На просторах судьбы. Часть вторая

От этих последних слов лоб хана вновь покрылся противным липким потом, и, покачнувшись на чурбаке, он медленно сполз на землю.

Теперь они находились на одном уровне. Подняв руку, Аттила оттер рукавом лоб и окинул епископа туманным взглядом. Да, по крайней мере, он не ошибся в этом человеке, немногие бы рискнули вот так напрямую заявить ему о приближающейся смерти, дыхание которой он и сам ощущал с того дня, когда ступил на исконные земли этой загнивающей империи.

– Значит, я действительно умираю? – спросил хан.

– Смерть всегда пребывает рядом с нами, сын мой. Проще говоря, стоит за нашей спиной. Но у тебя смерть находится уже внутри тела.

– Какой болезнью я болен, ты можешь сказать? Никто из моих шаманов и даже твой соплеменник не в состоянии её определить.

– Твой недуг вызван желанием покорить Рим. И бог, в промыслы коего не входит подобное кровопролитие, ещё в начале похода указал на неправильность принятого тобой решения.

– В таком случае, что изменит уход моей армии, если болезнь всё равно смертельна, ибо послана, как ты утверждаешь, вашим могущественным богом? Пожалуй, мне лучше идти до конца и уйти из мира победителем, завершив этот последний поход славной победой.

– Бог никогда и ничего не посылает сам. Он стоит над всем тем хаосом и кровопролитием, что ежечасно совершают в подлунном мире люди, а его слова и желания проявляются опосредованно. Это твоё собственное желание разорить нашу страну вызвало действия, преобразовавшиеся в болезнь.

Аттила опустил голову. Он не смог понять, что говорил этот, судя по всему, сильный и информированный жрец христиан. Но хан никогда не думал, что боги уготовят ему стезю смерти от болезни, словно рабу, поэтому задал вопрос, который был для него наиболее важным.

– Если я уйду, болезнь отступит? – прямо спросил он.

– Конец каждого существа в этом мире определяет само существо. Ты можешь победить болезнь, а можешь усугубить и ускорить её течение. Для начала тебе стоит покаяться в грехах и попытаться изменить мировоззрение, то есть перестать лить кровь. После этого болезнь не отступит совсем, но ты почувствуешь себя лучше. Если желаешь, я могу исповедовать тебя прямо здесь.

– Хорошо, – неожиданно согласился Аттила.

Подозвав телохранителей, он приказал им убраться так далеко, чтобы никто из них не только ничего не мог услышать, но и увидеть. Лев, в свою очередь, отдал подобное распоряжение своим собратьям. И когда они остались на дороге вдвоём, заставлявший трепетать всю Европу железный Аттила встал перед римским священником на колени.

Ни один человек не увидел того, что соплеменники великого завоевателя, да и, пожалуй, не только они, посчитали бы позором. Сам Кельт из-за камня, украдкой наблюдая за этой встречей, от величайшего изумления чуть было не вскочил на ноги. Он даже глаза протёр, ведь расскажи ему кто-нибудь о подобном, никогда бы не поверил. Хотя, разумеется, ясно понял, чем это было вызвано – хан желал жить.

«Да, когда красотка своей железной рукой хватает за глотку, даже самые сильные и великие часто готовы ползать на коленях, вымаливая себе лишний час. Не хотел бы я себе такого конца, на который обрёк Аттилу. Надеюсь, Морриган дарует мне как своему стороннику смерть в бою», – думал он, в душе сочувствуя хану.

Но в чём исповедовался Аттила, Кельту не дано было узнать, равно как и ни одному другому человеку на этой земле. Лев не сказал о произошедшем разговоре ни слова и, не разгласив тайну исповеди завоевателя, унёс её с собой в мир иной.

Когда хан закончил, Лев отпустил ему грехи и ласково провел своей мягкой рукой по голове жестокого, никогда ни перед кем не склонявшегося варварского короля, этим жестом благословляя его.

– Я буду за тебя молиться. Ты должен находиться в полном душевном и телесном состоянии покоя и не чинить жестокостей, тогда болезнь окончательно отступит и уже не вернётся.

– Спасибо, жрец! – с чувством произнёс Аттила, который после исповеди и благословения Льва почувствовал облегчение и заметный прилив сил. – Я последую твоему совету, сегодня моя армия повернёт назад.

Так закончилась встреча, о которой история, за исключением нескольких скупых слов, не сохранила никаких подробностей. Но как могла пойти дальнейшая история италийских земель, не повстречайся эти два незаурядных человека? Один из которых стремился сохранить свою жизнь, другой – жизни соплеменников.

ГЛАВА 8

Аттила с седла окинул показавшиеся вдалеке вершины Альп. Где-то там на северо-востоке лежит его Паннония, а вот если ехать точно на северо-запад, то упрёшься в Каталаунское поле, на котором он в прошлом году потерпел столь неожиданное поражение в момент, когда победа, кажется, была в его руках.

Тогда боги помогли Аэцию, подсказав совершить тот хитроумный ход с прорывом к его ставке, коим он и воспользовался. Наверное, права была старая колдунья, в молодости предрекшая ему остерегаться похода в страну кельтов. Она сказала, что там Аттила повстречает человека, которого сам сделает для себя врагом и который затем отомстит.

– Сильные боги покровительствуют этому человеку, и он не успокоится, пока не увидит тебя мёртвым. Все, кто в этом мире становились на его пути, рано или поздно, но очень сильно жалели об этом, – заявила тогда колдунья.

Стоп! И тут от неожиданно нахлынувших воспоминаний тот самый липкий пот, не появлявшийся со дня памятной встречи со Львом, вновь дал о себе знать, словно напоминая, что болезнь никуда не ушла и по-прежнему держит его в своих цепких объятиях.

Сейчас в самый разгар воспоминаний в мозгу хана неожиданно проявился приговорённый им к смерти воин, которому только боги помогли её избежать. А ведь его звали Кельт!

И цепкая память Аттилы словно из какого-то сокрытого до времени тайника начала последовательно вынимать одну за другой картины, что, казалось, были навечно преданы забвению.

Аттила словно наяву увидел ту пресловутую, самоубийственную для принимавших в ней участие воинов, но такую успешную для всего сражения атаку. Он вновь явственно ощутил себя стоящим на возвышенности, нависавшей над полем битвы, а совсем рядом, в нескольких десятках шагов от него, кипел ожесточённый бой. Вот кто-то из атакующих варваров в безумном порыве одолел очередной строй телохранителей и со всего маху швырнул в его сторону палицу, что снесла череп коню. Кажется, на его лице вновь появилась кровь, брызнувшая из размозжённого конского черепа.

Но ни палица, чуть было не достигшая в тот день цели, взволновала сейчас хана, как и год назад, он вновь поймал бешеный и хорошо знакомый взгляд этого неистового бойца. Только теперь растревоженный смертельной болезнью мозг в своей борьбе за жизнь без промедления заставил память выдать спрятанную тайну, которую она не захотела открыть тогда. Аттила узнал человека, воплотившего в реальность замысел Аэция. Кельт!

Это был он и никто другой. Значит, старая колдунья оказалась права, ведь Аттила сам сделал из него врага, и вполне закономерно, что Кельт оказался в стане римлян. И он не погиб! Хану потом доложили, что почти прорвавшийся к нему варвар сумел уйти живым. Боги, коим поклонялся Кельт, явно любили своего воина и хранили его.

«Выходит, этот воин ещё жив, – думал хан, тяжело дыша от приступа вновь проявившейся болезни, немедленный возврат которой был вызван столь неожиданным открытием. – И непросто жив! Я видел его совсем недавно, только не помню где и при каких обстоятельствах».

Осознание того, что враг находится где-то поблизости, окончательно выбило Аттилу из состояния покоя, в котором он находился после встречи со Львом, и дало болезни возможность разом восстановить утраченные позиции. Едва совет не мстить был забыт, как загнанная в угол болезнь, мгновенно воспользовавшись этим, нанесла неожиданный удар. Хан покачнулся в седле и, потеряв сознание, упал с коня.

Когда Аттила пришёл в себя, стояла ночь. В слабом отблеске сального светильника он с трудом различил лица приближённых: римского врача, шамана и Илдикды.

– Что ты здесь делаешь? – не веря своим глазам, с недоумением спросил он у королевы.

– Весть о твоей болезни дошла до Паннонии. Терзаемая тревогой, я поспешила к тебе, мой повелитель, – просто и, как всегда, бесстрастно ответила та.

Аттиле почудилось, что в словах женщины скользнула скрытая насмешка. Он напряг глаза, которые никак не желали давать чёткого изображения, и внимательно посмотрел в лицо королевы.

Как всегда, оно было совершенно бесстрастно и больше напоминало маску, а не лицо живого человека, что живёт, являясь зеркалом состояния души, мыслей и тела. Это выражение не менялось с того памятного дня, когда он убил короля бургундов и овладел Илдикдой прямо возле неостывшего трупа отца.

Это был, пожалуй, единственный поступок в жестокой жизни Аттилы, о котором он уже давно пожалел по-настоящему, ибо ему нравилась Илдикда. И хан чувствовал, эта неординарная женщина ничего не забыла и ничего ему не простила, именно поэтому старался встречаться с ней как можно реже.

Последний раз они виделись незадолго до похода. В тот день кто-то из варварских послов поднёс в подарок золотой кинжал тонкой работы, и ему сразу невероятно сильно захотелось встретиться с Илдикдой. Когда он пришёл к королеве, она сама обратила внимание на кинжал и, поднеся чашу какого-то необычайно вкусного напитка, произнесла странную фразу:

– Это последнее оружие, которого ты ещё не был удостоен в этом мире. Но на кинжале руна богов, а что возможно для бога, то смертельно для человека. Принимать такие подарки бездумно – очень большая ошибка.

И вот сейчас смертельно больной завоеватель уцепился за слова, на которые тогда не обратил никакого внимания. Что хотела сказать женщина, которую все без исключения его подданные считали колдуньей? Бездумно! Почему бездумно?

Ответом послужил образ человека, сделавшего подарок, и теперь хан узнал его. Это был Кельт, внешне обычный и ничем не примечательный воин и его злой гений, коего Аттила собственноручно сделал своим заклятым врагом. Кельт искусно изменил внешность, но глаза! Как он не распознал его сразу? Эти целеустремлённые и светлые глаза со стальным упрямым отливом, в глубине которых пряталась жажда мести.

Аттила слабым жестом подозвал приближённого, приказал схватить посла и привести к нему. Но ему доложили, что тот накануне вечером отстал от армии.

От охватившей и забиравшей остатки сил ярости хан заскрипел зубами. Проклятье, Аэций вновь его перехитрил! Ну нет, он поймает шпиона и посадит на кол, завершив то, чего не сделал в Галлии.

Вскоре две сотни всадников были брошены на поиски Кельта, а хан, поддерживаемый мыслью о скорой расправе над врагом, на следующий день вновь сел в седло. Он торопился вернуться в Паннонию.

Ожидания Аттилы окажутся напрасны. Хан умрёт, так и не узнав, что брошенные на поиски врага воины через два дня погибли все до единого, попав в засаду, устроенную Кельтом.

Это Илдикда, предупредив Кельта, помогла ему избежать смерти. Эта же необычная женщина, которую современники не зря называли колдуньей, почитая в том числе как обладательницу дара провидения, указала и место для засады. А когда Кельт вновь предложил ей отправиться в Галлию под крыло Аэция, сказала:

– Нет, воин, я приму свою судьбу. С тобой мы когда-нибудь снова встретимся, ибо ты, по-видимому, остаёшься моим должником, хотя я и не желаю этого.

Когда хан лежал на смертном ложе потеряв возможность говорить и двигаться, но не способность понимать, Илдикда рассказала от чего он умирает, и свою собственную роль в этом деле.

– Наши поступки порождают неминуемые следствия, отражаясь от которых возвращаются обратно. Думаю, нечто подобное говорил тебе и Лев. Из множества врагов, занимающих высокое положение в этом мире, наиболее опасными для тебя оказались двое: я – женщина и безвестный воин c нижней ступени иерархической лестницы. Ты ждал удара откуда угодно, но только не оттуда, откуда он пришёл. Но именно мы являлись той рукой твоей собственной судьбы, что поджидает своего носителя, готовая вонзить кинжал при первой его ошибке. И со мной, и с Кельтом ты совершил ту самую роковую и непоправимую ошибку. Отсчет твоего конца начал материализовываться, когда ты насиловал меня рядом с отцовским трупом, окончательно сформировавшись и обозначив день завершения земного пути и причину смерти после неправого суда над Кельтом. Этот воин – твоя смерть!

О чём думал Аттила в эти последние мгновения жизни, не узнает уже никто. Вряд ли он сильно сожалел обо всём, что совершил. Но узнав перед смертью правду и уходя неотомщённым, в той жизни, когда пути Кельта, Илдикды и его собственный вновь пересекутся, первое слово будет уже за ним. И только от него как вечной индивидуальности будет зависеть или продолжение вражды, или, возможно, он сумеет нейтрализовать желание мести.

Великий завоеватель умер, и завеса над его загадочной смертью все последующие столетия будет оставаться тайной. Так находившаяся на последнем издыхании империя руками неизвестного истории мужчины и полулегендарной, загадочной женщины уничтожила опасного врага и созданное им государственное образование, чтобы в скором времени проследовать по тому же пути.

Известие о кончине Аттилы нагнало Кельта в начале осени в южной Галлии. Обрадовало ли оно его? Можно было сказать, что Кельт испытал удовлетворение, к которому примешивалась некоторая досада, ведь он сам желал совершить то, что совершила Илдикда. Тем не менее Аттила был достойным врагом, и Кельт, привыкший уважать таких людей, мысленно пожелал ему достойной жизни в мире богов, если, конечно, таковой имелся.

В начале октября отряд достиг города, который они покинули почти год назад. Узнав об их прибытии, Летиция встретила Кельта у ворот и, перебравшись к нему в седло, долго не выпускала из объятий.

– Ты вовремя, мы собираемся в Рим, – шепнула она.

Кельт почувствовал, как от этих слов любимой девушки у него заныло в груди. Что-то, или, может быть, кто-то, вновь напоминал о возможной опасности, что ожидала его в исконных италийских землях.

Вечером, когда они остались с Аэцием наедине, тот собственноручно налил Кельту вина и, откинувшись на спинку кресла, сказал:

– Ты достоин самых наивысших похвал, и хотя предотвратить вторжение не удалось, в целом задание выполнено более чем успешно. По правде говоря, я даже не рассчитывал на столь блестящий и скорый результат. Мне бы хотелось узнать в подробностях, как тебе удалось осуществить это предприятие.

– Так, значит, отправляя меня, ты не верил в успех дела? – хмыкнул Кельт.

– Скажем так: я надеялся, что у тебя получится найти общий язык с Илдикдой. Реальных шансов на успех в этот раз было меньше чем на Каталаунском поле, но ты вновь сумел совершить практически невозможное, бог явно покровительствует тебе.

– Бог, – как обычно при упоминании этого слова кем-то из христиан, засмеялся Кельт. – Во всяком случае, это явно не тот бог, которому поклоняешься ты. Тебе стоит благодарить Илдикду, это удивительная женщина, хотел бы я иметь такого друга в бою.

Затем Кельт вкратце пересказал римлянину, как удалось отправить Аттилу к предкам опустив, разумеется, некоторые подробности.

– Скажи, а тебе не жаль Аттилу? – закончив, неожиданно спросил он.

– С чего мне оплакивать его смерть? – внимательно смотря в глаза Кельта, медленно произнёс Аэций.

– Пожалуй, не с чего, – согласился Кельт. – А вот мне жаль хана, думаю, он заслужил лучший конец, чем смерть от яда.

– Будем считать, что такова его расплата за всё им совершённое.

– За всё совершённое? А что такого он, собственно, совершил? Если убивал, так и я, и ты также убийцы. Все мы неоднократно совершали в своей жизни страшные вещи, о которых не желаем вспоминать или, на худой конец, всегда оправдываем. И как знать, что ожидает нас впереди, – задумчиво смотря в пространство, закончил Кельт.

Он не стал рассказывать Аэцию об унижении Аттилы перед римским священником. Всё-таки хан был врагом, которого Кельт уважал и не считал возможным порочить имя умершего, но достойного противника, предавая насмешкам христиан его величие. Тем более что они обязательно приписали бы это в дальнейшем мнимому могуществу своего бога. Поэтому, уходя от темы, перевёл разговор на другое.

– Летиция сказала, ты собираешься в Рим?

Аэций кивнул.

– Поедешь один?

– Вы с Летицией отправитесь со мной. Тебя, как человека, имеющего неоспоримые заслуги перед империей, я намерен представить императору. Да и оставаться в Галлии небезопасно, всё лето племена воевали друг с другом, хотя я надеялся, что прошлогодняя битва сплотит их под знамёнами империи.

– Ты по-прежнему не желаешь основать собственное государство?

– Нет, империя должна быть единой! Но следует в корне изменить политику, и я хочу указать императору, как следует управлять страной и какие реформы необходимо провести в ближайшее время.

– Жаль, что ты не желаешь признать, что всё это бесполезно, – бросил Кельт.

– Ты просто не привык к масштабам большой политики и её неожиданным поворотам. Последнее время я пребываю в уверенности, что всё получится, и империя вновь обретёт прежнее могущество, – добродушно махнул рукой Аэций.

– Наступает зима, а зимой путь сложен, – напомнил Кельт, которому не хотелось ехать в Италию.

– Обстоятельства изменились. Была получена депеша, это ответ на предложения, что я посылал императору ранее. Мне предоставляется полный карт-бланш в действиях, которые, как я надеюсь, дадут положительный результат. Отъезд откладывается до весны, – и, похлопав Кельта по плечу, Аэций приложился к кубку с вином.

В эту последнюю зиму Последний Римлянин реализует всё, что задумал, но все его усилия ничего не изменят в принципе. Время жизни империи неумолимо подходило к завершению, и вроде бы благие начинания в конце концов оказывались направленными против неё самой. Так история, подчинённая косе времени, которое, в свою очередь, подчинено вечному движению и прогрессу, показывает, сколь тщетны усилия даже самых высокопоставленных и держащих в руках все нити власти людей остановить этот процесс. Хотя многие из подобных власть имеющих считают себя чуть ли не живыми богами.

Подобные, абсолютно неспособные к власти индивиды, во всех без исключения исторических эпохах стояли и будут стоять у кончины государственных образований. Это своеобразные могильщики. Именно такой могильщик, считающий себя божеством, а на деле являвшийся абсолютным ничтожеством, сидел сейчас в Равенне.

У него, как и у любого индивида, разумеется, был выбор на тот или иной шаг. Возможно, он бы всё равно не принёс позитивных изменений, но однозначно мог сгладить то, что обычно называют смутным временем. Однако личность, считающая себя безошибочным божеством, понимающая власть лишь как возможность безграничного воплощения собственных низменных желаний, всегда и везде несёт всем и в первую очередь самому себе только смерть. От которой не защитят ни золото, ни льготы, ни положение.

Увы, люди никогда не придавали значения всей предшествующей и весьма поучительной истории человечества, которая с завидным постоянством вновь и вновь повторяет одни и те же события, где зачастую не меняются даже персонажи.

ГЛАВА 9

Прятавшаяся среди болот Равенна в эти неспокойные времена представляла собой идеальную столицу. Взмывавшие вверх крепостные стены казались неприступными, и Кельт, привыкший жить и оценивать окружающий мир в основном с точки зрения войны и целесообразности её действий, удовлетворённо качнул головой – взять такой мощный бастион было нелёгким делом.

– О чём ты думаешь? – поинтересовалась Летиция.

– Решаю, смогу ли я захватить Равенну, если судьба распорядится так, что мне придётся это делать.

– Ты просто помешан на войне, – засмеялась девушка. – Неужели нельзя смотреть на вещи с другой стороны?

– Наверное, можно, но смотря что это за вещи, – ответил Кельт. – Подобное сооружение, равно как и место, на котором оно расположено, невольно наводит на мысль, что ваш император очень сильно боится своих подданных и предпочитает прятаться за стенами самой мощной крепости собственной империи.

– Ты по-прежнему жалеешь, что поехал?

– Это не то слово. Не жалею, а уверен, что совершаю ошибку. Да и Аэций, притащив меня сюда, сильно осложнит себе жизнь.

– Ты хочешь, чтобы мы жили в Галлии, где племена вступили в очередную междоусобицу, а из-за Рейна движутся всё новые и новые полчища варваров?

– При этом в Галлии мы были в большей безопасности, чем под самым крылом вашего помазанного властителя.

Летиция посмотрела на своего друга долгим взглядом.

– Мне странно твоё отношение к императору, которого ты даже не видел. Словно ты боишься получить от него не награду, а что-то нехорошее.

– Я никого и ничего не боюсь, но сейчас наверняка знаю только одно: идти во дворец мне совсем не хочется.

– Надеюсь после встречи с императором ты изменишь своё негативное отношение к нему, – въезжая под арку ворот, сказала Летиция.

Кельт в ответ только саркастически хмыкнул.

Едва они устроились в отведённых им покоях, как появился Аэций и сообщил, что цезарь простудился и аудиенция состоится лишь послезавтра.

– Имея слабое здоровье, не стоило менять благодатный климат Рима на болота, – усмехнулся Кельт.

Полководец ничего не ответил, но, зная, что у стен этой крепости есть уши, быстро прижал палец к губам и вышел вон.

Поздним вечером молодые люди поднялись на крепостную башню. Кельт уселся на каменный выступ, а Летиция удобно устроилась у него на коленях. Задрав головы, они с наслаждением предались своему любимому занятию, наблюдая за прекрасным, переливавшимся небесными огнями южным небом.

– О боже, как красиво, – теснее прижимаясь к своему другу, с тихим восторгом проговорила девушка.

– На севере, где прошло моё детство, звёзды почему-то намного ярче, особенно зимой. Тебе никогда не хотелось увидеть их вблизи? – неожиданно спросил Кельт.

– Разве человек может прикоснуться к небесному своду? – удивилась Летиция. – Бог создал его не для познания, а чтобы люди могли им любоваться.

– Ах да, бог! – насмешливо воскликнул Кельт. – Я всё время забываю, что ваш бог постоянно ограничивает возможности и свободу христиан. Тогда хоть представь. Этого, надеюсь, твой бог не запрещает?

Летиция ласково провела ладонью по волосам Кельта.

– Перед отъездом из Галлии я видела интересный сон. Мы также сидели с тобой вечером, только не на башне, а на стене какого-то очень высокого дома, и звёзды были наверху и внизу. Вскоре я поняла, что внизу были не звёзды, а огни огромного города. Мы разговаривали о разных вещах, вспоминали Галлию, и ты был одет как цивилизованный человек, но одежда была странная, я такой никогда раньше не видела. А потом я увидела себя в очень коротком красном платье. Я сидела возле шестиугольного окна с ароматической палочкой в руке, втягивала в себя дым и вспоминала, как мы смотрели на звёзды. Интересно, что это означает?

– Сложно сказать, – ответил Кельт. – Я не умею толковать сны, тебе стоит обратиться к тому, кто сведущ в этом деле. Живи мы в Галлии, можно было пойти к друидам. Здесь нет истинных жрецов, а жрецы вашего бога вряд ли способны на что-то, кроме молитв.

Наступило утро третьего дня. Накануне Аэций предупредил, что приём назначен на полдень, и чтобы к этому времени они были готовы. Летиция с самого утра была занята тем, что никак не могла решить, какое платье ей надеть. Она даже несколько раз обращалась с вопросом к Кельту, но тот неизменно отвечал, что его любимая хороша в любом из нарядов. Сам он, не мудрствуя лукаво, оделся как обычно, но его вид не устроил Летицию.

– Ты что, не можешь одеться как цивилизованный человек? – возмутилась она. – Отец подарил тебе богатые одеяния, какие носят знатные римляне.

– По-моему, я одет совсем неплохо, – оглядев себя, невозмутимо ответил Кельт.

– Твоя куртка из кожи буйвола и сапоги мехом наружу, конечно, как нельзя лучше подходят для приёма у императора. Римляне так не одеваются.

– Я же варвар, – с иронией напомнил Кельт. – Поэтому мне следует одеваться как варвару.

– А оружие? Зачем ты взял столько оружия, словно собираешься идти в бой?

– С ним мне будет спокойнее пред ликом вашего цезаря, – погладив меч, ответил Кельт.

Их спор прервал появившийся Аэций. Оглядев в свою очередь Кельта, он только покачал головой, но говорить ничего не стал и дал знак следовать за собой.

Но у самого входа в приёмную случилось неожиданное. Стражники, увидев вооружённого до зубов варвара, попытались его остановить, дабы выяснить причину такого количества оружия. Это было сделано, прежде чем Аэций успел предупредить события. Вполне естественно, что едва рука первого стражника коснулась Кельта, как тот ударом кулака сбил дерзкого с ног, выхватив оба меча, отбил выброшенные в его сторону копья и, перерубив древки, оглушил нападавших.