, Вера.

Девушка приподнялась и обогнула капельницу, загораживавшую ей обзор. И в первый миг обомлела. Хирург оперировал на открытом сердце.

– Боже, – вырвалось у Веры, и Виктор взглянул на нее.

– А где, по-твоему, расположена храбрость? – прищурился хирург, не отрываясь от дела. – Подсажу ее, и в следующей жизни дела у старушки пойдут бодрей.

– Ты сам этому научился?

– Чему-то сам, что-то подсказали коллеги и твоя предшественница.

Угрожающе пискнул монитор, и Вера поспешила проверить состояние пациентки.

– Знаешь, – заговорила девушка. – Таланты Иннокентия явно переоценены. То, что делаешь ты удивительно.

Хирург поднял голову и на миг оторвался от операции.

– Возможно, ты поменяешь свое мнение, когда увидишь его в деле, – хмыкнул Виктор и снова сосредоточился на ране.

Вера оперлась о наркозный аппарат. Первый шок прошел, она убедилась в том, что все шло нормально и теперь ей хотелось поговорить.

– А ты, правда, живешь у психиатра?

– Я у него не живу, – донеслось в ответ. – Мне просто нужно где-то засыпать. И он любезно предоставляет для этого свой диван в гостиной. Это со мной еще с тех пор, как я попал сюда. Бессонница. Иннокентий практикует на мне гипноз. А вчера, когда он изображал истеричную барышню, мне пришлось обезболиться другим способом.

Вера перевела дыхание, когда хирург произнес "обезболиться" и ясно поняла, что с ним произошло что-то похуже аварии.

В это время пульс на мониторе снова зачастил, о чем Веру предупредил датчик, и она поспешила к пациентке. Шестое чувство подсказало юной хранительнице, что женщине больно. И вместо того, чтобы добавить фентанила, она, повинуясь внутреннему порыву, положила свои руки пациентке на виски. Вдруг совершенно ясно перед ней вспыхнула картина: чистый светлый холл, полный студентов и симпатичный кудрявый юноша в вязаном свитере.

– Марусь, пойдем со мной в кино, – сказал он. – Я билеты достал. Ничего что не позурибришь часок, все же знают, что ты отличница.

Это был тот самый Евгений из анамнеза вите.

– Скажи, что ты сожалеешь, что отказалась, – прошептала Вера.

– Я… – услышала она.

И в этот миг Веру выкинуло из сна. Вовсю орали датчики. Монитор рисовал прямую там, где должна была быть кривая дыхания и сердцебиения.

– Я что-то… видела, – пробормотала Вера, прижимая руку ко лбу.

Голова разрывалась от боли.

– Ты работает дар, – произнес оказавшийся рядом хирург. – Старушка ушла, а мы свое дело сделали. Вер, тебе надо отдохнуть. Я схожу за лекарством.

Вера опустилась на банкетку в предоперационной и согнулась пополам. Ей было плохо.

За дверями как назойливые мухи жужжали медсестры и их девичьи голоса, которые не вызвали бы у Веры раздражения, будь она в другом состоянии, казались анестезиологу теперь ужасно громкими.

– Рассказывают тут реаниматологи, – долетало до Веры. – Как будто в больнице по ночам ходят мертвые хирург и анестезиолог.

– Правда? – заговорила другая.

– Ага, стучатся в отделение, когда кому-нибудь время умереть. Не звонят, а именно стучатся. Вот ты идешь открывать, а на пороге пусто. Только дует ветер. А потом смотришь, больной, который еще недавно совсем без сил лежал с кем-то разговаривает. Если свет горит так, что можно разглядеть отражение в окне, то обязательно увидишь рядом с постелью две серые тени. Она с чемоданчиком для лекарств, а он в стерильном костюме. Такие больные всегда умирают тихо, когда меньше всего ждешь.

– Ого, – выдохнула другая медсестра.

Вера согнулась и, спрятав лицо в руках, не смогла совладать со смехом.

– Чего вы тут байки травите, девочки? Давайте лучше за работу. В операционной заждались! – это был голос Виктора.

Следом хирург показался в комнате.

– Ты чего, Вера? – произнес он, присаживаясь на колени подле нее.

Анестезиолог убрала от лица руки и поняла, что они были мокрые. Вера одновременно смеялась и плакала.

– Мы все когда-нибудь сможем выбраться отсюда? – спросила она.

Вместо ответа Виктор ее обнял.

– Вера, мы здесь затем, чтобы помочь не только другим, но и себе, – говорил хирург, гладя девушку по спине. – Как только решишь свою проблему, то сможешь отправиться дальше с чистой душой.

Вера хмыкнула, понимая, что ее проблемой была потеря памяти и что-то неприятной тяжестью отдавалось в груди при мысли о том, что придется все вспомнить.

– Спасибо, – произнесла она.

Виктор, показал ей шприц.

– Тут кетонал, кофеин и но-шпа. У прошлой Веры после операций тоже всегда болела голова. Ей становилось легче от этого. Я думаю, тебе пока не стоит спускаться в отделение. Займи моих студентов.

Хирург взглянул на наручные часы.

– Но я ведь ничего не знаю!

– Хорошо, – согласилась Вера, принимая в руки очередную документацию.

В это время мимо Веры пробежали две девицы в халатах. Анестезиолог тяжко вздохнула и поспешила в аудиторию, которую назвал ей Виктор. Там она сосредоточилась над методичкой по асептике и антисептике, оставленной хирургом. Вера ненавидела в себе разочаровываться и снова разочаровалась. Она отодвинула в сторону учебное пособие, когда в комнату завалились первые студенты.

– А мы пойдем смотреть операцию? – первым делом спросил тощий парень.

Стоять на операциях было частью обучения, когда она сама была студенткой. Схватив со стола сотовый, Вера вышла, набрала Виктору и договорилась о том чтобы привести студентов.

Виктор был в нужном месте. Вера разместила у дальней стены студентов, а сама встала посмотреть, как дают нормальный наркоз, после которого никто не уходит в мир иной. Ей было совестно за то, что она такая неумеха. Вера считала минуты до донца семинара и очень обрадовалась, когда поняла, что от нее больше не требуется преподавать сегодня. Вера распрощалась с подопечными и планирована уже спуститься в реанимацию, как ее поймал хирург.

– Ты дежуришь в среду, то есть уже завтра, – прищурился он.

– Мне нужно сделать что-то особенное? – подняла брови Вера.

– Нет, – пожал плечами хирург, – просто подготовься к бессонной ночи.

Вера явилась в свое отделение. К счастью, отработать там оставалось всего полтора часа, которые прошли совершенно обычно, и ровно в пять девушка выскочила за двери.

После этого Вера поднялась в хирургию для того, чтобы забрать у Виктора книги по анестезиологии, которые скопились у хирурга пока после ухода прошлой Веры работал за двоих. На столе Виктора кроме книг были выставлены несколько подарочных пакетов. В таких дарят бутылки. Видимо, благодарность за удачные операции. Вера приблизилась, и ей показалось, что хорошей идеей будет перенести спиртное Иннокентию.

Добравшись до своей комнаты, девушка замерла перед дверью психиатра. Идея пополнить запасы психиатра уже не казалась ей такой хорошей.

Вера тронула ручку двери. Что если этот странный хранитель за ней? Вера почувствовала как от этой мысли неприятно зачастило сердце.

Дверь была не заперта. Вера несколько раз спросила разрешения войти, но никто не ответил. Открывшаяся картина завораживала. Всюду стояла старинная мебель, о которой явно заботились. У Веры создалось впечатление, что она вдруг перенеслась в начало двадцатого столетия, в комнаты преуспевающего московского врача. Это много говорило об Иннокентии и подстегивало любопытство хранительницы. Вытерев ноги о половичок, Вера скользнула внутрь.