Каролина

Тея стояла в углу между забором и покосившимся сараем. Кутаясь в прохудившуюся шаль, она дрожала то ли от холода, то ли от страха.

– Каролина! – Она бросилась ко мне.

Видеть Тею здесь мне было совсем не радостно, но от крепких объятий внутри на миг потеплело.

– Тея, – я мягко отстранись, – что ты здесь делаешь? Как ты нашла меня?

Она растёрла слезы по щекам.

– Спрашивала, везде спрашивала. Я ужасно волновалась, думала, ты уже… там, ну…

– Меня отпустили, – я сжала в ладонях её холодные пальцы. – Всё будет хорошо.

– Не будет! – Тея всхлипнула. Высвободив руки, она отступила на шаг. – Не будет, слышишь? Лосано просто свихнулся, весь город на уши поднял. Они ищут тебя, Каролина.

Одолженная накидка согревала, но Тея, должно быть, передала свою дрожь мне.

– Меня не найдут.

– Найдут!

– Тея…

– Лосано из-за своего вонючего отпрыска всех созвал, понимаешь? – Тея перестала плакать, страх в её серых глазах сменился нездоровым стальным блеском. – Вчера вечером в городе видели стражников из Нуррингора. И он сам, говорят, здесь. Он сам, чудовище…

Истерика в её голосе зашипела зловещим шёпотом.

Они найдут меня. Они найдут и убьют всех, кто по желанию или случайно окажется рядом со мной.

– Тея, иди домой.

Я закрыла глаза и втянула морозный воздух.

– Мне так страшно, Каролина.

А ведь всего два лестничных пролёта и сотню шагов назад я мечтала просто выспаться. Я вспомнила Дэзи. После всего пережитого какой светлой была её улыбка. Моя получилась лишь тенью, но всё же.

– Тебе нечего бояться. – И голос звучал почти ровно. – Что бы ни случилось, я тебя не выдам, ясно?

Тея медленно кивнула.

– Ступай домой, веди себя как обычно, не привлекай внимания.

Она хотела кивнуть снова, но замерла.

– А ты?

– Сюда больше не приходи, забудь это место, меня забудь.

Для её протестов и моих уговоров не было ни времени, ни сил. Я взяла Тею за плечи и встряхнула – может, чересчур сильно. Проступившие было на её ресницах слёзы разом высохли.

– Ступай, – повторила я. – Твой отец наверняка волнуется. Ты передай ему – не сегодня, не завтра, когда утихнет всё… в общем, спасибо. Ну, уходи же, Тея.

Она ушла. Возможно, оборачивалась пару раз, я не видела. Суетливые шаги сначала ускорились, а потом стихли.

Ну вот и всё. А я уже успела привыкнуть к огонькам этого дома.

Я сползла по стене на землю и немного посидела так. Вот сейчас бы всё забыть! Вкус пива, запах духов Мэрг, улыбку Дэзи, кровь на руках.

Жаль, любимый шарф забрать не получится. Однако как славно, что мне досталась тёмная накидка с капюшоном – неотъемлемый атрибут любого разыскиваемого преступника. Совсем рядом раздался колокольный звон. Громко выдохнув вместе с последим ударом, я поднялась, вышла за ворота и зашагала в противоположную от храма сторону. А звон всё гудел эхом в ушах, провожал меня.

Улицы эти были мне знакомы. За зиму я, в поисках себя, обошла почти весь город. Тут недалеко стоял дом Руи – один из самых красивых и высоких, в пять этажей, но самый одинокий. Вся семья Руи погибла в ночь вторжения, и с тех пор, кто бы в этот дом ни селился, он повторял участь первых хозяев. Когда пятые по счёту жильцы, внучатый племянник герцога Грейвуда с женой и двумя детьми, задохнулись от дыма во время пожара, дом Руи опустел навсегда. Лишь время от времени он служил пристанищем несуеверным бездомным, а иногда – мне.

Я заканчивала работу в доме Лосано и приходила сюда, считала новые трещины на окнах, пугала спящих пауков, поднималась по ветхим ступенькам на верхний этаж, через чердак – на крышу. Подошва скользила по замерзшей черепице, ветер трепал шаль, а я сидела и смотрела на небо. Искала Богов. Не знаю, зачем, – я ни разу ничего не попросила. Вдруг каждому человеку отведено только одно желание. Потревожу Богов, потрачу желание на ерунду, а важное потом никто не услышит.

Сейчас попросить? Я глянула на небо и тут же опустила голову, ниже нахлобучив капюшон. Ну уж нет, пусть Боги сначала докажут, что не забыли обо мне и готовы слушать.

К дому Руи я, конечно, не пошла. Улицы, петляя, вели меня в нижние кварталы: стены становились всё обшарпаннее, каблук всё чаще застревал в криво положенной брусчатке. Редкие прохожие сторонились меня. Здесь каждый сторонился другого, воздух загустел в тоскливой атмосфере недоверия и подозрительности, но я, конечно, воображала, что избегают именно меня. Может, рассмотрели убийцу, а может, разгадали, что минуту назад я подумывала кого-нибудь ограбить… Тогда у нуррингорских псов хоть появился бы настоящий повод за мной гоняться.

– Да чтоб тебя в канаве с пробитой головой нашли, пьянь ты вшивая!

Я отскочила от шатающегося, дурно пахнущего мужчины и ведра холодной воды, которое прилетело ему в голову.

Город проснулся. Утренняя суета быстро разогнала ночное оцепенение. На рыночной площади торговцы уже раскладывали товар по прилавкам, и первые покупатели сновали между ними, выпрашивая скидки. Я пришла не ради покупок – у меня в карманах не нашлось бы даже райна для кружки пунша или вчерашней сухой лепёшки. Мне нужно было затеряться в толпе до первых сумерек, когда тени уже укрывают, а межи ещё не вышли отлавливать нарушителей комендантского часа. А потом оставить этот город навсегда.

– Не хочешь купить зеркало? Эй, девушка! Из Виарта, с камешками!

Старик в истасканном балахоне сверлил меня взглядом. Одной рукой он тыкал в товары на прилавке, вместо второй пустой рукав болтался вдоль тела. Вокруг покупатели торговались за кроличью тушку или пару перчаток, а тратиться на безделушки старика никто не желал.

– Простите.

Я ускорилась. Толпа на рынке, где нужно отдавать деньги, собралась редкая, но я знала, где людей больше.

В центре площади стоял длинный павильон без окон, и сюда местные, а иногда и жители соседних деревень стягивались ещё до рассвета. Я проскользнула внутрь и нашла конец очереди. Передо мной молодая девушка укачивала младенца, то тихо напевая, то рассказывая выдумки о далёких солнечных странах. «Закрывай глаза, засыпай, не приснится тебе Чёрный лес…»

Прошла минута, а за мной уже выстроилась новая очередь. Кто-то грузный подошёл совсем близко и хрипло дышал в макушку. Я так и не обернулась.

– Следующий!

Вереница рабочей силы двигалась медленно. Куплет колыбельной – шаг, припев – полшага.

– Вы двое – на стройку.

От усталости и духоты меня мутило. Время от времени пустой желудок напоминал о себе глухим урчанием, голодную музыку тут же подхватывали другие. Мы переглядывались и посмеивались.

Когда передо мной остался десяток желающих заработать, я смогла рассмотреть распорядителя: он стоял на возвышении с большой учётной книгой в руках. Вроде приятный, с открытым лицом и мягкими пухлыми губами.

– Чего ты опять сюда припёрся, калека безногий? – выкрикнул он следующему в очереди. – Я сколько раз говорил, нет для тебя работы.

В ответ послышалось неясное бормотание.

– Какое мне дело до того, что ты ветеран войны! На чьей стороне воевал, герой? Проваливай, иначе тебе помогут.

На чьей стороне… Сам распорядитель был мидфордцем, одним из тех, видимо, кто успел вовремя сориентироваться.

Следующего послали на бойню, он долго благодарил, прежде чем выйти с другой стороны. Два парня отправились в услужение к городским стражам. Наконец, к распорядителю подошла девушка с ребёнком на руках.

– Что за день, одни ущербные, – нарочито громко пожаловался он.

Ребёнок проснулся и заплакал.

– Я могу работать, – запротестовала девушка, – мне его просто оставить не с кем.

– Вижу я, каким местом ты работаешь. – Под звуки смешков – натужные в толпе и угодливые от охранников на выходе – распорядитель опустил тетрадь. – Тебе только подаяние просить. Может, кто сжалится.

В горле пересохло. Хотелось закрыть глаза, но тогда вернутся зачастившие фантазии с вилочками для рыбы.

– Впрочем, я тебе помогу. – Распорядитель вдруг заговорил тихо, почти нежно. – После обеденного колокола перерыв будет. Ты иди, подожди меня в подсобке.

Девушка потопталась на месте, бездумно поглаживая головку ребёнка, и побрела куда сказали.

– Следующий.

Я подошла. Выдержала оценивающий взгляд.

– Крепкая? – Распорядитель поводил пером по странице.

Я протянула ему руку – он с усмешкой сжал её. Я сжала в ответ. Что ж, пальцы у меня всегда были сильные. Чем тусклее становилась самодовольная гримаса распорядителя, тем яростнее мои ногти впивались в его кожу.

Хватит, Каролина, пожалуйста.

Быстро разжав хватку, я спрятала руки за спину и улыбнулась. Ох, как же он хотел отвести меня в подсобку прямо сейчас, не дожидаясь обеда.

– Прачечная. – В тетради появилась очередная галочка, а мне протянули соответствующий талон. – Дымный переулок.

Я поспешила к выходу. Свежий воздух приятно обжёг лёгкие. Прачечная! Может, Боги всё же иногда замечали меня? Тёплое, непроходное место, стопка поглаженного белья – еда на два, а то и три дня.

Хозяйка, полная краснощёкая женщина, встретила меня недовольным ворчанием. И угля мало привезли, и рук ей не хватает, а те, что есть, корявые. Заказчик скупой, королевский налог непомерный… в общем, как чудесно, что Боги послали ей меня.

Мы прошли через заполненную паром комнату, где женщины отбивали горячее бельё плоскими деревянными палками. А дальше меня ждал тяжёлый утюг, печь с тлеющими углями и бесконечные вары ткани.

– Я уйду, когда прозвонит обеденный колокол, – предупредила я хозяйку. – Сколько успею сделать, столько и заплатите. Договорились?

Она поворчала еще, но всё же кивнула и оставила меня одну.

Руки заняты, голова свободна – время размышлять о прошлом и планировать будущее. Равно сложные для меня задачи. Все мысли остались снаружи, жаль, усталость пришла со мной. Под ритмичный стук из соседней комнаты я ходила вокруг большого стола, рукавом стирая пот со лба, подсыпала в утюг горячие угли и превращала складки в ровное полотно.

Любопытно, чьи это скатерти? Мягкие, из тончайшего хлопка, с витиеватыми вензелями в углах, они казались достойными королевского стола. Так и воображаешь, как королева Кейлет берёт с белого полотна серебряную ложечку и набирает шоколадное суфле из хрустальной пиалы.

Я знала, каков на вкус шоколад, хоть и не помнила, чтобы пробовала его. Я представляла мягкость ируланского шёлка на плечах и холод хрусталя, и ощущения эти ярче жгли ладони, чем мозоли от ручки утюга.

Если к лучшему всё? Отец Теи встретил меня на дороге в Виарт, в столицу. Отправлюсь туда, может, найду там себя?

Колокол прозвучал одновременно с болезненным спазмом в желудке. Не знаю, сколько мне заплатят, но первым делом я куплю себе еды. И чай.

Две стопки выглаженных скатертей и постельного белья были выше меня ростом. Какие-нибудь важные господа, которые могут позволить себе прачечную, будут сегодня ночью засыпать на этих простынях, гладких и мягких, и не думать обо мне.

Пару минут послушав тишину, я подобрала накидку и направилась к выходу. Быстро уладить всё с оплатой – наверняка будут торги за каждый райн, – пересечь ещё полгорода и выждать у северных ворот благоприятный момент, чтобы… Почему я слушала тишину? Я не заметила, когда в соседней комнате прекратился ритмичный стук палок. Те женщины закончили раньше?

Я замерла у двери, но тут она распахнулась, хозяйка чуть не налетела на меня. Румянец на её щеках уступил место желтоватой бледности.

– Закончила? – Её взгляд скользнул мимо. – Можешь идти.

Она сделала шаг в сторону, освобождая проход.

– Вы не желаете проверить?

– Сразу ж видно, что ты постаралась! Выходи.

Я вцепилась пальцами в дверной косяк.

– Что с оплатой?

Хозяйка быстро зыркнула на меня и тут же отвернулась.

– Там своё получишь, выходи.

Один глубокий вздох, два удара сердца, и я переступила через порог. Пар в комнате ещё не развеялся. Тёплые клубы молочного цвета кружились и обволакивали тёмные силуэты.

– Удачный у тебя сегодня день, – лениво протянул тот, что стоял ближе ко мне. – И работа сделана, и платить не надо.

У меня за спиной хозяйка что-то промычала, затем тихо, по стеночке обошла комнату и юркнула в боковую дверь.

Стражи Нуррингора не походили на городских и наверняка отличались от королевских. Дело было не в форменном мундире, удушливо чёрном и застёгнутом на все ремни от паха до подбородка. Нуррингорские псы каждый день видели смерть и причиняли смерть. На их лицах была скука.

Тот, который заговорил первым, выглядел молодо, даже привлекательно. Три металлические нашивки на рукавах выдавали в нём капитана, но в другой одежде и с причёсанными, а не растрёпанными волосами он мог бы притвориться принцем. Осанка соответствовала, и походка – горделивая, вальяжная…

А что мне ещё было делать, пока он приближался? Смотреть.

– Ты накидку набрось на плечи. – Широко улыбаясь, он ласково погладил мою щеку тыльной стороной ладони. – На улице прохладно, а ты тут разгорячилась, вспотела. Не приведите Боги, ещё простудишься. Тварь.

Айвор

Та же тюрьма, в которой я уже побывала вчера. Вчера ли?

Камера другая: маленькая, без койки, только стол в центре и твёрдая лавка.

Безвольный охранник, который позволил мне уйти с Мэрг, куда-то подевался, и тех мечтателей, любителей выпивки и азартных игр, отпустили. Сегодня тюрьма казалась тихой и безлюдной, словно не осталось в городе иных преступников.

– Вставай.

Нос чесался. Рассказать бы кому – не поверят. За последние сутки я съела пару кусочков вяленого мяса, и желудок не уставал напоминать об этом тошнотворными спазмами; рёбра ныли, щека саднила, а больше всего беспокойства мне доставлял нос.

Я выплюнула сгусток крови.

– Вставай.

Не такая простая задача со связанными за спиной руками. Я оперлась плечом о край стола, подтянула к груди колено, оттолкнулась и как-то смогла подняться.

Капитан был терпелив – ждал, пока я распрямлю спину и посмотрю ему в глаза. Он также был великодушен: иногда не бил, а только замахивался.

– Как и зачем ты убила младшего Лосано? – Он небрежно засунул руки в карманы, но я знала, что игра ещё не закончена.

– Как? Железным штырём между рёбер. Зачем… а зачем меня об этом спрашивать? Мой ответ как-то повлияет на благоустройство клетки в Нуррингоре?

– Вряд ли ты доживёшь до клетки, – вставил другой страж. Подпирая боком стену, он крутил в пальцах маленький нож и при этом неотрывно наблюдал за мной. Наверное, тоже хотел поиграть. – Герцог пожелал быстрый результат.

– Что-то вы не спешите, – посетовала я.

Не то чтобы я торопилась умереть. Пусть время от времени приходилось сжимать зубы, чтобы не рычать от тоски и бессилия, обычное любопытство не позволяло мне сдаться. Узнать, что будет. Узнать, что было. Но если другого выхода отсюда для меня не предусмотрено – палачами, Богами, собственной глупостью, – то пусть это случится раньше.

Третий, он стоял у меня за спиной, вдруг развеселился.

– И правда, Миро, – послышался его немного гнусавый голос, – давай заканчивать. Пока в городе, хоть пообедаем прилично, развлечёмся.

Миро, значит. Мидфордец? Нет, не похож.

– Я не голоден. Да и не придумал пока развлечения забавнее этого. – Чуть склонив набок голову, капитан улыбнулся мне, как будто мечтательно. – Герцог Лосано дал нам ответственное поручение: найти и наказать.

Он подошёл ко мне вплотную и прошептал на ухо:

– А ещё отдельно доплатил, чтобы ты при этом скулила.

Приподнявшись на носочки, я тоже потянулась к его уху, но не шептала – сказала, чтобы все расслышали:

– Скулить – твоя прерогатива, пёс.

Он скрыл удивлённый возглас смешком. Я почувствовала его ладонь на затылке, кулак сжался и закрутил волосы. Под одобрительные выкрики товарищей он рывком развернул меня к себе спиной. Понюхал макушку – наверное, вчерашний розовый шампунь не выветрился.

Удар грудью о крышку стола выбил воздух из лёгких. Я хотела вздохнуть, но несколько рук надавили мне на плечи и спину. Пыталась вырваться, но могла только мелко вздрагивать. Юбку рванули вверх, я ощущала каждый дюйм оголившейся кожи. Треск одолженного дорогого белья. Холод. Бряцанье пряжки. Его пальцы на моих бёдрах.

Кто-то расхохотался. Я закрыла глаза. Сейчас попросить Богов? А чем они помогут… быстрой смертью? Нет, не сегодня, не это моё желание.

Всё внезапно прекратилось. Меня резко поставили на ноги, кто-то одёрнул платье. Пока капитан торопливо застёгивал штаны, так и не успев спустить их, другой грубо усадил меня на скамью. Сквозь шум в ушах и стучащие зубы я расслышала одну фразу: он идёт.

Скука разом сошла с лиц моих тюремщиков, самоуверенность развеялась. Если псы так засуетились, то кого мне ждать? Волка? Охотника?

Справившись с ремнём, капитан наклонился и рукавом стёр кровь с моих губ. Я отвернулась. Он погладил меня по щеке.

Шуршание, возня, невнятные ругательства. Через минуту я осталась одна. Думала, что слушаю стук своего сердца, но то были шаги. Тяжёлые, неспешные, от них стены будто бы вибрировали, а мои зубы стучали ещё громче.

Чудовищем Нуррингора его называли. Королевский судья, тюремщик, палач. Ориентир жестокости. Одна его подпись… может, небрежный взмах рукой – и заключённый становился приговорённым. Имя его произносили с тем же благоговейным ужасом, с каким боялись вспоминать межей. А я уже израсходовала на сегодня все запасы страха, поэтому уставилась на дверь с любопытством.

Он едва прошёл в проём. На голову выше самого рослого мужчины, в плечах шире великанов, которые, если верить легендам, бродили по миру тысячу лет назад. На его мундир ушло больше кожи, чем понадобилось бы для формы троих его людей.

– Госпожа Каролина.

Его низкий хрипловатый голос вывел меня из оцепенения.

– Гранд Айвор? – спросила я зачем-то. Разве ж тут спутаешь.

Этот точно не успеет меня изнасиловать – если прижмёт к столу, позвоночник сломается, и всё быстро закончится.

Он обошёл вокруг. Я почувствовала, как сгустился надо мной воздух, сдавленный под его тяжестью, а потом верёвка на руках лопнула. Кажется, он разорвал её пальцами.

Маленькая свобода возымела странный эффект: перед глазами поплыло, тошнота подступила к горлу. Онемевшие руки едва слушались, но я смогла схватиться за край стола, чтобы не упасть.

– Мои люди с утра были заняты вашими поисками и упустили некоторые новые обстоятельства.

Он так и остался стоять у меня за спиной, судя по звукам, отошёл к стене.

– Какие обстоятельства? – спросила я машинально.

– Мне известно, что это не вы.

Я перебросила ноги через скамью и повернулась к главному палачу. Камера крутанулась на пол-оборота дальше, покачалась и вернулась на место.

– Что, не я?

– Не вы совершили преступление, за которое чуть не поплатились.

Тряхнув головой, я прогнала темноту и сфокусировала на нём взгляд.

– Это я.

Его длинные волосы были столь же бесцветно белыми, сколь чёрными были его глаза. Половину лица и шею изрезали шрамы – ломаные, тоже чёрные линии. Его словно хлестали огненной плетью, но вместо ожогов и рубцов осталась мёртвая ткань из угля и пепла. Говорили, это тёмная душа рвётся наружу.

Наверное, никто так долго на него не смотрел.

– Нет, – последовал запоздалый ответ, – не вы. Вы – можете быть свободны.

Я замотала головой. Вдруг он не разглядел с высоты своего роста – я оттолкнулась ногами от скамьи и уселась на стол.

– Я отказываюсь. Не смейте! Пожалуйста… – вот он, миг настоящего ужаса. Всё, что произошло до этого, померкло.

– Как королевский судья я обязан следить, чтобы в Нуррингор попадали настоящие убийцы, госпожа Каролина.

Разгадав моё желание, он пододвинул к себе скамью и сел. Так наши лица оказались на одном уровне. Он и правда знал. Чернота его глаз выдавала больше, чем некоторые страстные речи.

– Настоящие? – я ни разу не кричала сегодня, но голос сел. – Ей семнадцать лет. Этот выродок…

– Я бы попросил… всё же покойный наследник герцога, самой титулованной и состоятельной особы в городе.

– Этот мерзкий выродок насиловал Тею с тех пор, как ей исполнилось четырнадцать.

– И вот два дня назад девушке под руку попался железный штырь, валявшийся на полу беседки. – Гранд Айвор, пересказывая трагические события, скучающе рассматривал ссадину на моей шее. – После она в панике прибежала к вам и просила о помощи, а вы велели позвать стражей и молчать. Так всё было, госпожа Каролина? Вы можете идти, вас ждут на улице.

Я сложила руки за спиной.

– Вам нужен преступник? Я здесь. Можете позвать ваших псов – пусть задерут мне юбку, пусть делают, что хотят. Можете запереть меня в вашей тюрьме до конца жизни. Можете сразу межам отдать, как там… в качестве ресурса. Не трогайте девочку.

Уголок его губ – на чистой, не обезображенной шрамами половине лица – дёрнулся то ли в неуместной улыбке, то ли в гримасе отвращения.

– Почему? – он сощурился.

– Что?

– Вы с этой девушкой состояли в любовной связи?

– Что? Да нет же!

– Тогда почему вам есть дело?

А почему я дышу? Почему испытываю нужду в пище, свете или дружеском прикосновении?

– Потому что, – протянула я медленно, – это свойственно человеку. Привязываться, заботиться, сострадать… Или вы не человек?

– Не совсем.

Вдруг вспомнив о чём-то, он расстегнул мундир и достал из внутреннего нагрудного кармана помятую лепёшку.

– Вот, – он протянул мне хлеб. – Сострадание.

Я схватила угощение и вгрызлась в тесто зубами.

– Так себе последний ужин осуждённого, – пробормотала я с полным ртом. – Но спасибо.

– Вы уйдёте наконец?

– Нет.

Мимо маленького зарешёченного окошка под самым потолком, каркая, пролетела ворона. Мы одновременно посмотрели вверх, а потом друг на друга. Я не знала, как иначе демонстрировать решимость, только твёрдым взглядом. А он точно не ожидал, что кто-то способен так долго на него смотреть.

Проглотив последний кусок лепёшки, я вытянула вперёд руки.

– Давайте уже заканчивать, – я соединила запястья. – Меня срочно нужно изолировать, я со вчерашнего вечера мечтаю воткнуть в чьё-нибудь горло вилку для рыбы. Пожалуйста… Вас называют чудовищем, но в сравнении с людьми, которых я встречала сегодня, в вас я чувствую больше милосердия. А если правду говорят, то не всё ли вам равно, чью казнь благословить?

Ножка скамьи противно проскрежетала по полу. Гранд Айвор поднялся, а я невольно отклонилась назад.

– Милосердие. Не представляю. – В поисках тени он отошёл в угол камеры. – Как это ощущается?

– Как щипцы, – ответила я без раздумий. – Они вгрызаются в сердце и отрывают от него по кусочку.

– Теперь я понимаю ваше стремление умереть.

Я слабо улыбнулась.

– Вы, значит, разговариваете на языке боли. Я знаю его. Что ещё вам перевести?

Он провёл рукой по волосам и отвёл их за ухо. Я повторила движение. Его шрамы на виске и моя седая прядь – как отражение друг друга. Следующим жестом он указал на дверь.

Приговор или избавление? Я одинаково боялась и того, и другого. Часть меня, маленькая, озлобленная, рвалась на свободу. Помчаться вперёд, оставить низкие потолки и сырые стены, вдохнуть свежий воздух – себе, для себя. Скопить денег и уехать в Виарт, прожить жизнь – если не свою, так новую, какую-нибудь чудесную и кружевную…

Но каждый шаг давался всё труднее. То и дело я поглядывала вниз – не волочатся ли за ногами тяжёлые железные цепи.

Гранд Айвор шёл немного впереди – слева от меня, а другая его сторона снова нашла тень.

Боль, твой верный спутник. Печаль, мой тихий враг.

Строки из старой баллады вспыхнули в памяти, обрисовав его профиль знакомой резкой линией, но тут же погасли. Лестница вела вниз.

Оглядываясь на воображаемые цепи, я считала ступеньки, отдаляющие меня от неба. Свет из окон не проникал сюда. Воздух редел. Становилось всё холоднее, зато так запах почти не ощущался.

Я знала, что там.

Под землёй не оказалось коридора, чтобы вздохнуть и подготовиться, – лестница сразу вывела нас в большое круглое помещение. Приземистый пожилой мужчина в грязном фартуке раскладывал инструменты на полках, бряцанье гулким эхом отражалось от стен. Лекарь, так его почему-то называли, поприветствовал королевского судью сухим кивком.

В центре круглой комнаты, параллельно друг другу, стояло несколько столов. Некоторые пустые, другие накрыты простынями из жёсткой, посеревшей от времени ткани. Такие никто не стал бы гладить.

Я покачнулась, но меня подхватили под локоть.

На одной из простыней алело пятно крови. Я не смогла бы вот так узнать силуэт человека под ней, но расположение пятна – правый бок, – именно там, вокруг ржавой железной палки, я ощупывала рану Лосано-младшего, ещё надеясь его спасти.