Серебряная пуля. Антология авантюрного рассказа

– Вон он! – сразу зашумели несколько голосов.

Опять: «Ба-бах!» Потом в воду влетел всадник, но Михайло был уже на глубине, и лошадь, забеспокоившись, не пожелала идти дальше.

– К броду, к броду!

«Знать бы, где здесь брод. И чего этот „богомольный“ ничего про него не сказал?» На том берегу паслась лошадь Михайло. Вопрос, кто быстрее до нее доберется? Помогая течению, беглец, стиснув саблю в зубах, отчаянно заработал руками. Два всадника, не теряя Михайло из виду, двигались вдоль реки, время от времени появляясь в рваных клубах тумана, остальные ускакали к неведому броду. «Все равно уйду!» Гребок, второй, третий. Правая рука заныла, все ж таки зацепило, даже и не понял, когда.

Михайло выбежал на берег, когда от тумана не осталось и следа. Лошадь его смиренно ждала. Хозяин, торопливо потрепав ее по холке, стиснул зубы от боли и залез в седло, оглядел рану: «Ерунда, царапина». И тут появились всадники, трое. Они летели по кромке высокого берега прямо на Михайло.

– Не подведи! – крикнул тот каурой и рванул к перелеску.

Но не тут-то было, еще четверо скакали ему наперерез. Единственная возможность выскочить – повернуть направо, но тогда он приведет погоню прямо на свой малый стан. «Попробую проскочить меж ними». Михайло дернул за повод, решение принято. «Прости, Господи, ежели согрешил».

Враги разгадали его уловку и принялись сходиться, стремясь захлопнуть западню.

– Эй, залетные, я тут! – это из кустов выехал Черняй. – Тут я! – начал он оттягивать врагов на себя.

Четверо, решив, что новый противник посвежее, повернули на Черняя, трое продолжили дожимать Михайло. Многовато на двоих. Федька, крутнувшись, повел «своих» ватажников к перелеску. Михайло тоже решил вымотать «своих» погоней, все ж у него лошадь чуть свежее. Началась безумная скачка.

Добрая лошадка, добрая, сам на ярмарке выбирал, а все ж у ватажников кони оказались покрепче, расчет на отрыв не оправдался, беглец уже слышал топот почти за спиной. Ну же, родимая, еще немного! Надо разворачиваться, чтобы не получить удар по затылку.

И тут каурая, встав на дыбы, чуть не скинула всадника, Михайло железной хваткой вцепился в повод, это и спасло, а потом лошадка резко прыгнула вправо, а те, что наседали, полетели в пропасть. Овраг! Михайло спешился и полез вниз, его сабля довершила дело.

Шатаясь, он вылез, теперь надобно лететь на помощь Черняю, да выдержит ли каурая?

Коня без всадника Михайло встретил на окраине леска. Не Федькин, уже хорошо, а вот и труп чужака. Выходит, их всего трое.

– Эй! – крикнул и прислушался.

Нет ответа. Напрягая очи, поскакал вдоль тощих деревьев. Еще один ватажник, рассеченный надвое. Ну, Федька, ну ухарь! Да где ж он сам? Измотав лошадь, Михайло долго петлял, влезал на холмы и спускался. Никого не было видно. Сердце недобро сжималось. «Федя, ну, где ж ты?»

Федор нашелся только к полудню, он сидел под одиноко стоящим деревом, прижимая руку к боку. Рядом мирно паслись две чужие лошади, Федькиного коня не было видно, как и ворогов.

– Феденька, поранили тебя? – соскочил к дружку Михайло. – Где? Глубоко?

– Не, но кровит крепко, и ребро, должно, сломано, – слабыми губами улыбнулся Черняй, – ехать пока не годен, отлежаться надобно.

– Так ложись, ложись, Федя, – Михайло скрутил под голову дружку попону. – Дай гляну.

Он спешно начал перевязывать рассеченный бок. Рана неглубокая, сдюжит, не впервой.

– А ватажники где?

– Вон там лежат. Михалка, ты бери вон того конька и дуй назад. Нельзя малого с упырем оставлять.

– Да как тебя бросить? – растерянно пробормотал Михайло.

– Скачи, ничего мне не будет. Сам же видел, не крепко задело.

Чужой конь был послушен, может, чуял, что сейчас баловать не стоит, попадешь под горячую руку. Михайло добрался до Вороны, в укромном месте стояла кляча Леща и мерин Николки, ни «богомольца», ни мальчика не было. Куда их понесло? Ну, ясно куда – копать схрон, но ведь там же еще двое ватажников оставались, а, может, и больше.

Оставив лошадей, Михайло скатился по крутому склону и полез в воду. Обойдя плескавшееся на мелководье тело, он отправился к стану. Тревога придавала сил.

У шатра валялись оба ватажника с перерезанными горлами. Неужто дед их? Холодок пошел по спине. Ой, осторожным надобно быть с этим немощным старичком.

В отдалении, на пригорочке, кто-то яростно работал лопатой. «Как ему не терпится-то схрон забрать», – усмехнулся Михайло и пошел в ту сторону.

– Эй, Лещ, Николка где?! – крикнул издали и споткнулся о ногу.

Глядя на небо застывшим стеклянным взглядом, в траве лежал сам Лещ. Мертвый. А кто ж тогда копает?!

– Он на меня кинулся, пришлось, – раздался знакомый низкий голос с хрипотцой. – Сильный зараза оказался, еле совладал.

Да это ж сам засечный голова Ивашов! Один? В простой казацкой свитке. Михайло оглянулся в поисках отряда, потом, опамятовав, поклонился.

– А наши где?

– И наши тут. Пойдем, поможешь мне сундук вытянуть, тяжелый больно.

– А мальчик? Мальченка тут должен быть, Николка? – Михайло снова завертел головой.

– Не было здесь никакого мальчонки. Пошли, подсобишь, – зашагал к пригорку голова.

– Мне его найти нужно, хороший мальчонка, – продолжал напрягать зрение Михайло.

– Вот вынем сундучок и поищем, – как неразумному дитяте пропел Ивашов.

На дне ямы лежал небольшой кованый ржавым железом сундук.

– Ты прыгай, сынок, и мне подавай, а я приму, ловчее будет, – подсказал голова.

Михайло прыгнул вниз, яма была почти по грудь.

– Подхватывай, подхватывай, – показал, как лучше перехватить добро, голова.

Михайло нагнулся, чтобы поднять сундук. Тяжелый, зара-а-аза!

– Ба-бах!!! – прогремело почти над ухом.

Ивашов с занесенной саблей в правой руке рухнул к ногам служивого. Над ямой показалось меловое лицо Николки, в нос ударили запах пороха и гари.

– Мне дядя Федор дал, – дрожащей ручонкой протянул Николка пистоль, – показал, как заряжать надобно. Вот.

– Нагнись-ка, Никола, – поманил его Михайло.

Николка послушно нагнулся, Михайло наклонил его голову и поцеловал в макушку.

– Спаси Бог, тебя, сынок.

В сизой дымке небосвода крыльями ловил ветер большой ворон.

***

– Который твой двор? – оправив кафтан, нагнулся к Николке Михайло.

– Вон там, у колодца. Ой, попадет мне сейчас, – по-стариковски тяжко вздохнул тот, – у мамки рука тяжелая.

– Не бойся, прикрою, – усмехнулся в усы покровитель.

– Я ж на ярмарку отпросился, скоморохов смотреть, а сам… – снова шумно выдохнул Николка. – Дедушка такой почтенный, смирный на вид, сказал: «Хочешь мамке на платок заработать?» А кто ж не хочет! Я с ним и пошел, потом жалел крепко, а уж назад не поворотить, – в уголках глаз блеснули слезы.

– Ну, будет – будет, все уж прошло, – Михайло первым смело зашагал к плетеной калитке.

На широком дворе в траве сидела девчушка лет трех и играла свернутой из лоскута куклой. Рядом, заправив край подола за пояс, лихо рубила дрова молодая баба. Руки у нее действительно были крепкими, поленья разлетались при каждом ударе колуна.

– Матушка! – срывающимся голоском от калитки окликнул ее Николка.

Женщина дернулась, промахиваясь, разогнулась, на миг замерла, а потом, отбрасывая топор, бросилась к сыну:

– Николушка, дитятко мое! Живой! – сжала она чадо в объятьях, засыпала поцелуями. – Живой, живехонький, – большими синими очами ощупала блудного отпрыска. – Ты где его, ирод, держал?! – грозно сдвинув тонкие брови, пошла она на Михайло.

– Мамка, то не он, он меня спас, – поспешил защитить покровителя Николка. – Кабы не дядя Михалка, я б не воротился.

Взгляд синих очей из грозного стал любопытным, изучающим… и Михайло с разбегу кинулся в этот лазурный омут:

– А что, хозяйка добрая, хозяин вам не требуется? – пряча смущение, нагло выпятил он грудь, красуясь в новом кафтане. – Человек служивый, при жалованье, за возвращенное в царскую казну добро должностью пятидесятника пожалованный… ну, и по хозяйству не из лежебоких, – кивнул он на малую поленницу, добавляя себе достоинств.

– И добрый, – поддакнул Николка.

– Требуется, уж так хозяин добрый требуется, – одарила хитрой улыбкой служивого хозяйка, а на румяной щечке появилась игривая ямочка.

Григорий Родственников

АНРИ ЧЕТВЁРТЫЙ

Иллюстрация Григория Родственникова

С детства няня уверяла, будто я родился под счастливой звездой. Она брала меня на руки и показывала пальцем в ночное небо: «Смотри, вон звезда Фиона, далёкая и волшебная. Я видела, как она вспыхнула в день твоего рождения. Её лучи коснулись тебя, а значит – ты избранный. Везунчик и баловень судьбы».

Я вглядывался в усыпанный яркими точками небосвод и недоумевал, как няня умудряется распознать эту Фиону среди сотен таких же звёзд. Мне они казались одинаковыми. Но в одном старушка была права: не каждому выпадает удача появиться на свет в графском семействе Плермон. Я был четвёртым ребёнком, и отец в шутку называл меня Анри Четвёртый. Мой родитель был весёлым человеком и иногда, хорошо приложившись к бутылке, горланил на весь замок старинную песенку:

Жил-был Анри Четвёртый,

Он славный был король,

Любил вино до чёрта,

Но трезв бывал порой…

К сожалению, сам папа с возрастом всё реже оставался трезв. Может, тому виной слишком ранняя кончина моей матушки, а может, политическая нестабильность в мире. Империя трещала по швам, и всё больше планет отходило под знамёна содружества независимых миров. Родитель мой, как истинный «имперец», страшно ярился, топал ногами и грозил кулаком всем предателям и «долбаным инсургентам». Характер его с годами претерпел чудовищные метаморфозы от тихой злости к громогласной агрессивной напористости. Доставалось всем, от слуг до ближайших родственников. Моим старшим братьям повезло. Они вовремя успели покинуть родовое гнездо. А я был ещё слишком юн. Нет, отец не бил меня. Графское достоинство не позволяло ему размахивать кулаками, как простолюдину. Другое дело, если в этом кулаке была зажата шпага. Хозяин замка Плермон с глумливой пьяной усмешкой выхватывал клинок из ножен и, кривляясь, спрашивал:

«Ну что, Анри Четвёртый, покажешь, достоин ли ты называться дворянином?»

Вельможные глупости о том, что надо защищать свою честь древним оружием, всегда вызывали во мне глухое раздражение. В век бластеров и биоронов махать железной палкой казалось мне верхом безумия. Вот только родитель думал по-другому. Он нападал на меня с бешеной яростью и всегда норовил бить по рукам и ногам. Хорошо, что шпаги были спортивными, но и при этом я к концу поединка превращался в стонущую отбивную. Он лупил меня яростно и беспощадно, пока сам от изнеможения не ронял шпагу. А я забивался в дальний угол замка и плакал от унижения и злости. Наука отца не пропала даром. За несколько лет таких упражнений я неплохо овладел фехтованием, и уже сам принялся наносить родителю чувствительные тумаки. Однажды даже перебил ему ключицу. Не знаю, чем бы всё закончилось, но случилась трагедия.

На фуршете в честь именин шестилетнего императора отец перебрал вина и накинулся на хозяина дома, барона Вернона, с кулаками. Тот заявил, что империя отжила своё, а малолетний император слишком глуп, чтобы осуществить необходимые реформы. Получив от родителя в нос, барон потребовал сатисфакции, полагая себя непревзойдённым мастером энергетического клинка. Но я-то знал, кто из ныне живущих дворян действительно настоящий мастер. Барон по глупости потребовал установить заряд оружия на максимум, и в этом была его фатальная ошибка.

Поединок был недолгим. Папаша разделал предателя как Бог черепаху. Присутствующие на празднике дамы ещё не успели завопить, а противник уже распался на несколько обугленных кусков плоти.

Отец отсалютовал шпагой останкам барона и с достоинством отбыл восвояси. Вот только не учёл мстительности семейства Вернон.

Не прошло и дня, как в наш родовой замок угодила двенадцатифутовая плазменная торпеда. Вражеский катер беспрепятственно вошёл в слепую зону, потому что был идентифицирован как планетолёт моего старшего брата.

От величественного сооружения, к строительству которого приложили руки шесть поколений Плермонов, не осталось ничего. Уцелел лишь семейный транспорт в подземных ангарах. А вот люди… люди погибли. Я в одночасье лишился отца и двух братьев, которые на свою беду приехали к нам погостить.

Мне удалось выжить по чистой случайности. Во время взрыва находился в спасательной капсуле. Там у меня был тайник с древними, ещё печатными книгами. Отец не разделял моего увлечения чтением, и однажды в алкогольной ярости сжёг всю библиотеку. Мне посчастливилось спасти лишь десяток любимых фолиантов. В тот злополучный день я с увлечением листал роман Шекспира о двух влюблённых из враждующих родов, когда моя миниатюрная квартирка вздрогнула и накренилась набок, на мгновение пропало освещение. Я активировал шлюз, но не смог выйти наружу. Безрезультатно я взывал о помощи. Никто не отвечал. Коммуникатор молчал. В капсуле имелся сигнальный модуль. Я связался с полицией и попросил разобраться в случившемся. Позже, когда меня отрыли спасатели, я долго не мог поверить своим глазам. Горы серого крошева с клубами чёрного дыма… и больше ничего. Белокаменные башни с остроконечными шпилями, черепичные под старину крыши, обсерватории и резные балконы – превратились в прах. Когда я осознал, что у меня больше нет дома, то зарыдал, как девчонка.

Потом я пытался связаться со старшим братом. И тут меня постиг новый удар. Мой брат – убит. Негодяй, сбросивший торпеду, прибыл на его планетолёте. Помню, как я рычал и грозил кулаком вероломным Вернонам. Я мечтал об одном: уничтожить их всех до единого, извести проклятое семейство под корень.

У меня почти не осталось родственников, денег не было. И хотя у отца лежала немаленькая сумма в одном из имперских банков, я не мог воспользоваться наследством, ибо ещё не достиг возраста двадцати лет. Нашёлся опекун – троюродный дядька. Только я не стал его дожидаться. Продал семейный транспорт и отбыл в Империю. Я намеревался подать жалобу в верховный сенат на преступления Вернонов, но этого не понадобилось. Вспыхнула война. Проклятое семейство оказалось на стороне врага. Теперь я мог уничтожать этих мразей на законных основаниях.

На призывном пункте пожилой майор неодобрительно зыркнул на рукоять энергетического клинка у меня на поясе и вкрадчиво спросил:

– В пиратов пришли поиграть, граф Плермон?

– Я пришёл драться за Империю.

– Драться? – усмехнулся он. – Наверное, сразу в капитаны корвета метите?

– Почему корвета? Я могу командовать любыми судами малого и среднего тоннажа. Вы же видели мой диплом об окончании имперской школы пилотов.

– А командовать, молодой человек, у нас есть кому. А вот солдат и моряков не хватает. Все, знаете ли, рвутся в командиры. Только нам нужны кадровые офицеры, а не мелюзга с дворянскими амбициями.

Увидев на моём лице гнев, примирительно замахал руками:

– Ладно, ладно, граф, не хотел обидеть. Вид у вас боевой, настроены решительно. Командных должностей пока нет, штат укомплектован на шестнадцать секторов. Слетайте в другой департамент, может, чего найдёте. Или вступите в общество «Имперских джентльменов», это как раз по вам. Там вашего дворянского сословия богато собралось. И графы, и маркизы, и бароны, и эти… как их, виконты.

– Что это за общество?

– Пираты! – выпалил майор. Но тут же смутился и поправился: – Хотел сказать, каперы. Император одобрил выдачу каперских патентов. Сейчас война, и захват вражеских грузов нам на пользу. Главный там маркиз Каррамба.

– Каррамба? – удивился я.

– Прозвище, конечно. На самом деле зовут Альфред Кори, но требует, чтобы его величали Каррамбой. Вздорный старик. И, похоже, с большим прибамбахом. Одевается, как корсар из книжек, трубку курит, на плече робот-попугай. Одним словом, кретин.

– И вы меня отправляете к этому кретину?

– Это я так… к слову. Дед своё дело знает. У «содружества» уже вырос большой зуб на него. Даже награду за голову назначили. Попробуйте к нему примкнуть. Там все дворяне.

– На какой планете база этих «джентльменов»?

– Вам повезло. Этот чудак расположился у нас. Город Сузи. Таверна «Сумасшедший краб». Там они гуляют после грабежей… В смысле, после военных операций…

* * *

Названный служакой городок оказался недалеко. Таверна также легко отыскалась. Вид у заведения был престранный, ощущение, что я угодил в пиратский кабак прошлых веков. На стенах деревянные штурвалы, под потолком рыбацкие сети, у дальней стены здоровенный мерцающий серым металлом якорь. Официантки в коротеньких юбочках и тельняшках, на головах треуголки. Длинные столы, стилизованные под дерево, тарелки и высокие кружки также с претензией на древность. А уж многочисленные посетители являли собой настолько дикое костюмированное сборище, что я с трудом сдержал в себе крепкое словцо. Было ощущение, что я попал на маскарад, а не собрание бойцов вспомогательного флота. А ещё сразу же убедился, что с дисциплиной тут далеко не всё в порядке.

Не успел переступить порог, как мне в голову полетел тяжёлый резной табурет. Я пригнулся, и предмет мебели врезался в большое зеркало за моей спиной, которое тут же осыпалось мелкими осколками.

Целились не в меня. Пятеро мужчин в нелепых пёстрых одеждах пытались одолеть юркого блондина, одетого в облегающий чёрный комбинезон с нашивками звёздного флота Империи. Ну, хоть кто-то одет по форме.

А драка шла нешуточная. Противники у блондина были крепкие парни с большими кулаками. Оружия ни у кого не заметил. Наверное, сдают, и это правильно. Не хватало перестрелять друг друга в запале схватки. А вот смельчак действовал, на мой взгляд, не совсем честно. В руке у него был шлем с гребешком – отличительный признак пилотов истребителей. И гребешок этот был заточен до бритвенной остроты. В этом уже убедилось несколько нападающих. Один зажимал порез на предплечье, и судя по обилию крови – весьма глубокий. Другой сидел на полу и громко орал, потому что вояка почти перерубил ему голень. Третий прислонился к столу, держась за рассечённую щеку.

Стоял такой чудовищный шум, что ничего не было слышно. И все же я разобрал чей-то бас:

– Хуго! Принеси парализатор, иначе этот дурак всех покалечит!

Кричал краснорожий старик в нелепой треуголке с перьями, его длинные седые волосы были заплетены в две толстые косицы, в одной из них торчала длинная курительная трубка. Попугай на его плече перетаптывался, разевал клюв и поднимал хохолок. Ты-то мне и нужен, маркиз Каррамба.

Я раздумывал, как удачнее подойти к старику и что сказать, но в этот момент клубок из дерущихся подкатил ко мне. Блондин хорошо дрался. Работал обеими ногами, левой рукой наносил чувствительные удары противникам, а правой, с зажатым в кулаке шлемом, рубил их без всякого сожаления. Брызгала во все стороны кровь, оседали на пол незадачливые драчуны, несколько валялись на полу без признаков сознания. Двое оставшихся с выпученными глазами пытались достать его кулаками, но безуспешно. В какой-то момент блондин в пылу мордобоя налетел на меня, ожёг злым взглядом и с криком «В сторону, щенок!» врезал мне локтем в нос.

Яркая, как вспышка, боль заставила меня отшатнуться. Из обеих ноздрей хлынула кровь. Но вместе с болью я ощутил такую зверскую ярость, что сам не заметил, как сорвал с пояса рукоять энергетического клинка.

Хорошо, что заряд стоял на минимуме.

– Эй, сударь, – прошипел я. – Вам, кажется, надоело жить?

Блондин тем временем покончил со своими противниками. Одному врезал коленом в живот, и когда тот согнулся – вырубил ребром ладони по шее. Другого так лягнул ногой, что тот улетел за соседний столик, сбивая кружки и бутылки.

Удивительно, но в этом немыслимом шуме он меня услышал. Ультрамариновые глаза недобро сощурились:

– Ты что-то прокукарекал, петушок?

Утирая рукавом кровь, я спокойно сказал:

– Я дворянин и не прощаю обид. Вы ударили меня…

– Ударил? – расхохотался блондин. – Я погладил тебя, сынок. А вот сейчас ударю.

– Дантес! – крикнул Каррамба. – Не тронь парня! Он – чужой, не из наших!

В наступившей тишине хохот задиры показался зловещим.

– Хорошо, адмирал! Я не буду его бить. Но за наглость проучу. Я его высеку, ха-ха! Сынок, – обратился он ко мне, – давай ты добровольно снимешь свои бархатные штаны и подставишь зад под мой ремень? В противном случае я срежу их с тебя, как шкурку с персика! И не поручусь, что ненароком не попорчу твою аристократическую шёрстку.

Это было уже слишком. Кровь прилила к лицу. Помнится, отец говорил мне, что все Плермоны, когда им наносят обиду, краснеют словно помидоры, и это, мол, хорошо. Потому что у тех, кто краснеет – кровь приливает не только к лицу, но и к мышцам, сердцу, мозгу. Они активнее, и более способны принять правильное решение в ситуации, когда действовать надо быстро. Так говорил мой родитель, но мне всегда было стыдно пламенеть на публике щеками. От осознания того, что сотня людей сейчас смотрит на мою пунцовую физиономию, моя ярость достигла пика.

Я нажал на кнопку, и из рукояти вылезло длинное жало энергетического клинка.

– Вот это удилище! – рассмеялся блондин, но я видел, что он напрягся и приготовился отбить мой выпад шлемом, левую ногу отвёл чуть в сторону, корпус вполоборота…

Но я не собирался долго возиться с ним. Одни быстрый удар по запястью его правой руки, и шлем улетает в сторону. А потом укол точно в лоб. По наконечнику клинка пробежала короткая искра. Лицо блондина окаменело, глаза закатились, и он рухнул навзничь.

Тишина висела долго. Наконец раздались негромкие хлопки в ладоши. Это Каррамба выразил своё одобрение. А потом уже весь зал взорвался хохотом, улюлюканьями и криками «браво».

Меня усадили за стол, сунули в руку кружку с элем, похлопывали по плечам. А я чувствовал себя не в своей тарелке и всё порывался сказать Каррамбе, что пришёл записываться в каперское сообщество.

Кто-то вызвал роботов-санитаров. Рабочие убирали поломанную мебель, уборщики сметали осколки разбитого зеркала. Официантки в коротких юбочках разносили напитки и закуску. Одна из них нагнулась, и я увидел, что трусиков на ней нет… Не знаю, но это открытие окончательно расстроило меня. Обычный портовый бордель, а я надеялся здесь найти братьев по оружию… Сюда же приходят только пить, блудить и драться.

Пока робот-медик вставлял мне в носовые ходы какие-то капсулы и делал рентген, Каррамба похлопывал меня по руке и басил:

– Не обижайся на Дантеса. Он неплохой парень, и рубака каких мало. Да ты и сам видел, как дерётся. Десятерых вырубил, пока ты не подоспел. Но характер вздорный. За это из армии попёрли, со старшим офицером схлестнулся. А сейчас он малость не в себе. В прошлом рейде мы захватили корабль с «цветным льдом». Сам знаешь, дорогущая дрянь. Вот он и не удержался – попробовал, крышу и сорвало.

– Меня зовут Анри… – начал я, но старик перебил:

– Я знаю. Граф Анри Плермон. У тебя идентификатор активирован, и я давно считал все данные. – Он постучал ногтем по клипсе на мочке уха. – Школа имперских пилотов с отличием. Ты нам подходишь. Какое у тебя судно? Тип? Класс?

– У меня пока нет корабля…

– Это плохо, – вздохнул Каррамба. – У нас здесь только капитаны, – он обвёл рукою шумную компанию. – Дворянское собрание. Нижние чины отдыхают в других заведениях. Если нет денег – могу предложить вступить в мою абордажную группу. Клинком владеешь отменно…

– Деньги есть, – заверил я. – Просто только прилетел, ещё не успел освоиться. А корабль непременно куплю.

– Отлично, – кивнул старик, и попугай на его плече заорал:

– Отлично! Отлично!

Адмирал щёлкнул его по клюву, и тот замолк.

– Дам наводку, где лучше покупать. На краю Сузи, на резервном порту – стоянка. Там мой знакомый работает, он мне по жизни должен. Я ему сообщение кину. Отдаст по сходной цене. И запомни, граф, в нашем деле главное пушки.

– Пушки! Пушки! – заверещал попугай, но Каррамба на этот раз не стал его прерывать, а только растянул рот в усмешке.

* * *

Эх, задешево я продал родительский транспорт. Цены на ярмарке кораблей кусались. Даже с учётом «хорошего» знакомства торговца с адмиралом каперов. Я ходил по космодрому и облизывался. То, что мне нравилось – стоило немыслимых денег. А ведь надо ещё нанять команду.

Лишь под вечер отыскал неплохую посудину. Разведывательный бриг с экипажем на пять человек. Но вот беда – из вооружения только метеоритная пушка.

– Очень хороший ход, – уговаривал меня торгаш. – От любого убежать можно. Кроме того, есть возможность установки оборудования для гиперсветового прыжка. Хлоп – и только тебя и видели. Рекомендую.