Каролина

Моё сердце откликнулось и забилось быстрее. Что бы там ни скрывалось внутри меня, сейчас оно одновременно радовалось и ныло.

– А ты, Дэзи? – Правила хорошего тона диктовали ответный интерес. Говорить о любви мне было неловко, поэтому я спросила: – У тебя были мужчины?

Дэзи излишней стеснительностью не страдала.

– Конечно. Признаюсь, их было немало, – она хихикнула, но сразу же посерьёзнела. – Вот только мужчинам, даже лучшим из них, не достаёт важного.

– Чего же?

На фоне окна Дэзи повернулась ко мне, а я – к ней. Оранжевые блики рисовали её профиль и заигрывали с тем странным блеском её глаз.

– Мужчины, – она моргнула всего раз, – не умеют смотреть.

Мэрг

Я задремала совсем ненадолго, но рёбра намекали, что пора бы уже подняться с жёсткого пола. Разморенное тело казалось очень тяжёлым, и я решила начать с простого: пошевелила пальцами ног. Хм, любопытно, в каком из углов валяются туфли?

– Твоё сердце так стучит, – сонно пробормотала Дэзи.

Её голова лежала у меня на груди, вот Дэзи и заметила раньше. Я почувствовала после её слов. Странно, мне ведь было хорошо и спокойно. А что, если забившись однажды сильно-сильно, догоняя частое дыхание и сотрясающую тело дрожь, сердце больше не вспомнит свой привычный размеренный ритм?

– Вернёмся домой? – Больше я не слышала ничего, кроме этого стука.

– Угу…

Я рассеянно погладила её по волосам.

– Просыпайся, Дэзи. Тебя ждут перьевая подушка и мягкие льняные простыни.

– Как же мне проснуться, если слова твои мелодичнее колыбельной? – Она всё же села и тряхнула головой, прогоняя остатки грёз. – Мне и здесь неплохо. Можем остаться до утра… мм, до того, что через неделю. Или до первого осеннего, когда похолодает, что скажешь?

Скажу, что пустота снова разъедает меня и требует со всех ног мчаться домой.

– Скажу, что через час ты проголодаешься, сбежишь на кухню к Гвину и заставишь его среди ночи потрошить курицу, чтобы сварить бульон понаваристей.

С этим аргументом Дэзи спорить не могла.

Мы вышли в тёплую летнюю ночь. Вся энергия, которая копилась для неё, уже израсходовалась, и мы вяло шагали к площади – по самому короткому пути к борделю. Торжественные раскаты шумели уже не так звонко, в общем гомоне легче различались отдельные голоса.

– Там, кажется, представление начинается! – Мы обошли акробата на ходулях (утомившийся, он сидел на низкой крыше какого-то запертого склада), и Дэзи встала на носочки, чтобы поверх голов разглядеть помост в центре площади. – Подойдём ближе? Начало посмотрим – интересно же, кого показывать будут, – а потом сразу домой.

Дождавшись моего кивка, Дэзи нырнула в поредевшую толпу. Я одновременно пыталась не отставать и вертеться по сторонам в надежде встретить других наших девушек, но узнать никого не смогла. Жаль, что мы разбрелись и не веселились все вместе.

Подобно юркой ящерице, только с локтями, Дэзи ловко прокладывала нам путь и остановилась у самого помоста. Представление готовилось за тяжёлыми бархатными кулисами; пока они не колыхались и звуков никаких не пропускали, между нитями бахромы даже носок туфельки не мелькнул.

– Что же там? – От возбуждения Дэзи принялась кусать ноготь мизинца. – В последний раз я смотрела представление на ярмарке, когда ребёнком была. Ну, ещё до… Тогда кукольное было, может, и сейчас куклы появятся?

В ответ на её радостные предчувствия половинки кулис медленно поползли в стороны. Взоры всех на площади обратились к пустой сцене маленького открытого театра. Когда галдёж совсем стих и воцарилась тишина, что-то коротко прошуршало – с таким звуком тащат по деревянному настилу мешок муки, – и с потолочной балки свалился мужчина. Свалился и повис, раскачиваясь на скрипучей верёвке, обхватившей его шею. От собственного веса хрустнули его позвонки, но мёртв мужчина был уже какое-то время: кровь на его дорогой одежде подсохла корочкой.

Вопли ужаса прорезали воздух. Один совсем рядом – Дэзи, – я схватила её за руку. Толпа, как один целостный, поражённый внезапной хворью организм, пришла в движение. Скрип-скрип… всё медленнее раскачивался повешенный. Совсем как кукла. Не моргая, я смотрела в распухшее лицо моего бывшего работодателя герцога Лосано. На его лбу, криво написанное кровью, алело слово «убийца».

Крики окрасились разными оттенками: к испуганным добавились мольбы о помощи и обрывистые предсмертные стоны. Дэзи потянула меня прочь от помоста.

Перед глазами замелькали пятна. Сверкающие огни разрослись чудовищами, которые скакали от здания к зданию, и огромными зубастыми челюстями пожирали крыши. Что случилось с людьми? Вот один тянется к своей маске, достаёт из неё спицу – золотой солнечный луч – и втыкает её в горло стоящего рядом. Вот другой бросает камень в витрину чайной лавки и по осколкам лезет внутрь.

Минуты растянулись в вечность. Сквозь визжащий, толкающийся клубок мы с Дэзи пробирались к боковой улице. Снова я выглядывала и не находила знакомых; сбивчиво и путая слова, я молилась всем забывшим нас Богам, чтобы девушки ждали дома в безопасности.

Несколько раз чьи-то руки тянулись и хватали наши платья, но нам удавалось отбиться.

У фонарного столба трое мужчин догнали четвёртого. Крошечная часть моего сознания, ещё способная анализировать, отметила на троих кожаные перчатки с рисунком солнца на тыльной стороне. Такие же я сжимала во время танца, в такую через меня передали записку.

Трое распластали четвёртого на земле. Один из них взгромоздился сверху и выводил на лбу уже бездыханной жертвы слово «вор».

– Во славу Богов! – заорал он, вознося к небу руки в окровавленных перчатках. – Очистим от скверны мир, и новый день озарит его солнечным светом!

– Мне страшно, – бормотала Дэзи. – Мне страшно, мне страшно…

Но она проталкивалась вперёд, не останавливаясь и не спотыкаясь.

Ещё один «вор» с треском рухнул перед нами на мостовую. Из распахнутого окна его дома доносились женские крики – это служители Богов во славу их насиловали вдову.

Бордель госпожи Альво стоял невредимым. Оттуда не доносилось ни звука, сквозь щели зашторенных окон лился мягкий свет. Дэзи метнулась к входной двери.

– Стой. – Я отодвинула её и вошла первой.

Мир рассыпался на осколки. Мелкие словно пыль, они жалили глаза и забивались в лёгкие, не давая дышать. Забивались, верно, и в уши, ведь не бывает такой тишины. Среди перевёрнутых столов и разбитых стульев, на покрытом липкими черепками полу, в странных позах застыли люди. Некоторые постоянные клиенты решили провести ночь здесь. «Развратник», «развратник», «изменник»… Лорд Стаг и сегодня вернулся, надо же…

Под грудой искромсанных в клочья наших платьев и подпаленных париков я не сразу заметила её. Пусть будет жива, пожалуйста, пожалуйста… пусть её рука взаправду шевельнулась, а не померещилось мне. Споткнувшись о что-то, я ползла.

Ткани ощущались тяжелее камней. Вместе с Дэзи мы безмолвно разгребали эту могильную насыпь из кружев и шёлка, пока не показались голова, плечи и руки Лиисы. Её веки дрожали, грудь конвульсивно вздымалась, сопровождая каждый слабый вздох бульканьем.

Не глядя я схватила какую-то тряпку и зажала рану в её животе.

– Прижми крепче. – Я поймала руку Дэзи. – Когда кровью пропитается, чистый возьмёшь.

Дэзи плакала. Между её всхлипами, вдруг послышалось сдавленное мычание – я завертелась по сторонам и в неосвещённом углу увидела связанную фигуру.

– Гвин?

Он закивал. Мне пришлось переступить через чей-то труп, чтобы добраться до него. На голову Гвина водрузили пышный кудрявый парик, худое тело засунули в платье. Его заткнутый кляпом рот был измазан помадой.

– Гвин… – Я не могла стереть слёзы с его щёк, мои руки испачкались в крови Лиисы. Но крепко обняла.

– Они пришли как обычные гости, – прошептал Гвин мне в ухо. – А потом они всех убили, всех, Каролина! У них в масках ножи были спрятаны. Меня… – шёпот оборвался, – меня раздели, тыкали пальцами… потом нарядили и спрашивали, со сколькими из вас я спал.

Если у Богов можно просить лишь однажды, я прошу сейчас. Один раз – и никогда больше. Пожалуйста. Пожалуйста…

– Что с Кэсси?

– На кухне в шкафу пряталась, её не нашли.

– А Мэрг, где Мэрг?

Гвин резко замотал головой.

– Не знаю. Она наверху была, когда тут началось. Я всё ждал, что Мэрг появится со своим арбалетом и хотя бы одного тут проткнёт.

– Арбалетом, – раздался у меня за спиной чей-то ленивый голос. – Этим, что ли?

По ступеням неторопливо спускался мужчина в маске. Его рука в кожаной перчатке сжимала арбалет Мэрг. Он был в простой одежде, стены храма не давили на его плечи, но болезненная сутулость не исчезла. Тощего и пропитанного священным страхом, я сразу узнала Терека.

– Эй, они возвращаются, – воскликнул служитель храма.

В ответ на зов захлопали двери, захрустели под подошвами бутылочные осколки. Из кухни и подсобки чёрного хода появились безымянные, безликие в масках и перчатках. Несколько рук схватили Дэзи. Кто-то навалился на меня сзади и коленом придавил к полу.

– Не убивайте пока, но чтоб тихо, – велел он. – Пусть остальные войдут, а то потом ловить их по улицам…

Силы мои питались страхом и ненавистью. В мыслях я голыми руками вырвала сердце человека, который держал меня, а в реальности трепыхалась под ним беспомощной рыбкой. Этот не носил перчаток, его рука на моём лице воняла железом.

И тут снаружи послышалась возня. Входная дверь отъехала на полдюйма. Я ощутила прикосновение к коже холодного лезвия – я знала, что если сумею освободиться и закричать, нож в тот же миг полоснёт моё горло. И всё-таки я сражалась. Я не умру мгновенно, я успею…

Но дверь отворилась. Лёжа на полу, я увидела не юбки, а тяжёлые сапоги. Над ними – развевающиеся полы чёрных форменных мундиров. Вот уж не думала, что когда-нибудь обрадуюсь появлению нуррингорских псов.

Над головой загрохотали звуки короткой, яростной, молчаливой борьбы. Внезапно моё тело почувствовало свободу. Вздохнув лишь раз, я вскочила на ноги и бросилась к лестнице. Никогда ещё она не казалась мне такой длинной, ступеньки не заканчивались – вырастали на пути всё новыми и новыми рядами. За ними – бесконечный коридор, дверь, ещё и ещё…

В спальне Мэрг горела свеча. Если не считать открытой дверцы шкафа, здесь царили привычный порядок и уют. Хозяйка сидела перед зеркалом, у которого несколько месяцев назад рассказывала мне о влюблённом в неё художнике. Из отражения, щедро окроплённого алыми брызгами, неморгающие глаза Мэрг смотрели прямо на меня. Написанное у неё на лбу слово, хоть и перевёрнутое зеркально, читалось легко.

«Шлюха».

Когда я спустилась, зал был полон народу. Перед глазами плыло, и в размытых контурах мне никак не удавалось посчитать, все ли девушки вернулись. Солль, Лурин… я сомневалась и начинала сначала.

Дэзи сжимала в объятиях Лиису и, раскачиваясь, тихонько баюкала её. Пропитанные кровью тряпки, не нужные больше, валялись рядом на полу. Мой взгляд выхватил царапину на щеке Мири и оторванный рукав её платья. Лют обнимал Нору.

Через распахнутую настежь дверь люди в форме выносили на улицу тела – наших гостей и их убийц.

– Это не конец… о нет, великий суд ещё вершится.

Тишину нарушали всхлипы, прерывистое дыхание, трение о кожаные штаны и бормотание Терека. Из отряда, которому сегодня ночью досталась почётная миссия искоренить блуд, Терек один остался в живых. Вместо перчаток его запястья украшали стальные браслеты кандалов, такое же стальное кольцо сомкнулось вокруг шеи – обыденное убранство арестованных Нуррингора. Терек всё порывался бухнуться на колени, но двое псов удерживали его в неподобающей для молитвы позе.

– Будьте милостивы, Боги, я не успел завершить очищение. Будьте милостивы.

– Они не слышат.

Все головы повернулись ко мне, но звонче моего голоса – сухого как песок – прозвучали шаги у порога. Я слышала их вот так лишь однажды, но запомнила навсегда.

– Ты сгоришь в пламени собственного греха, женщина! – Терек стал захлёбываться слюной. – Искушение в одном твоём облике, порочная, порочная… Помилуйте…

Гранд Айвор заполнил собой весь дверной проём и вошёл. Под его тяжёлым сапогом в пыль раздробилось валявшееся на полу бутылочное горлышко, но судья и не заметил. Все застыли; стихли всхлипы и горькие причитания, и только Терек продолжал бормотать, иногда срываясь на крик.

– Тьма опустилась на мир, Боги отвернулись от разврата, которому мы добровольно вверяем наши тела и души. Ты будешь гореть женщина… Солнце откликнется, и вернётся, и засияет над лучшим миром!

Брови – одна широкая, другая перерубленная чёрным шрамом, – сошлись на переносице. Поморщившись, словно от писклявого жужжания комара, гранд Айвор сделал шаг к Тереку.

– Чудовище! – заорал служитель, брызги его слюны разлетелись и попали на чёрный ворот мундира. – Порождение неестественной греховной связи – ты тоже будешь гореть!

– Я уже горел.

Терек выпучил глаза и подавился проклятиями, когда пальцы чудовища обхватили ошейник у него на затылке. Сталь вдавилась в горло. Язык Терека вывалился, но задохнуться он не успел – шея сломалась раньше. Наконец-то верный служитель Богов смог преклонить колени – на мгновение, – а после бесформенной кучей сгрудился на полу.

– Унесите. – Гранд Айвор вытер руку о штаны.

Взглядом своих чёрных как колодцы глаз он обвёл всех девушек в зале и остановил внимание на той, которая не отвернулась. На мне.

В несколько широких шагов гроза Нуррингора преодолел расстояние до лестницы и остановился напротив. Я так и осталась стоять на три ступеньки выше, и наши лица были почти на одном уровне.

– Почти всех задержали, – зачем-то отчитался он. – Здесь, в других городах…

Казалось, он напитывается моим взглядом. А мне было не сложно смотреть.

– Я не знала, что в храмах столько служителей. – Снова этот незнакомый голос, похожий на застрявший в ржавых колёсиках механизма песок.

– Много служителей, гораздо больше их последователей. Если этой ночью Боги вспомнили и обратили к нам свой священный взор, они неплохо развлеклись от деяний, свершавшихся во их славу.

Я мотнула головой.

– Нет, они не смотрели.

Вернулись псы, носившие трупы. Не оборачиваясь к ним, гранд Айвор спросил:

– Сколько тут ещё?

– Двое, – проговорила я почти так же ровно, как он. Не смотря на безвольно повисшую руку Лиисы, не возвращаясь мысленно в самую большую спальню на втором этаже.

– Трое, – поправил один из псов. – Во внутреннем дворе ещё один с проломленным черепом.

Сантро.

– Их я вам не отдам. – Я поднялась на ступеньку и посмотрела на него сверху вниз.

– Вы знаете законы, Каролина.

Значит, он помнил моё имя. А я помнила бледное тело Теи в подвале тюрьмы и навязчивые образы, которые только недавно перестали терзать моё воображение.

– Сегодня вы собрали достаточно свежих тел, чтобы накормить межей, гранд Айвор. Этих я вам не отдам.

Кроме слов у меня не было, чем противостоять ему. Тогда я буду говорить – твердить своё, повторять, пока не закончится эта бесконечная самая короткая в году ночь.

– Мэрг хотела, чтобы её похоронили на самом высоком холме за городом. – Между фразами ещё нужно дышать, чтобы не потерять сознание. Вот сейчас, вдох. – Чтобы, когда солнце вернётся, она первой узнала об этом. И чтобы над ней выросли маки.

Выдох. Когда они поднимутся в комнату Мэрг, найдут её лежащей на кровати в мирной позе. Платье её будет аккуратно расправлено, глаза – закрытыми, а лицо – чистым. Вокруг рассечённого горла будет намотана шаль. Мэрг запомнят красивой, а потом – будь я проклята, если не так, – над ней вырастут маки.

– Вы можете выкупить их. Лично у меня. – Град Айвор тоже поднялся на одну ступеньку.

А может, это самый чёрный цвет в мире? Его глаза?

– Денег я вам не предложу. – Вдох. – Едва ли вы нуждаетесь в них больше, чем мы сейчас. А другое… Что ж, вам известно, услуги какого вида предоставляются в нашем заведении. Устроит ли вас такая плата, град Айвор?

Он коротко усмехнулся половиной лица.

– Вполне.

Выдох.

– Желаете приступить немедленно?

– Не стоит. Даже такое чудовище, как меня, не возбуждает скорбь. – Усмешка задержалась. – Но всё нужно закончить сейчас, чтобы до утра следов не осталось. Лопата найдётся?

Не успев обдумать вопрос, я машинально кивнула. А королевский судья отвернулся к своим людям:

– Подгоните повозку. Кроун, отвезёшь и проследишь. – Он уже собрался уходить, как тот, кого назвали Кроуном, неуверенно покашлял.

– Ах да. – Гранд Айвор вновь повернулся ко мне. Он запустил руку в карман мундира и достал оттуда маленький серебряный медальон на цепочке. – На одной из своих вылазок капитан Фэйрвуд… проявил неосторожность. В последние минуты жизни он вспоминал вас. Просил передать это.

Я отстранённо наблюдала, как медальон опускался в мою ладонь. Сжавшийся кулак скрыл его блеск. Миро обещал вернуться ко мне в середине лета. Лииса обещала рассказать мне о солнечном Лорге. Мэрг обещала дожить до лучших времён. Люди не держат своих обещаний, а я больше никогда не буду верить.

Наверное, я и чувствовать больше не смогу. Отправляя прощальный сувенир в карман, я искала в сердце хоть искорку жалости к Миро, но внутри всё погасло. Моё сознание будто отделилось от тела и со стороны наблюдало за ним – и всем, что происходило вокруг. Как меня обнимали, а мои руки обнимали в ответ. Как воротник платья намок о чужих слёз, а мои губы шептали слова утешения. Как я прижалась к перилам, когда мимо по лестнице несли Мэрг.

Всё казалось ненастоящим. Лииса – слишком маленькой на руках Люта. Лопата, которую Гвин принёс из подсобки, – слишком большой. После мои оцепеневшие тело и сознание наблюдали, как тела грузили на повозку (Сантро уже был там, его принесли с внутреннего двора) и укрывали старыми шторами из сундука. В какой-то момент все – все живые – разом посмотрели на меня, но я мотнула головой.

Дэзи, Солль и Лют уселись сбоку, и повозка медленно покатила вниз по улице. Остальные, пятясь, вернулись внутрь. А я двинулась в противоположном направлении.

В город вернулась тишина. Не та, которая окутывала его каждую ночь во время комендантского часа, а такая, которая бывает только после большого шума. Весёлые огни обратились пожарами, праздник захлебнулся в криках и крови… Как любила говорить Мэрг, всё проходит: хорошее, плохое – и вот, умело орудуя шпагами нуррингорских псов и королевской гвардии, тишина уже поглотила последнее эхо криков. Мэрг не ошибалась.

Почти никогда.

Храм вырос передо мной слишком скоро, я не успела придумать, зачем иду туда. Из окон и открытых дверей сочился неяркий желтоватый свет. Я прошла под тремя арками, не читая надписи и не глядя на чаши с очищающей водой, и остановилась в проходе.

Ряды для прихожан пустовали, служителей видно не было. У алтаря Отец Кьело преклонил колени, он казался погружённым в молитву, но сразу же почувствовал меня – встал и обернулся.

– Вы знали, что это случится? – Я остановилась у входа, и Отец Кьело не сдвинулся с места. Нас разделяло не меньше сотни шагов, но голос звенел и усиливался под высоким каменным сводом. – Конечно, вот только… Знали и промолчали? Знали и благословили? Знали и… организовали? Впрочем, без разницы.

– Мы всего лишь инструменты в руках Богов, дочь моя. – Кажется, он улыбнулся.

– И что же, Боги сегодня остались довольны?

Я обвела взглядом изображения на стенах. Не зря они выбрали ночь маскарада: безликим Богам – безликие слуги.

– Ты помнишь, что написано на второй арке, Каролина? – Отец Кьело постарался придать своему голосу мягкое звучание, и, будь он проклят, слова его лились мёдом.

– Ложь.

Ложь всегда казалась мне самым безобидным грехом, ведь для неё бывают разные причины. В борделе мы опаивали клиентов – лгали им, – но что с того, если утром они просыпались счастливыми? Матери лгали детям о том, что солнце за тучами – выдумка, что оранжевый круг красив лишь на рисунках, а на небе он не нужен вовсе. В нуррингорской камере осуждённые на смерть лгали друг другу, что меж убивает быстро, и после наступит счастливое забвение.

Для Отца Кьело все грехи, видно, представлялись одинаково тяжкими, поэтому он кивнул.

– Да, я знал. Всё сложнее, чем ты думаешь, дочь моя. Этой ночью в городах Объединённого королевства стало меньше убийц, насильников, мародёров… – он загибал пальцы сперва одной руки, а затем – другой. – Воров и взяточников…

– Они убили Мэрг.

Отец Кьело застыл с полусогнутым мизинцем.

– Мне жаль. – Раз лгать его Святейшество отказывался, то сожаление было искренним, да какой от этого толк? – Люди, даже служители храма, в большинстве своём руководствуются низменными инстинктами. Их легче воодушевить на простые, понятые устремления. А распутство очень понятно, Каролина. Оно сверкает алмазом в навозной куче, и любой неспособный достать сокровище себе – в порыве зависти и злобы – глубже втопчет его каблуком. Я буду молиться за успокоение каждой случайной несправедливой жертвы, но в борьбе с врагами короны…

Что-то оборвалось. Отец Кьело осёкся прежде, чем я успела его перебить.

– Ах вот как, враги короны… – Мэрг бы гордилась улыбкой, которая скривила мои губы, Миро бы написал о ней песню. – Вот, для чего всё это. Не Боги благословили резню, а сам король-предатель. Остались ли у вас свободные пальцы, Отец, чтобы посчитать семьи, присягнувшие и тайно хранившие верность королю Ромеро? Те, кто мог поднять народ и возродить былое величие Мидфордии.

– Об этом нежелательно говорить вслух, дочь моя.

– Тогда Боги возликовали бы и согрели нас солнечным светом, а теперь… да пошли вы.

Путь домой был долгим. Я бродила по улицам точно мёртвого города почти до рассвета. Очищенный от греха мир просыпался в привычной серости.

Пустота внутри нагнетала ощущение, что опустело всё вокруг, однако дома меня ждали. Лют с Гвином приколачивали последнюю ножку стула, Кэсси и Лурин дочиста отмыли пол, а из кухни доносился запах горячего какао. Слёзы защипали в переносице, но, чуть увлажнив ресницы, отступили.

Все смотрели на меня.

– Мы всё сделали, – сказала Солль. – На самом высоком холме. Они первыми увидят солнце.

Я кивнула и присела за ближайший столик. Надо бы раздвинуть шторы… Прочитав мои мысли, Дэзи метнулась к окну.

– Солль, – позвала я тихо. Она опустилась на стул рядом. – Солль, ты ведь знаешь Отца Кьело?

– Знаю.

– А ты можешь сделать так, чтобы он захотел тебя? Так отчаянно и безудержно, чтобы мысли о еде, сне и служению Богам уступили одному единственному желанию: обладать тобой. Я хочу, чтобы не праведность, а грех стал смыслом его жизни, а невозможность согрешить…

Я не договорила. Я не додумала. Я ожидала вопросов и возражений, но Солль с лёгким прищуром оглядела меня и ответила:

– Смогу.

Стулья заскрипели по полу. Девушки рассаживались вокруг – совсем как в тот день, когда Мэрг знакомила меня со всеми, а потом рассказывала про чародеев.

– А что мы будем делать дальше, Каролина? – спросила Мири.

Я вздрогнула. Со вчерашнего вечера я ещё ни разу не успела подумать про «дальше».

– А почему ты спрашиваешь меня?

Некоторые пожали плечами, а Дэзи ответила:

– Потому что ты из нас самая сильная.

Мне было трудно согласиться с этим, но ещё труднее оказалось возразить.

– Тогда… – Я постаралась заглянуть каждой в глаза. – Сейчас мы будем отдыхать. Скоро начнётся новый день.

Глава 1.4 – Осень

Куара

– Госпожа Каролина!

Извозчик подал мне руку и помог забраться в коляску. Мерно стуча копытами по мостовой, старая кобыла потащила повозку от окраины города к светлым кварталам. Таммит любил возить меня: называл милостивой госпожой, раскланивался каждый раз, точно перед фрейлиной королевы, но вовсе не за это, а просто так помимо оплаты он часто получал тарелку супа на кухне у Гвина.

– Как идут дела в самом гостеприимном заведении на Бузинной улице?

– Ты имеешь в виду храм, Таммит?

Он обернулся, и мы улыбнулись друг другу.

О таком не говорили вслух – даже близким друзьям, даже в собственных домах за плотно задвинутыми ставнями. Однако после самой короткой ночи года всё громче шептались о том, что обращаться к Богам можно и напрямую, без посредников. А потом ещё и спешный отъезд Отца Кьело из города добавил звона в осторожный шёпот.

Одни твердили, что Отец сошёл с ума. Другие, что разум его так же светел, но темнота завладела чистой душой. На своих проповедях Отец Кьело всё чаще говорил о женщинах: метался между их греховной красотой и божественным предназначением, всё не мог определиться в суждениях и страшно терзался от этого. Его видели кричащим на изображения Богов и пару раз узнавали под окнами борделя. Барон Дрей клялся, что как-то раз застал отца Кьело на коленях перед девушкой. По рассказу она была прекрасна и холодна (барон Дрей девушку, безусловно, не узнал, так как на Бузинной улице всегда посещал исключительно храм), а он – жалок и, похоже, безнадёжно влюблён.