Возрождение. Книга 1. Легенда

– Получается, она нам… – Вася поежилась, пытаясь уложить странную, неправильную мысль в своей голове, – врет?

– Нет, что ты, – Мира зачем-то сильнее укутала девочку, подоткнув одеяло по обе стороны от нее. – Просто, видимо, это случайность. Я не могу знать наверняка, но своему опыту, наверное, нужно доверять, как и опыту старших.

– Да, наверное, ты права, – с сомнением протянула Вася, затем прикрыла глаза, будучи уверившей себя в словах преподавательницы. – Расскажи еще что-нибудь.

– Подожди немного, и сама узнаешь, что там, за забором.

– Ждать еще почти пять лет, и ты к тому времени уже уедешь. Я очень хочу побывать в городе с тобой, Мира. Жаль, что нельзя задержаться здесь подольше. Как думаешь, куда тебя распределят?

– Не знаю. В любом случае, не переживай. Думаю, мы с тобой еще встретимся, все будет хорошо.

– А если нет? Вдруг тебя отправят очень далеко, а меня еще дальше, и мы никогда больше не увидим друг друга? Я буду очень скучать.

Девушка улыбнулась и едва уловимым касанием нажала на кончик носа Василисы.

– Я по тебе тоже. Даже если так, ты будешь счастлива, это точно. Не думай, что на мне все заканчивается, нас ведь обучают, чтобы мы шли дальше, служили Творцу.

– Где и как? – пожала плечами Вася, понизив тон голоса. – Никто не знает, куда увозят старших.

– Мы едем в монастыри, не выдумывай разных зверств. А лучше ложись спать, уже поздно.

– Ладно, ладно.

Василиса быстро уснула, а вот Мире все никак не удавалось расслабиться. Она сидела на постели, глядя на подпертую стулом дверь и думала о том, как долго сможет просто наблюдать за происходящим. Такое не должно длиться вечно, но вся беда в том, что совсем скоро Миру отправят из пансиона в новое место, а вместо нее и десятков взрослых девушек прибудут совсем малышки. Никому не будет дела до них.

Через пару часов Мира поднялась в постели, на цыпочках дошла до двери, чтобы с максимально возможной осторожностью отодвинуть стул и приоткрыть ее. На всякий случай все же оставила стул у входа, для надежности даже села на него, вслушиваясь в знакомые шорохи.

Едва половицы заскрипели, они сжала спинку крепче и уставилась в одну точку, совсем позабыв о том, как моргать. Несколько шагов мимо, и она против своей воли поднялась, открыла дверь шире и выглянула совсем немного, стараясь не выдать своего присутствия.

В дальнем краю коридора раздался скрип, затем щелчок и совсем тихий хлопок. Слабый свет от окна приглушился из-за упавшей на него тени. Отец Юрий, как змей, заполз в спальню Василисы и, скрывшись там, унес за собой все звуки. Все, как в прошлый раз.

Мира тут же отпрянула от проема, поставила стул вплотную к захлопнутой двери и снова села на него, поджав колени к груди. Сердце ускоренно билось, отдавая вибрацией в бедро, но тело, как каменное, отказывалось слезать со стула и вновь прятаться под одеяло. Там спала Василиса, маленькая девочка, которую нужно было спасти от страшной участи.

Шаги отца Юрия раздавались в более скором ритме, чем обычно, когда он покидал этаж. Видимо, не найдя жертву, мужчина испугался последствий возможного раскрытия своих намерений. Более того, он подозревал, кто мог быть причастен к такому развитию событий. Удостовериться в таком ходе его мыслей Миру заставила совсем короткая остановка за ее спиной. Тонкая деревянная поверхность хорошо пропустила через себя звуки этого момента.

Но удивительным было не это – такая ситуация показалась Мире более, чем ожидаемой – а прожигающая ярость, пульсирующая в грудной клетке. Она буквально струилась наверх, как потоки лавы, проникала в горло, и еще бы чуть-чуть – прорвалась наружу. Затруднилось дыхание, руки, сжатые в кулаки на коленях, свело, а челюсть, казалось, намертво сомкнулась, до скрежета и боли. Девушка вдруг представила, как смыкает свои пальцы на шее директора, представила ужас в его глазах и то, с какой скоростью проносятся мысли о сожалении в его гаснущем сознании.

Только отдышавшись и яро пристыдив себя за такие отвратительные мысли, Мира смогла подняться. На душе все еще было гадко после погасшего огня, хотелось попасть на урок рисования, взять ластик и резко, быстро растереть им неугодное изображение до такой степени, чтобы лист разорвался напополам, а затем еще и еще, пока это возможно.

В разыгравшемся воображении благочестивой воспитанницы пансиона бумага хрустела, как свиные хрящи, и кровоточила. Мерзкие звуки рождали неясное удовлетворение, которое, вероятно, в любую другую ночь напугало бы ее до чертиков. Остановиться от прокручивания одного и того же никак не выходило, он преследовал, как навязчивая идея, казавшаяся выполнимой.

Все это продлилось не долго. Мира легла в постель. Из-за напряжения она вся дрожала, не могла уснуть, но через какое-то время, поддавшись нахлынувшей слабости, все же закрыла глаза. На улице потихоньку светало.

Тьма сна была непроницаемой. Мягкие черные волны образовывали собой теплый кокон, в котором все тревоги становились неважными. Забывались даже причины этих тревог, будто именно все это – сон, а не статичный мрак, окружающий тело Миры. Когда началась дремота и где эта граница реальности? Все ощущалось очень натурально.

– Я помогу тебе, – сказала темнота голосом, который нельзя было определить. Женский он или мужской, глухой или звонкий, низкий или высокий – неизвестно. Есть только слова.

– Как? – спросила девушка в ответ. Ее глаза были закрыты, спокойствие царило в том месте, где какое-то время назад прожигал свой путь слепой гнев.

– Способами, которые сейчас тебе недоступны. Теми, которых ты боишься. Не нужно бояться, Мира. Твоя тьма тебе поможет. Я помогу.

Женское тело расслаблено висело меж упругих лент темноты. Те касались ее рук, ног, гладили по обнаженной спине, путались в волосах, даря ощущение полной защищенности. В этих движениях было что-то живое, человеческое и настоящее. Чувство близости к чему-то безопасному и родному почти заставило Миру принять предложение, но в последний момент сердце кольнуло. По фигуре, объятой теплом, пробежались дорожки из мурашек, мышцы свело от резко появившегося понимания неправильности.

Мира резко открыла глаза.

– Нет! – взвизгнула она почти в истерике, хватаясь за жесткую простынь. Казалось, организм вот-вот откажет, лишится всех своих сил. Ленты тьмы показались скользкими змеями, что провело параллель между неизвестным существом и Отцом Юрием, усилив тревожность.

– Мира? – сонно пробормотала Вася, повернувшись. – Ты чего?

Девушка смотрела в стену напротив, ощущая, как по спине течет холодная капля пота. Зрение издевалось: сон все еще не до конца покинул ее, потому изображение покрывалось черными пятнами и мягко плыло. Это не помешало напрячься и разглядеть окружение – комнату заполонила розовая предрассветная дымка, нежный свет лег на подпертую стулом дверь. Никакой темноты.

– Ничего, ничего, я… Просто кошмар приснился. Поднимайся, тебе пора.

Василиса недовольно простонала, слезая с кровати. Мира проводила ее до спальни, благодаря Творца за столь удачно сложившиеся в такой ситуации обстоятельства, ведь из-за сонливости девочка даже не стала спрашивать, почему комната ее подруги так странно закрыта.

– Увидимся за завтраком, хорошо?

– Да, хорошо.

Мира вернулась к себе и настороженно села на край постели, будто именно предмет мебели был виновником такого странного кошмара.

Предложение тьмы на секунду показалось волшебным спасением, только вот нереальность его была слишком явной, чтобы взять и поверить.

– «Ты переутомилась, слишком много думаешь не о том. Возьми себя в руки, дело не настолько тяжелое, верно? Просто мелочи. Главное – верить, а с этим у тебя нет проблем. Вера важна, и она в тебе есть. Да, Мира, в тебе есть вера, которая поможет справиться со всем. Пусть тебе хочется, чтобы кто-то оказал помощь, этого не случится, потому будь собрана и не заходи далеко», – думала она, нервно потирая ладони.

Спасение, упавшее с неба, оказалось бы необычайным даром, и, наверное, любой искренне верующий человек принял бы его без раздумий.

Но с неба ли?

Глава 3

– «Не получится звать Васю к себе каждую ночь, но на несколько раз это точно сработает. Отец Юрий не сможет обвинить меня в чем-то напрямую, ведь тогда к нему точно появятся вопросы. Приходить в спальное крыло без сопровождения преподавательницы женского пола и без наличия уважительной причины мужчине запрещено, а в ночное время тем более. Даже эти два фактора не дали бы ему права подняться к нам, если только речь не идет о чьей-либо смерти. Он сознательно нарушает свой же устав? Зачем тогда придумывать подобные правила? Есть ли у этого причина? Не важно, в любом случае, мне нужно оставлять Васю у себя, пока не пойму, как поступить. Совсем не знаю, что делать. Могу ли я вообще как-то с этим справиться? Нельзя же сидеть, сложа руки, и так столько времени потеряла… Не могу поверить, что столько лет давала этому происходить. Ужасно. Я не должна быть злой, не должна кормить плохое, но не это ли произойдет, если дам Отцу Юрию совершать то, что он совершает? Должна ли я вмешиваться или это испортит мою добродетель? Чушь. О какой добродетели может идти речь, если существует такое? Но вдруг это испытание не для меня, а для этих девочек? Должна ли я решать за них? Должна ли показывать свое неповиновение там, где не было указаний? В этом ведь и есть суть неповиновения. Неповиновение. Это очень плохо. Но как же поступать иначе?», – обо всем этом думала Мира, глядя, как Отец Юрий подходит к столу Василисы и ее одноклассниц. Сесть ему было некуда, и подростков было много, потому переживания не так сильно терзали ее.

Она с самого утра чувствовала себя разбитой, и только к обеду состояние нормализовалось. Вместе с этим пришла череда вопросов, которая не могла не появиться после прошлой ночи. Кажется, в глубине души Мира понимала, что смогла бы стерпеть, стиснув зубы, любые походы Отца Юрия, но Вася была последней каплей, той самой границей, после которой больше нет шансов молчать и бездействовать. Только вот ресурсов и возможностей у Миры, как и у других воспитанниц пансиона, было немного. Точнее, их не было совсем.

Именно эти мысли посетили Миру следом.

– «Мы ведь ничего не умеем и ничего не знаем. Из взрослых здесь только Отец Юрий и преподавательницы. Только они видели тот мир и жили в нем. Мне двадцать два года, но я не знаю ничего о законах, о правах, о правилах приличия, которые есть там. Мы ведь должны жить так же, верно? Но что на самом деле происходит?»

Подобные рассуждения редко приводят к конечному и логичному умозаключению с первой попытки. Мира имела слишком мало опыта, чтобы ответить однозначно на каждый свой вопрос, потому решила сосредоточиться только на главном.

Закончив с обедом, она поймала Василису в коридоре, когда та направлялась с подругами к теплицам, чтобы полить овощи.

– Можно спросить?

Вася смотрела вслед удаляющейся толпе щебечущих детей. Кивнула, занеся руки за спину, и перевела взгляд на сестру.

– Зачем к тебе отец Юрий подходил сегодня?

– Он не ко мне подходил, а ко всем. Спрашивал, все ли у нас хорошо, нормально ли мы спим, наказал, чтобы больше кушали, ведь организм растущий. Настоял, чтобы мы чаще молились и больше уделяли внимания учебе. Добавил, что строгий распорядок укрепляет волю и дух. А что?

– Вот как. Ничего, просто стало интересно. Придешь ко мне сегодня снова с ночевкой?

– Конечно, – настороженно протянула девочка. – Что-то случилось? Просто ты никогда меня два раза под ряд не звала.

– Не могу спать одна почему-то, снятся кошмары. Очень жутко, – Мира немного слукавила, припомнив свой недавний сон. Отчасти это все-таки было правдой, но совесть от этого своих ударов не смягчила.

– Ох, хорошо, смогу приходить, когда захочешь. Расскажешь мне сегодня про ваши курсы живописи? Мои одноклассницы сказали, что вы там обсуждаете ведьм.

Девушка не смогла сдержать снисходительной улыбки.

– Не обсуждаем, просто иногда приходится к слову, но я расскажу. Иди.

Василиса ночевала в комнате Миры еще четыре раза. Голос тоже навестил ее, но только однажды. Впоследствии она не раз вспоминала его слова, рассуждая о своих поступках и о том, что хочет сотворить с Отцом Юрием, проходящим в комнату младших воспитанниц по ночам.

– Доверься мне, Мира. Тьма – это не страшно, она должна существовать. Во всем живут две половины, соблюдая баланс: белое и черное, ваша хваленая добродетель и ее противоположность, сила, учащая людей повиновению. Это есть и в тебе. Все, что нужно – признаться, тогда оковы спадут. Ты не будешь сожалеть, но будешь мыслить широко. Не говори об этом мне или кому-то другому, скажи себе самой. Будь честной с собой, тогда баланс вновь окажется соблюден.

Мира тряхнула головой, услышав голос преподавательницы.

– Теперь обведите эскиз вышивки ручкой, так будет проще, только не перепутайте линии, это должно быть последней версией рисунка вашего изделия.

Она плохо спала почти неделю, потому концентрация на таких мелких действиях давалась с трудом. Утром Вася в очередной раз ушла к себе недовольная, и Мира начала понимать, что со дня на день девочка откажется от предложения об очередной ночевке, и это поставит точку в жалких попытках уберечь ее от беды. Сказать напрямую – совершенно не тот вариант, Вася не умеет держать язык за зубами, может подняться ненужная шумиха. Ей никто не поверит, а вот Отцу Юрию поверят все, кроме девочек, пострадавших от его рук, но они точно ничего не скажут.

– Нужно занять места во дворе после урока, – шепнула Ксюша, послушно выводя розу на небольшой тряпичной салфетке, натянутой меж пяльцев. – Оттуда самый хороший вид.

– Можно пойти на второй этаж, окна как раз выходят на ворота, – предложила Регина.

– Это далеко, еще и не слышно ничего будет, лучше во двор все-таки. Мира, что думаешь?

– Я? Давайте во двор пойдем, там под деревом скамья, как раз, чтобы все разглядеть. Перед нами никто не встанет, там же выход.

– Вот и я говорю.

– Странно, что вы так хотите их увидеть, – подала голос Ира. Она уже вставляла в ушко иглы темно-фиолетовую нить для оконной рамы витража, запечатленной на светлом отрезке ткани. – Тем более, все равно ведь за ужином, как и в тот раз, появятся.

– Интересно, как они изменились. Я помню настоятельницу Злату, она была такой красивой. А настоятель Николай… – светловолосая девушка чуть скривилась и дернула головой, – стар.

Регина сдержала смешок и легонько толкнула ее в плечо своим. По какой-то причине эту парочку возраст Верховной пары волновал больше остальных.

– Вы опять за свое? – недовольно проговорила Ира, нахмурив черные брови. – Какое вам может быть дело до этого?

Ксюша прокашлялась. Улыбка с лица осторожно сползла, когда она снова взялась за вышивку. Мира же оглядела сконфуженных подруг, после чего обратила внимание на третью, по вине которой наступила тишина, полная стыда и неловкости.

– Думаю, между ними не такая уж большая разница. Настоятельница Мария Ильинична как-то объясняла, что мужчины всегда стареют быстрее, потому что много трудятся и помогают другим. А женщины стареют быстрее только в тех случаях, когда грешат.

– Точно, – кивнула Регина с энтузиазмом. – Я тоже помню, что она говорила такое. Тогда, согласись, Ксюша, все выглядит хорошо?

Блондинка кивнула, благодарно улыбнувшись.

Мира тоже позволила себе чуть растянуть губы, поддаваясь по-настоящему детской радости. Иногда она чувствовала на себе некую ответственность за их небольшую компанию, в особенности за Ксюшу, которая зачастую свободно поддавалась различным внешним факторам. Больше прочего ее занимало авторитетное мнение Ирины, зачастую представляющее собой нечто грубое и критичное. Регина же казалась более самостоятельной, имела какие-то установки и принципы, но была настолько не уверена в себе, что переубедить ее порой ничего не стоило. Мира же, кажется, единственная могла видеть, как Ира подавляет остальных. Ей не хотелось с этим бороться, но своевольный характер и некое инакомыслие, сидящее внутри, время от времени брало управление в свои руки.

В открытый спор столкновения никогда не выливались – все заканчивалось на переглядках и гнетущем молчании.

После занятия девушки, как и договаривались, направились к скамейке, стоящей в переднем дворе под деревом. По пути Мира, как ни кстати, либо же наоборот, очень вовремя, заметила Отца Юрия, дружелюбно болтающего с очередной девочкой под крышей уличной беседки. Неподалеку ее ждали подруги, потому Мира переживала меньше, но сама мысль о том, что Отец, не добившись нужного ему от Васи, нашел очередную беззащитную малышку, вновь заставило ее сжать руки в кулаки. Она буквально чувствовала, как что-то клокочет в груди, чуть ниже ключиц.

В этот раз мужчина ее не заметил, и это дало девушке фору – шанс обдумать дальнейшие действия не боясь, что тот попробует противостоять. И подумать о таком не хватало смелости, слишком громкие слова для подобной ситуации, ведь перевес сил явно не на ее стороне.

Подруги сели. Вокруг потихоньку начали появляться остальные воспитанницы: кто-то мелькал в окнах, кто-то скрылся за колоннами, сел на ступенях крыльца или прямо на газон, под тени высаженных дубов. Девочки помладше ушли чуть дальше и принялись рисовать мелками на дорожках, вымощенных гладкими камушками. Они еще не понимали, по какому случаю все стекаются в одну область, но тоже хотели поучаствовать. Так проявлялось их детское любопытство, еще не угаснувшее за годы жизни на закрытой территории.

Ксюша двинулась вплотную к Мире, болтая с Региной. Звонкий голосок еще долгое время вплетался в шумный фон, пока огромные ворота не двинулись со скрипом. Этот протяжный звук свел на «нет» все признаки прежней живости.

– Приехали, – шепнула она в предвкушении и, пощекотав ладонь подруги, уставилась на дорогу.

Остальные, поддавшись ее настрою, синхронно сделали то же самое. Даже Ира, которая относилась к событию холоднее всех, застыла в ожидании прибытия гостей.

Черный автомобиль с тонированными окнами, бессознательно напоминая присутствующим уверенное хищное животное, медленно вплыл во двор. Шины шуршали о гравий, которым был присыпан въезд, что родило в замкнутом пространстве территории пансиона непривычные, инородные звуки. Мира невольно нахмурилась, но не могла оторвать взгляда от идеально отполированной металлической поверхности, на которой отражалось окно неба, кроны высоких деревьев и стены особняка, вымощенные совсем новыми досками.

На дорожке от пансиона появился почти весь штаб преподавателей. Настоятельница Мария Ильинична шагала рядом с Отцом Юрием, глядя, как на воздух выбираются давно знакомые люди.

Первым показался Верховный настоятель Николай. Мужчина среднего роста, на вид примерно семидесяти лет, без растительности на голове, с седой щетиной и круглыми очками, цепочка от которых уходила на заднюю поверхность шеи. На нем, как и на остальных, был черный балахон, именуемый рясой. Светлый воротничок рубашки торчал из-под нее, как и манжеты. Золотая вышивка на них перекликалась с кольцами, покрывающими пальцы сушеного старика. Направляясь к настоятельнице, он демонстрировал два ряда коротких белоснежных зубов, сверкающих, как начищенный кафель в общей ванной пансиона.

– Сестрица.

Женщина тоже не пыталась сдержать радости.

– Здравствуй, здравствуй, мой дорогой.

Родственники встретились на середине дорожки и крепко обнялись, пока из автомобиля выбралась вторая гостья: высокая, стройная дама, которой на вид еще нет и сорока. Короткие светлые кудри подбрасывал ветер, но тут же опускал к плечам, не давая коснуться носа. Настоятельница Злата была серьезной, разглядывала раскинувшееся перед ней здание, придерживая накинутую на плечи шаль, а затем, сделав несколько шагов и открывшись всем воспитанницам, оглядела и их. Лицо ее чуть смягчилось, но все еще выдавало настороженность.

– Верховная настоятельница Злата, – директор склонил голову, приветствуя начальницу. Та окинула его чуть пренебрежительным взглядом, после чего повторила жест.

– Здравствуйте, Отец Юрий. Лестно, что вы вышли встречать нас всем пансионом.

– Как вы знаете, у нас редко бывают новые лица, – объяснил мужчина. Злата не стала поддерживать разговор, вместо этого переключилась на мужа, который самозабвенно беседовал с сестрой, и стала при этом еще более отстраненной. Все, на что оказалась способна, – поздороваться.

– Здравствуйте, настоятельница Мария.

– Почему у тебя снова голова не покрыта? Скорее, накинь шаль на голову, – замахала «деревянными» ладонями преподавательница. – Николяша, что же это такое?

– Мария Ильинична, не сочтите за грубость, но наличие головного убора не имеет никакого отношения к силе моей веры. Я чту традиции и надену его во время вечерней молитвы, но сейчас останусь при своем. Столько лет с вами это обсуждаем.

Местная учительница осталась заметно недовольна итогом разговора. Видимо, упрямая позиция невестки приносила ей много хлопот. Мира вспомнила, что в прошлую их встречу молодая женщина тоже не надевала никаких головных уборов, так что, скорее всего, это закоренелая привычка.

Только после выяснения формальностей все направились в здание. Удивительно, но Верховный настоятель Николай не принял никакую сторону в споре, только продолжил сладко улыбаться и болтать, лишь бы занять образовавшуюся паузу.

Злата шагала последней, вновь начав разглядывать девочек, и Мира вдруг подумала, что это – ее шанс. Шанс на что?

– «В прошлый раз она помогла, значит, может помочь и в этот. У нее есть влияние, она напрямую связана местным управлением, более того, является его частью. Если узнает, что происходит в ее пансионе, вероятно, возьмется навести в нем порядок. Так ведь не должно быть, верно?».

Быстрее, чем мысль окончательно укоренилась, Мира подскочила с места, игнорируя вопросы подруг, и помчалась вперед быстрым шагом. Остальные участники экскурсии уже скрылись внутри, все складывалось очень удачно.

– Верховная настоятельница Злата, – Мира остановилась в полуметре от короткого светлого шлейфа. Женщина не спеша обернулась.

– Здравствуй, – она замерла в пол оборота, придерживая дверь одной рукой. – Ты что-то хотела, дитя?

– Здравствуйте. Позвольте… Я хотела бы, – под взглядом почти прозрачных изумрудных глаз Мира зарделась. – Можно предложить вам прогуляться?

Женщина кинула взгляд на открывшийся коридор и, видимо, расценив, что время в компании удаляющихся людей ей не так приятно, сделала шаг в сторону.

– Конечно. Заодно покажешь мне территорию, – добавила уже тише, скорее, для себя. – Тебе я верю больше, чем тем, кто здесь заправляет.

– Как пожелаете, но… Вы ведь уже бывали у нас.

– Бывала, только очень давно. Странно, что ты помнишь, столько лет прошло.

Они неторопливо спустились со ступеней и направились в сторону сада. Чтобы оказаться там, нужно было обогнуть весь особняк. Не такое быстрое занятие, учитывая его размеры.

Злата сложила руки на животе, повесив свою шаль на одну из них. Кремовое платье, в которое она была облачена, резко контрастировало с тем, во что были одеты местные обитатели заведения. Мира поймала себя на мысли, что не может оторвать взгляд от этой ткани: на ней видна дорожная пыль, рельеф из нитей и швы. Даже небольшие затяжки, оставленные, скорее всего, по пути, не портили его, а напротив, показывали жизнь. На черном не видно изъянов, вся их одежда будто мертва.

– Вы сами садили эти цветы? – вдруг поинтересовалась женщина, наклонившись к кустам темно-алых роз. Длинными пальцами она почти ласково провела по скрученным линиям молодого бутона.

– Да, ухаживали тоже сами. Помните, в прошлый раз вы посадили подсолнухи вместе с нами в том месте?

Мира указала расслабленной рукой в сторону скопления высоких желтых цветов. Злата проследила за ее направлением так, будто делала большое одолжение. Вероятно, меньше всего ее интересовали собственные, какие бы то ни были, прошлые заслуги.

– Нет, я не помню. Но было весело, раз ты до сих пор подмечаешь это.

– Мы запоминаем всех, кто приезжает, – Мира осторожно повторила мысль директора, пытаясь придумать, как подвести разговор к самой главной теме.

Ее нервное поведение не осталось незамеченным – Злата почти невесомым касанием положила ладонь ей на лопатки и повела дальше, параллельно разглядывала детей, плавно переместившихся на задний двор, чтобы иметь возможность изучить ее. Для малышек она представляла еще более странную фигуру, чем для тех, кто был постарше. Помимо престарелых преподавательниц в «Сведущем Творце» не было взрослых женщин, и, возможно, возраст Златы на подсознательном уровне вызывал в детях ощущение чего-то родного, теплого, словно аура ее проникала в них, сродни материнской энергии.

– Итак? Ты хочешь рассказать мне что-то важное?