Страна, которую придумал я. Или которая придумала меня

Однозначно нет. И в этом, наверное, главный секрет городских преданий. В том, что они не дают нам закоснеть в рутине, увязнуть в обыденности. Они придают самым привычным декорациям налет волшебства. Заставляют вглядываться пристальнее, искать подспудные смыслы. Ощущать магию и тайну даже в самых приземленных вещах.

Сумерки сгущаются над Екатеринбургом, и мне пора возвращаться в гостиницу. На сегодня приключений достаточно – голова идет кругом от обилия новой информации. Нужно время, чтобы переварить, чтобы додумать и дофантазировать.

Неспешно бреду по затихающим улицам. Вот промелькнула усадьба Железнова – не мерещится ли белый силуэт в окне? А вот и Городок чекистов – чу, не доносится ли из распахнутой форточки девичий крик? Везде мне теперь мерещатся тайные знаки, во всем видится второе дно. Город приоткрыл свою мистическую изнанку – и назад дороги нет.

Да я и не ищу этой дороги. Наоборот – я благодарен Екатеринбургу за этот новый опыт, за эту удивительную экскурсию в мир городского фольклора. Мое знакомство с уральской столицей стало куда глубже и многограннее. Обросло плотью легенд, озарилось их причудливым светом.

И пусть большая часть этих историй – просто красивые сказки. Для меня они теперь – неотъемлемая часть города, штрих к его колоритному портрету. Потому что Екатеринбург – он ведь тоже многослоен, неоднозначен. В нем угадываешь и чопорность купеческих особняков, и мрачноватое величие конструктивизма. Деловую жилку миллионника – и лихой уральский характер.

А еще – тот самый флер мистики, легкий налет тайны. Как патина на старинной медной монете, как благородная пыль веков. Без этой пелены загадочности Екатеринбург не был бы самим собой. Не звал и не манил бы так, посверкивая гранями-отражениями былого.

Так что спасибо тебе, город! За то, что делишься сокровенным. За то, что не даешь остыть нашей жажде чудес. Не зря ведь говорят: пока живут легенды – жив и породивший их народ.

И я знаю – покуда по екатеринбургским улицам будут ходить такие вот сказители, как Михаил, покуда будут передаваться из уст в уста старые байки и сочиняться новые – город будет дышать, будет жить своей особенной, неповторимой жизнью.

Глава 35. Город, открывающийся заново

Позади остаются огни Екатеринбурга, впереди маячит знакомый силуэт Уфы. Сколько раз я бывал в этом городе по делам, пролетая его насквозь, не замечая ничего вокруг. Башкирская столица казалась транзитной точкой, местом деловых встреч и переговоров. Но сегодня все будет иначе. Сегодня я еду сюда как турист, как любопытный странник. Я хочу рассмотреть Уфу вблизи, вглядеться в ее черты, разглядеть ее красоту и самобытность.

На вокзале меня встречает Амина – профессиональный гид и большая энтузиастка своего дела. Ей не терпится показать мне любимый город с самых неожиданных ракурсов.

– Уфа – она ведь особенная, ни на кого не похожая, – улыбается Амина, пока мы усаживаемся в такси. – В ней удивительно переплелись древность и современность, Европа и Азия, ислам и христианство. Сегодня я постараюсь приоткрыть для тебя эту многогранность, показать Уфу такой, какой ее знают и любят местные.

Первым делом мы отправляемся к самому узнаваемому символу города – памятнику Салавату Юлаеву. Массивная конная статуя, возвышающаяся на гранитном постаменте, производит неизгладимое впечатление. Кажется, что всадник на вздыбленном коне вот-вот сорвется с места и понесется над городом, над бескрайними просторами Башкирии.

– Салават Юлаев – наш национальный герой, поэт и воин, – с гордостью рассказывает Амина. – Он боролся за свободу своего народа, за право жить на родной земле. И пусть его судьба трагична, для нас он навсегда останется символом мужества, доблести, беззаветной любви к отчизне.

От памятника Салавату мы перемещаемся в Сад имени героя – тенистый оазис в самом сердце города. Аллеи, фонтаны, беседки – все здесь дышит покоем и умиротворением. Я слушаю легенды и предания о подвигах Юлаева, о его сподвижниках и соратниках. И понимаю, что для башкир это не просто страницы истории. Это часть их самосознания, квинтэссенция национального характера.

Следующая остановка – мечеть Ляля-Тюльпан, чудо современной архитектуры. Стройные минареты, изящные купола в форме бутонов, витражи и мозаики – глаз не оторвать! Амина рассказывает, что мечеть стала не только духовным, но и культурным центром города. Здесь проводят экскурсии, выставки, благотворительные акции. Мусульманская община Уфы открыта миру и готова к диалогу.

– Ляля-Тюльпан олицетворяет то, к чему мы стремимся, – говорит Амина. – Взаимопонимание, уважение к другим культурам и верованиям, единство в многообразии. Ведь все мы – дети одного Бога, все мы – ветви одного древа.

От Ляля-Тюльпан мы движемся к не менее примечательному памятнику – монументу Дружбы. Две женские фигуры, русская и башкирская, стоят рука об руку у подножия стелы в виде меча, вложенного в ножны. Вот он, символ добрососедства, братства народов! В непростые времена эта многометровая композиция напоминает – мы едины, мы вместе.

Амина с упоением повествует об истории русско-башкирских отношений, о том, как переплелись на этой земле судьбы и культуры:

– Более четырехсот лет назад башкиры добровольно приняли подданство русского царя. С тех пор мы живем одной семьей – в мире, согласии, взаимном обогащении. Монумент Дружбы – наша клятва верности этому союзу, залог его нерушимости.

Продолжая тему единства и братства, мы подходим к фонтану "Семь девушек". Посреди бассейна, на постаменте – бронзовые фигуры семи красавиц в национальных костюмах. Струи воды, подсветка – зрелище завораживающее!

– Этот фонтан – посвящение легендарным дочерям башкирского народа, – поясняет моя спутница. – По преданию, семь девушек предпочли смерть позору, бросившись со скалы в реку, лишь бы не достаться врагу. Их самоотверженность, верность родине вдохновляют нас и сегодня. Учат тому, что у всех народов Башкирии – одна судьба, одно будущее.

Следующий пункт нашей экскурсии – величественный Спасский храм. Пусть он и находится сейчас в плачевном состоянии, его былое великолепие все еще угадывается в каждой детали фасада. Некогда жемчужина уфимской архитектуры, ныне он стал печальным символом потерь и утрат.

– В советские годы храм закрыли, имущество реквизировали, – с горечью рассказывает Амина. – То склады здесь были, то цеха, то общежитие. Только в 2000-е церковь вернули епархии. Надеемся, ее удастся возродить, вдохнуть новую жизнь. Ведь это не просто здание – это духовная твердыня, оплот православия на башкирской земле.

После Спасского храма мы направляемся в Непейцевский дендрарий – удивительный уголок первозданной природы в черте большого города. Здесь, среди вековых деревьев и диковинных растений, чувствуешь себя оторванным от мирской суеты, растворяешься в спокойствии и умиротворении.

Амина с упоением рассказывает об истории этого зеленого оазиса, о подвижниках, разбивших его более века назад:

– Это место хранит память о просветителях, мечтателях, влюбленных в природу родного края. Их стараниями возник здесь уникальный парк, их заботами взращен был каждый росток, каждое деревце. Непейцевский дендрарий – наше общее достояние, живой памятник тем, кто сберег для нас эту красоту.

Завершаем мы наше путешествие в истории и культуре Уфы на Софьюшкиной аллее – тихой зеленой улочке, хранящей очарование старины. Вековые липы, высаженные в шахматном порядке, цветущие кусты шиповника, резные скамейки – все здесь дышит былыми временами, навевает светлую ностальгию.

– Когда-то аллея была средоточием культурной жизни города, – рассказывает Амина. – Здесь гуляли семьями, назначали свидания, вели неспешные беседы. В наши дни традиция эта возрождается. Горожане вновь приходят сюда – прогуляться, передохнуть от суеты, прикоснуться к живой истории.

Вот и закончилась наша экскурсия. Я прощаюсь с Аминой, благодарю за интереснейший рассказ, за погружение в самую суть города. Сколько всего я узнал и прочувствовал за этот день! Сокровища башкирской культуры, переплетение народных судеб, красота природы и архитектуры – в Уфе удивительным образом сошлись Восток и Запад, традиции и современность.

Неспешно бреду по вечерним улицам, любуюсь огнями, вслушиваюсь в шум города.

Глава 36. Память сердца

В Уфе я был последний раз в год, когда умерла мама. Воспоминания нахлынули с новой силой, заставляя сердце сжиматься от нестерпимой боли утраты. Мысли вновь и вновь возвращаются к самым дорогим людям, которых уже нет рядом – маме и папе. Их уход стал самой большой трагедией в моей жизни, оставив зияющую рану в душе, которая, кажется, никогда не затянется.

Особенно тяжело вспоминать тот роковой день 8 лет назад, когда мамы не стало. Она угасала на глазах, сгорая от безжалостного рака, а я мог лишь беспомощно наблюдать, как жизнь покидает ее измученное тело. Даже сейчас, спустя годы, память в мельчайших деталях воспроизводит те страшные месяцы, дни, часы.

Я помню, как отчаянно искал любые возможности помочь, замедлить течение болезни. Консультировался с лучшими онкологами, изучал новейшие методики лечения, готов был на все ради маминого спасения. Но недуг оказался сильнее. С каждым днем мама таяла на глазах, а я ощущал свое бессилие, свою беспомощность перед лицом неумолимой болезни.

И все же до последнего верил в чудо. В то, что любовь и забота смогут победить смерть. Я проводил с мамой каждую свободную минуту, старался подбадривать, дарить надежду. И видел, как даже в самые тяжелые моменты она находит силы улыбаться, шутить, интересоваться моими делами. Ее мужество, ее жизнелюбие поражали. Мама словно хотела своим примером показать, как важно ценить каждый миг, даже перед лицом неизбежного.

Но болезнь оказалась беспощадной. В тот роковой день, когда раздался звонок отца, мир будто раскололся на части. Его голос, севший от горя и бессилия, до сих пор звучит в ушах: "Сынок, мамы больше нет…". В тот миг реальность потеряла смысл и краски. Хотелось кричать от опустошающей боли, разрывающей изнутри.

Я мчался в хоспис, где провела последние дни мама, не чувствуя ни усталости, ни времени. Всю дорогу молил высшие силы, чтобы это оказалось ошибкой, страшным сном. Но реальность была неумолима.

Пустынные улицы, одинокие фонари, бросающие тусклый свет на мокрый асфальт, причудливые тени деревьев. И гнетущая, всепоглощающая тишина. Казалось, сам город замер, погрузился в траур вместе со мной. Будто осознал невосполнимость потери и разделил мое горе.

Войдя в палату, я увидел маму – безмятежную, словно спящую. Только грудь уже не вздымалась от дыхания, а лицо приобрело неземную умиротворенность. Я сидел рядом, держа ее уже остывшую руку, и не мог поверить, что это происходит со мной. Что самого близкого, родного человека больше нет. И никогда больше уже не будет.

Следующие дни слились в беспросветную пелену скорби. Похороны, принятие неотвратимого, попытки смириться с невосполнимой утратой. Меня раздирало чувство вины – почему я не смог помочь, облегчить мамины последние минуты? Разум понимал – ничего нельзя было изменить. Но сердце отказывалось принимать эту жестокую данность.

После маминого ухода я словно потерял часть себя. Замкнулся, ушел в себя, стараясь не показывать близким всю глубину своего горя. На людях держался, улыбался, делал вид, что жизнь продолжается. Любимая жена и дети поддерживали меня, не давали окончательно сломаться. Но внутри я будто умер, превратился в бесчувственную оболочку. И только спустя время пришло горькое осознание – надо учиться жить дальше. Ради памяти мамы, ради ее светлой любви, которая всегда будет со мной.

А через год тяжело заболел папа. Теперь уже я видел, как его подтачивает неумолимый недуг. Но отец не сдавался, боролся изо всех сил. Поддерживал меня, хотя сам нуждался в поддержке. Мы с ним часами говорили о жизни, вспоминали счастливые моменты. И строили планы на будущее, словно не замечая грозно нависшей тени болезни.

Я опять метался в поисках лучших врачей, новейших лекарств. Готов был на все, лишь бы продлить папину жизнь, облегчить его страдания. Мы жили надеждой на новые методы лечения, веря, что сможем обмануть судьбу. Папа стойко переносил бесконечные обследования и процедуры, находя силы шутить и подбадривать меня. А в его глазах светились любовь и забота, словно он хотел сказать: "Не бойся, сынок. Что бы ни случилось – я всегда буду рядом".

Болезнь оказалась сильнее. За два дня до спасительной операции папы не стало. Он ушел тихо, во сне, будто отпустил себя после долгой борьбы. Тот морозный февральский день навсегда врезался в память стеклянной резкостью деталей. Неотвеченные звонки, нарастающая тревога, а потом страшное, непоправимое известие…

Вбегая в квартиру, я еще надеялся на чудо. Верил – сейчас папа встретит меня, как всегда, с доброй улыбкой. Но его безжизненное, умиротворенное лицо на подушке разбило эту призрачную надежду. Мир сузился до размеров комнаты, застыл вместе с неподвижной фигурой на кровати. А потом померк, погрузив меня в беспросветную тьму.

Потеряв обоих родителей, я ощущал себя осиротевшим, потерянным. Весь мой мир, казавшийся таким незыблемым, вдруг разлетелся на осколки. Ведь родители были его основой, фундаментом. Без них все планы, надежды, стремления обесценились, утратили смысл.

Психологи говорят, что право на скорбь, на переживание утраты родителей длится до трех лет. Но как уместить эту боль в какие-то сроки? Ведь мама и папа ушли один за другим, оставив после себя зияющую пустоту.

Конечно, рядом были жена и дети, друзья и близкие. Они поддерживали меня, не давали окончательно сломаться под грузом горя. Но сам я ощущал себя опустошенным, обескровленным. Словно способность радоваться жизни, мечтать, стремиться к чему-то ушла вместе с родителями.

Я замкнулся в себе, лишь механически выполняя привычные обязанности. Улыбался домашним, делал вид, что все в порядке. Но внутри словно умер, погрузился в беспросветную тьму скорби.

В те дни я часто вспоминал мамины слова: "Что бы ни случилось, жизнь продолжается. Нужно находить в себе силы жить дальше, ради тех, кто любит тебя. Ради их памяти". Тогда, в минуты отчаяния, отцовский голос вторил ей: "Ты должен быть сильным, сынок. Должен справиться. Ради нас, ради себя самого".

И постепенно, день за днем, я учился жить заново. Находить смысл и радость в том, что раньше казалось привычным, обыденным. Благодарить судьбу за каждый прожитый миг, за любовь близких. За ту неразрывную связь с родителями, которая всегда будет частью меня.

Со временем боль утраты не исчезла, но притупилась, сделалась тихой и светлой. На смену отчаянию пришли умиротворение и смирение. Я понял – мама и папа не ушли бесследно. Они оставили после себя главное – любовь, ставшую моим негасимым светом. Ту любовь, которая сильнее самой смерти.

Каждая поездка теперь стала для меня своеобразным паломничеством памяти. В любом городе, в любой точке мира я несу в себе частичку родительского тепла. Сажусь на скамейку в парке и закрываю глаза, представляя, что они рядом. Почти физически ощущаю мамины объятия, слышу папин смех. И горечь утраты отступает, сменяясь благодарностью. За то, что мне посчастливилось быть их сыном. За каждое мгновение, прожитое вместе.

Ведь в скорби не действуют правила обмена. Ее нельзя измерить, оценить, с ней невозможно торговаться. Скорбь бесценна, как бесценна и та любовь, что породила ее. Любовь, ставшая нитью, навеки связавшей нас – даже через пропасть смерти.

Когда уходит тот, кто был всем твоим миром – уходит и сама реальность, созданная вами. Она рушится, погребая под обломками мечты и надежды. Как принять мысль, что дорогой человек больше не разделит с тобой ни радостей, ни печалей? Что он теперь – лишь свет угасшей звезды?

Больше всего на свете я хотел бы еще раз обнять маму и папу. Сказать им, как сильно люблю. Поблагодарить за все, чему они меня научили. За тот пример стойкости и мужества, что они явили своей жизнью и уходом.

Я смотрю на пожелтевший снимок, где мы все вместе – улыбчивые, беззаботные. Мысленно глажу родные лица, шепча: "Спасибо вам, родные. За то, что вы были. Я обещаю – буду жить так, чтобы вы мной гордились. Пронесу вашу любовь через года, передам детям и внукам. Вы всегда рядом, в моем сердце".

Прощание с самыми дорогими людьми – это всегда трагедия. Невосполнимая потеря, раскалывающая мир на "до"и "после". Но даже в самые темные моменты важно помнить – родительская любовь не умирает. Она становится маяком, незримо ведущим нас по жизни. Путеводной звездой, свет которой согревает даже в беспросветной ночи скорби.

И наш долг, наша миссия – пронести этот свет через годы. Жить так, чтобы родители могли нами гордиться. С благодарностью и теплотой хранить память о них в своем сердце. И однажды, много лет спустя, передать эту эстафету любви уже своим детям и внукам.

Как бы ни было больно, жизнь продолжается. И в наших силах наполнить ее смыслом, сделать настоящим памятником тем, кто подарил нам самих себя. Сохранить и приумножить тот мир любви, который они для нас создали. И в этом, наверное, и есть главный секрет б ессмертия – в том, чтобы оставить после себя любовь, ставшую путеводной звездой для других.

Потеря родителей – это боль, которая никогда не утихнет до конца. Пустота, которую невозможно заполнить. Но вместе с болью мы обретаем и бесценный дар – осознание того, насколько хрупка и скоротечна жизнь. Понимание истинной ценности каждого мгновения, проведенного с любимыми.

Теперь, когда мамы и папы нет рядом, моя любовь к ним не угасла. Напротив, она стала только сильнее, пронзительнее, осмысленнее. Я научился видеть их присутствие в каждой улыбке внука, в каждом добром поступке дочери. В том тепле и свете, которые они излучают – так похоже на бабушку с дедушкой.

Я стал более чутким, более внимательным к своим родным. Стараюсь никогда не упускать возможности сказать им, как сильно люблю. Поддержать, утешить, просто побыть рядом. Ведь я на собственном опыте узнал, как это важно – ценить близких, пока они еще здесь.

Конечно, боль утраты никуда не делась. Временами она накатывает с новой силой, напоминая о невосполнимости потери. Но даже в самые тяжелые минуты я ощущаю незримую поддержку родителей. Слышу их мудрые, ободряющие слова, вижу их лучистые глаза. И откуда-то из глубины души поднимается волна любви и благодарности – им, Богу, самой жизни.

Сейчас я понимаю – мы не прощаемся навсегда. Мы говорим "до свидания", в надежде на новую встречу – в том мире, где нет разлук. А пока наша задача – жить так, чтобы быть достойными продолжателями истории своего рода. Нести сквозь года ту любовь и те ценности, которые в нас вложили.

Каждый человек, который нас покидает, оставляет после себя незримый, но оттого не менее значимый след. Частичку своей души, своей мудрости, своего тепла. И наша миссия – не дать этому свету угаснуть. Напротив – раздувать его, превращая в путеводный маяк. Для себя, для своих потомков, для всех, кого мы встретим на пути.

Да, жизнь хрупка и быстротечна. Никто не знает, сколько отмеряно ему на этой земле. Но в наших силах прожить отпущенный срок так, чтобы оставить после себя любовь. Ту любовь, которая способна изменить мир, сделать его чуточку добрее и светлее.

Возможно, это и есть высшее предназначение человека – стать проводником любви. Соединить собой разорванную связь поколений, передать эстафету памяти и верности. И если каждый из нас сумеет зажечь в своем сердце хотя бы маленький огонек, то рано или поздно эти огоньки сольются в одно большое негасимое пламя. В тот вечный свет, который и есть суть и смысл нашей жизни.

Вот о чем я думаю сейчас, вспоминая родителей. Об этом неугасимом свете любви, который они сумели в нас зажечь. О той мудрости и стойкости, которую явили своим примером. О том душевном наследстве, которое оставили нам в утешение и поддержку.

Спасибо вам, мама и папа. За жизнь, за любовь, за все, что вы для нас сделали. Я обещаю – мы будем достойны вашей памяти. Будем жить так, чтобы вы могли нами гордиться. С той же верой, надеждой и любовью, которым вы нас научили.

Когда-нибудь мы обязательно встретимся – в мире вечного света, где нет ни боли, ни печали. А пока – мы пронесем вашу любовь через года. И передадим ее, как самое ценное сокровище, нашим детям и внукам.

Путь будет непростым – ведь дорога любви и памяти никогда не бывает легкой. Но мы справимся, потому что вы всегда рядом. В наших сердцах, в наших мыслях, в том незримом свете, который продолжает нас согревать и направлять.

И в этом – бессмертие. В той любви, которая остается даже тогда, когда нас уже нет. Которая делает нас частью чего-то большего, вечного. Частью той великой силы, что движет миром и заставляет сердца биться чаще.

Глава 37. Место легенд и самобытности

Уфа осталась позади, и впереди меня ждал город с богатой историей и необычным названием – Киров, он же Вятка, он же Хлынов. Сколько раз я здесь бывал, но всегда проездом, по делам. Никогда не было времени вглядеться в лицо города, понять его характер, проникнуться его духом. И вот сейчас у меня появилась такая возможность.

Встречает меня на вокзале Ольга – коренная вятчанка, большая любительница истории родного края. Она сразу предупреждает с улыбкой:

– Ты готов окунуться в водоворот городских легенд и преданий? У нас тут каждый камень дышит стариной, о каждом здании народ сложил свою байку. Так что скучать не придётся!

Первым делом мы отправляемся на перекрёсток улиц Московской и Свободы. Ольга показывает на ничем не примечательный дом и многозначительно произносит:

– Вот здесь, говорят, в войну жили две людоедки – Абатурова и Клюкина. Время было голодное, вот они и промышляли… Детей маленьких к себе заманивали, потом убивали и пирожки с их мясом на рынке продавали.

Я аж передёргиваюсь от этой жуткой истории. Хочется верить, что это просто страшная сказка. Но Ольга продолжает, как ни в чём не бывало:

– А в подвале этого дома потом черепа детские находили, представляешь? И кости всякие. Всё это под старым тополем похоронили, он до сих пор во дворе растёт.

Да уж, неприятное начало экскурсии. Но ничего, мы движемся дальше – на улицу Труда, к зданию бывшей тюрьмы. И снова Ольга удивляет меня мрачным рассказом:

– Здесь в 30-е годы заключённых расстреливали, прямо в подвале. Комната та до сих пор замурована, но кто видел – говорят, стены там в молитвах и именах изрешечены. А ещё все деревья вокруг тюрьмы какие-то корявые, неправильные. Люди думают – это от плохой энергетики места.

Признаться, и сам начинаю ощущать эту «плохую энергетику». Или просто разыгралось воображение? Так или иначе, я рад, когда мы покидаем этот мрачный квартал и направляемся в сторону центра.

По дороге Ольга показывает мне здание библиотеки имени Герцена. И, конечно, не упускает случая поделиться очередной байкой:

– А вот в этой библиотеке, говорят, привидения водятся. Давным-давно тут жила библиотекарша, у неё роман был с женатым мужчиной. А когда он её бросил – зарезала его, а потом сама руки на себя наложила. С тех пор неупокоенные души по дому ходят, пугают народ.

Я начинаю подозревать, что моя спутница – любительница страшилок и специально меня ими потчует. Но делаю вид, что мне очень интересно, и прошу рассказать ещё что-нибудь.

И Ольга охотно продолжает. Теперь наш путь лежит в Александровский сад, к пешеходному мосту через овраг. По словам моего гида, это место известно как «мост самоубийц»:

– Раньше на этом месте было языческое кладбище. Финно-угры своих покойников за оврагом хоронили, чтоб, значит, мир мёртвых от живых отделить. А как мост построили, так и пошло – словно путь открылся для неупокоенных душ. Теперь вот самоубийцы сюда так и тянутся.

После такого рассказа переходить мост как-то боязно. Но ничего, вроде бы проскочили без приключений. А впереди нас ждёт старинный особняк на Спасской улице, бывшая резиденция купца Аверкия Перминова. И снова Ольга не упускает случая добавить красок в свой рассказ:

– Этот дом в народе ещё «Воеводским» кличут. Говорят, сам воевода тут жил, а в подвале пытки страшные устраивал. До конца 19 века тут и дыба была, и ниши для «жаровенных пыток». А ещё болтали, будто Гоголь своего Чичикова с этого Перминова писал – он тоже, мол, с «мёртвыми душами» мошенничал.

Честно говоря, в какой-то момент меня начинает утомлять вся эта мистика и «чернуха». Понимаю, что город старинный, намоленный, со своими тайнами и скелетами в шкафах. Но неужели нет в нём ничего светлого, жизнеутверждающего?