Учение о категориях. Том второй. Категории мышления

В компромиссе каждая из противоположных тенденций достигает своего относительного права, то есть реализуется в той мере, в какой право противоположной не нарушается. Силы, в той мере, в какой они были противоположны, действительно аннулировали друг друга в компромиссе, но не так, что ни одна из них не достигла ни одной из своих целей; они лишь ограничили или ограничили друг друга в своей эффективности, и в конечном итоге аннулирование в компромиссе является результатом ограничения эффективности в течение периода действия. Отмена эффекта – это даже просто симптом (208) скрытого продолжающегося ограничения стремления, которое перестает проявляться в движении только до тех пор, пока достигнутое состояние равновесия остается ненарушенным. Устойчивое или неустойчивое состояние равновесия, возникающее в результате взаимного динамического ограничения, если оно состоит из групп примитивных атомов обоих видов, называется заполнением материального пространства в вышеуказанном смысле, а конечное пространство, материально заполненное в этом смысле, называется физическим телом. В то время как различные материалы диффундируют в газообразном агрегатном состоянии, различные жидкости часто остаются наложенными друг на друга в горизонтальных слоях, которые организованы в соответствии с их удельным весом. Жидкости и газы также отделены друг от друга, будь то гравитационная сила земли на уровне земли, когезионная сила жидкости при образовании капель или ее адгезионная сила в смачивающем слое на поверхности твердых тел. Наиболее четкое разграничение существует между твердыми телами и соседними твердыми, жидкими или газообразными средами. В то время как жидкие и твердые тела в большей или меньшей степени испаряются, если этому не препятствует давление пара окружающего газа, а твердые тела в большей или меньшей степени растворяются в жидком окружении, перенос атомов через границу между соседними твердыми телами не происходит.

Отсюда видно, что даже твердые тела в пределах мира не могут ограничить себя изнутри, даже если это кажется так, потому что потери при испарении или растворении исчезающе малы. Запах металлов, например, свидетельствует об испарении, которое не может быть обнаружено на весах. Взаимное ограничение сил внутри системы, которую мы называем материальным телом, недостаточно для обеспечения существования системы, если только к этому ограничению не добавляются силы, лежащие вне тела и принадлежащие к среде, которая его ограничивает. Но тот факт, что сил внутри тела недостаточно для установления абсолютно устойчивого равновесия, объясняется тем, что силы притяжения внутри системы недостаточны для принудительного преодоления возмущений, вызванных молекулярным движением тепла в системе.

(209) Если бы тело было охлаждено до абсолютного нуля тепла, оно стало бы не только твердым телом, но и телом, не способным к испарению. С другой стороны, если бы система была достаточно велика, действующие в ней силы притяжения были бы достаточны для поддержания стабильности равновесия, несмотря на присутствие тепла. В случае Вселенной в целом верно и то, и другое; тепло уменьшается по ее краям до нуля, а величина действующих в ней сил притяжения превышает таковую в любой подсистеме внутри нее. Поэтому разумно предположить, что Вселенная, хотя и не является твердым телом в целом, сохраняет равновесие благодаря силам внутри системы и их взаимному сдерживанию.

Вопрос о том, ограничивает ли определенная система сил саму себя или ограничивается только силами вне ее, или ограничивается частично внутренними, а частично внешними силами, не может быть решен априори общепринятым способом, но зависит от более детальной природы сил внутри системы. В любом случае неверно утверждать, что ограничение может происходить только извне, через силы окружающей среды, поскольку мир в целом, безусловно, ограничен только внутренними силами, а в случае твердых тел внутри мира ограничение изнутри является, безусловно, главным и лишь случайно и в незначительной степени дополняется и поддерживается ограничением извне. Иными словами, в объективно реальном мире одно динамически ограничено в основном самим собой и лишь случайно – другим; пространственное ограничение твердых тел по существу является самоограничением, а не ограничением со стороны окружающей среды, тогда как в случае газообразных тел дело обстоит наоборот. (Gr. II. 21.) То, что ограничение одного другим играет в материальных телах роль, хотя бы и вспомогательную, можно объяснить только тем, что пространственное ограничение тел вытекает из динамического ограничения и что последнее является более или менее общим во вселенной. Эта причина сотрудничества другого в ограничении одного, действительная в объективно-реальной сфере, не действует, однако, в субъективно-идеальной сфере, потому что части содержания сознания не имеют динамических отношений друг к другу и поэтому (210) не могут динамически ограничивать друг друга и тем самым пространственно ограничивать друг друга.

Содержание сознания в каждый момент находится в том же положении, в каком находилось содержание бытия в начале мирового процесса, когда еще не было времени для динамических отношений между атомами. Как тогда каждому атому было отведено его место (т. е. конкретный эксцентриситет его фокуса) без динамического участия других атомов просто идеальным положением из метафизической сферы, так и в каждый момент каждому ощущению отведено все его содержание, включая локальные признаки, а значит, и его возможное место в пространственном распространении ощущений без всякого динамического отношения соседних ощущений друг к другу просто динамическими воздействиями объективно-реальной сферы на ощущения. Как локальное определение каждого атома основано на метафизически трансцендентном позиционировании содержания первого мира, так и локальное определение каждого элемента зрительной мозаики, передаваемой нервным примитивным волокном, основано на эпистемологически трансцендентном позиционировании.

Если я испытываю ощущение желтого цвета в данной точке зрительного поля, то это ощущение, как и место его интеграции, ранее определенное его локальным знаком, абсолютно не зависит от того, являются ли соседние ощущения также желтыми, белыми или черными, ярче или темнее, насыщеннее или тусклее по цвету. Каждая точка в поле зрения определяется сама собой, а не своими соседями. Кажущееся отклонение, заключающееся в увеличении контраста соседних дополнительных цветов, можно объяснить отчасти иррадиацией из-за недостаточной изоляции примитивных нервных волокон друг от друга, отчасти непроизвольными и незаметными небольшими вращениями глаз, отчасти дополнительным сравнительным отражением. Однако каждая поверхность в зрительном поле состоит из таких внутренне определенных ощущений, что и поверхность в целом, и ощущения, образующие ее края, не получают определения извне. Таким образом, из двух соприкасающихся поверхностей в поле зрения каждая отграничивает себя, так же как отграничивают себя краевые ощущения на границе каждой из них. Только если поверхности поля зрения рассматриваются как тела и трансцендентно соотносятся с физическими вещами сами по себе, только тогда можно подчинить идею о том, что ограничение возникает отчасти из-за взаимного динамического ограничения двух тел. Если, однако, избегать смешения двух сфер, то следует считать, что именно по этой причине в субъективно-идеальной сфере каждое восприятие определяется само по себе таким-то и таким-то образом, поскольку в объективно-реальной сфере каждое тело определяется таким-то и таким-то образом по каким бы то ни было незаметным причинам.

Аналогом пространственной границы в содержании сознания является понятийная граница. Указание на специфическое различие очерчивает границы объема вида в рамках родового понятия, т. е. является его «определением». Специфическое отличие, однако, получено путем подчеркивания определенных позитивных детерминаций, в которых согласны все особи данного вида; таким образом, оно само по себе является позитивной детерминацией, которая ничего не теряет от того, что ее тщетно ищут у особей других видов. В случае видовых понятий детерминированность одного не зависит от детерминированности другого, но присуща одному и положительно установлена в нем, так же как детерминированность другого не зависит от детерминированности одного. Только когда рефлексивная мысль посредством дискриминационного размышления устанавливает различие между специфической детерминацией одного и другого вида, она впоследствии приходит к заключению, что индивид, проявляющий детерминацию одного вида, не проявляет детерминацию другого по этой самой причине. Таким образом, только в рефлексивном суждении субъективной мысли различие между видами, отличающими один от другого, превращается из позитивной детерминации в себе в негативную детерминацию по отношению к другим. Само по себе всякое определение есть положение; только в рефлексии оно получает отрицание как субъективное дополнение, которое, однако, опять-таки не произвольно, а для точки зрения сознательного суждения является логически необходимой экспликацией имплицитного отношения.

Не – это эксплицированное отношение различия безотносительно к позитивной определенности того, что утверждается как иное. Не может принимать столько различных значений, сколько существует типов различий. Не выражает прежде всего числовое различие; например, (212) свидетель клянется, что обвиняемый не тот преступник, которого он видел совершающим преступление, или судьи делают такой вывод на основании того, что нельзя доказать, что обвиняемый находился на месте преступления в момент совершения преступления. Это не говорит о том, кто является преступником1 , только о том, что это должен был быть кто-то другой, а не обвиняемый; но для оправдания достаточно того, что это был не он. Синий цвет не является красным, потому что он отличается от него. Каждая вещь какого-либо вида, имеющая специфические отличия от других видов, не принадлежит к тому виду, из которого эти отличия исключают ее по определению. Это утверждение столь же справедливо, если отдельная вещь, отличающаяся от видового понятия, принадлежит к любому другому виду того же рода, как если бы она принадлежала к крайнему или диаметрально противоположному виду, или к одному из двух противоположных видов рода, или как если бы она принадлежала к совершенно другому роду. Но чем больше наблюдаемое различие, тем больше вероятность того, что никакая ошибка наблюдения не привела нас к неверному отрицательному суждению. С другой стороны, чем меньше разница, тем больше вероятность того, что вероятная ошибка наблюдения окажется больше, чем размер наблюдаемой разницы. В этом отношении отрицание оказывается более сильным в случае большого различия и логической противоположности, чем в случае малого различия и отсутствия логической противоположности, поскольку оно может происходить более уверенно. Степени отрицания (вряд ли, вероятно, нет, нет, совсем нет, совсем нет) – это только степени определенности отрицательного суждения, а не степени в понятии «не». Не приобретает совершенно иной смысл, когда оно является мысленным выражением реального контраста. Отрицающее суждение, основанное на различии и логическом контрасте, лишь предохраняет от ошибки, в которую можно впасть, если сделать то же самое суждение с опущенным «не». Таким образом, отрицание в суждении – это лишь деятельность дискурсивного мышления, призванная исправить или предотвратить любую ошибочную мыслительную деятельность. Отрицание же, отражающее реальную оппозицию, динамический конфликт и его результат – взаимную отмену намеченного действия в сознании, – это не просто (213) защита от ошибочного мышления, а образный представитель реального столкновения и паралича действия. (Gr. II. 23.)

Первый вид отрицания есть абстрактная (то есть абстрагирующаяся от положительной определенности) экспликация имплицитного отношения (различия); второй вид отрицания, напротив, есть мысленное воспроизведение эксплицитного, динамического или телистического отношения, хотя и абстрагирующегося от другого содержания динамической позиции и ограничивающегося ее конфликтом и взаимной отменой. Строго говоря, поэтому только первый вид отрицания полностью относится к категориям рефлексивного! Второй, напротив, связан с категорией спекулятивной мысли, динамическим отношением, – и преобразует ее лишь в той мере, в какой абстрагируется от всякого позитивного содержания и позитивного результата и размышляет только о том аспекте столкновения и компромисса, который является его аннулированием. Оба значения отрицания объединяет то, что они принадлежат только абстрактному, дискурсивному, сознательному мышлению, т. е. субъективно-идеальной сфере. Основой бытия отрицания является различие и динамическая оппозиция, ни одна из которых как таковая не имеет в себе «не», но является позитивной во всем. (Gr. IV. 125.)

Ограничение или ограничение также может быть понято как отмена, пусть даже частичная или неполная. Например, из двух противоположных, но по-разному сильных проявлений силы более слабое может быть полностью аннулировано, а более сильное – лишь частично. Но также возможно, что два одинаково сильных, но лишь частично противоположных выражения силы могут быть аннулированы только противоположными компонентами, в то время как гармоничные компоненты складываются вместе (параллелограмм сил). Аналогично, во всех более сложных и специфических проявлениях силы ограничение может быть разложено на частичное аннулирование и частичное усиление, даже если проявления силы часто значительно меняются при таких компромиссах. То, что является отменой в ограничении, выражается в зеркале сознательной мысли как отрицание; каждое выражение силы отрицает или поминает другое, равное по силе, которое ему противостоит. Мысль тем самым проецирует свое абстрактное дискурсивное понятие отрицания на динамическое противоречие (214), чтобы приблизить его к себе и сделать более понятным через ассимиляцию. (Gr. IV. 85.) Благодаря такому проективному применению к динамическим отношениям само отрицание приобретает динамический характер, который непроизвольно сохраняется за ним даже после того, как оно уходит в свою реальную область дискурсивной сознательной мысли. Это может даже создать видимость, будто чисто логическое отрицание в сознательном мышлении само обладает динамической силой, будто логические противоположности сталкиваются, спорят и борются друг с другом, чтобы уничтожить друг друга. Но логические противоположности мирно дремлют бок о бок без малейшего конфликта, и только там они вступают в конфликт и столкновение, где становятся содержанием волевых тенденций, которые хотят помочь урнам реализоваться, сталкиваясь друг с другом. Если эти воли принадлежат разным индивидам, то результатом становится теоретический спор доктрин и борьба партий с противоположными целями и программами. Если же эти воли принадлежат одному человеку, то это порождает внутренний конфликт, который может поглотить человека, если ему не удастся найти равновесие путем компромисса или синтетических решений.

Простое логическое отрицание не содержит противоречия, поскольку оно лишь аннулирует ошибку. Динамическое противоречие также не содержит противоречия, поскольку существуют различные частичные функции, которые представляют противоположные содержания и приходят к своим относительным правам в ограничении. Противоречие существует только там, где положительное суждение, которое объявляется ошибочным своим отрицанием, продолжает существовать, несмотря на это логическое упразднение, и в свою очередь объявляет ошибочным отрицательное суждение. Конфликт и разлад взглядов, мнений и целей внутри одного и того же индивида всегда разрешается, с физиологической точки зрения, в конфликт между различными индивидами низшего порядка, которые охватываются индивидуальностью высшего порядка. С психологической точки зрения, однако, этот конфликт внутри одного и того же сознания предстает как конфликт между истиной и ошибкой, или как столкновение между относительными истинами, которые в то же время являются относительными ошибками. Противоречие возникает только потому, что то, что ошибочно в относительной истине, принимается также за истину, а то, что истинно в относительной ошибке, принимается также за ошибку, причем и то, и другое одинаково ошибочно. Таким образом, противоречие всегда возникает только из ошибки и исчезает с осознанием этой ошибки; но его не следует путать ни с логическим отрицанием как таковым, которое является лишь одной из сторон противоречия, ни с реальным (динамическим или теологическим) противоречием, как это происходит, например, в гегелевской диалектике. Небытие по-прежнему имеет особое значение; отрицание бытия концептуализирует его. Копула не подпадает под понятие бытия, а представляет собой особое употребление вспомогательного временного слова sein; поэтому отрицательные предложения, в которых копула поставлена отрицательно, не подходят для получения примеров небытия. Небытие может иметь столько же значений, сколько и бытие, которое оно отрицает. Бытие может означать, например, бытие, охватываемое по содержанию формой сознания, или способ существования вещи самой по себе, независимой от сознания, способной воздействовать на чувственность, или, наконец, вечное неизменное существование платоновского ovucog 'ov; отрицая за грамматическим субъектом субъективно идеальное бытие, или объективно реальное бытие, или метафизическое бытие, мы устанавливаем столько же значений небытия.

Как каждый грамматический субъект, которому приписывается бытие, может быть описан как бытие, так и каждый субъект, которому отрицается бытие, может быть описан как небытие в одном из трех значений. Сущее также называется чем-то, а не-сущее – не-чем или ничем. Соответственно, ничто имеет столько же значений, сколько нечто и бытие; но каждое из этих ничто является лишь относительным ничто по отношению к значению отрицаемого в нем бытия и, следовательно, вполне может быть относительным нечто по отношению к другим значениям не отрицаемого в нем бытия. Так, например, вещь сама по себе есть ничто по отношению к субъективно-идеальному бытию, а все субъективно-идеальные миры видимости, со всем их великолепием и красотой, есть ничто по отношению к объективно-реальному бытию. Все феноменальное бытие, организованное в бытие и сознание, опять-таки, как преходящая видимость, есть ничто по отношению к вечному метафизическому бытию; но последнее, как простое бытие, есть опять-таки ничто по отношению к (216) экзистенциальному бытию видимости. Относительное бытие видимости и активного бытия, как простое нахождение в отношениях, есть ничто по отношению к абсолютному бытию покоящегося существа; но оно, в свою очередь, есть ничто по отношению к относительному бытию, в котором это существо впервые вступает в свои права. Небытие во всех отношениях, или абсолютное небытие, достигается только тогда, когда человек уверен, что он исчерпал все возможные значения бытия без остатка и в равной степени отрицает нечто по отношению ко всем ним.

Как только понятие ничто получено, оно может занять в предложении любую позицию, которую занимает существительное; например, ничто ^субъект более ничтожно, чем метафизика; неявляющееся существо есть ничто (предикат); философия достигает ничто (объект); ничто становится ничем (предикат) и ничто становится ничем; они ничем не отличаются (обстоятельство). Однако выделять в предложении субъективное, предикативное, объективное и наречное ничто в соответствии с этим употреблением не имеет смысла. – Ничто и нечто образуют привативную оппозицию. Там, где бытие чего-то имеет степени, градация различных вещей может быть представлена как различная смесь чего-то и ничего, или может быть получена в реальности путем такой смеси, например, серый цвет художника путем смешивания белого цвета, который отражает весь свет, и черного цвета, который не отражает ничего из света. Но там, где бытие чего-либо не имеет постепенной градации, из смешения частных противоположностей не может возникнуть ничего среднего". (Gr. I. 174.)

с) Категории сравнения в метафизической сфере

В метафизической сфере одинаковость и различие, а также единство и противоположность предстают как имплицитный комплекс отношений во внутренней множественности идеи. Как одинаковость и различие, так и единодушие и противоположность идеального содержания реализуются волей, поскольку идея реализуется как единая тотальность; но и то, и другое реализуется как то, чем они логически являются, то есть первое – как имплицитные, а второе – как эксплицитные отношения. Пока вещи рассматриваются как существенно отдельные, столь же непонятно, как они могут находиться в явных, (217) как и в неявных отношениях друг к другу; но как только содержание бытия вещей мыслится как логические моменты единой идеи, возникает не только возможность явных, но и неявных отношений, в силу интуитивно-логического характера идеи. Но если само бытие есть не что иное, как тезисно или динамически реализованное содержание идеи, то все явные и неявные моменты соответствующей актуальной идеи также должны быть втянуты в действительность без выбора и без промедления, таким образом, также равенство и различие, созвучие и конфликт. (Gr. IV. 41.)

Обе пары категорий снова связаны друг с другом. Если первая кульминирует в тождестве и логическом противоречии, а вторая может быть также названа сонастройкой и реальным динамическим противоречием, если, кроме того, логическое и реальное противоречие часто смешиваются и еще чаще путаются, то неудивительно, что другие члены противоречия, тождество и сонастройка, также часто смешиваются и путаются. Теперь часто смешивают равенство и сонастройку, но не тождество и сонастройку, поскольку сонастройка предполагает численное различие, которое просто аннулируется тождеством. Но поскольку тождество в более узком и более широком смысле, одинаковость и единодушие, как уже отмечалось выше, достаточно часто смешиваются и путаются, неудивительно, что так же обстоит дело с тождеством и аттюнингом.

Можно понимать одинаковость и различие продуктов как результаты сонастройки и конфликта; но можно также понимать сонастройку и конфликт как результаты одинаковости и различия частичных функций, которые вступают в явные отношения друг с другом. Оба варианта верны, но оба односторонни. Равенство и различие можно понимать и как исходную точку, из которой аттитюд и конфликт развернулись в начале мирового процесса и разворачиваются заново в каждый момент; тогда последние – это всего лишь первые, приведенные в движение. Но можно также понимать одинаковость и разнообразие существования в каждый момент как уравнивание настроенности и конфликта; тогда первые – это вторые, пришедшие в покой. Но и то, и другое – абстрактные способы рассмотрения (218) дискурсивного мышления; интуитивно-логическая идея предполагает и то, и другое. Мир – это логическое взаимопроникновение и одновременное единство имплицитных и эксплицитных противоположностей, и так же, как совокупность этих отношений логически определена в каждый момент, так и то, какие из них имплицитны, а какие эксплицитны в каждый момент. Имплицитные отношения равенства и различия так же действительны для движения, скорости, ускорения и изменения ускорения, как и эксплицитные отношения сонастройки и противоположности продолжают существовать в качестве динамических тенденций в покое установившегося равновесия.

Можно сказать, что, с одной стороны, равенство и различие превращаются в единодушие и противоречие там, где ускорение и изменение ускорения одного и того же движения определяются логически (по закону) численно различными частными функциями, а с другой стороны, единодушие и противоречие превращаются в простое равенство и различие там, где изменение ускорения и ускорение становятся равными нулю. Но поскольку все в мире находится в постоянном колебании и все динамически связано со всем остальным, то нигде не существует движения, ускорение которого было бы постоянным и равным нулю, так же как нигде не существует покоя (т. е. нулевого движения). Различаются лишь степень движения, ускорение и динамическое влияние различных частичных функций, и это лишь абстрактный взгляд на вещи, если отбросить движение в определенных отношениях (например, движение нашей планетарной системы в системе Млечного Пути или молекулярные колебания покоящегося тела в целом) или положительное и отрицательное ускорение всех движений, или динамическое влияние очень удаленных мировых тел, чтобы облегчить их понимание путем упрощения отношений.

Точно так же абстрактным является взгляд на вещи, если мы обращаем внимание только на равенство и различие количества вещей, их размера или формы и пренебрегаем теми силами, которые, хотя и зависят от них, но не зависят только от них. Или если мы рассматриваем только равенство и различие величины силы без учета спецификации силы в сложных группах сил, поскольку сопряжение и противодействие вещей зависит не только от динамических эквивалентов, но и от специфических преобразований, в которые силы вступили в своем составе. Если бы сознательное мышление смогло выйти за пределы всех этих необходимых ему абстракций и прийти к полной реконструкции конкретного содержания мира, то оно достигло бы и дискурсивного понимания логической связи имплицитных и эксплицитных противоположностей, даже если бы ему не удалось мыслить первые одновременно со вторыми, а лишь имплицитно, как это делает абсолютное мышление.