Полная версия
Нерешенная задача
Судьба повернулась так неожиданно! Ее заботы о строительстве своего дома и покупки мастерской для тетушки заставило думать Анни, что судьба не так к ней строга и даже очень благосклонна! И в браке можно находить свое счастье и радость. Как то вечером, проходя по улице вдоль ограды, закрывающей уже начатое строительство их нового дома, она долго, долго стояла, смотрела сквозь дыры в заборе на уже начавшие расти стены её дорогого детища и уверенно сказала сама себе : «Я хозяйка своей жизни и буду изо всех сил стараться стать счастливой рядом с графом и сделать счастливым его. Я, самая дерзкая и самолюбивая девчонка всего нашего района, стану покладистой и послушной, спокойной и рассудительной, ласковой и внимательной женой для супруга! Ведь все дело только в наших мыслях, и я заставлю их работать так, как я хочу! Могла ли я и мечтать о том, что у меня будет свой, современный, красивый, стильный дом?! И если судьба протягивает подарок, надо им наслаждаться!» И она уже по ночам рисовала себе мысленные картинки, как она будет обустраивать быт в этом доме, какой создаст интерьер, какие у неё будут занавесочки, какая мебель, а какую шикарную она придумала себе ванную комнату! Клянусь, девой Марией, мало у кого в Венгерском королевстве будет такая ванная комната!». Да, это же неописуемое счастье и удовольствие просматривать чертежи, интерьеры модных домов и перенимать для себя их детали, стиль, а потом ездить по магазинам и покупать то, что тебе нравиться! Кстати, она, даже и не посещала в Будапеште никогда и десятой части тех магазинов, которые там существовали. Но граф посоветовал съездить в Австрию, и даже в Париж для этого! Когда она это услышала, то не поверила своим ушам! Неужели такое возможно?!
Свадьба была назначена сразу после выпускного и окончания университета – получение звания бакалавра медицины. Анни, получив диплом, держала его долго в дрожащих ладонях и чувство великой гордости обуяло всем её существом. Каждый год учебы был как последний. Денег зачастую не хватало и приходилось во всем себе отказывать. Уверенности дойти до конца не было никогда, было только желание и стремление. Несколько скудных слезинок упало на диплом и её стали трепать по плечу, окружающие сокурсники, видя, как она растрогалась. Это был пока первый и единственный выпуск в университете, где обучались женщины. А их всего было два человека: Анни и Хелен.
Игн весело откупоривал шампанское и разливал в подставляемые кружки, так как бокалов никто не догадался захватить с собой на торжественную часть выпускного. Двоих девушек холили и лелеяли и к ним было особенное почтение. Они уже имели приглашение, как самые успешные выпускники в престижные клиники королевства. Но… Игн выбрал себе другой путь.
– Я буду работать в больнице для бедняков, – заявил он всем. Хелен поперхнулась шампанским и немедленно подскочила к нему, чтобы уточнить этот невероятный факт.
– Да, да, я ухожу работать хирургом в больницу для бедных! – еще раз повторил он персонально для неё.
Ее это даже возмутило. Анни тоже насторожилась, новость была неожиданной. Они собирались работать вместе.
– Но… там же совсем малое жалованье у врачей! – воскликнула Хелен.
– Да, я знаю, но я остаюсь еще на кафедре младшим преподавателем, так что проживу как-нибудь.
– Но…, – не унималась Хелен. – Там совершенно нет базы, там нет таких возможностей для роста, как в клинике, я слышала, там постоянный дефицит с лекарствами, анестетиками, а больница переполнена пациентами. Игн, ты для чего шесть лет корпел над книгами и конспектами, чтобы потом отдаться вшам на съедение в какой-то больнице?
Взгляд, которым он в эту минуту одарил девушку заставил её умолкнуть. Первый раз в жизни она видела его разъяренным. И слова, которые он произнес после её возмущенных фраз, чеканили каждое слово, словно он хотел, чтобы это намертво было вколочено в её мозг.
– Хелен! Твои слова более чем возмутительны! Я и иду туда, где больше всего и нужна помощь врача! По-моему, наша профессия это подразумевает! А ты, видимо, хочешь сделать карьеру и не испачкать руки в крови?! Или гнушаешься людей? А перед болезнью все равны, как бедные – так и богатые, и если их, лишают лекарств, так если еще лишить и помощи врача, тогда зачем им вообще давать хоть какую-то жизнь в этом мире? Давайте будем убивать детей бедняков прямо при рождении!
Анни не понравился этот накал страстей, и она попыталась стать между своими друзьями, дабы смягчить витающий вихрь закручивающейся ссоры.
Она обернулась к подруге и погладила её по руке, и видя, что та готова уже что-то резкое отпарировать, прикрыла ей рот ладошкой.
– Все, все, дорогие мои, вы перешли все границы! Давайте вместо того, чтобы веселиться, а мы этого ждали так долго, здесь затеем драку!
Игн только огрызнулся:
– Я с женщинами не дерусь, – но Анни тут же повернулась к нему и хлопнула его ладошкой по лбу. – Джентельмен, черт тебя подери! Ты своими откровениями скоро накличешь на себя беду.
Хелен показала ему язык и взяла Анни под ручку, в знак солидарности – Если хочется, никто не запрещает устраивать войну вшам! – все-таки отпарировала она.
Игн вежливо промолчал. Но Хелен через минуту чуть не хватил удар, когда она услышала слова подруги. – Дело в том, дорогая моя, что я тоже, вероятно, возьму в этой больнице практику.
И Хелен только медленно выдохнула:
– Что? Я сейчас сплю или уже в сумасшедший дом попала?!
– Не драматизируй так, моя дорогая.
– Но, как, Анни, но ведь сами же говорите, что перед болезнью все равны и бедные и богатые, я же не против, но зачем идти туда, где даже работать нечем? Ты же знаешь, как они финансируются! Чем лечить то? Ты выдержишь, когда почти каждый твой пациент будет умирать, и ты поймешь как ты беспомощна, и не потому, что тебе не хватило знаний, а потому что их нечем лечить? При всем желании!? И не считайте меня полной идиоткой!
Анни, соглашаясь качнула головой. Это было печально. Ласково погладила подругу по руке еще раз:
– Да… это прискорбно. Но если еще и врачи откажутся облегчать страдания малоимущих людей, то это будет хуже некуда.
Хелен вдруг вырвала её из внимательно слушавшего их диалог окружения и потащила в сторону. Анни возле самого своего уха услышала её слова:
– Анни, не делай этого. Ты станешь женой графа фон Магеля, ты же понимаешь, он так же переступает определенные условности и ему это не легко. Ты входишь в высшее общество, и ему не сильно понравиться твой выбор!
Анни стала совсем серьезной. Подруга как никогда была права.
– Ну … – и она стала колебаться. Я подумаю над твоими словами. В конце концов, можно же в больнице для бедных просто подрабатывать!
– Какое подрабатывать, батрачка мне нашлась! Ты теперь дама светского общества! Нужды в деньгах у тебя не будет, зачем изнурять себя работой!
– Хелен, но тут я с тобой не соглашусь……я как раз-таки считаю, что чего-то добиться в жизни можно только трудом! Мы полны сил, энергии, мы должны отдавать себя работе и больным!
Хелен фыркнула – Люди делают карьеру для того, чтобы зажить прилично. А ты уже сейчас все это получаешь, так цени это и не отвергай! Наслаждайся жизнью и не вешай проблемы себе на плечи, а то быстро состаришься!
– Ладно, моя хорошая, у нас еще будет время поговорить на эту тему! Так мы с тобой идем на выпускной вечер или нет?
ГЛАВА 26
В глубине души Анни ждала и хотела увидеть на выпускном вечере князя Артура. Но он так и не появился. Она понимала, что выпускной бал не повториться, эти события в жизни редки и особенны, но как ни старалась поднять сама себе настроение – не смогла. Еще Игн куда-то запропастился, она хотела пригласить его на ужин в доме графа фон Магеля, в честь помолвки. Будет её тетушка и самые близкие друзья, а у Анни их было только двое: Хелен и Игн. Оба они представители высшего общества, не то, что она, но за шесть лет обучения в университете, ни с какой стороны они не дали ей это почувствовать. А с Игн они вместе были еще раньше. У него добропорядочная, сильно обедневшая, простая семья, и от прошлой знатности и высокого положения почти не осталось следа.
Анни много танцевала в свое удовольствие, участвовала во всех конкурсах, но взгляд её настороженно время от времени направлялся на огромную дверь входа в актовый зал. Ей несколько раз даже показалось, что он вошел и сердце её начинало учащенно биться, однако – не случилось. Тогда как тень, она незаметно скрылась у всех из поля зрения и кэб, в ночной прохладе и при тусклом свете газовых фонарей, одиноко увозил её домой.
На следующий же вечер, в доме графа фон Махеля собралось не большое количество гостей. Граф нервничал только лишь по одной причине, чтобы его родной отпрыск, с которым он все еще пока вынужден жить под одной крышей, не испортил приятного вечера своим необузданным нравом.
На круглый стол собиралось все фамильное серебро и праздничные сервизы. В центре была поставлена огромная хрустальная чаша – сосуд, наполненный алкогольным коктейлем, приготовленный в любимой винной лавке одного зажиточного венгра, который за годы процветания своего бизнеса, отлично знал вкус постоянного клиента – графа фон Махеля. Анни одела свое самое красивое и праздничное платье из нежно розовой парчи с тончайшими кружевами, в коем, впрочем, она была и на выпускном бале. Пришли Игн и Хелен, тетушка Анни и старый, верный приятель хозяина дома – граф Герхард фон Кербер, известный австрийский политик, а также сын, пока еще в трезвом состоянии Томас фон Махель.
Тетушка Анни была женщина молчаливая на людях. Вечер пройдет, и никто даже не вспомнит о её присутствии. Но в жизни, в быту, когда она оставалась в своей привычной домашней обстановке, более говорливого человека трудно найти.
Но персона, которая в данный момент приковывала к себе самое пристальное внимание был сын графа – Томас фон Махель. Его с утра пытались под любым предлогом сплавить из дома, но заметив с утра повышенную суету и хлопотность, он под любым предлогом постарался остаться. И граф с тревогой бросал на него косые взгляды, контролируя его настроение. А, поэтому, круг званных друзей самого хозяина дома, сократили до одного. Но. На редкость, поведение младшего отпрыска знатной фамилии на сегодняшнем вечере было необычным. А это то и пугало больше всего. Он был тих и не многословен. И в этом его спокойном поведении таилась необычность, не свойственная этому человеку и затаившаяся буря, перед своим кульминационным проявлением.
Игн идти не хотел. Он понимал, что не вписывается в данное общество ни стилем своей жизни, ни настроением, ни отношением к человеческому бытию. Анни уговорила и со скучающим видом он покладисто отбывал свою миссию, представляя круг друзей новобрачной. Анни усадила его рядом с собой, Хелен же предпочла место рядом с молодым графом, который играл совершенно не свою роль, но, ведь, она и не знала его истинную сущность, как знали другие, а поэтому, с радостью принимала ухаживания.
Герхард фон Кербер, человек любознательный, живо стал интересоваться развитием медицины в настоящее время. Разговор приобрел познавательный характер. Игн живо, чтобы отогнать скуку, вклинился в развивающийся разговор. Герхард фон Кербер поинтересовался, где берутся «подопотные» для хирургических экспериментов и был весьма удивлен, когда ему объяснили, что при клиниках держат свинофермы. Свиньи таким образом являлись ценным материалом для будущих открытий в медицине. Но, так же использовались и трупы, которые привозили из Будапешских ночлежек для бездомных. Игн принялся рассказывать о нашумевшем изобретении немецкого еврея Адольфа Зингера, которое публиковалось во всех журналах. Интроскоп – прибор, который позволял врачу делать минимальный разрез на теле человека, трубка с прикрепленным мини-фонариком вставлялась во внутрь, освещая органы и помогала быстрее находить больной орган или участок ткани, чтобы её удалить. В Венгрии такого прибора еще никто не видел в глаза, но в научных кругах о нем много говорили. Это позволило меньше производить разрезов на теле человека наугад, в поисках проблемы и быстрее ставить диагноз. А также в Америке недавно была произведена ошеломляющая всех операция доктором Теккери по разделению сиамских близнецов – взрослых девочек, у которых был сросшийся бок. А во Франции сделана попытка провести кесарево сечение, но закончившаяся смертью матери, однако же младенец выжил. Начали, все в той же Америке, делать операции по удалению аппендицита и удачно. Гордости за развитие медицинской науки было много. Это позволяло увеличить продолжительность жизни и снизить смертность. А главное, давало лишний повод для отпора невежественной политики священников, утверждавших о неизменности бытия и пагубной роли развития знаний и разума для человечества. Диалог Герхарда фон Кербера с Игн проходил в мирном течении времени, до тех пор, пока не прозвучала злополучная фраза Томаса фон Махеля, решившего, что ему пора занять место на сцене.
– Люди высшего общества призваны быть примером для людей низшего сорта в добродетели и чистоте. Ведь не секрет, что отребья в нашей стране умирают больше и чаще и только лишь потому, что живут в грязи.
Анни с испугом бросила на него свой взгляд и тут же перевела его на Игн. Она знала его мнение по этому поводу и её это заставило еще тревожней насторожиться. Ее друг заметно покраснел. И потому, как четко и громко он положил на стол столовый прибор, она поняла, стрела попала в цель и сейчас события начнут разворачиваться стремительно.
С еле сдерживаемым раздражением, Игн произнес такую речь:
– Работа мозга не зависит ни от цвета кожи, ни от классовой принадлежности человека. Да…у людей бедных, может быть меньше знаний чем у людей богатых, но, это лишь потому, что у богатых людей есть возможность платить репетиторам, гувернерам, за деньги покупать книги, а у бедных таких возможностей нет. У них нет на это денег. Как нет их и на то, чтобы обеспечить для себя более комфортные и чистые условия проживания. Ведь не секрет, что пользоваться ванной в наше время может позволить себе лишь очень состоятельный человек.
Граф Герхард фон Кербер решил смягчить накалявшуюся обстановку, и он понимал, что должен занять позицию Томаса фон Махеля, человека просто взрывного. Самым лилейным и вкладчивым голосом он произнес:
– Но… пьянство и наркомания процветают в кругах людей низшего сословия, а не высшего – тем самым он преследовал цель просто обезоружить одним ударом сына графа, но, он и не подозревал что поджег другой фитиль. Анни и Хелен просто заерзали на стульях. Тетушка почувствовала что-то неладное, но все-таки, еще ничего не поняла. После этой фразы, Игн просто взвился. Но увидев умоляющий взгляд Анни, стал пытаться вернуть себе хладнокровие. У него это слабо получалось. Слова стали проскакивать сквозь сжатые зубы:
– Кто знает, может, если кого-то из нас на месяц отправить в условия проживания бедняка, то слабо можно было бы поручиться за нашу благочестивость! Может, мы, вообще, дошли бы до животного состояния!
Вся публика переглянулась. А Анни осторожно наступила ему на ногу под столом.
Граф фон Махель спокойно возразил, только чтобы сменить тему разговора:
– Вы, молодые люди! Вам свойственен максимализм и эмоциональность. Такие настроения сейчас очень характерны для современной молодежи, но мудрость приходит лишь с годами.
Игн возразил:
– Нет. Это не тенденция в молодом возрасте, это тенденция нынешнего времени. Просто развитие науки и культуры сейчас позволяют нашему сознанию подняться до понимания равенства всех людей на земле. У крестьянина, или рабочего, или любого другого человека такая же голова, руки, ноги, как и у человека высшего общества. Есть сердце, душа – и они совершенно одинаково функционируют в теле – у всех, без каких-либо различий! Любая батрачка на заводе, так же заботиться о своих детях и хочет видеть их счастливыми. А угнетение человека человеком происходит, как раз – таки при несовершенном и не развитом обществе. И чем цивилизованнее становиться общество, тем меньше в нем развито угнетение одних людей другими.
– Вы полагаете? – спросил граф фон Махель.
– Я в этом убежден. Когда-то процветало рабство. Развитие экономики и науки стало искоренять его понемногу.
– Но, в Америке, все еще развита политика расизма. Негры только номинально получили права. Но они не участвуют в выборах, не преподают в университетах, ни лечат белых в больницах.
– Прогресс в том, что они, хотя бы уже номинально получили права. И, почему, не лечат в больницах? Я, недавно в американском журнале прочел статью, соавтором которой был черный врач. Все совершенствуется.
Томас фон Махель, переварив слова, сказанные графом фон Кербером, вновь вступил в диалог и Анни непроизвольно приложила ладошки ко рту, чтобы не вскрикнуть – Операции на головном мозге еще же не проводятся? Откуда вы можете знать, что у бедных и богатых все одинаково?
Слова были настолько вызывающими и провокационными, что даже граф фон Махель готов был запретить такие разговоры за столом. Он громко позвал камердинера:
– Подавай, дорогой, кофе.
Но клубок продолжал катиться, распутываясь на ходу. Анни увидела, что у Игн, даже желваки заходили на лице от нетерпения.
– Нет, мозг человека мы еще не оперировали, но это не за горами. Но мозг собаки вскрывали. Притом это были как бродячие, бездомные псы, так и породистые собачки, прожившие всю свою безоблачную жизнь в богатых семьях со своими хозяевами. Эксперименты по вскрытию мозга доказали, что он у всех их одинаков. Это одно. А также, если бы вы, граф, сами, имели бы больше знаний, то наверняка, знали бы, что в истории накопилось очень много фактов, когда самые выдающиеся люди были выходцами из простых слоев населения. Ну, хотя бы, знаменитый полководец – Наполеон Бонапарт!
Взвизгнули брошенные столовый прибор на тарелку, а следом сочный баритон Томаса фон Махеля!
– Я не позволю никому!
Но договорить он не успел. Все подскочили со своих мест, кроме тетушки Анни, а граф фон Махель оказался рядом с завидной живостью и надавив ему рукой на плечо, жестко дал понять, что скандала не будет ни при каких обстоятельствах.
Сорвав салфетку с жилетки, Томас фон Махель швырнул её на стол, вывернул плечо из-под руки отца и поспешил прочь из столовой.
Игн все делал медленнее. Но в таком же раздражении. Раскланявшись и поблагодарив за ужин, он счел нужным удалиться. Анни, обескураженная, тяжело опустилась назад на стул. Граф поспешил к ней. Их глаза встретились, Анни молила извинить её за все происшедшее, считая себя виноватой, а граф молил простить его за выходку сына, которая сорвала ужин в честь помолвки.
Увидев сожаления графа, Анни успокоилась. Принесли кофе. Граф объявил о помолвке и надел на палец девушки золотое кольцо с брильянтом. Тетушка даже прослезилась. Хелен весело обняла подругу и чмокнула в макушку. Анни долго трогала это украшение, рассматривая камень. Она видела такие украшения на знатных дамах, ну, вот и она, теперь, будет иметь вещь, какую имели все дамы высшего общества. Нельзя сказать, чтобы от этой мысли она пришла в восторг, но от неё повеяло какой-то надежностью и свободой, хотя, казалось бы, наоборот, девушка связывала себя узами брака и подчиняла свою жизнь супругу.
ГЛАВА 27
Анни стала работать с Игн в больнице для бедных. Это была центральная больница города. В ней лечились и взрослые, и дети. Хелен устроилась в клинику.
Первые недели превратились в ад. Никто из них этого не ожидал. Профессия врача – самая чистоплотная и интеллигентная профессия. Но. Но к вечеру Анни казалось, что на неё налипли тонны грязи и приходя уставшей, сбитой с толку, испуганной и измотанной как физически, так и эмоционально, она просила свою тетушку выливать на неё подогретую на печи воду с ведра, забиралась с ногами в корыто и долго сидела в нем, пытаясь привести свои мысли в порядок. Единственное, что её радовало в данный период времени, от сумасшедшей суеты и впечатлений, ей некогда было и подумать о князе Артуре. Впечатления были настолько сильны и неприятны, что каждую ночь она видела сны, в которых события представлялись еще ужасней, чем в реальности. Она просыпалась с ощущением давления и негатива и избавиться от них ей было трудно в течении всего дня. А были дни, когда она была на шаг от бегства с больницы. Ей хотелось от безысходности громко-громко закричать и бежать сломя голову, в любом направлении. Только бы оставить эту больницу далеко. Она корила и линчевала себя каждый вечер, и каждый вечер думала, что завтра не найдет в себе силы появиться перед больными снова. Но на утро, проснувшись от толчка страха и тяжести ночного нервного напряжения, она сидела десять минут на кровати и понимала, что не может так поступиться своей совестью и долгом перед больными. Перед ней всплывали разные лица, в которых она каждый день и каждую минуту наблюдала муку и боль, отчаяние и призыв о помощи, надежду на человека с дипломом доктора, и спускала свои ноги с кровати, шла умываться, без аппетита завтракала и уходила из дома на работу. Каждый день ответственность, каждый день выбор между жизнью и смертью, каждый день работа мозга до полного предела в поисках ответа на поставленную задачу. И никакого шаблона, никакой «накатанной колеи». Потому что каждый пациент человек, а человек по природе своей каждый уникален и не повторим. Несколько раз у неё был срыв. Она всю ночь плакала в подушку и была уверенна, что никогда, никогда не сможет стать хорошим врачом.
Бредя вечером по улице, она заглядывала в лица прохожих, пытаясь понять, как они живут и о чем думают, потому что она ни о чем кроме болезней последнее время не думала. Глаза горя и муки, рваные раны, лужи крови, мочи, Гнойные раны, различные высыпания и слезы, покрасневшие и набухшие участки в различных частях тела у людей – все что у неё стояло перед глазами и что она не могла отогнать никакими усилиями воли. Если раньше всегда мир казался ей солнечным, светлым и играющим самыми радужными красками, то теперь все выглядело унылым и опасным. Как будто опасность и горе поджидало её за каждым углом и грозилось наброситься при первой же возможности. Она спрашивала себя каждый вечер, что случилось с её мозгом, настроением и с её жизнью. Но не могла же она думать, когда училась, что больные всегда смеются, радуются жизни и у каждого у них улыбка на лице. Не могла она думать о том, что раны или различные опухоли имеют приятный вид, гладкость и розовый приятный цвет. И не могла же она думать, что, когда принимаешь ответственность за принимаемое решение, тебе всегда становится от этого легко и радостно?!
А вчера она не выдержала вида смертельной агонии маленького, рыженького мальчика лет шести, умершего от кишечных колик и только успела спрятаться за дверью, как слезы градом полились из глаз, и она только закусила железный отрывок шланга, чтобы не завыть в голос. Там её застал Игн. Слезами она замочила ему всю рубашку, так, как только он с пониманием обнял её за плечи, она не выдержала и отпустила все свои сдерживающие потуги.
Выплакавшись, она подняла на друга свое мокрое от слез лицо и только сейчас увидела какие у Игн большие и глубокие глаза! Он сочувствовал и все понимал. Об этом можно было даже не спрашивать.
Отпустив её, он быстро накапал ей в рюмку успокоительных капель и заставил выпить.
– О, дева Мария, я никогда, никогда к этому не привыкну… – со стоном промолвила она.
Как старичок, проживший сто лет, он произнес банальную фразу:
– Человек привыкает ко всему.
– Игн, ты нормально спишь по ночам?
– Нет. Плохо, как и ты. Иногда вообще не сплю. А иногда, зная, что если сегодня не усну, то завтра мозг начнет плыть, принимаю сто грамм коньяку и тогда ложусь спать. На пол ночи хватает. И… вероятно, мужчины, равнодушнее. Ты читала, один французский ученый писал, что у мужского населения в коре головного мозга меньше центров, которые отвечают за переживания, чем у женщин. Поэтому, мужчины и могут воевать, а женщины нет. …Вероятно.
Он почему-то очень внимательно посмотрел на Анни, она так и не смогла никак трактовать его взгляд и молча вышел из кабинета. У неё быстро промелькнула мысль – Что столько лет зная Игн, она так ничего о нем и не знает. Во всяком случае, ей с ним всегда надежнее.
В больнице ей довелось близко познакомится со многими опытными хирургами. Все они были людьми такого же не знатного происхождения, как и она, но людьми, поражающими её своими энциклопедическими знаниями и изумительной памятью. В итоге, она возблагодарила деву Марию за то, что познакомилась с такими людьми. Они стали для всех молодых врачей-практикантов большим авторитетом, не только масштабом своих познаний о человеческом строении и лечения болезней, но и чувством врачебного долга и самоотдачи. И сражаясь эти три недели с собой, со своими фобиями, с болезнями, и возвращаясь с больницы домой очень поздно, она ни разу не виделась с графом фон Махелем и как будто бы забыла о его существовании вообще. Он несколько раз заезжал к ним домой, справиться о её делах, но так и не застал. Упав в сумасшедшую кутерьму непредсказуемой жизни молодого доктора, она забыла про все, все, кроме своей работы и поэтому, слова, сказанные за завтраком её тетушкой, произвели на неё эффект разорвавшейся бомбы!