Полная версия
Метафизика опыта. Книга III. Анализ сознательных действий
Психологи обычно распределяют функции Эго по трем основным разделам – Чувство, Мышление и Воля, что является отличной классификацией с точки зрения здравого смысла, хотя эти три функции пересекаются и не являются взаимоисключающими. Для научных и философских целей более полезной классификацией будет та, которая была предложена здесь, а именно: процессы или функции представления чувств, спонтанной и волевой реинтеграции, принимая каждое из этих трех подразделений как включающее свои собственные особые виды чувств. Но важно отметить, что обе классификации являются классификациями процессов, то есть основаны прежде всего на различиях не в содержании восприятий или переживаемых объектов, а в процессах восприятия или переживания, как функциях агента. Это, как мы видели, действительно функции или процессы в нервной системе или субъекте, и как таковые они подпадают под деления физиологически определенные, деления, вероятно, совершенно отличные от тех их сознательных обусловленностей, которые мы сейчас используем для их описания. Обнаружить эти физиологически различные функции и подогнать их под деления, выявляемые или подлежащие выявлению при простом анализе сознания, – вот задача, наиболее настоятельно требующая решения в физиологической психологии будущего. Отсюда следует, что мы не сможем полностью понять, что такое Эго, или сознание как таковое, пока не подойдем к нему со стороны Субъекта и не сделаем его объектом физиологической психологии в дополнение к метафизике. В нейро-церебральной системе, по-видимому, нет ни одного места, предназначенного исключительно для сознания, но различные функции системы в целом имеют различные способы сознания, зависящие от них, которые мы можем назвать различными способами единства этого сознания. И главные из них, которые только что были обозначены, могут быть снова разделены на более мелкие режимы сознательного процесса по тем же принципам. Поэтому, хотя мы должны избегать гипостазирования Эго как агента, мы все же можем продолжать объективировать единство сознания субъекта и, видя, что единый термин является практической необходимостью, продолжать выражать его одним и тем же знакомым именем. Хотя Я или Эго больше не гипостазировано, оно по-прежнему имеет совершенно уникальную природу и положение. Возьмем его сначала со стороны познания. Одно среди объектов оно является объективацией субъективного аспекта сознания как такового, или, скорее, в отличие от его объективного аспекта. Восприятие не является объектом, пока оно само не воспринимается как воспринимающее в некотором данном восприятии или восприятиях. Тогда оно является восприятием самого восприятия и может быть обобщено как субъективный аспект во всех восприятиях. Поздний субмомент восприятия является восприятием предшествующих субмоментов восприятия. Восприятие тогда становится объективным и субъективным аспектом восприятия одновременно, не меняя своего характера быть субъективным аспектом. Ибо именно этот субъективный аспект и есть тогда и в этом характере воспринимаемый объект. В этом нет никакого противоречия, потому что процесс восприятия всегда является процессом не только во времени, но и рефлексии или ретроспекции во времени, и этот процесс, происходящий в любой данный момент, воспринимается в последующие моменты того же самого процесса. Между предшествующим и последующим восприятием не возникает никакого отношения реальной обусловленности. Отношение между воспринимающим и воспринимаемым, взятыми как части познания, не есть отношение между делимыми, не есть отношение реальной обусловленности.
Это не только моменты восприятия, предшествующие данному настоящему моменту, но и моменты, последующие за ним, которые, если обобщить эту идею, должны быть восприняты как составляющие часть Эго; поскольку они также будут подчиняться тому же закону и иметь ту же природу восприятия, если только они вообще появятся. Это восприятие восприятия – то, что в строгом смысле слова подразумевается под самосознанием, самосознанием Эго. Не то чтобы Эго было воспринимающим; субъект, а не Эго, является воспринимающим агентом; но просто то, что восприятие, которое мы имеем в виду, говоря об Эго, является восприятием восприятия в объясненном смысле. Эго не имеет, а является Самосознанием. Факт сознания, а не само сознание, есть воспринимаемое в нем Я. И снова о существовании. Восприятие Эго – это не то же самое, что восприятие чувств и идей в отличие от материальных объектов, или объективной мысли в отличие от объектов, о которых думают. Содержание сознания как такового не есть Эго. Сознание Эго также не есть просто сознание, взятое как существующее, но отличное от своих объектов или от своего содержания, что свело бы его к совершенно пустой или бесцветной абстракции, фактически к нулю. Это процесс сознания, когда оно воспринимается как одно и то же (по виду) во всех случаях; факт изменения сознания, который делает его процессом; тот факт, что каждый момент – это оглядывание на одно содержание, наполненное другим, каждое содержание начинает отступать в память с того самого момента, когда оно возникает за порогом; восприятие, воспринимаемое как существующий процесс или как изменение, вместо того чтобы определяться содержанием в отличие от процесса; короче говоря (чтобы сказать это еще раз), рефлексивный характер всего восприятия; – именно это мы воспринимаем, когда говорим, что мы самосознательны, или воспринимаем наше Я или наше «Я». Воспринимать наше восприятие – значит воспринимать его как процесс, который имеет свою природу, или содержание, как процесс, а именно изменение в непрерывном времени; процесс, который всегда один и тот же и всегда отличим путем абстрагирования от особых содержаний, между которыми он меняется, то есть от особых изменений, которые он включает. Когда мы вспоминаем, кем мы были в то или иное время, мы вспоминаем факт нашего сознания того или иного, и этот факт мы приписываем себе, как составляющий то, чем мы были, исключая из себя то или иное, что мы сознавали, как несущественные случайности.
Главный аргумент, на который больше всего опираются те, кто хотел бы гипостазировать Эго, противоречит всему анализу опыта, изложенному в первой книге. Верно, что рефлексивное восприятие исторически предшествует восприятию субъекта. Возможно, верно и то, что наше отчетливое восприятие его как познающего исторически предшествует существованию в нас этого восприятия. Но из этого не следует, что оно воспринимается как реальное агентство или даже что его можно представить себе как реальное агентство без предшествующего восприятия Субъекта, из которого, как мы видели, только и вытекает идея реальных агентов и агентств. До этого восприятия никакое Я или Эго как агент не воспринимается и не может быть воображено. Таким образом, приоритет даже двойного рефлексивного восприятия по отношению к восприятию Субъекта является приоритетом исключительно в генезисе идеи или концепции Я или Эго как агента; и ошибочно превращать этот приоритет в приоритет объекта этой идеи или концепции как реального агента в порядке реальной обусловленности, если только не будет показано, что, когда рефлексивное восприятие изначально воспринимается, оно воспринимается как реальный агент. Теперь это опровергается вышеприведенным анализом, как в настоящей книге, так и в книге I. Но даже если предположить, что это не так, – что тогда? В результате гипостазируется рефлексивное восприятие как агентство, и Эго, как гипостазированный агент процесса, становится совершенно излишним. Вот почему Гегель, придерживавшийся ошибочности гипостазирования Мышления как агентства, смог отвергнуть трансцендентальное Эго Канта (а вместе с ним и абсолютное Эго Фихте) как фикцию. Он справедливо увидел, что это всего лишь схоластическая Душа или Ум, только заново провозгласившая свою непознаваемость. Теперь не только это заблуждение, но и первичное заблуждение, на котором оно основано, первичное заблуждение превращения приоритета в генезисе идеи или концепции в приоритет объекта, мыслимого этой идеей или концепцией как реального агента в порядке реальной обусловленности, без отчетливого доказательства его реальности в этом характере, – заблуждение, лежащее в основе всех так называемых идеалистических философий, – которое разоблачается и, можно надеяться, исключается анализом книги I, к которому я обращаюсь. Ни один способ сознания, даже Мысль или Воля, не является и не может быть немедленно воспринят как агентство; факт агентства, в отличие от факта процесса, является производным и выводимым фактом.
Неспособность или отказ отличить то, что воспринимается сразу, от того, что является производным и выводимым, в опыте, обычно известном как самосознание, достаточны сами по себе, чтобы заклеймить все идеалистические теории как эмпиризм.
Есть две причины рассматривать Эго так, как я это делаю сейчас, под заголовком «Рединтеграция» и в посвященной ему главе. Первая заключается в том, что его нельзя понять, если мы предварительно не увидели, что такое Субъект, или, во всяком случае, что подразумевается под реальным генезисом и обусловленностью сознания, и таким образом получили возможность объединить психологические концепции с метафизическим анализом. Второе – это то, что как особый объект он первоначально воспринимается в реинтеграции, посредством внимания к поездам восприятия, и более того, что восприятие его как особого объекта предполагает или, во всяком случае, включает в себя восприятие некоторого центрального материального объекта, как местопребывания сознания, отделенного от материи.
Восприятие Эго происходит в результате спонтанной реинтеграции под воздействием внимания, что в некотором роде аналогично тому, как восприятие удаленных материальных объектов происходит в результате того же процесса с помощью тех же средств. Подобно этим объектам, он также занимает свое место в последующих спонтанных рединтеграциях, как концепция, доминирующая над всем их ходом и содержанием. В дальнейшем воспринимающий акт или момент восприятия, в отличие от содержания или объектов, воспринимаемых этим актом, рассматривается как объект, и о нем говорят как о двух, то есть как о самосознании, которое либо является, либо делает агента, которому оно принадлежит, Я или Личностью. Термин Я – это термин, которым самосознающее существо обозначает и описывает себя как самосознающее. Таким образом, восприятие Эго, как и восприятие Субъекта, имеет за собой историю в объективном мышлении, и его объект, Эго, как часть сознания, имеет реальное существование в качестве объекта, о котором думают; оно является частью сознания как реально существующее. Но Эго не имеет также того, что имеет Субъект, – реального существования предполагаемого реального состояния. В свете этого различия Эго принадлежит только объективной мысли, а Субъект – миру реальных и материальных агентов. Эго – эмпирический центр мира мысли, Субъект – эмпирический центр материального мира, о котором думают. Эго сидит в Субъекте и обусловлено им, и обычно воспринимается, и всегда должно восприниматься как таковое.
Рассматривая историю восприятия Эго в рединтегративном сознании, очевидно, что шаги, которые ведут к его достижению, а также те, которые позволяют точно определить его и полностью развить, должны были быть и будут постепенными. Восприятие сознания, или ощущения, в отличие от материальных объектов, несомненно, было рудиментарной формой восприятия Эго, реального или воображаемого. И это первое восприятие, как мы видели в Книге I, было со-временным с восприятием Тела, которое можно назвать рудиментарной формой Субъекта, как центрального объекта материального мира. Сознание тогда воспринималось как находящееся в теле и в то же время как обладающее отдельным единством, характером и собственной историей. В соответствии с этим его стали рассматривать либо как зависящее от нематериального агентства, сидящего в теле, либо как само являющееся таким агентством. Истинное представление о нем, как я пытался показать, – это представление о единстве философски субъективного аспекта сознания, не воспринимаемого отчетливо иначе, как при внимательном и аналитическом рассмотрении конкретного сознания, к которому оно принадлежит.
Когда будет признано, что материальный субъект содержит в своей нервной системе и нервных процессах все ближайшие реальные условия процессов сознания во всех их деталях, мы избавимся не только от всех более древних гипотез относительно реальной обусловленности сознания, но и от, возможно, последней и самой современной из них – непродуманной концепции, согласно которой нервный процесс и сознание, или, как иногда выражаются, мозг и разум, являются двумя аспектами одной и той же вещи, или одной и той же вещью, рассматриваемой с противоположных точек зрения. В то же время в концепции нервного процесса как реального условия сознания мы получим единственное адекватное средство для учета и отслеживания тех побочных путей сознания, которые в последнее время стали наиболее заметным объектом физиологической психологии; в первую очередь к ним, пожалуй, можно отнести поразительные феномены множественной личности. Эго, или самосознание, опирается главным образом на рединтегративные, в отличие от презентивных процессов, то есть на процессы, связанные с памятью и воображением, которые обусловлены нервными процессами. Отсюда следует, что всякий раз, когда два или более нервных путей или наборов нервных процессов, деятельность которых
деятельность которых обычно порождает сознание вместе, настолько разобщены, что всякий раз, когда деятельность одного из них стимулируется к сознанию, деятельность другого остается работать, если вообще работает, ниже порога, то каждый из этих разобщенных трактов или наборов процессов, когда его сознание поднимается выше порога, также будет сопровождаться личностью, разобщенной с остальными. Чтобы восстановить в таких случаях диссоциации нормальное единство и полноту личности субъекта, необходимо восстановить единство между несколькими трактами или наборами процессов в отношении точки, в которой их деятельность сопровождается сознанием, или, выражаясь образно, привести их несколько порогов сознания к одному и тому же уровню.
Существование Эго, то есть некой реальной черты в сознании, которая выражается в использовании нами терминов Я и Мы, является неоспоримым фактом. Вопрос в том, какова природа этой реальности, что действительно и исключительно подразумевается, когда мы используем эти термины. Очевидно, что, хотя я говорю об Эго в этом смысле как о реальности, я не выдвигаю приведенную мной концепцию, которая является результатом метафизического анализа, как идентичную концепции, сформированной здравым смыслом, не более чем любой из концепций, существующих, насколько мне известно, среди психологов в настоящее время. Я выдвигаю ее как истинную концепцию Эго, основанную на анализе фактов, на которых, без анализа, основаны и здравый смысл, и современные психологические концепции; анализ объясняет генезис и ошибки этих концепций, а полученная концепция, следовательно, является тем, что я хотел бы заменить ими. Требуется некая истинная и философская концепция того, что же это такое, что мы действительно имеем в виду, когда говорим «я» и «мы». Объект, который действительно предстает перед нами, когда мы используем эти термины, – это то, что технически называется Эго. Именно для него требуется определение, основанное на анализе. Необходимо тщательно различать две вещи: восприятие, известное как самосознание в реальном опыте каждого человека, и истинную концепцию или интерпретацию этого восприятия, данную философски направленным вниманием и анализом. Именно нынешняя интерпретация Эго как агента, познаваемого или непознаваемого, которую я пытался показать, не имеет оснований в фактах, дающих восприятие самосознания в реальном опыте. Абстрактное единство, даже если оно является единством сознания, не может без грубых ошибок быть гипостазировано как реальный агент или агентство. Мышление здравого смысла по своему действию является конкретным, а не аналитическим. Точно так же, как в своем представлении о материальном объекте здравый смысл ставит его вторичные качества, как они называются, то есть, напр. его цвет, тепло, сладость, запах, звучность, на одну ступень с его так называемыми первичными качествами, которые представляют собой материю и реальное состояние, и считает материальный объект одновременно и в одном и том же смысле соединением всех этих качеств, так и в случае с Эго здравый смысл отождествляет сознание с агентом или деятельностью, реальной или предполагаемой, которая обладает или осуществляет его, считая Эго одновременно агентом и сознанием в одном и том же смысле. Эта концепция Эго, основанная на здравом смысле, является корнем, из которого проистекают различные современные психологические концепции, некоторые из которых были отмечены выше, и все они являются ее модификациями, содержащими одно и то же заблуждение. А это заблуждение состоит в том, что Эго представляется как Мысль, Эмоциональное чувство и Воление, а также как их агент или активный принцип, сразу и в одном и том же смысле. Истина, вытекающая из подлинного анализа, состоит в том, что Эго является существенным субъективным напряжением или элементом во всем сознании и, следовательно, во всех этих различных видах или режимах его, в той мере, в какой они являются видами или режимами сознания, но что в том, что касается агентности в них, оно зависит от деятельности материального Субъекта. Оно обусловлено этой деятельностью Субъекта, но не тождественно ей или ей. Эго – это способ или аспект сознания как экзистенции, обусловленный Субъектом как материальной экзистенцией. И все конкретное сознательное бытие является двойным, не в том смысле, что его материальность и его сознание являются противоположными аспектами друг друга или одной и той же вещи, а в том смысле, что они непосредственно связаны между собой как условие и обусловленность.
Пока концепция здравого смысла ограничивается здравым смыслом и целями повседневной жизни, она совершенно справедлива, безвредна и незаменима. Но когда она переносится в науку или в философию и поддерживается как научная или философская концепция, тогда и в этом характере она начинает действовать, подменяя ложный анализ и интерпретацию признанной двойной природы сознательного существа истинными; истина же состоит в том, что сознание и Эго связаны с нервными процессами субъекта как условия с их условиями, а не как их субъективный аспект или как их оживляющий интеллект.
Беда этой концепции не в том, что она объединяет сознание и субъект в единое сознательное существо, ибо это истинный и очевидный факт опыта, а в том, что она объединяет их под ложными красками, вследствие ложного анализа этого факта опыта, ложного различения между его составными частями. Отсюда и проистекает беда в науке и философии, а не в опыте здравого смысла, пока он остается в своей собственной области. Практически Эго можно рассматривать как новый характер, принимаемый Субъектом, как его представляет себе здравый смысл. И этот характер субъекта мы выражаем, когда называем его личностью. Агент, который может сказать «я» в результате размышления о своей собственной осознанности, является Личностью; и Личность – это общий термин для обозначения этой характеристики.
§5. Эмоции личности
Нам еще предстоит более подробно рассмотреть, как и в каком смысле восприятие личности является эпохальным, то есть представляет собой эпоху или поворотный пункт в истории и развитии реинтегративного сознания. Его действие, как мне кажется, должно быть представлено следующим образом. Восприятие субъектом своей собственной личности или личности тела, которое является рудиментарной и донаучной формой субъекта, обязательно сопровождается умозаключением о личности других субъектов, которыми он непосредственно окружен. Его восприятие себя и умозаключение об их личности начинаются и развиваются вместе, проходя через различные стадии все более отчетливого и ясного восприятия, начиная с тех, которые характерны для младенцев и низших животных, и заканчивая теми, которые характерны для взрослого человека цивилизованной культуры. Но на всех этих этапах и в какой бы точке эволюции мы ни остановили свой взгляд, мы обнаружим, что личность, которую субъект воспринимает в себе и (путем отражения от себя) в других, дифференцирует эмоции и страсти субъекта, привнося новый характер в представления или образы, в которых они возникают, и придает им совершенно новый тон и цвет. Эмоции (включая здесь и в других местах определенные желания, чувства и страсти), таким образом, разделяются на два класса, которые исчерпывают все их поле, – (1) эмоции, которые не имеют, (2) эмоции, которые имеют, реинтегративное сознание сознательных существ, будь то Я или другие, как их представленный объект. Эмоции последнего класса чаще всего называют моральными или социальными, 4но личностные – лучшее название для них, поскольку оно более четко указывает на способ их происхождения; хотя на ранних стадиях их развития они рудиментарны и плохо определены, как и соответствующие идеи личности, которые служат их репрезентативным объектом или рамкой.
Эти эмоции, которые мы испытываем по отношению к личности сознательных существ, естественно, меняются в зависимости от нашего представления об этой личности. Но они широко отличаются от тех, которые мы испытываем по отношению к существам, которые мы представляем как просто чувствующие, без реинтеграции, и тем более по отношению к существам, которые мы представляем как бессознательные. Их отличие состоит в том, что мысли, чувства и воления представляются как сознательно испытываемые субъектами, чья личность, следовательно, представляется как объект нашей собственной. Кроме того, испытывая эти эмоции, наша собственная личность стоит в качестве объекта точно на той же ступени, что и личности других, в том смысле, что все они являются непосредственными объектами эмоций, которые мы испытываем, представляя их. Однако есть разница в том, что личности других заняли это место в наших представлениях благодаря умозаключениям, сделанным на основе действий, речи, жестов, взгляда и так далее их соответствующих субъектов, в то время как наша собственная личность является объектом идеи, сформированной путем простой реинтеграции нашего собственного опыта. Но во всех случаях представленная личность является непосредственным объектом эмоции, которую она, как говорят, внушает, а представление о ней – это образ или рамка этой эмоции в человеке, который ее испытывает». Однако личные эмоции не возникают как совершенно новые чувства в представлении личности; за ними стоит история. Как представление личности основано на представлении некоторого субъекта, отличимого от нее и к которому она принадлежит, так и личные эмоции основаны на некоторой эмоции или эмоциях, испытываемых по отношению к существам, не представленным как личности. Эти эмоции – некий способ или способы печали, отвращения, страха, неприязни, или радости, приязни, надежды, желания. Это, так сказать, неразвитые состояния чувств, которые станут личными эмоциями, то есть модами личной неприязни или симпатии, антипатии или симпатии, ненависти или любви, гнева или страстной привязанности, как только личность другого станет объектом, представленным воспринимающим субъектом, и окажется лицом к лицу с его собственной представленной личностью, чтобы составить с ней дополнительную часть всего его представленного объекта. Особенность, которая придает новую и особую окраску личностной эмоции, заключается не просто в том, что ее объект представлен как личность, но в том, что мы представляем себе, что эта личность имеет восприятие, чувство или знание того, что мы думаем или чувствуем по отношению к ней, точно так же, как мы представляем ее мысли и чувства по отношению к себе. Именно взаимность этого чувства или знания, тот факт, что мы представляем его как общее знание для обоих людей, или, так сказать, его сознательное перенесение с одного на другого, придает личным эмоциям их особый тон и характер. С этого момента мы живем в совершенно ином мире, чем прежде, и воспринимаем себя как членов разумного общества.
Дальнейшее развитие нового вида эмоций не идет ни в какое сравнение с этим. Личные эмоции являются основой и фундаментом всех последующих модификаций и разветвлений моральной, социальной, образной и религиозной жизни. Великие группы (1) эстетических и поэтических эмоций; (2) чувство справедливости и несправедливости, добра и зла, морального одобрения и неодобрения выбора и поведения; (3) надежды и страхи, которые привязывают нас к невидимому миру и связывают с Божественным; все они в равной степени имеют не только свои конечные корни, но и свои окончательные разработки и развитие в сфере, которая описывается, так сказать, из личных эмоций как центра, и занята тем, что мы представляем себе как разумное общество. Вся жизнь и опыт рединтегративных сил ограничены горем и радостью в нижней части и образным развитием антипатии и симпатии в верхней части их истории и эволюции. Но именно чувства, принадлежащие ко второму основному подразделению, о котором говорилось выше, я имею в виду те, что относятся к личным эмоциям и их образному развитию, вместе с действиями, к которым они, кажется, побуждают или с которыми они, кажется, связаны, являются более конкретными или, по крайней мере, подразумеваются, когда говорят о человеческой природе. Именно они содержат в себе различия, которые характерны именно для человечества, поднимаясь над уровнем чувств и действий, общих для человека с высшими животными. Это всего лишь грубое представление, согласно которому различия человеческой природы находятся исключительно в распоряжении Разума, без учета того, что это разум, информированный высшими формами образных эмоций. Поэтому я не хочу и, очевидно, не могу подразумевать, что эти эмоции и их развитие когда-либо действуют в той изоляции, в которой мы сейчас рассматриваем их для целей анализа. Рединтеграция – это не процесс, который протекает в изоляции от других органических процессов телесной системы, но всегда находится в зависимости и взаимодействии с процессами, вытекающими из телесных потребностей и тенденций, которые проявляются в сознании в виде ощущаемых аппетитов и желаний, таких как потребность в пище, тепле, половом акте и активации органов в целом, а также с процессами специальных органов чувств, которые приносят нам представления от внешних объектов. Тем не менее именно в рединтеграции или жизни мозга берет начало специфически человеческий опыт; и именно особым видам некоторых чувств, которые имеют свое место в мозге, и внутримозговым реакциям, от которых зависит игра этих чувств, обязана специфическая природа этого опыта. Мы не в большей степени можем понять специфическую природу ни конечных чувств, ни возникающего опыта, взятых отдельно от мозговых процессов, от которых зависит их существование и их комбинации, чем мы можем понять специфическую природу чувственных представлений. И то, и другое – конечные факты, или основания, опыта. Мы не можем сказать, почему такие специфические эмоции, как любовь или гнев, являются такими, какими они являются, так же как мы можем сказать, почему существуют такие специфические ощущения, как свет или звук. Мы можем назвать реальные условия их возникновения, но не можем указать причину их специфической природы. И здесь мы снова видим огромную важность того глубокого различия между природой и генезисом, которое было впервые приведено в ясное сознание гением Платона и которое я принял в качестве одного из кардинальных принципов философского метода как в настоящих, так и во всех моих прежних работах.