Вам не понять – вы же офицер

Сопоставив суммы, уплаченные новыми автовладельцами, с теми, за которые машины приобретались в военторге, Никита от офицеров, перепродавших свои автомобили, получил покаянные объяснения о том, что они существенно завысили цены на автомобили.

Покаянные потому, что дополнительные средства, полученные продавцами при завышении цены автомобилей, являются неосновательным обогащением в результате пока что уголовно наказуемой спекуляции.

С учетом «добровольного» внесения «обогащения» в доход государства, Никита в возбуждении уголовных дел в отношении «спекулянтов» отказал, но это по сей день не мешает Шефу в любой момент решение подчиненного отменить.

Лимиты на приобретение дефицитных «Волг», «Жигулей», «Москвичей» и «Запорожцев» штабу армии продолжают выделяться – вот и есть о чем помолчать в самолете некоторым штабным офицерам в присутствии оказавшихся с ними на борту работников прокуратуры.

Попутчики, однако, занимаются тем, что припасли на дорожку. Кто преферансом, кто чтением, а кто, как Никита, прослушиванием через наушники популярной музыки посредством модной портативной стереосистемы.

У меня в портфеле тоже чтиво припасено. Приобрел его вместе с женой. Где она его взяла – не признаётся. Обращаюсь к нему редко – подобное не поощряется даже в обстановке перестройки и гласности. Время читать возникает, как правило, лишь в командировках, когда остаешься один в купе вагона или номере гостиницы. На корешке и обложке всего одно слово: «Библия».

За три года с длительными перерывами одолел едва ли третью часть текстов томика, отпечатанного в 1923 году в Лейпциге на тончайшей бумаге меленьким шрифтом. Дополз до тридцать первого псалма: «Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты».

Однако вытащишь такую книжицу из портфеля, а попутчики не покроют – Полоскалову капнут. А он станет Шефу упреки высказывать в недостаточности атеистического воспитания подчиненных.

Остается только воспоминания вспоминать, да о будущем думать, да пытаться понять – почему думать про хрень служебную обычно легче, чем о родных и любимых.

Каково им там?.. Квартира служебная, стены единственной обитаемой комнаты промерзли и сыростью воняют, хорошо, что прежний житель утеплителем и фанерой их обшил.

Холодильник вроде бы не пустой, и до зарплаты всего неделя, но кто ее девчонкам принесет, если вся контора на выезде? Авось Шеф раньше вернется и догадается деньги подчиненных получить и в семьи передать – надо будет подсказать ему на прощанье.

А на улицах арканских тем временем весенний ветер мечется, дочку на прогулку толком вывести некуда – во дворах пыль столбом да грязь прошлогодняя.

Жена, узнав, что вместо отпуска случилась командировка в местность, которая еще на два часовых пояса восточнее, сосредоточилась, притихла, спрятала глаза. Они едва-едва с дочкой догнали папу на новом месте службы месяц назад, так на тебе – нашелся долгожданный покойник. Не шибко давно семейная жизнь в колею вошла и, уезжая, не утешал жену, ничем не обнадеживал: не на войну же улетаю, знает, за кем замужем. Да и чем ее утешить – пообещать раскрыть убийство? Дочке тоже разве объяснишь, чем мама расстроена… Прильнула кроха Юля-младшая к Юле-старшей, и замолчали обе.

Оставалось только сложить в бездонный портфель с командировочным барахлом фотоаппарат, рулетку, водку и бутерброды (спасибо благоверной, нарубила наспех), расцеловать насупленного ребенка, обнять растерянную жену, присесть на дорожку, получить контрольный поцелуй в маковку и, не оглядываясь, выйти к автобусу.

Вот и спрашивается: какого хрена на жену дулся, когда с прежнего места службы в Арканск убывал? – Она впервые мужа аж за пять часовых поясов провожала, а тебе, вишь ты, тревога ее какой-то неискренней показалась – это что же, волосы ей рвать на себе надо было? Оно понятно, пока сам рос, родители в связи с переводами не расставались. Но есть же и другие резоны – всякую женщину, занятую младенцем, неустроенность и неопределенность военного быта раздражает, настораживает и расстраивает. Чего же страшного в том, что оценка этих раздражителей у тебя с женой не совпадает? Ну, сменил я, следуя за отцом, четыре гарнизона и семь квартир, но ее семья тоже кочевала за военным папой, правда, квартир поменяла, слава богу, всего три, и все в пределах одной уютной Риги. Так это же не повод на жену дуться, сам же сколько сил положил, чтобы из прошлогодних хворей-болячек своих девочек – и большую и маленькую – вытащить.

Так какого же хрена теперь сетовать на недостаточность их житейской закалки – окрепли и догнали уже в Сибири, среди зимы прискакали, хотя могли и дальше жить в тепле и комфорте у бабушек, мужа и отца дожидаясь. Вот и нечего мудрить – сказать жене спасибо надо за хладнокровное здравомыслие. Но все равно есть в этом некая недоговоренность, невысказанность каких-то слов, которые, наверное, могли быть сказаны, но сказаны не были.

Поэтому есть и ощущение, что женой не совсем понят, а всякие непонятки требуют объяснения, оправдания. А где оправдание, там, вероятно, и вина – чья, порой не ясно, а в чем – и вовсе не ясно. И раз она есть, то необходимо понимание, а там и прощение. Но что прощать-то?

И чего это вопросы в голове так роятся, путаются? Собственные сомнения и домыслы где-то глубоко таятся, а вот доводы разума, которыми старшая Юлька руководствуется, на поверхности лежат, они простые и понятные. И не надо поэтому мнимую недолюбленность в себе лелеять, не надо терзаться тем, что полгода разлуки жена перенесла со спокойствием, неотличимым от равнодушия. Знает же она, за кого выходила замуж, и сам знал, кого замуж взял.

Но сдержанность ее все же почему-то расстраивает, и дочь вся в маму – такая же партизанка (хотя чего ожидать от ребенка неполных трех лет?). А каким недоуменным взглядом провожала – что за недоразумение этот папа, который всю ее жизнь постоянно где-то пропадает. Какая ерунда эта неудовлетворенность отношениями с женой, когда ребенок такой беспомощной улыбкой провожает…

Где там наш блокнотик с карандашиком? Запишем, что думается по этому поводу под боум-боум-боум авиационных движков.

Мне безответное дитяглазами тихо улыбнулось,и боль давнишняя вернулась,за не пережитое мстя.

«Мстя» – вот же дурацкое слово. «И мстя моя будет ужасна», – вспомнить бы, кто это ляпнул. Но другого слова пока нет.

И недосказанная речьзастряла в горле горьким комом.Тянул очей девчачьих омут,и душу продолжало жечьпредчувствие своей виныво всем, чего никто не делал.Дитя на мир глядело смело,не зная недов… ненав… тьмы.

Потом допишу, чего ребенок не знал. Задница вовсе от вибрации замлела – кажется, снижаемся. Самый тревожный этап перелета. Летишь убийство раскрывать, а сам не знаешь, долетишь ли. До земли долетишь точно.

Забавная штука жизнь. Пока из Хрекова в Арканск к новому месту службы следовал, пока знакомился с сослуживцами, ожидал приезда семьи, батрачил – заменял в других конторах коллег в период их отпусков или помогал в связи с высокой загруженностью, пока расследовал разную оформительскую мелочевку, осваивал транспортные авиасредства и дислокацию поднадзорных войск, жили эти войска своей жизнью – сложной, напряженной, а по большому счету рутинной, и дожил в этих войсках свою жизнь Гриня Парнеев. Дожил, не задумавшись ни разу, сколь коротка она бывает, а его сослуживцы свои жизни продолжили. И не только они. Стоп!

Под невеселые размышления и комичные порой воспоминания полет пролетел… Да-да – именно пролетел, не прошел, не миновал, ага! Пролетел незаметно.

Двигатели сменили тон.

Пока встречами голову не заморочили, лучше вспомнить – что там еще Гармонин рассказывал после своей первой командировки про этого Парнеева со слов командиров, которые встречались с его мамой, что вычитывал из показаний допрошенных по делу сослуживцев?

Никита сморщился, вытаскивает гарнитуру своего «эгоиста»[21]из заложенных при снижении ушей.

– А давай, Никитушка, побеседуем, пока снижаемся, – предлагаю молодому, встретившись взглядами.

– Уши заложило. Не услышу, что скажешь.

– А ты не слушай, ты мне расскажи, что помнишь из рассказов Палыча про убиенного Парнеева? Я услышу, а твоим ушам полегче будет, пока рот открыт.

– Ну, мне запомнилось, как рассказывал он, что родила Парнеева мама от иногороднего Аббасова. Его фамилию в своем паспорте сохранила – обозначила, что побывала замужем. В нашем южном краю это для матерей-одиночек лучше, чем без такой записи. Однако сынульку Гришечку оформила на свою девичью фамилию, оставив его на воспитание собственному отцу – донскому казаку, в честь которого сына и нарекла. Сама же мамаша в своем Атомграде стала на вазовском автосервисе кладовщицей, что ли, и незадолго до Гришкиного совершеннолетия стала жить с начальником местной госавтоинспекции.

Когда Гришка кулинарный техникум закончил, то мамкин хахаль его кондитером устроил на круизный теплоход. По Дону до фига таких ползает и через Волго-Дон аж до Москвы и Перми ходят. Вот на борту такого судна ментовский пасынок и достиг призывного возраста. Это даже не Палыч, а дознаватель, который первичные материалы дела в контору привез, рассказывал со слов кого-то из его земляков донских. Так те земляки говорили, что Гриша на корабле был представителем маминого друга по вопросам разной спекуляции – вплоть до переброски левых машин. А при этом втихаря возил еще наркоту маковую или конопляную, которой у нас в южных провинциях до фигища, и перед призывом его где-то в «порту пяти морей» опера едва не приняли, но он оторвался. Когда об этом мент атомградский прознал, то решил быстро пасынка в армию отправить. Еще говорил дознавала, что в ШМАСе Гриша больше спортом увлекался, но слегка освоил и профессию водителя аэродромной снегоуборочной машины – шнекороторного снегоочистителя.

– Ну да, – договариваю за Никиту, – если бы воинскую специальность Парнеев освоил не «слегка», то стал бы он рядовым механиком-водителем. А так при распределении из учебки ШМАСовские командиры, видимо, допризывные организационные таланты в нем узрели. Заметили, что ему способнее не работать руками, а командовать голосом. Должны же они были отчитаться о привитии необходимых в армии командных навыков некоторым своим выпускникам. Вот и присвоили ему воинское звание «младший сержант», чтобы после учебного подразделения могли его в авиационно-технической части назначить командиром отделения водителей – непосредственным начальником тех пацанов, что освоили машину лучше, чем он, но умели не командовать голосом, а работать руками.

– А в Хорышевской дивизии, – продолжает, дослушав мои рассуждения, Никита, – новые начальники быстро просекли Гришины наклонности. Они, от греха подальше, освободили его и от личного состава, и от техники, а личный состав и технику оградили от Гриши, то есть командовать людьми и техникой ему не доверили. Грубых нарушений воинской дисциплины Парнеев не совершал, а о своих наклонностях поводов догадываться до поры до времени не давал. Поэтому в рядовые его не разжаловали.

– Понятно! Сержанты с равного по званию ничего потребовать не могли, а офицеры по службе от него ничего и не ждали, лишь бы сам не залетал да их тем самым не подставлял, – рассуждаю вслух. – Грех большего требовать от сержанта, у которого нет подчиненных и закрепленной техники, разве что регулярно назначать в разные суточные наряды. Сам такое в нашем институте проходил, когда попросил меня от должности командира отделения освободить, – рассказываю Никите. – Наш с тобой начальник курса просьбу мою удовлетворил и лычек меня не лишил, но в наряды стал я ходить чаще бывших подчиненных, правда, в относительно тихие и спокойные – по этажу дежурным в учебном корпусе или разводящим в караул.

– В Хорышевской авиационно-технической базе для Парнеева таких нарядов нашлось в аэродромно-эксплуатационной роте[22]тоже целых два – по роте и по автопарку. Там в дни, когда проходят полеты, в наряд по автопарку дополнительно выделяется личный состав для оцепления аэродрома – на две подъездные бетонки пацанов ставят с палочками и фонариками, чтобы не допустить появление на стоянках, рулежных дорожках и взлетке какого-нибудь заезжего автотранспорта. Вот тут-то Гриня и развернулся. То ли дед-казак в нем прорезался, то ли хитромудрый Аббасов, а скорее всего оба, но Гриша скоро определился, в какой наряд ходить лучше[23].

– Помнится, что-то про бизнес говорилось, которым Парнеев занимался…

К нашему с Никитой разговору подключается сидящий рядом Денисов.

– Про авиационный солдатский бизнес вам, ребята, надо представлять вот что. В Хорышево авиационная дивизия укомплектована примерно полуторным комплектом летного и инженерно-технического состава. Этот личный состав обеспечен меховым обмундированием и питается в двух летных столовых, технической и солдатской, десятки официанток, поварих, судомоек и уборщиц в каждой. Дивизия также потребляет за день летной работы по нескольку бочек спирта, сотни тонн иного горючего, прорву разных других материальных ценностей. Громадное ресурсное обеспечение.

– Спасибо, Юрий Карлович! Можно теперь догадаться, какой наряд покойник предпочитал и почему. Явно дежурным по парку ему было веселее и интереснее. Понадобилось по делам шкурным метнуться – отправляемся проверять оцепление, на законных основаниях болтаемся между гарнизонными дорогами, «контролируем», как бойцы несут службу, а по пути решаем вопросы с полезными людьми.

Оп-п-па! Вот и коснулись колеса бетонки, а бетонка дала в ответ по пяткам всем пассажирам.

С прибытием тебя, Степан Саввич, на всегда родную землю!

Глава 3

Новоселье

Покидаем воздушное судно, пардон, корабль – в военной авиации даже транспортные самолеты имеют «командира корабля».

Стоянка освещена прожекторами, оглядываюсь.

Что за плюгавый старлей к Шефу с докладом подкатил?..

Нос помятый – боксерский, наверное, глаза бродят где-то по сторонам, пока докладывает. И что он там плетет? Ага! Доносятся обрывки фраз. Оказывается, старший лейтенант юстиции Гармонин немедленно после доклада по телефону в Арканск убыл в город Черноямск, в военную судебно-медицинскую лабораторию – на вскрытие трупа Парнеева.

А вот и Шеф решил своим подчиненным докладчика представить.

Оказывается, это военный дознаватель первого авиаполка старший лейтенант Садиков Виталий Витальевич, и он нас отведет на ночлег.

Сам Шеф убывает с командармом, которого встречает командир дивизии. Ну что же, проследуем за нашим гидом. Тут, в Хорышево, почти девять часов вечера и еще по-зимнему темно. Фонари гарнизонные нервно перемигиваются в такт с тарахтящим где-то неподалеку с перебоями резервным дизелем.

Поднимаемся в «нумера». Третий – верхний этаж гарнизонной гостиницы. Знойное жилище Садиков нам у командира базы выхлопотал. На две комнаты – кабина совмещенного санузла. Занавески на окнах засаленные, как кухонные полотенца у хреновой домохозяйки. Мебель – буковые стулья, прикроватные казарменные тумбочки и койки с панцирными сетками. Вода из крана разноцветная. Холодная – ржаво-рыжая, а та, что теплее, – молочно-свинцового оттенка.

Бросаю портфель, фуражку и пальто на койку, присаживаюсь на буковый стул. Стул не вибрирует! Благодать!

Уточкин мундштук беломорины заломил, задымил.

Чалдонов тоже за сигаретой полез.

Никита тоскливым взглядом водит по стенам, мухами засиженным.

Садиков всё что-то блеет. Кажется, за упоительный комфорт нашего стойбища извиняется. Вот молодец – еще и Гармонина мимоходом заложил:

– Палыч ваш в основном-то у меня проживает. Со временем командование обещало всем подыскать что-нибудь получше, а пока вот – чем богаты.

– Не война, перезимуем! – успокаивает его Зам.

Попыхивая папироской, он начинает вечернее выступление.

Слушаю его и задумываюсь: ох, зачем же вы, Владислав Андреевич, произнося свой текст, на меня всё поглядываете? Как будто мне больше других нужно то, что вы излагаете.

Впрочем, доверие руководства надо ценить. Внимательно слушаю, что нам руководитель сообщает.

– Следственная практика подсказывает, что «глухари» такого рода, как этот, в один-два дня не раскрываются. Настраивайтесь на работу долгую, нудную, кропотливую. От командования помощи не ждите – ему не нужно, чтобы мы убийство раскрыли. Здесь территория открытая, местные жители по аэродрому шарахаются куда и когда захотят. Пока не вычислим убийцу, военные будут все на аборигенов валить. Кстати! Если наберется достаточно данных, исключающих причастность военных к убийству, то спихнуть дело на территорию – святая наша обязанность, чтобы избавиться от «глухаря», ежели он таковым останется.

Чалдонов с сигаретой за спину Зама зашел и в окно уставился. Как бы обозначает, что не он младшим коллегам излагает еретическую идею спихнуть дело территориалам.

– И даже по этому варианту, – продолжает Уточкин, – пахать надо не меньше месяца. Допросить всех, кто в дивизии служит, и тех, кто уволился после убийства. За это время прокуратура округа и ГВП[24]со всех штаны снимут. Сию минуту определить конкретный круг лиц и кого-то расколоть на убийство мы не сможем. Одногодки Парнеева уволены, а остальные если полгода молчали, то и сейчас будут молчать. Поэтому уже завтра нужно начинать готовить вразумительные донесения вышестоящим прокурорам с описанием того, как мы тут все возможные версии выдвинули, как мы их «с применением последних достижений криминалистической науки и технических средств – фотоаппарата, рулетки, пишущей машинки, а также современных методик расследования убийств и передовой тактики производства конкретных следственных действий грамотно отрабатываем, организовав эффективное взаимодействие с органами военной контрразведки, районными отделами МВД и КГБ»[25].

Что-то, может быть, подскажут судмедэксперты. Облегчит это раскрытие или нет – неизвестно. Шеф, вероятнее всего, сделает так, чтобы командарм и его свита нам не мешали. Между остальными обязанности распределим пока так. Я у комдива выбиваю транспорт, дознавателей от каждой части, кабинеты и пишущие машинки для нашей работы. Яков Федотыч идет по штабам и службам собирать весь компромат, какой попадется. Начинает с самого простого – со служебных карточек[26]личного состава аэродромной роты и выясняет, кого за что наказывали, у кого с кем конфликты могли быть. То же самое в политотделе дивизии сделает с донесениями о состоянии воинской дисциплины за последние полтора года. Шефа попрошу, чтобы помог организовать ознакомление с документами, которые пишут подчиненные его кóреша – начальника армейской контрразведки.

По всем фактам, что мало-мальски тянут на криминал, надо возбуждать уголовные дела![27]Это на случай, если убийство не раскроем. Вы в аппаратах окружных не служили, поэтому объясняю. Наказывают в нашей системе на самом деле не за то, что преступление не раскрыто, а за то, что процент нераскрытых преступлений в округе становится выше, чем в среднем по всей системе военных прокуратур, если сравнивать один округ с другими.

Неужели окончил выступление? Нет, ни хрена! Причмокивает – беломорину оживляет угасающую, и продолжает.

– Степан Саввич! С утра вместе со мной, а может быть, с участием Гармонина и судмедэксперта, с применением фотосъемки и составлением схем самых разных, осматриваешь повторно место происшествия. Допрашиваешь понятых и других участников того осмотра, который вчера проводился милицией с участием Гармонина. Ты, Никита, как учили, наверное, в институте, пишешь для дознавателей подробнейший список вопросов, которые они будут задавать свидетелям. Мы тебе эти вопросы будем подсказывать, вплоть до самых идиотских, типа: «Не марсиане ли Парнеева тюкнули?»

Учтите, драть нас всех, и больнее всего Шефа, будут в первую очередь за неполноту мер, принятых к раскрытию. Поэтому охватить допросами надо всех, кто в окрестностях гарнизона за время службы Парнеева появлялся. Поручения о допросе уволенных в запас направим к местам их жительства, сначала однотипные. А когда информации накопим, то направим новые, но уже с детализирующими вопросами, а то и с приложением повесток о явке к нам.

Планирование всего этого, Степан, за тобой. Планы пиши и рисуй всех видов, какие знаешь и какие только придут в голову. Таблицы, схемы, диаграммы, графики с указанием событий, персоналий, связей – квадратиками, кружочками, стрелочками, с привязкой к местности и сопоставлением событий по времени и т. д. и т. п. Проверяющий из округа приедет через месяц и при отсутствии такого планирования тут же доложит, что мы организовать работу не умеем. А через три месяца о том же скажет зональный в ГВП, куда дело, если преступление не раскроем, тоже обязательно затребуют для изучения. Из округа в ГВП дело направят уже с приказом о наказании нас властью прокурора округа или с проектом приказа о наказании и нас, и нашего окружного зонального властью Главного. Тогда, соответственно, по итогам года…

Дверь в прихожей хлопнула. Кто идет – Шеф?.. Гармонин?..

Гармонин таки! Вот он – голову в комнату просунул.

– Ты весь заходи, Палыч, не стесняйся.

– Здравия желаю, Владислав Андреевич! Привет, мужики! Ну, вы почти устроились. Как долетели?

– Не звездипи попусту! Нормально долетели! Что вскрытие показало? Садись, рассказывай!

Эк Зам на него рявкнул-то!

– Присяду, Владислав Андреевич! Да и вы садитесь. Федотыч! Мужики! Кто стоит, присядьте, чтоб не упасть. Ну, все присели?

Интригует Гармонин – дождался, пока все уселись, даже Зама, заглядывая в глаза, подтащил под руку к стулу, усадил. Затем (небось, всю дорогу из морга репетировал, как будет докладывать) выпаливает на одном дыхании:

– У Парнеева два сквозных пулевых отверстия в грудной клетке, выходные отверстия на куртке при осмотре трупа на месте обнаружения приняли за ножевые порезы, его добивали, когда он упал, тремя-четырьмя ударами по затылку чем-то металлическим с краями овальными, как затыльник приклада, но с более острой кромкой, от которой образовались открытые оскольчатые переломы костей свода черепа в теменно-затылочной доле справа, а в проекции переломов на лбу слева ссадины со следами грязи типа мазута. Парнеев за зиму так промерз, что долго вскрываться не хотел, часа четыре назад стало возможно с трупом работать. За час-полтора до смерти он ел виноград или какую-то булку с изюмом.

Даже не болтливый по жизни Никита выдыхает: «Вот так подарочек!» А Гармонин добавляет: оказывается, в роте, где Парнеев служил, оружия уже лет пять как нет. Оно сдано на склад за ненадобностью, так как эта рота аэродром летом метет, а зимой чистит ото льда и снега.

Зам тоже как-то инструкторский запал убавил, сквозь Гармонина глядя бубнит, что пока место убийства не отыщем, да элементы выстрела не найдем, да все стволы в дивизии не проверим, то версию никакую конкретную и не выдвинешь, и не проверишь. Не говоря уже о том, что обо всех передвижениях следователей по гарнизону в поисках места убийства как командование, так, наверное, и убийца знать будут.

Гармонин начинает лязгать портфельными замками. Вытаскивает бумажку какую-то и говорит, что у него список подозреваемых есть.

Тетрадный листок. Мятый. Еще влажный, со слегка расплывшимся текстом. Текст – перечисленные в столбик имена, клички, фамилии двадцати семи человек. Перед фамилиями даты, а после фамилий, через черточку надписи: «– шп.1-10 р.» или «—сп.0,5-20 р.».

– Эта шпаргалка, – Гармонин поясняет, – в бумажнике убитого лежала рядом с комсомольским билетом, деньгами и правами водительскими, которые пока подсыхают у экспертов.

Авиацию, когда в Киевском округе работал, доводилось обслуживать разнообразную, а потому сокращения «шп.» и «сп.» мне понятны. Объясняю Заму и остальным:

– Это список должников, Владислав Андреевич! Кому, когда и сколько спирта или «шпаги»[28]Парнеев толкнул и сколько за них ему должны. Не зря Шеф Денисова взял! Первую ревизию назначим по линии службы горючего!

– Ну да, Стёпа… Денисов тебе хоть завтра принесет акт или справку об отсутствии в этой дивизии недостачи спирта и прочих ядовитых жидкостей. И хрен ты это проверишь!

– Когда Денисову людей покажем, которым Парнеев это горючее в количестве десяти-пятнадцати литров в неделю поставлял, а до того с чьим-то участием хранил да еще разливал по поллитровкам, то есть приводил в товарный вид, чтобы продавать, то никакие акты от уважаемого Юрия Карловича нам нужны не будут. И смотрите, Владислав Андреевич, даты всего лишь сентябрь-октябрь охватывают. В эти месяцы праздников никаких нет. Никита, глянь в календарике, эти даты на выходные выпадают, когда бойцов в увольнение отпускают?

– Это дни рождения. Что еще солдат может среди недели праздновать? – подключился к обсуждению списка Чалдонов. – И если перемножить, то получается, что за два месяца ему эти двадцать семь бойцов задолжали что-то около четырехсот рублей. За год при таких оборотах около двух с половиной тысяч набегает! Это половина стоимости самых дешевых «Жигулей» или хороший мотоцикл с коляской. В этих краях и за меньшие деньги убивают.