Кататония

Влада понимала все это очень хорошо, а потому решила провести субботний вечер в библиотеке.

Едва лишь закончились пары, она подхватила сумку с конспектами и направилась на третий этаж в читальный зал. Набрала кучу книг, установила поудобнее ноутбук и принялась за работу.

В затемненном помещении уютно светили лампы, тихо переговаривались студенты, пахло бумагой – такой неповторимый библиотечный запах, ни с чем не перепутаешь. Незаметно пробегали минуты, сливались в часы. Блокнот, в котором Влада делала записи, распухал на глазах. В вордовском документе на ноутбуке прибавилось шесть страниц. Идея, зревшая у Влады в голове, наконец-то оформлялась в слова, и подтверждения этим словам Влада находила у ученых.

Изумительный научный процесс, изумительно ощущение причастности к чему-то надобыденному…

Влада думала и писала, писала и думала, но процесс стал замедляться. Человеческий мозг не любит излишне долго пребывать в напряжении, ему необходимы разгрузки. Да и физическая оболочка человека не наукой одной живет…

Поначалу Влада с успехом игнорировала сосущее ощущение в желудке, но, когда живот принялся громко урчать, смирилась. Не дело нарушать библиотечное умиротворение столь прозаичными звуками.

«Все же я молодец, много сегодня написала», – довольно подумала Влада, убирая ноутбук. – «Еще пара таких вечеров, и можно будет показать главу научному руководителю…»

Завибрировал поставленный на беззвучный режим телефон.

«Идем с ребятами на ужин. Поезд в 3 часа. Скучаю».

Влада улыбнулась. Костя такой Костя… Где бы ни находился, что бы ни делал, он всегда находил минуту отправить ей сообщение.

«Ухожу из библиотеки. Тоже хочу есть. Жду тебя», – написала Влада в ответ и убрала телефон.

«Где бы поужинать?»

Вопрос не праздный. До дома час езды, поэтому вариант сэкономить и поджарить на родной кухне яичницу Влада не рассматривала. Забегаловки типа Сабвэя и Макдональдса она не любила.

«Что ж мне остается?» – задумалась Влада.

Вопрос разрешился сам собой.

– Влада! Влада!

Влада обернулась. Сзади по лестнице, догоняя, спускался Стас.

– Я думал сначала, что не ты. Потом смотрю – ты. Ты где была? В библиотеке сидела?

– Именно. Работу писала.

– А я с кафедры теории иду. Слушай, ты как насчет перекусить?

– Я за, как раз собиралась.

– А если, – Стас заговорщически прищурил глаз, – не только перекусить, но и… выпить? Может, по пиву?

Влада задумалась. С тех пор как они с Константином приняли решение завести ребенка, она старалась не пить… Но разве от пива много вреда?

И Кости все равно нет в городе…

– Не знаю… Слушай, пойдем поедим для начала, а там как пойдет.

– Заметано, – Стас задорно ухмыльнулся. – Что-то мне подсказывает, ты не удержишься.

И она не удержалась.

Поздний вечер застал их в ресторане «Кваккер» недалеко от метро. На маленьком деревянном столике на двоих стояло по паре налитых пивом стаканов, да еще пара пустых – обслуживание в этом баре было не на высоте.

– Я из Хабаровска, – рассказывал Стас. – Люблю свой город, но никогда и мысли не было остаться в нем. Всегда знал, что мое место в Москве или в Питере. Потому что все деньги, все перспективы – тут, а я намерен хорошо зарабатывать. В принципе, у меня это уже получается.

– Охотно верю. Думаю, в Законодательном Собрании платят прилично.

– Я не всегда работал в ЗакСе. Сразу после бакалавриата устроился в одну юридическую фирму… Блин, это был пипец.

– Любопытно, – Влада уставилась на Стаса, ожидая интересный рассказ. – Ты раньше о старой работе не говорил.

– Потому что у меня начальник был дурошлеп, – Стас отхлебнул пива и усмехнулся воспоминаниям. – Он мог позвонить в полночь и начать втирать какую-нибудь хрень. Мог начать выделываться и отправить в обеденный перерыв за пирожными, будто подчиненные у него подай-принеси какие-нибудь. С ним рядом казалось, что либо ты что-то не догоняешь, либо мир сдурел совсем. Но знаешь, когда я понял, что больше не могу работать под началом этого идиота?

– Когда?

– О, это изумительная история, и рассказывать ее надо неспеша. Вот слушай…

Ты видела, наверное, в американских фильмах, как у них организованы офисы? Большое помещение, в нем понатыкано столов, между ними проходы, и ты, если по этим проходам идешь, утыкаешься в кабинет начальника. Так вот. У нас все было сделано похожим образом. Но более убого. Раз в восемьдесят примерно.

У нас был один большой кабинет, внутри которого, с противоположной стороны от входа, выделили маленький кабинет. Специально для нашего начальника. Там не было стеклянных перегородок, как любят американцы, только дверь была стеклянной, и через нее наш самодур за нами следил. А, когда не следил, то сидел за столом, заперев дверь на ключ.

И вот однажды сижу я на рабочем месте, мои коллеги рядом, и мы слышим, как начальник в кабинете говорит по телефону. Судя по диалогу, он зовет кого-то подняться к нему в кабинет, а тот не хочет. Я осторожненько выглядываю в окно, и правда, вижу, что под окном начальника стоит мужик и машет нашему начальнику рукой. И по телефону с ним болтает. «Давай, поднимайся, вот ключ от кабинета», – говорит начальник, и тут я вижу, как к мужику с телефоном летит бумажный самолетик. Летит, летит… пролетает мимо и улетает в мусорный бак. Высокий такой, грязный. Мужик стоит, недоуменно смотрит, а из кабинета начальника доносится: «Ты что его не поймал, там же ключ! Доставай!»

– В смысле? Он вложил в самолетик ключ?

– Да. Прикинь, он заперся в кабинете, и, чтобы – внимание! – не вставать лишний раз и не открывать дверь, не придумал ничего лучше, чем сделать бумажный самолетик, вложить туда маленький легкий ключ и отправить в полет!

– А что получатель?

– Ооо, ну у того мозгов было больше. Он посмотрел на начальника в окне, на мусорный бак, на начальника, снова на бак… убрал телефон в карман и ушел. Но дальше началось самое интересное.

– Дай угадаю: начальник велел кому-то из вас принести ключ?

– Да, это тоже было, но это не самый шик. Самый шик, что тот ключ в мусорном баке оказался единственным. Да-да, – Стас расплылся в широкой улыбке, – единственным ключом от кабинете начальника. Запертого кабинета. С начальником внутри.

– Подожди, но ведь обычно ключи есть у охраны, уборщиц?

– О, да, и они были, – улыбка стала еще шире. – Но ни один из них не подошел. Ключи от несуществующих дверей. Начальник, оказывается, специально дал охране ключ от другого замка. Опасался, что в его отсутствие охранники залезут в кабинет. А уборщица делала уборку при нем, и даже не знала, что ее ключ в принципе не подходит к двери кабинета. И вот, сидит наш дебил, запертый у себя в кабинете, без возможности выйти, без ключа…

– И что, никто не пожалел и не слазил в помойку? – перебила Влада.

– Слазили, – нехотя признал Стас, – но сраный ключ выпал из самолетика и затерялся в куче отбросов. Копаться в мусоре, сама понимаешь, никто не стал.

– И в этот момент ты понял, что идиотизм заразителен и уволился?

– Нет, – внезапно поскучнев ответил Стас. – Уволился я, когда к этому дебилу пришли с обыском, и оказалось, что это не дебил с одним ключом от кабинета, а взяточник, который у себя в столе хранил кучу поддельных документов. Потому и кабинет охранял как собака будку. Так что, Влада, иногда в жизни все не такое, как нам кажется.

Влада фыркнула.

«Избитая вроде бы мысль, но почему она звучит по-новому? Вероятно, из-за человека, озвучившего ее. Какой он все-таки… интересный. Умный. Гораздо более живой, чем Костя. Есть ли у него девушка? Наверное, нет. Иначе он вечером в субботу не со мной бы в кабаке сидел, а у нее. С другой стороны, вот у меня есть муж, но я же тут. Может, и его девушка сейчас не в городе…»

– Эй, ты о чем задумалась?

– Да так, ни о чем, – ответила Влада, а сама смотрела на собеседника и размышляла, каково бы было жить не со спокойным умиротворенным Костей, а вот с таким вот Стасом.

Каково было бы, если бы в нее влюбился такой парень?

Вернулась Влада домой практически ночью. Разделась, сходила в душ, почистила зубы… Совсем уж было собралась спать… не вышло. Мешало приподнятое настроение, а, может, и алкоголь, несущийся по крови.

Влада немного поворочалась, потом скинула одеяло, взяла ноутбук и устроилась поудобнее. Ее затянуло в воображаемый мир.

Глава 6

Рене сидел за столом и сосредоточенно писал. Магографика – его нелюбимый предмет, а сдавать задание нужно через два дня. Но рассчитать точку концентрации силы не получилось ни позавчера, ни вчера, ни сегодня. Не силен был Рене в расчетах. Да и вообще – во всем, с цифрами связанном, о чем красноречиво свидетельствовал его пустой кошелек.

Вот то, что рассчитать стипендию на месяц Рене не мог, это его тревожило. Магографика меньше, но магистр Эльбор жизни не даст.

Придется, придется схему доделать…

Хотя Рене очень сомневался, что будет когда-то работать с помощью начертаний. Он любил не работать, а творить: непринужденно, быстро, легко. А тут ползай по полу, мажься в мелу, краске, а то и крови…

Не его это, не его.

Хлопнула дверь, и на многострадальные чертежи плюхнулась сумка.

– Эмиль! – закричал Рене. – Какого?..

– Лесли де-Мулье сказала вернуть ей платок, если ты прекращаешь ваши отношения. Нерешительно сказала, если это тебя интересует. Я бы даже сказал: с надеждой, что ты спрячешь этот платок поближе к груди и прибежишь к ней, едва до твоих ушей долетит ее послание. Вот скажи мне, Рене, нахрена я познакомил тебя с этой замечательной девушкой, если она тебя совсем не интересует?!

– У меня нет ее платка, – сказал Рене, игнорируя возмущенный вопрос Эмиля. – Так что расстаться с патетикой не выйдет.

– Ты его потерял?

– Я его выбросил. Вытер грязь и выбросил.

– Он вытер грязь платком за полтора золотых и выбросил! Оцените поступок этого нищеброда! Он мог продать его и жрать неделю, но… он его просто выбросил! Зачем, скажи же мне, о тупоумный, зачем ты выбросил платок и Лесли де-Муллье?

– Затем, что платок просто тряпка, и я использовал его по назначению. Его стоимость – проблема Лесли, которой деньги руки жгут. Обрати внимание: на нем даже не было монограммы, чтобы в случае чего никто и не заподозрил, что она подарила платок… мне!

– То есть, ты обиделся? – поразился Эмиль. – Обиделся, что она… стесняется тебя? Но, Рене, она же…

– Я не обиделся! – прервал друга Рене. – Я просто не нуждаюсь в этой связи. Мне надоела Лесли.

– Но ты же сам хотел… – начал Эмиль, но Рене снова его перебил:

– Перехотел.

Эмиль отошел подальше, пригляделся к Рене. Изумленно вскинул светлые брови, так, что они едва не коснулись белобрысых волос.

– Ты нашел другую! Точно!!! Ты нашел другую девчонку!

Рене хитро улыбнулся.

– Колись! – восхищенный Эмиль бесцеремонно отодвинул в сторону и сумку, и примятые ею бумаги (Рене сквозь зубы застонал) и уселся на стол. – Кто она?

Рене покачал головой:

– Не скажу. Скажу только, что… ай, ничего я тебе не скажу! Отвали. Это тебе не Лесли, чтоб о ней трепаться.

– Даже таааак? – Эмиль присвистнул. – Что, скажешь, пришло оно? Настоящее?

– Ты дурак? Какое «настоящее»? Ты маг. Я маг!

– Ну и что? – Эмиль отмахнулся, ничуть не обиженный. – Ну, жениться нельзя, но целибат блюсти не предписывается. Просто глаза не мозоль старшим, и все. Я, может, вообще… ребенка заведу. Вот!

– Рехнулся? – ужаснулся Рене.

– А что? – ерепенился Эмиль. – Не сейчас, конечно, а как старый стану. И что мне сделают? Ну накажут, но ведь не убьют.

– Тебя просто лишат всех заработанных за годы жизни регалий и сошлют в задницу мира, а так, да, не убьют. Если писклявый комок того стоит – валяй. Но что-то мне кажется, к старости ты передумаешь.

– Значит, передумаю, – легко согласился Эмиль. – Но девчонок любить не перестану… Найду такую, чтоб на всю жизнь…

– Дурочку какую-нибудь? – фыркнул Рене.

– Почему сразу дурочку? – оскорбился Эмиль.

– Потому что умненькая девушка не станет волохаться с тобой всю жизнь в подстилкином статусе.

– Вот ты и проговорился! – обрадованно закричал Эмиль. – Она благородная! Точно, благородная, если тебе важна ее репутация! Ох, ты… Как же ты благородную-то подцепил?!

Рене усмехнулся.

Удивительно, но ему, привыкшему обсуждать с товарищем свои многочисленные победы, совершенно не хотелось рассказывать Эмилю об Амайе. Хотелось, чтобы эти едва завязавшиеся отношения, нежные как первые весенние почки, оставались известны лишь ему. Он спрятал их в душе как дивную драгоценность. Отчего? Оттого ль, что рассказ о красавице де-Марсо осквернил бы намечающуюся близость?

Рене не знал, но не собирался пренебрегать внутренней потребностью держать историю об Амайе в тайне.

Воспоминания о черноволосой красавице взбудоражили Рене. Магографика была на время позабыта. Вообще, Рене много чего позабыл за время, прошедшее со встречи у ателье известной модистки. Он стал рассеян. Ему это было странно: он знал множество женщин, но ни одна раньше не мешала ему спокойно жить и работать. Он будто нечестный картежник доставал их из рукава по необходимости, а попользовавшись прятал на место. Женщинам в мыслях Рене отводилось ровно столько, сколько он позволял. Ему не составляло труда забывать про них, погружаясь в учебу.

Но не теперь.

Теперь Рене был полон Амайей. В первый же день их знакомства он выяснил о ней все, что мог. Узнал, что ее семья, благородные де-Марсо, недавно переехали в Браст, поскольку отец Амайи получил выгодное место Министра Дорог и был направлен сюда самим главным Дорожным Министром. Выяснил, что мать Амайи весьма высокого происхождения. Рене даже подкупил личного слугу главы семейства де-Марсо, юношу по имени Пьетре, и тот рассказал, что в семье де-Марсо есть младший ребенок, двенадцатилетний брат Амайи, но мальчишка учится в закрытом пансионе и дома бывает редко.

Ни на чем ином Рене сосредоточиться не мог. Сидел на лекциях, думая о ней, учил заклинания, думая о ней. Разумеется, это не могло не сказаться на учебе: магистры ругались, Рене тревожился, но… недостаточно сильно. Ему казалось, что помрачение временное.

– Рене! – напомнил о себе Эмиль. – Ты расскажешь, или нет?

Рене усмехнулся:

– Обойдешься. Это мой секрет. Ну, бывай. Передавай привет Лесли. Может быть, она разрешит тебе пошарить у нее под юбкой в виде утешения.

С этими словами Рене встал из-за стола и покинул комнату.

Ученики жили в самом дальнем флигеле. Как шутили сами молодые маги: чтобы основное здание не страдало от их буйств.

Рене вышел на улицу, оглядел истоптанный двор и пошел прочь от корпуса по склону.

Академия «Магический Оплот» – величавое старинное здание – располагалась на холме у реки. Каменистый берег не был самым любимым для посещений местом юных магов, поэтому Рене приходил сюда для отправки вестника.

Он сложил между двух валунов собранные по пути ветки и сухую траву и запалил костер. Когда пламя разгорелось, Рене потянул из него силу и стал формировать тело вестника, придавая ему облик серебряной птицы.

Первых вестников Рене сделал без всяких ухищрений, черпая силу из своих внутренних резервов, но скоро понял, что так не пойдет. Вестник – энергоемкое заклинание, предназначенное для доставки новостей и коротких переговоров, а не долгих бесед с прекрасными девушками. После последнего разговора с Амайей Рене долго лежал на берегу, хватая ртом воздух. Поддержание вестника выпило у мага кучу сил. С тех пор Рене предпочитал брать силу в родной стихии.

Сереброкрылый посланник легко воспарил в небо, по которому уже ползли вечерние облака. Рене летел внутри птицы, глядя ее глазами. Он столько раз проделывал этот полет. Набрать высоту, повернуть на север. На границе города чуть направо. Пролететь над парками и садами при богатых домах и, наконец, подлетев к дому из бежевого песчаника, усесться на подоконник…

В этот раз не вышло. Амайя была в саду, и не одна. Она сидела в плетеном кресле у столика, сервированного для чая, а рядом с ней устроилась компаньонка. Рене расстроенно опустился на ветку ближайшего дерева, приглушив сияние, никем не видимый.

Пусть он предпочел бы беседу с Амайей, наблюдать за ней было отдельным удовольствием. Рене несколько раз сопровождал ее в поездках по городу, зависая над каретой, спускаясь ниже и прячась где-нибудь, когда она выходила. Один раз он даже – во плоти, не через вестника – наблюдал, как она в пекарне выбирает пирожные. Она не заметила его, зато он досыта насмотрелся на нее.

И сейчас птица-Рене долго сидел на ветке, следя за девушкой, отмечая каждый поворот ее головы, каждый жест руки…

Порыв ветра налетел на прибрежные камни, загасил хлипкий костерок, и без того отдавший последнее магу. Вестник вздрогнул, пропал, а Рене завалился на холодные камни. Как он ненавидел отпускать вестника! Это напоминало пробуждение, да не спокойное и приятное, а насильственное ночное.

Темнело. Рене поднялся, укутался в плащ и пошел вверх по косогору. Неприятные ощущения от вестника проходили, оставляя лишь сладкие воспоминания об Амайе…

Амайя… Рене никогда не чувствовал столь всепоглощающего желания и столь хрупкой нежности по отношению к женщине. Его чувства до сего момента были примитивны и грубы, нацелены на удовлетворение похоти, а тут… Похоть тоже была, но не она являлась хозяйкой бала. К физическому желанию обладания примешалось нечто иное…

В глубокой задумчивости Рене подходил к академии. Уютным светом освещались окна жилых корпусов. В башнях горели огни.

– Рене! Рене!!! – услышал маг и задрал голову.

На одном из зубцов башни, в которой работали травники, сидела Милена. Полумрак не помешал Рене узнать ее, Милена – единственная из всех учениц академии – носила волосы заплетенными в две длинные золотистые косы.

– Поднимайся сюда! – кричала травница. – Я кое-что тебе покажу!

– Я занят! – крикнул в ответ маг и пошел дальше.

«Догадываюсь, что ты собираешься показать, – думал Рене. – Прости, Милена, сегодня мне не интересно».

Они с травницей знали друг друга давно. Милена была идеальной женщиной: юная, свежая, прекрасно понимающая, что серьезных отношений с магом не получится. Не высказывающая претензий и не задающая вопросов. Рене часто приходил к ней в периоды отсутствия увлечений на стороне, и Милена принимала его спокойно и с пониманием. Возможно, она даже любила его, но очень ненавязчиво. Рене не чувствовал вины за то, что использует ее.

Ведь они все друг о друге знали.

Но пойти к ней сегодня казалось немыслимым. Перед глазами Рене стояла другая девушка, и Рене отчетливо понял: Милена тут не поможет. Эту жажду можно утолить лишь из одного источника.

Рене шагнул назад, скрываясь в полумраке коридора.

Он шел наверх, когда воздух содрогнулся от усиленного магией голоса:

– Рене Бланкар, срочно в кабинет магистра Абеляра!

Рене вздохнул и развернулся. Он предполагал, зачем его зовут, и ему страшно не хотелось идти на зов…

Магистр встретил Рене, сидя у камина. В комнате было уютно и тепло, на столе исходил паром ужин.

– Голодный? – спросил магистр, едва Рене вошел. – Иди ешь. На тебя смотреть противно: одни кости и волосы.

Рене не чинясь прошел к столу и пододвинул тарелку с гуляшем.

– Вы ужинали, магистр?

– Ужинал. Тебя пока дождешься, все остынет.

Рене положил в рот первую ложку, спросил, жуя:

– К чему было кричать на весь замок?

Абеляр сверкнул глазами из-под нависших бровей:

–Потому что по-иному тебя не выцепить было! Ты целыми днями где угодно, только не в академии! Я только сегодня посылал за тобой два раза. Эмиль один сидит в комнате и отвечает, что тебя нет.

– Я был у себя днем.

– А толку, что ты был? Где тебя носит, Рене?

Рене развел руками и сунул в рот еще одну ложку гуляша. Абеляр сердился, значит, мог выгнать в любой момент, а жрать хотелось очень сильно.

– Рене, – голос магистра стал строже, – на тебя жалуются. Ты пропускаешь лекции, не выполняешь задания, твои заклинания слабы. Ты явно тратишь силы и время не там, где положено. У тебя какая-то работа в городе?

Можно было бы соврать, но Рене никогда не врал Абеляру.

– Нет. Работы нет.

– Что тогда? Ты встрял в переделку?

Рене прикинул, можно ли считать Амайю переделкой, и ответил:

– Тоже нет.

– Тогда что с тобой? Ты никогда не был столь плох! Сколько тебя помню, ты был усердным учеником, умным и трудолюбивым. Куда все пропало?

Рене задумался. Поразмыслив, решил сказать магистру часть правды.

– Магистр, у меня были дела в городе. Я использовал вестника, это отняло кучу сил. Честное слово, после вашего гуляша я воспрял!

– Ну смотри, – Абеляр притопнул ногой. – Чем бы ты там не занимался – прекращай. Эльбор грозится оставить тебя на второй год! Твои городские дела сильно тебе вредят, Рене. Заканчивай с ними и берись за учебу. Ты доел?

– Да.

– Тогда иди. И не заставляй меня больше искать тебя по всей академии.

Выйдя от Абеляра, Рене не пошел к себе. Удивительно, но, несмотря на выволочку от магистра, настроение оставалось хорошим. Рене вспоминал, какой сегодня видел Амайю, представлял, как будет замечательно, когда они снова встретятся вживую… В голове уже возник план, как можно это сделать…

Магистр прав: хватит тратить силы на вестников. Хватит любоваться издалека. Рене хочется держать Амайю в своих руках, говорить с ней вживую, целовать ее.

Тогда он, наконец, успокоится и возьмется за учебу.

Окрыленный Рене поднял голову к темнеющему небу и тихонько пропел:

– В этом мире жестоком, где нежность как слабость,

Где, чтобы выжить, ты вынужден биться,

Я набрался неслыханной наглости!

Я! Позволил! Себе! Влюбиться!1

Влада отодвинула ноутбук и усмехнулась. Нет, современная песня панк-группы, конечно, соответствует настроению, но из романа ее лучше вычеркнуть…

Глава 7

Субботний день оказался ясным и свежим. Влада, замотанная шарфом поверх пальто, вышла из метро и направилась по Среднему проспекту Васильевского острова к Университету. На переходе через Восьмую линию заметила знакомую спину и прибавила шагу.

– Стас!

Он обернулся и широко улыбнулся. Подался навстречу, будто попытался обнять, но на полпути передумал. Влада сделала вид, что ничего не заметила, и они пошли рядом.

– Вчера мне звонит начальник, – Стас говорил медленно, обстоятельно, будто обдумывая и подбирая каждое слово. – Ну, ты знаешь, Руководитель Аппарата. Звонит и говорит, мол, как хочешь, но чтобы завтра пришел на работу.

– А ты?

– А я говорю: «Никак не хочу».

Влада усмехнулась, искоса глядя на собеседника. Какой все же у Стаса красивый профиль! В литературе такие профили называют чистыми. Нос идеально прямой, губы четко очерчены. А ресницы какие длинные…

– Я ему объясняю, что при устройстве на работу четко обозначил свои приоритеты. Мне надо закончить магистратуру. Я и так слишком много времени потратил, пока был в академе – между прочим, во многом из-за работы.

– А он?

– А он начал на меня наезжать, мол, это работа, и нечего…

Влада с интересом слушала, что говорил начальник Стаса, что отвечал сам Стас, и могла бы наслаждаться монологом еще долго, но внезапно сбоку, то ли с Шестнадцатой, то ли с Четырнадцатой ( Влада не особенно обращала внимание, где они идут) линии вышел бомж.

Бомж как бомж: ничего необычного. Лохматый мужик в засаленной драной куртке, в ушанке, помнившей, вероятно, еще Петербург Раскольникова, в резиновых сапогах. Перед собой он толкал тележку с надписью «Дикси», в которой горкой был нагружен всякий хлам. К тележке же были примотаны большие пакеты, громыхавшие бутылками и банками.

Бомж подошел к мусорке, заглянул в нее, ухмыльнулся и сунулся в нее обеими руками.

Владу передернуло.

– Стас, давай улицу перейдем.

– Зачем? Нам тут к Универу по прямой.

– Пожалуйста! – Влада кивнула на бомжа, рывшегося в мусорке. Если бы они продолжили идти прямо, прошли бы рядом с ним.

– О как, – Стас с прищуром посмотрел на Владу, но повернул к пешеходному переходу, – а ты из брезгливых, оказывается.

– Не в этом дело. Просто некомфортно мне рядом с людьми, оказавшимися на обочине жизни. Я их боюсь.

– Боишься бомжей днем на светлой улице?

Влада вздохнула:

– Вот ты сказал, и зазвучало по-дурацки. Это что-то иррациональное. Я не могу объяснить, но мне тяжело рядом с нищими, с маргиналами всякими…

Стас усмехнулся:

– Звучит так, будто боишься от них заразиться. Но я тебя понимаю, действительно противно видеть, что человек довел себя до копания в помойках. Хотя знаешь, исследования показывают, что такие люди сами виноваты в своем образе жизни…