bannerbanner
Страна, которую придумал я. Или которая придумала меня
Страна, которую придумал я. Или которая придумала меня

Полная версия

Страна, которую придумал я. Или которая придумала меня

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 14

И когда грянули войны – Русско-японская, Гражданская, Великая Отечественная – Дальний Восток принял их с присущим ему мужеством и стойкостью. Здесь ковалась оборона Порт-Артура и Владивостока, отсюда уходили на фронт солдаты и партизаны. Здесь, в тылу, ковали победу рабочие и крестьяне, женщины и дети.


Дальневосточники сражались на полях Маньчжурии и в сопках Сихотэ-Алиня, в окопах Сталинграда и на улицах Берлина. Они защищали свою землю и свою страну, не щадя ни сил, ни жизни. И память об их подвиге до сих пор жива – в мемориалах и обелисках, в рассказах ветеранов и старожилов.


Но Дальний Восток – это не только героическое прошлое. Это еще и уникальный сплав культур, удивительная мозаика традиций и судеб. Здесь до сих пор сильны связи с корнями, с верованиями предков. Люди бережно хранят свои обычаи, свой язык и свое искусство. И в то же время они открыты новому, готовы меняться и идти вперед.


Может быть, в этом и заключается секрет дальневосточного характера? В умении сочетать верность традициям с готовностью к переменам. В способности принимать других – и при этом не терять себя. Ведь здесь, на стыке миров, просто невозможно остаться равнодушным, закрыться от влияний извне.


Сегодня, я думаю о людях, которые создавали и создают историю этого края. О первопроходцах и героях войны, о рыбаках и охотниках, о геологах и строителях. Какие они, эти люди? Чем живут, о чем мечтают?


Мне хочется узнать их поближе, понять их мир. Но я знаю – для этого мало просто задавать вопросы. Нужно уметь слушать – не только слова, но и молчание. Нужно уметь смотреть – не только на лица, но и в души.


Здесь, на Дальнем Востоке, ценят искренность и прямоту. Не любят лишних слов и пустых обещаний. Здесь привыкли судить о человеке по его делам, а не по статусу или богатству. И если ты сумел завоевать доверие – значит, обрел настоящих друзей. Тех, кто не предаст и не отступит в трудную минуту.


Я вспоминаю слова одного старого нанайца, которые довелось услышать много лет назад: "Эта земля не прощает лжи. Будь честен с ней – и она будет честна с тобой". Возможно, в этом и заключается главный секрет успеха здесь, на Дальнем Востоке? В умении быть честным. С другими – и с самим собой.

Глава 5. Город у края земли

Владивосток… Город-загадка, город-легенда. Край земли, начало пути.


Утром город встречает меня солнцем и ветром, криками чаек и гудками кораблей. Он сразу обнимает, окутывает своей особой атмосферой – атмосферой порта, атмосферой границы. Здесь все дышит историей, но одновременно устремлено в будущее.


Я иду по улицам, вглядываюсь в лица прохожих, пытаясь уловить тот самый особый владивостокский код. В чем он заключается? В особом ритме жизни, в особом мироощущении? В умении жить на краю, на границе привычного мира?


Владивосток – это город, который постоянно бросает вызов. Вызов стихиям, вызов расстояниям, вызов судьбе. Здесь нельзя быть слабым, нельзя плыть по течению. Здесь нужно иметь характер, нужно уметь принимать решения и отвечать за них.


Может быть, именно в этом и заключается секрет владивостокского духа? В этой внутренней силе, в этой несгибаемости? Недаром город носит такое говорящее имя – Владей Востоком. Это не просто географическое указание, это императив, это жизненная установка.


Я брожу по старым улочкам, любуюсь дореволюционными особняками и советскими конструктивистскими зданиями. В каждом из них – частица истории, отголосок эпохи. Но еще больше меня интересуют люди, которые здесь жили и живут. Чем они дышали, о чем мечтали? Что двигало ими в их стремлениях и поисках?


Владивосток – город людей особой закалки. Людей, которые привыкли полагаться на себя, которые не боятся трудностей и лишений. Моряки и рыбаки, военные и ученые, предприниматели и художники – все они составляют уникальную мозаику этого города, все они вносят свой вклад в его неповторимый код.


Я выхожу на набережную Цесаревича, море здесь – больше, чем просто водная стихия. Оно – часть городской идентичности, часть души каждого владивостокца. Оно дарит ощущение свободы и одновременно напоминает о вечном, о том, что выше суеты и повседневности.


Глядя на горизонт, я думаю о судьбе этого города, о его предназначении. Владивосток – это ворота России в Азиатско-Тихоокеанский регион, это мост между цивилизациями. Но он также и хранитель традиций, хранитель памяти о тех, кто осваивал эти суровые земли.


В этом, наверное, и заключается главный парадокс, главная загадка Владивостока. Он устремлен в будущее – и одновременно крепко держится за прошлое. Он открыт миру – и при этом остается самим собой, сохраняет свой уникальный код.


Я захожу в маленькое портовое кафе, заказываю кофе и местные пирожки с рыбой. Разговариваю с официанткой, с моряками за соседним столиком. Пытаюсь понять, уловить этот самый владивостокский дух. И понимаю, что он – в каждом из них. В их историях, в их шутках, в их особой манере говорить и держаться.


После кафе я снова выхожу на улицу. Иду, куда ведет сердце – к морю, к солнцу, к горизонту. И постепенно начинаю чувствовать, начинаю переоткрывать этот город. Его ритм, его характер, его скрытую теплоту.


Владивосток… Он стал для меня больше, чем город. Он стартовая точка отсчета. Здесь, на этих улицах, среди этих людей ты вдруг понимаешь что-то очень важное. Что каждый город – это не просто набор зданий и улиц. Это живой организм, со своей душой, со своим предназначением.


И чтобы понять эту душу, нужно не просто смотреть. Нужно чувствовать, нужно проживать. Нужно становиться частью городского пейзажа, вплетаться в городскую жизнь.


Только тогда город откроет тебе свои секреты. Только тогда ты сможешь разгадать его код – уникальный, неповторимый, как отпечатки пальцев.


Много лет назад, Владивосток стал для меня таким откровением, таким ключом к пониманию. Пониманию не только себя, но и всей этой огромной страны, распростертой между трех океанов.


Страны, где каждый город – это целый мир, целая вселенная. Со своими законами, со своими легендами, со своими героями.

Глава 6. Врата в океан

Я еду по Русскому мосту – белоснежной громаде, парящей над проливом Босфор Восточный. Это грандиозное творение человеческих рук, соединившее Владивосток с островом Русский. Мост стал символом новой эры – эпохи открытости и развития острова, который более ста лет был закрытой военной зоной.


Сам Русский встречает меня буйством красок и ландшафтов. Зеленые холмы перемежаются с лазурными бухтами, песчаные пляжи – со скалистыми мысами. На 100 квадратных километрах этой земли природа, кажется, решила собрать все свои богатства.


Но прежде чем погрузиться в исследование острова, стоит вспомнить, как он вошел в историю России. Ведь первооткрывателям Русского довелось пройти непростой путь.


Хотя китайские и корейские моряки знали об острове с незапамятных времен, для европейцев он долго оставался белым пятном. Лишь в 1859 году экспедиция генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Муравьева-Амурского описала и нанесла на карту неизвестную землю в заливе Петра Великого.


Муравьев предложил назвать остров Русским (Казакевича) в честь России и в память о недавно погибшем исследователе Приморья Александре Казакевиче. Так скромный клочок суши обрел свое нынешнее имя и место на географических картах.


Но настоящее освоение Русского началось двумя десятилетиями позже. В 1879 году на остров высадился военный пост, призванный охранять подступы к Владивостоку. С этого момента Русский превратился в неприступный форпост России на Тихом океане.


Шли годы, остров покрывался сетью укреплений и батарей. В его бухтах базировались корабли Сибирской военной флотилии, на перешейках высились грозные форты. Русский оправдывал свое имя, став непреодолимым бастионом для любого врага.


Особенно ярко военная история острова проявилась в годы Русско-японской и Великой Отечественной войн.


Мой проводник по острову – Александр, популярный гид из Tripster. Он знает здесь каждый уголок и готов поделиться со мной своими знаниями и любовью к этой земле.


– Остров Русский – настоящая жемчужина Приморья, – говорит он, пока мы идем по экологической тропе в районе бухты Аякс. Это одна из самых больших бухт острова, глубоко врезающаяся в сушу. Ее берега – причудливое сочетание скалистых утесов и песчаных пляжей, поросших густым кустарником.


– Здесь сохранились уникальные природные комплексы, редкие виды растений и животных, – продолжает мой спутник. – В лесах острова обитают пятнистые олени и кабаны, енотовидные собаки и харзы. Из птиц можно встретить фазанов, уток, сов. А на прибрежных скалах гнездятся очковые чистики, уссурийские баклуши, тихоокеанские чайки.


Я завороженно слушаю этот список, представляя, как в ветвях могучих дубов и грабов мелькает рыжий хвост белки, а по ночам раздается уханье ошейниковой совки. Мы как раз проходим мимо огромного старого дуба – его ствол в три обхвата, а корни, словно змеи, извиваются по земле. Сколько он видел на своем веку?


– А море вокруг острова – это отдельный, удивительный мир, – говорит мой гид, когда мы выходим на мыс Вятлина. Отсюда открывается потрясающий вид на бухту Новик, одну из красивейших на острове. Ее узкий извилистый вход почти полностью скрыт с моря островками и скалами. Когда-то здесь пряталась от штормов целая парусная эскадра…


– В бухтах и проливах водятся камбала и навага, терпуг и красноперка, – перечисляет гид. – Часто можно увидеть стаи сельди и корюшки. А на лежбищах греются на солнце ларги – пятнистые тюлени.


Я смотрю на лазурную гладь бухты и представляю этот подводный мир: вот среди водорослей мелькнула полосатая спинка терпуга, вот в толще воды блеснула серебристая корюшка. А на прибрежных камнях лениво перевалились ларги, поблескивая мокрой шкурой.


По пути мы заезжаем и в другие бухты, каждая из которых – со своим характером, своей историей. Вот бухта Воевода с ее суровыми скалами и полуразрушенными фортами. Когда-то здесь кипели нешуточные битвы, а теперь – лишь крики чаек да плеск волн.


А вот бухта Рында, фактурно изрезанная береговая линия которой образует множество уютных заводей и лагун. По легенде, именно здесь укрывались в старину китайские джонки контрабандистов. Сейчас бухта – излюбленное место дайверов, исследующих ее подводные гроты и пещеры.


Мыс Тобизина встречает нас яростным прибоем и порывистым ветром.

Кажется, сама стихия бьется в его каменное чело, пытаясь сокрушить неприступные бастионы. Но мыс стоит – как стоял века, как будет стоять еще тысячелетия. Непокоренный страж у морских ворот острова.


– А вон там, видите – бухта Островная, – указывает гид на небольшой залив, укрытый со всех сторон зелеными сопками. – В конце XIX века здесь находилась китобойная база. Американцы и норвежцы вылавливали китов прямо у берегов Русского. Представляете – десятки судов, дым коптилен, горы китового уса и ворвани…


Я пытаюсь вообразить эту картину. Грохот гарпунных пушек, свист шкивов, крики загонщиков. И киты – величественные, могучие. Как они метались в волнах, израненные, истекающие кровью… Зрелище, наверное, было то еще. Хорошо, что эти времена ушли.


Чем дальше мы идем, тем больше я проникаюсь этой землей – ее красотой, ее силой, ее удивительными контрастами. Дикие пляжи сменяются суровыми утесами, густые леса – пологими холмами. Остров словно примеряет на себя разные обличия, играет оттенками и формами.


Но больше всего меня заинтересовали руины и артефакты военного прошлого острова. Ведь Русский более ста лет был закрытой военной зоной, недоступной для гражданских.


– Здесь располагался целый ряд береговых батарей Владивостокской крепости, – рассказывает гид, когда мы бродим среди заросших травой капониров и дотов. – Орудия главного калибра защищали подступы к городу и порту. Гарнизоны жили прямо в казематах, неся дозор днем и ночью.


Я пытаюсь представить суровые будни артиллеристов и пехотинцев, оторванных от большой земли. Тяжелая служба, скудный быт, постоянное ожидание нападения врага. И при этом – удивительное чувство причастности к чему-то большому, готовность в любой момент встать на защиту Отечества.


В 1904 году, после серии поражений, русская эскадра в Порт-Артуре оказалась блокирована противником. Последней надеждой стал броненосец "Севастополь", занявший оборону в бухте Воевода на Русском. В течение двух месяцев его команда отражала яростные атаки японцев, не давая им войти в бухту Золотой Рог.


Лишь 20 декабря, израсходовав боезапас и потеряв большую часть экипажа, "Севастополь"затопили на рейде. Но его подвиг стал примером доблести и самоотречения русских моряков. И весомым вкладом в оборону Владивостока, который так и не был захвачен неприятелем.


В бухте Воевода мы осматриваем руины двух дореволюционных батарей – №375 и №381. Массивные стены из бутового камня, узкие амбразуры, обломки снарядных погребов. Немые свидетели героической обороны Русского в годы Русско-японской войны.


– 381-я батарея стала последним оплотом защитников острова в августе 1904-го, – с гордостью говорит мой спутник. – Горстка храбрецов под командованием поручика Рачинского почти месяц отбивала атаки превосходящих сил противника. Они сдались, лишь израсходовав все боеприпасы и продовольствие.


Я смотрю на эти камни, между которых пробивается молодая поросль, и чувствую дыхание истории. Словно тени павших героев все еще стоят на боевом посту, охраняя русскую землю.


Мы сворачиваем на едва заметную тропку, ведущую в глубь острова. Александр обещает показать место, овеянное легендами – Ворошиловскую батарею. Здесь, как нигде, ощущается дыхание военной истории Русского.


В годы Великой Отечественной эта батарея была главным щитом Владивостока, – рассказывает Александр, пока мы пробираемся сквозь заросли шиповника.

– Здесь располагался гарнизон из нескольких сотен человек, – поясняет гид. – Краснофлотцы, командиры, политработники. Батарея была автономной боевой единицей – со своей электростанцией, медпунктом, кухней. Могла вести огонь по морским и воздушным целям. Настоящий подземный город, некогда кишевший военной жизнью.


Грандиозность подземных сооружений впечатляет. Гулкое эхо наших шагов разносится под сводами потернов и галерей. Кажется, стены до сих пор хранят эхо давно отгремевших боев.


Я захожу внутрь казармы, где некогда стояли двухъярусные койки и грубо сколоченные столы. На стенах еще видны обрывки газет и плакатов. "Не болтай!", "Родина-мать зовет!", "Враг будет разбит!". Лозунги далекой, но такой понятной эпохи.


Немцы так и не дошли до Приморья, но японцы грозились высадить десант, – продолжает гид. – Батарея держала их на

прицеле днем и ночью. На случай нападения.


Я закрываю глаза и силой воображения переношусь на восемьдесят лет назад. Рев сирен боевой тревоги, лязг затворов, напряженные лица краснофлотцев. "По местам стоять, к бою!"И разверстые жерла орудий, нацеленные в морскую даль.


Покинув батарею, мы углубляемся в самое сердце острова. Здесь, вдали от туристических троп, природа Русского предстает во всем первозданном великолепии. Многовековые хвойные леса, луга с целебными травами, каскады звонких ручьев.


Чувствуешь, какой воздух? – блаженно жмурится Александр, с наслаждением вдыхая смолистую прохладу. – Недаром остров целебным зовут. Здесь все хвори проходят, силы прибывают.


Природа Русского и впрямь обладает магической силой. Она словно очищает душу и тело, возвращая к изначальной гармонии. Недаром коренные жители острова – тазы – считали его священным.


Здесь каждое дерево, каждый камень – живые, – делится Александр старинными поверьями. – Нужно уметь слышать их голос, просить совета и защиты. Тогда остров откроет тебе свои тайны.

Мы выходим на залитую солнцем поляну, и я чувствую, как меня охватывает необъяснимая эйфория. Хочется петь, танцевать, обнимать эти древние кедры и пихты. Русский словно принимает меня в свои объятия, делится сокровенной силой.


Вот она, магия острова! – смеется Александр, глядя на мой восторг. – Ты теперь тоже отмечен ею. Теперь Русский всегда будет с тобой – где бы ты ни был.


Мы идем дальше, и я все больше убеждаюсь: остров Русский – это настоящий заповедник истории. Каждая бухта, каждая вершина здесь – свидетель событий, о которых не всегда напишут в учебниках. Но ведь из таких маленьких, частных историй и складывается большая История…


Тропа уводит нас все дальше, в самое сердце острова. Мы проходим мимо живописного залива Хмырова, форта №9, миниатюрной церквушки на сопке. Каждый объект – как страница в захватывающей книге. Книге, которую мне и предстоит написать.


В какой-то момент мой гид останавливается и смотрит на меня с лукавой улыбкой:


– Остров вам нравится? Чувствуете его дух, его характер?


Я на мгновение задумываюсь, подбирая слова.


– Знаете, это удивительное место. Здесь особая энергетика, особая аура. Такое ощущение, будто сама земля хочет тебе что-то рассказать, поделиться своими тайнами. И ты как будто… не совсем чужой здесь. Будто тебя приняли, признали своим.


– Так всегда бывает с Русским, – усмехается он. – Этот остров никого не оставляет равнодушным. Влюбляет в себя, привязывает накрепко. Поверьте, я знаю, о чем говорю.


Мы сидим с Александром на берегу бухты Рында, любуясь закатом. Небо полыхает оранжево-алыми красками, море отражает этот огненный свет. В такие моменты кажется, что время останавливается, замирает в вечности.


– Знаешь, я ведь не сразу стал гидом, – вдруг говорит Александр, и в его голосе я слышу задумчивые нотки. – Долгий путь прошел, прежде чем нашел свое призвание. Свой остров, в прямом и переносном смысле.


Я киваю, давая понять, что готов слушать. Каждая человеческая история по-своему интересна, а история того, кто нашел свое место в жизни – вдвойне.


Я ведь моряком мечтал стать, как отец и дед, – с затаенной грустью говорит он. – Все детство о морских приключениях грезил. После школы сразу в мореходку поступил, в Находке. Думал, вот оно – счастье!


– И что же помешало? – с искренним интересом спрашиваю я.


– Да жизнь сама и помешала, – вздыхает он. – На втором курсе отца не стало, мать одна с сестренкой осталась. Пришлось учебу бросать, семью тянуть. Куда уж тут о странствиях мечтать…


Я сочувственно киваю. Знакомая история – когда обстоятельства ломают юношеские грезы, заставляют резко повзрослеть и принимать непростые решения.


– Ну, в общем, пошел я работать, – продолжает Александр после недолгой паузы. – На заводе сначала, потом в автомастерской. Дело привычное, отец с детства учил. А по вечерам – учебники штудировал, на заочное поступил. Думал, выучусь – может, еще получится мечту догнать.


В его голосе – ни капли жалости к себе, ни намека на обиду на судьбу. Только спокойное принятие, понимание неизбежности определенных поворотов.


– А потом друг позвал с собой в турпоход на Русский, – в глазах Александра вспыхивают веселые искорки. – Он здесь уже бывал, красоты местные нахваливал. Ну, я и согласился, от работы отпросился на недельку. И вот приезжаем мы сюда – и все, пропал я…


– В каком смысле? – не могу удержаться от улыбки я.


– Да в самом хорошем! – смеется он в ответ. – Увидел эти бухты, сопки, море это бескрайнее – и как будто другими глазами на мир взглянул. На себя самого. Понял вдруг, что вот оно – мое место, моя судьба. Здесь, на этом острове, среди этой дикой красоты.


Я молча киваю, потрясенный этим внезапным откровением. Как удивительно порой складываются человеческие судьбы! Как причудливо пересекаются дороги, ведя нас к главным открытиям в жизни.


– Ну, в общем, вернулся я с Русского – и начал жизнь свою потихоньку менять, – продолжает Александр, задумчиво глядя вдаль. – На работе уволился, вещи собрал – и назад, на остров. Снял домишко в Подножье, стал рыбачить помаленьку, огород завел. Душой отдыхал, сил набирался.


– А как же мечта морская? – не удерживаюсь от вопроса я. – Неужели не тянуло больше в плавания дальние?


– Так я же свое море нашел! – улыбается он, широким жестом обводя горизонт. – Здесь, на Русском. Каждый день хожу по его берегам, каждый день слышу его голос. И понимаю – вот оно, счастье. Не в странствиях дальних, а в том, чтобы быть в ладу с собой. Там, где твое сердце того просит.


Мы молчим, глядя, как солнце медленно опускается в морскую пучину. В этом молчании – понимание, сочувствие, общая тайна. Тайна острова, который умеет менять судьбы. Притягивать к себе, заставлять расти и меняться.


– А гидом-то как стал? – нарушаю я тишину, вспомнив начало нашего разговора.


– Да просто все вышло, – пожимает плечами Александр. – Стали ко мне знакомые приезжать, расспрашивать про остров, про места здешние. Ну, я и водил их, рассказывал, что сам успел узнать. А потом друг и говорит: у тебя ж так здорово получается, ты бы гидом пошел! Вот я и пошел. И ни разу не пожалел.


Он вдруг тепло улыбается, смотрит на меня с хитрецой:


– Оно ведь как – когда о любимом рассказываешь, да еще и людям это интересно – тут уж не работа, а чистое удовольствие. Я ведь каждый раз, как на Русский выхожу, словно заново в него влюбляюсь. И так хочется этой любовью со всеми поделиться, красоту эту показать, istoric рассказать… Вот и веду, вот и делюсь. И сам от этого только богаче становлюсь.


Я киваю, не в силах подобрать слова. Как просто и как мудро! Находить богатство в том, чтобы отдавать. Черпать силы в том, чтобы делиться. И как удивительно, что именно остров Русский стал для этого человека источником таких открытий.


– Знаешь, Александр, я ведь почему тебя об этом расспрашиваю, – вдруг признаюсь я, решившись. – Сам ищу в жизни что-то настоящее. Стержень какой-то, опору. Вроде и дело у меня есть, и друзья, и достаток. А чувствую – не то все это, не мое. Словно гложет что-то, зовет куда-то… Вот и пустился в странствия. Чтобы понять, куда же меня тянет-то так.


Александр внимательно смотрит на меня, и во взгляде его – понимание и сочувствие.


– Это правильно, – серьезно кивает он. – Ищи, раз зовет. У каждого ведь свой остров, своя гавань. Не у всех получается ее найти, но если уж ищешь – обязательно отыщешь. Главное – сердце слушать. Оно-то уж точно не обманет, куда надо – приведет.


Мы молчим, и в этой тишине – понимание, общность, какое-то почти мистическое единение. Да, остров и впрямь не отпускает. Вцепляется в сердце мертвой хваткой – красотой своих пейзажей, глубиной своей истории. И ты уже не можешь, не хочешь вырваться.


– Ладно, пошли дальше, – хлопает меня по плечу гид. – Покажу тебе еще пару интересных мест. Бухту Парис хочешь посмотреть? Там такие закаты – закачаешься!


…Солнце клонится к закату, когда мы заканчиваем нашу прогулку. На смотровой площадке у мыса Вятлина – последняя остановка, прощальный аккорд. Отсюда видно, кажется, половину острова: зеленые холмы, синие бухты, белоснежные здания кампуса ДВФУ… Удивительная мозаика природы и истории, сошедшаяся в одной точке.


– Ну что, будешь писать про Русский? – спрашивает мой спутник, любуясь открывшейся панорамой.


– Обязательно, – киваю я. – не рассказать о нем – все равно что промолчать о самом главном.


– Это верно, – улыбается гид. – Ты, я смотрю, и впрямь проникся нашим островом. Значит, недаром тебя сюда занесло. Значит, судьба.


На прощание мы обмениваемся крепким рукопожатием. В его глазах – искорки смеха и едва заметная грусть.


– Ты только пиши правду, ладно? Без прикрас там всяких, без пафоса ненужного. Русский – он ведь простой. Настоящий. Он фальши не любит.


– Обещаю, – серьезно говорю я.


И в этот момент я действительно понимаю – другой истории и не будет. Не может быть. Только правда – пусть неприглядная порой, неоднозначная. Но зато – живая, трепещущая. Как этот остров, как эти люди.

Глава 7. Что есть истина?

Разместившись в своем номере и немного передохнув с дороги, я вышел на балкон. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо и море в невероятные оттенки алого и золотого. Где-то там, вдали, угадывались очертания острова Русский – места, с которого началось мое приморское паломничество.


Остров Русский… Сколько судеб, сколько историй хранит его земля – от древних стоянок первобытных людей до бетонных дотов Второй мировой. И каждая из них, даже самая малая и незаметная – часть одного большого повествования. Повествования длиною в тысячи лет.

На страницу:
2 из 14