Поймав мой любимый нож на лету, он просунул клинок между створок двери, пошатал, раздвигая их. Обречённый коммун забился в промежуток за офисным шкафом, настойчиво вереща:

– Сорок пятый, не смей! Остановись, Холлен! Сейчас же!

Будто альфа действительно был просто зверем, которому можно сказать «фу».

Бернард цокнул языком, заметив, что я поднял «бесшумку»:

– Не трать пули.

Расширив отверстие между створками, он просунул в него пальцы, навалился на край. Я бросился на помощь, оттягивая в сторону вторую створку. Какой же мощный от него шёл духан, затычки в носу не справлялись! Заключённым в «одиночке» даже элементарная гигиена не полагалась. В его камере и раковины не было.

С шуршащим звуком створки немного разъехались. Обдирая шкуру, Бернард протиснулся в святая святых изолятора.

– Сорок пятый, назад! – зашёлся воплем коммун, выставив перед собой руки.

Неумолимый Бернард устремился к нему, как боеголовка к цели. С хрустом отлетело с дороги кресло, взвился со стола листопад бумаг. Без лишних церемоний он нанизал коммуна солнечным сплетением на мой нож и, придержав умирающего за кадык, дёрнул рукоятку вниз.

– Запитай офис и выход, – скомандовал мне, вытирая нож об одежду убитого. – Верхний ряд, два тумблера справа.

И в голову не пришло не подчиниться. Когда я вернулся от щитка, в освещённой дежурке Бернард шарил по карманам коммунского халата.

– Спрятал, – объяснил он раздосадованно. – Где-то здесь. Белая с голубым, написано «РИС». Кстати, что за «РИС»? Какой город?

– Саард, – отозвался я, шаря по завалу бумаг на столе. Как выглядит ключ-карта, я представлял очень приблизительно.

– Так мы не в Приморье?

Бернард оторвал пояс коммунского халата и завязал сальные сосульки волос в высокий хвост, чтоб в лицо не лезли. Проверил сумку коммуна и надел её через плечо. Рассыпав по полу ведро для бумаг, принялся перебирать мусор.

– Лиосское море за три тысячи километров… Слушай, может, в других «одиночках» тоже альфы? – пришло мне в голову. – Давай проверим?

– Там пусто. – Бернард указал на полку, подписанную как «Картотека изолятора», где стояла единственная здоровенная папка из картона: «045-Холлен». – Бунтарей давно в крематорий свезли. Остались паиньки… О! Великий Отец-Альфа! Батон с тмином!

В фольге среди мусора нашёлся недоеденный кусок бутерброда. Грязными от коммунской крови руками Бернард кинул огрызок в рот и замер, в блаженстве прикрыв глаза.

– О, боже…

– Тебя не кормили? – удивился я. Истощённых повидал на своём веку, он таким не выглядел.

Затаив дыхание, Бернард с закрытыми глазами медленно смаковал объедки и, казалось, забыл, где находится. Его аж потряхивало.

– Эй?

– Божественно… – прошептал он, наконец, с сожалением глядя на пустую фольгу. – Я уже забыл, как это… В «одиночке» кормят безвкусным наполнителем с синтовитаминами. Это часть наказания изоляцией. Не положено никаких ощущений, вкусовых в том числе. Перед дверью стекло стоит, чтоб я даже звуки из коридора не слышал… Первую отсидку от тишины чуть не сбрендил. Потом привык… – Перетряхнув мусор, он полез по ящикам стола; полетели на пол писчие принадлежности. – А наполнитель ещё ничего. Две отсидки назад меня кормили внутривенно, вот это был ад. Тогда начмеда уволили, потому что я потерял двадцать шесть кило за год и чуть не отдал концы. Да ещё от катетера гангрена началась, гнил заживо. Хорошо, комиссия с проверкой приехала. Потом заново жевать учился. Вообще, за плохое обращение со мной уволили уже двоих начмедов. Да и нынешний – кандидат на вылет. Пять месяцев в «одиночке» гноил… Это если я со счёта не сбился. А я наверняка сбился…

Кажется, он всё никак не мог наговориться.

– Думал, это мне досталось, – признался я. – Но до тебя нам всем далеко.

Бернард отмахнулся:

– По-честному, я давно должен в земле лежать с моей бригадой. А я всё бегаю. Так что жаловаться мне… Замри! Убери подошву! – Он разгрёб бумажный завал у моих ног и довольно извлёк оттуда бело-голубую пластинку с эмблемой Института. Бросив её в сумку, развернулся к убитому и секанул ножом. Отрубленный указательный палец коммуна закапал кровью на босые ступни Бернарда с криво обломанными ногтями. – А это пропуск в наше крыло – доступ уровня один-ноль. В первую попытку я на этом погорел. С тех пор учёный.

Отпечаток пальца сотрудника, что ли? Хренасе тут защитные меры!

– Что за крыло?

– Где держат альф.

Бернард прошагал к двери из сектора, вставил ключ-карту в замок, будто делал это каждый день. Створки разъехались, на нас пахнуло прохладой кондёров.

– Разве не осень? – удивился Бернард.

– Июль.

– Вот это я сбился.

Он уверенно метнулся к крайней двери, за которой оказался выход на лестницу. Не оглядываясь, направился вверх по три ступеньки за шаг. Я снял «бесшумку» с плеча и пошёл догонять, озираясь. Альфа, который только что вылез из застенков, так по-хозяйски вёл себя здесь, что я и не подумал сомневаться в его правоте. Только через пролёт опомнился:

– Мы куда теперь?

Бернард шага не сбавил, сумка шлёпала на ходу о его голый зад пролётом выше.

– Ты сказал, что за омегами пришёл?

– Да.

– Знаешь, где они?

– Нет.

– Я тоже. Но я знаю, где найти того, кто знает… Кхарнэ, опять!

– Газ?

Он остановился, зажмурившись, вцепился в перила. Коммунская кровь капала с его ладоней на блестящие ступени.

– На самом деле стены не двигаются, да? – проскрипел он. – И лестница не прыгает?

– Н-н-нет.

– Я так и думал… Со мной бывает. Ничего, сейчас пройдёт. – Не открывая глаз, он присел у перил на корточки.

– У тебя глюки?

– Посиди с полгодика на шести квадратных метрах, я потом на тебя погляжу… – огрызнулся он. – По ровному месту нормально, а где перепады высоты – начинается «вертолёт». На четвёртой попытке из-за этого чуть не погиб. Ноги повело, я через перила – и между пролётами вниз головой… Знаю, что глупо влип. Не ждал таких фокусов от мозга… Всё, прошло вроде. Идём.

Судя по цифре над входом, мы поднялись на седьмой этаж. Бернард без опасений открыл дверь, скользнул в длинный пустой коридор с рядом дверей, где так же гудела тревога. Я подумал, что сегодня насмотрелся одинаковых коридоров на всю жизнь вперёд.

Он шагал широко и энергично, собранный, с прямой спиной, будто не побег из плена совершал, а вёл отряд в атаку на приступ крепости.

– Там отделение жизнеобеспечения. – Бернард похлопал по стене на ходу. – Я на седьмой попытке заходил. Кухня, прачечная. Автоматика в основном. Весь этот коридор воняет стиральными средствами… Отличные твои фильтры.

– Кто знает, где омеги? – спросил я.

Бернард отозвался через плечо:

– Ро́дерик. Он гениальный химик в третьем поколении. Беты его берегут, а он не доставляет им проблем. Где-то раз в год за послушание они дарят Родерику вязку с течной омегой. Импотенты думают, что это хороший подарок… для зверя без души… А у Родерика не хватает духу их послать… В общем, он бывал в омежьем крыле.

– Щедро! А тебя не водили?

Он остановился, развернулся ко мне. Взгляд зелёных глаз надавил в упор, захотелось отступить на шаг. Я поймал себя на том, что виновато потупился, прямо как Арон передо мной. Впервые с тех пор, как я перерос Халлара и почуял себя взрослым, меня сломали взглядом. За секунду.

– Не шути со мной, – попросил Бернард.

Обычным тоном, без укора, угроз или наезда. Но я почуял, что никогда не захочу с ним шутить. И сейчас не собирался, и, честно, не совсем въехал, что тут обидного. Видимо, упустил момент, когда он объяснял, почему согласиться на вязку с заключённой омегой – признак слюнтяйства. Я знал Бернарда минут пятнадцать, но почему-то оскорбить его казалось чуть ли не богохульством. Все мои «извини», «не хотел», «я ни за что бы» и виляние хвостом уместились в многозначительное:

– Лады.

Но я чувствовал, что он всё понял.

Я глянул время – минуло полчаса с начала атаки. Как один миг. Вызвал Халлара:

– Рисса с тобой? Карвел добрался?

– Дополз, – отозвался старейшина. – Из него хлещет, как из кабана, Лиенна не успевает бинты менять. Сейчас прижжём. Карвел на крышу идёт, двоих мало. Рисса вон спит.

– Что Тар?

– Сложно. На улице напротив – отель. Тар говорит, чует с той крыши снайпера.

– Чёрт! Пусть Арон не высовывается!

Он промолчал.

– Халлар! Прикажи ему!

– Поторопи там морпеха. Мне надо резать, здесь сантиметровка, чтоб её. Отбой.

Не прикажет, понял я. Арон уже вычеркнут, он и здесь-то лишний. Не балласт даже, а тикающая бомба у клана под подушкой. Сами и обезвредить не можем, только выбросить, чтобы чужими руками избавиться. И это происходит с моего согласия. Я дал добро.

Может, мы и не сгинем сегодня, и даже станем сильнее, но Арону эта сила уже не поможет.

– У нас проблемы? – спросил Бернард.

– Пока держимся.

Арон, дружище. Не высовывайся там.

Стерильно-безликий коридор свернул под углом, разошёлся надвое, повернул снова. Кажется, по этому пути Бернард с завязанными глазами прошёл бы. Впереди завиднелся просторный холл, в конце которого, возле лифта, маячили металлические створки, раскрашенные огромными буквами по трафарету:

Сектор 6Гетерогаметные особиУровень 1.0

Не выходя в холл, я издали расстрелял движущуюся камеру над входом в сектор, пока мы не попали в обзор. Бернард притормозил.

– Минутку. Мне нужно ещё немного подумать, что им сказать.

– Кому?

– Остальным… Не суди их, они запуганы. Слишком часто видели, как карают за нарушения. Их проще сломать, они гражданские. Нильс художник из творческой семьи, был очень знаменитым. Клейн инженер, Альмор писатель…

– А «суперы»? – Червячок ужаса зашевелился где-то под ложечкой, как перед прыжком в пропасть. – Поделки среди них есть?

– «Суперы»? – не понял Бернард. – Мутанты, что ли? Слышал я какие-то разговоры у охраны, но не интересовался… Обычные поделки должны где-то быть. Раз добровольные доноры перебиты, нам, конечно, растят смену… Но их держат где-то ещё. Если их прямо в Институте растят, их не требуется охранять по уровню один-ноль. Вряд ли их даже простым навыкам обучают. Звери же. Думаю, им уже не помочь.

Вот тут он слегка ошибался. Это обычным не помочь. Видел бы он обученную «суперку» в деле…

Халлар спросил разочарованно:

– Таких, как он, тоже нет?

– Такие мертвы, – напомнил я.

– С категорией «ВА» я один, господин Тэннэм. – Бернард догадался о вопросе Халлара. – Но нельзя списывать остальных со счетов. Вам ведь нужно не только воевать.

– Кто кормить будет этих писателей? – проворчал Халлар.

И, вообще-то, был прав. Арон пока свои девять из десяти по мишеням попадать начал, полторы сотни патронов в молоко пустил. Когда ещё эти инженеры и художники автомат с нужного конца брать научатся? Но, конечно, всяко раньше, чем дорастет до вылазок мой Сайдарчик.

Повесив удобнее сумку, Бернард вытащил из неё отрубленный палец и вытер кровь с подушечки о своё плечо.

– Сейчас покажешь, как фермер научил тебя стрелять, – сказал мне. – За дверью длинный зал – шесть метров шириной. Дежурный пункт – справа, в пятнадцати метрах от входа, за ограждением высотой с метр. Дежурных по крылу четверо, вооружены пистолетами с сонными дротиками, рухнешь секунд через пятнадцать. Постарайся, чтоб не попали в тебя, иначе сгинем оба. Они будут настороже, так как дана тревога. Скорее всего, сидят за ограждением. Один, возможно, обходит клетки. Я ворвусь и отвлеку их. Мои трюки они на записи видели, знают, что я могу сделать за пятнадцать секунд. Так что стрелять не станут, сразу активируют магниты. – Он поднял руки, демонстрируя браслеты на запястьях. Видимо, в них тоже была встроена какая-то пытка, которая в изоляторе не включалась. – Секунд через пять после меня заходи и стреляй… Один мой, трое твоих. И запомни: пока троих не пристрелишь, ко мне ни в коем случае не подходи ближе, чем на пять метров.

– Почему?

– Магниты, говорю же. – Он снова поднял руки с браслетами на запястьях. – Готов?

– Ага.

Про магниты я ни хрена не понял. Просто запомню: к Бернарду не подходить.

Я вздохнул, прочищая мозги. Вот прямо сейчас должен был понестись по венам мой старый знакомец страх. Но я смотрел, как Бернард шагает к двери через холл, и вместо ожидаемого страха на меня накатывал кураж.

Он шагал так решительно, пояс халата так задорно подпрыгивал на голове, и его окровавленные ладони, и пока не давший осечек план побега, и естественная манера командовать – всё говорило о том, что у нас получится. Обязательно. Непременно.

Прижавшись к ледяной стене лифта плечом, я наблюдал, как он прикладывает ключ-карту и палец коммуна к замку.

Створки двери разошлись.

Бернард ворвался в сектор так, что завихрился воздух. Там влажно чавкнуло, тут же загудело, загрохотало металлом, заскрипело, завопило остервенело:

– Холлен, паскуда!

Пять секунд.

Шаг в яркий свет – бело-голубое впереди. «Бесшумку» в руках вдруг повело влево, будто… магнитом. Я с усилием удержал прицел.

Выстрел, короткая очередь, как хруст пальцами. Форменная куртка РИС кулём осела на пол.

Под ногами прогибались металлические листы.

Краем глаза движение – снова щелчок из «бесшумки». За оградой дежурки коммуна отбросило назад, по стене мазнуло алым.

Впереди – длинный пустой коридор, решётки по бокам. Никого – третий тоже в дежурке!

Я разбежался, запрыгнул на невысокую ограду. Вниз – длинной очередью. Пули зацвинькали по полу, по стульям.

На куртке третьего расползлись кровавые круги, он ничком завалился под стол.

Всё. Финиш!

Дрожащими руками я отщёлкнул пустой магазин.

По-омежьи тонкая ладонь третьего разжалась, выпуская пистолет странной обтекаемой формы.

Четвёртый коммун лежал тут же, на столе – навзничь, с моим ножом в горле и с удивлённым взглядом в далёкий потолок. Точный бросок с пятнадцати метров. Недурно их там в морской пехоте учили.

– Отключи-и-и, – простонал сзади Бернард.

Он лежал у противоположной стены слева от входа, распластанный на спине. Окровавленная рука была вдавлена в грудь. Кхарнэ! А говорил, стрелять не будут!

Задохнувшись ужасом, я бросился к нему. Не успел дойти, как «бесшумка» сама рванула из рук, издали прыгнула Бернарду на грудь, звонко клацнув о браслет. Бернард охнул от её удара. Гранаты в моих карманах вдруг ожили, потянулись вперёд, натягивая ткань.

– Это Берн! Берн опять сбежал! – послышалось со стороны решёток.

– Магниты отключи! – прохрипел Бернард. – Красная кнопка на пульте охраны.

Я обрадовался:

– Ты не ранен?

– Отключи, давит!

Я сообразил: кровь на его руке принадлежала зарезанному дежурному из изолятора. Ни фига он не ранен.

Сзади послышалось чьё-то кряхтение. За решётками по бокам оказались разгороженные толстыми стенами камеры. В ближайшей стоял на коленях голый по пояс альфа в оранжевых штанах. Он был согнут так низко, будто собирался заглянуть под шкаф.

Теперь-то я въехал: пол крыла был выложен листами железа. Вот о каких магнитах говорил Бернард: включённые браслеты пригвоздили его и прочих пленников к полу.

Я прыгнул обратно в дежурку, перешагнул убитого. Пульт охраны оказался столом с рядами кнопок, пронумерованных от одного до пятидесяти. Я вытянул свой нож из горла коммуна, протёр о его куртку, а убитого столкнул на пол. Красная кнопка с надписью «фиксация» нашлась с краю.

Освобождённый Бернард уселся, потирая грудь в шрамах.

– Кхарнэ… Отпрыгнул неудачно… От тебя чтоб подальше.

От браслета на его рёбрах остался глубокий вдавленный след. Это какая же сила у магнитов, что здоровенный альфа не мог свою руку с себя стряхнуть? Я за несколько шагов от этих браслетов «бесшумку» в руках не удержал! Вот почему Бернард сказал не приближаться к нему ближе, чем на пять метров. Шагни я ближе – и мог бы остаться безоружным.

Я поднял странный пистолет дежурного: по устройству он напоминал майкар, но лёгкий и тёплый на ощупь, словно сделан был не из металла, а…

– Пластиковый, – объяснил Бернард. Бросив мне «бесшумку», он перегнулся через ограду дежурки и заколотил по всем подряд кнопкам. – Отлично он тебя научил. Стрелять.

Почему-то его комплимент был чертовски приятным. Я не краснел, когда меня нахваливали омеги в боксе или Халлар по итогам вылазок, а тут смешался, как сопель, глаза в пистолет уткнул.

Он пластиковый, ну конечно. Когда «фиксация» включена, обычная пушка притянется к ближайшему браслету.

По коридору загудело, залязгало металлом. Я дёрнулся, но Бернард успокоил:

– Это я клетки открыл.

Он перевернул лицом вверх коммуна, сражённого ножом, кинул в сумку его пластиковую стрелялку. Труп глядел в потолок распахнутыми глазами.

– Берн, это ты?! – закричали из коридора.

– Сбежал!

– Ты ещё живой!

– Тебя семь месяцев не было!

– Семь? – удивился Бернард, глянул на меня. – Я насчитал пять. Дай-ка гранату.

Как во сне: достаю из разгрузки гранату, вкладываю в ладонь Бернарда, он стряхивает её в свою сумку. Я даже не спросил, на хрена ему граната? На хрена он, ухватив коммуна за кисть, поволок мертвяка вдоль коридора, мимо решёток?

От Бернарда исходила настолько ощутимая уверенность, что я ни капли не сомневался в том, что он знает, что делает. Всё ништяк. Мне больше не нужно выволакивать на себе нашу миссию, на которую я вообще идти не хотел. Этот зловонный альфа с содранной шкурой и высушенными мускулами, который страдает от глюков и чуть ли не кончает, пожирая хлеб из мусорки, сейчас разгребёт всё дерьмо и выведет нас отсюда.

Я успокаивался рядом с ним. Нутром чуял, что всё под контролем. Под его контролем.

Отбросив игольчатый пистолет, я повесил «бесшумку» на шею и направился вслед за Бернардом.

Из-за решёток слышались голоса пленников:

– Ты почему здесь, Берн?

– Как ты сбежал из изолятора?

– Кто это с тобой?

– Ты опять за своё?

– За нами пришли повстанцы! – объявил Бернард, таща коммуна мимо решёток. – Мы уходим.

Хотя двери клеток уже были открыты, почему-то никто не выходил в коридор. Я подошёл ближе, подгоняемый любопытством. Впервые за чёрт-те сколько лет была возможность увидеть незнакомых взрослых альф! Сказал бы мне кто такое две недели назад, послал бы.

Клеток по бокам коридора было дофигища, но большинство пустовало. Видимо, чтобы охране далеко не ходить, всех пленников кучно разместили поближе ко входу. Я, раззявив рот, вертел башкой. По сравнению с поджарым, ободранным и обросшим бородой Бернардом, другие альфы выглядели не то что ухоженными – холёными. Похожие, как с одной партии: бритые головы, выскобленные щёки, подкачанные торсы распирает упругим мясом, с корявыми коммунскими татухами на шеях. Голые – лишь на двоих оранжевые штаны. Видимо, право носить одежду заслужили не все.

Запястья и одну лодыжку у каждого охватывали такие же браслеты, как у Бернарда. Я не имел большого опыта в определении возраста альф, но все семеро выглядели примерно ровесниками Халлара. Не такие гладкомордые, как я, постарше.

Ни у одного на теле не было полос сорванной кожи.

Альфы топтались в своих клетках, с беспомощной завистью глядя на идущего по коридору Бернарда, на меня. Стояли прямо перед раскрытыми дверями, не решаясь переступить невидимую черту. Как раньше Рисса не смела выйти под своды пещерных залов.

Бернард тихо выругался, бросил коммуна.

– Вы не поняли? Вы свободны! Идём со мной! – обратился он к ним, шагая вдоль клеток. – Уннар! Клейн! Повстанцы здесь! Вы что, не видите? – Его рука схватила меня за предплечье. – Где, вы думаете, он взял этот автомат? Смотрите! Браслетов нет, одежда – самодел, молодой – ему лет двадцать! На нём омежья метка! Вот она, свежая! Он даже запах маскирует, подойди, понюхай! Он пришёл снаружи! И пришёл не один!

Пленники пятились от его горящего взгляда. Отступали в глубину своих клеток, где за решётками виднелись широкие кушетки с толстыми матрасами и пушистыми одеялами, шкафы с книгами, ковры на железных листах пола, письменные столы с лампами, картонные модели самолётов, тарелки с недоеденными, засохшими ломтями мяса.

– Ты зря затеял это, Берн, – звучало сожалеюще.

– С тебя опять снимут шкуру, и всё.

– Отсюда никто не смог бежать.

– Будем первыми! – не унимался Бернард.

– У тебя ни разу не получилось.

– У меня ни разу не было автомата и повстанцев в здании! Хватит подчиняться бетам! Альфы вы или нет? Альмор! Мортен!

– Извини, Берн. – Альмор виновато склонил голову, так, что подбородок в грудь уткнулся. – Не у всех яйца с алмазным напылением.

– Да чтоб вас! – Бернард сплюнул в сердцах.

Я поверить не мог. Они действительно не хотели уходить! Не хотели бросать насиженные клетки с удобствами ради кромешной неизвестности. На вид – могучие амбалы, а внутри – трухлявые и изъеденные страхом.

– Берн, ты заберёшь меня? – послышалось жалобно из дальней клетки.

Бернард обрадованно бросился туда, ласково вывел пленника за плечо в коридор.

– Конечно, Нильс, – сказал покровительственно. – Как я тебя брошу? Ты же читал мне книги и заключал пари на мой индекс.

Таким тоном говорят с детьми. Нильс глупо заулыбался:

– Я не промазывал больше, чем на три процента… Так вот ты вблизи какой. Ты и на ощупь жёсткий.

На первый взгляд Нильс выглядел таким же процветающим, как остальные. Но сутулые плечи, вжатая голова, бегающие глаза и придурковатое выражение лица – весь его облик показывал: что-то с этим альфой не то.

Значит, это и был спятивший художник, за которого мстил Бернард. Ради которого дал содрать с себя кожу живьём и полгода парился на шести квадратных метрах «одиночки», в пустой бетонной конуре без окон. Пошёл бы я на подобное ради мести за Гая, например?

Сравнивать себя с Бернардом показалось сродни кощунству. Где я и где он.

– Думаю, мне тоже пора убираться отсюда. – Ещё один пленник, одетый в оранжевые штаны, покинул клетку за моей спиной, шагнул к Бернарду и пожал его руку. – Индекс уже ниже тридцати. – Он кивнул в сторону своей клетки. – И продолжает падать. Долго я тут не протяну.

– Пора на волю, Родерик. – Бернард обрадованно потряс его ладонь.

Я оглядел клетки: возле каждой снаружи, на решётках, висели картонные таблички с числами: сорок три, шестьдесят восемь, семьдесят два… На клетке Родерика висело двадцать четыре. Что тут за соревнование?

– Ну, а вы? – Бернард прошёлся вдоль клеток, с надеждой заглядывая в лица. – Идём! Уннар! Тормод!

Недоальфы прятали глаза, им было стыдно. Бернард швырял им свободу под ноги – нагнись и бери, но они отказывались дать за неё даже эту цену. Готовы были похерить единственный шанс выйти из этого сектора под лучи настоящего, а не искусственного солнца. Это не альфы, это трусы убогие. Гетерогаметные особи.

Тишину прерывали только бесконечные гудки тревоги.

Я открыл рот объяснить им, что от каждого из них зависит жизнь двоих омег, но Бернард опередил меня.

– Значит, вы хотите остаться?! – Его хриплый рёв и меня заставил вздрогнуть. – Вам тут хорошо? Да, снаружи – дерьмо. Да, мы проиграли войну. Но посмотрите ещё раз на этого альфу. – Бернард ткнул на меня окровавленным пальцем, я невольно приосанился. – Он оставил дома омегу и детей. Он отнял у коммунов эту навороченную пушку и пришёл освободить вас, потому что вы нужны там, снаружи. Он может здесь погибнуть! А вы хотите подтереть зад его поступком? Остаться хотите? Чтобы твои, Клейн, инкубаторские ублюдки изобрели новое оружие и убили детей этого альфы? Да? Чтоб твои, Уннар, «ординарные» потомки населяли города, где жили наши родители, убитые в своих постелях? Чтобы для детей этого альфы нигде не было места? Твои коммунские дети, Альмор, будут красивым слогом переписывать историю, чтобы памяти о нас вообще не осталось! У детей этого альфы не станет ни прошлого, ни будущего!.. Мы с Нильсом и Родериком сейчас уйдём. А вы – посмотрите этому альфе в глаза и скажите ещё раз, что вы хотите остаться!

О-о-о, Бернард знал, как поджарить у «гражданских» совесть. Жалко было смотреть на их внутреннюю борьбу. Они и на меня теперь глаз поднять не смели – как смотреть на того, кого предаёшь по своему малодушию?

Первым не выдержал Мортон. Вдохнул до дна, стиснув зубы, и вышел из клетки под резкий люминесцент.

– Да, мы не бойцовые псы, – сказал виновато. – Но у нас тоже есть зубы. Прости, что тебе пришлось напоминать об этом, Берн.

<1...4 5 6 7 8 >

На страницу:

Перейти

6 из 8

Другие книги автора

Росток на руинах. Социальный омегаверс

Ила Сандер