Росток на руинах. Надежда. Часть вторая

Хотя любопытство и точило меня со вчерашнего вечера, но было ссыкотно запороть их долгожданный мир, ляпнув что-нибудь не к месту. Поэтому я молча наблюдал, как Тар схрумкал батон и кило сырых сосисок, которые Лиенна отмотала ему из связки, выдул упаковку сока и, сыто икнув, утопал из кухни, так и не сказав ни слова.

Лиенна отставила коробку с консервами, которую разбирала, заоглядывалась. В конце-концов, накинула рюкзак на плечо и тоже зарулила к выходу, бросив кухонные работы на меня. Если бы Тар умел понимать намёки без слов, я бы решил, что они сговорились. Подумал: хрен с ней, пусть идёт, сам пакеты доразбираю. Лишь бы не спугнуть, лишь бы не передумала, не переиграла всё обратно, тогда дурик точно рехнётся от отчаяния… Уже у двери Лиенна развернулась.

– Ах да…

Вжикнула молния рюкзака, она пошарила внутри и извлекла знакомую бутыль с настойкой полыни. Отвинтив крышку, выплеснула ядовитую гадость прямо на каменный пол; разлетелся веер брызг.

– Вопрос закрыт, – заявила Лиенна и, швырнув пустую бутыль в помойное ведро, ушла из кухни.

Как?

Кхарнэ, как Тар это сделал?! Волшебство какое-то.

У их примирения оказался и недостаток. Получив наконец доступ к Лиенне, Тар теперь не мог от неё отлипнуть. На подготовку к вылазке забил. Большую часть времени он проводил за закрытыми дверями бокса над техзалом. Выползал оттуда изредка, довольно потягивался и шёл на кухню, где, давясь от жадности, закидывался чем попало, без разбору. И сразу утаскивал Лиенну за руку обратно в бокс.

И хоть бы раз Лиенна отмахнулась от его бесцеремонного требования. Я всё ждал, когда ей надоест без конца вылизывать сорвавшегося с цепи альфу в четырёх стенах. Но Лиенна будто считала себя должницей Тара за все унижения. Поэтому перед нами она виновато разводила руками: ну простите – и послушно следовала за Таром по маршруту ложе – купальня – кухня. Дня через два начала таскать харчи прямо в бокс. Тар забылся в своём отрыве и даже в кухню выходить перестал. За что боролся, тем и упоролся.

Поначалу Карвел и Гай отнеслись к сачкующей от работы парочке с пониманием. Их ехидные переглядывания сопровождали каждый выход Лиенны на свет. Ну и шуточки эти, набившие оскомину, о том, что скоро на первый уровень техзала из их бокса начнёт капать сперма, что Тар, наверно, сбросил там уже килограмм двадцать, что Лиенне можно не жрать, она и в боксе получит полноценный белковый обед – и подобный тупняк. Лиенна только корчила рожи в ответ.

Но время шло, прощальные ласки Нили и – не знаю, с кем там Гай проводил последнюю ночь – стали забываться, а в обозримой близости находились лишь две омеги, причём обе для них недоступные. Не очень благоприятная обстановка, так ведь? Раздражающая, я бы сказал.

А Тар не только не успокоился, но стал ещё реже выбираться из бокса, как и Лиенна. У «медузы» тоже кровь оказалась горячая. Ну, после года воздержания и вязки с течной омегой мало будет. А минет – это мелочь, пусть хоть пять раз на день. Чему удивляться?

Нам приходилось самим колдовать с разноцветным фургоном для вылазки, на боку которого гордо блестела надпись серебром: «Коммуна ландшафтных дизайнеров из Жероны» и номер телефона на фоне роз и хвои. Мы пилили фанеру, вырезали фальшивую переднюю стенку, подгоняя её по размеру, закрепляли в боковых стенах металлические скобы и цепи для «пленницы». В крыше фургона вырезали запасной выход, чтобы выбраться, если что-то пойдёт не так и некому будет открыть дверь снаружи. Устанавливали турбокомпрессор, чтобы добавить дури движку – он должен был без напряга выжимать сто пятьдесят в час на случай шакальей погони и не выдыхаться на подъёме.

Мы изучали нарисованную Риссой схему Института. Она целых шесть листов размалевала цветными ручками. Этаж, где её держали, изобразила в подробностях: бирюзовую тумбочку, стол, пальмы какие-то в горшках, несколько переходов, где её водили. К сожалению, реально полезной информации малышка знала – крохи. Ни в камерах, ни в коридорах даже не было окон. Самый важный путь – от входа в Институт до места содержания «суперок» – Рисса не видела, так как в день, когда она единственный раз в жизни покинула здание, её накачали снотворным.

– Найдём, – успокаивал нас Халлар. – По парам разделимся и обойдём всё.

Старейшина пытался приободрить нас, но очевидно было, что он сам пал духом. И виной тому не столько предстоящая поездка в никуда, сколько белобрысая брехунья, которая слишком резко и без предупреждения меняла курс.

– Ты что-то знаешь? – с подозрением спросил меня Халлар, когда за Таром и Лиенной в очередной раз захлопнулась дверь бокса.

Но я честно не знал ни хрена. После того, как Лиенна вылила настойку, необходимость рассказывать Халлару о её поступке отпала. Зачем лишний раз расстраивать старейшину новостью о том, что его любимица собиралась похерить сам смысл существования клана – пополнять детишками будущую армию мстителей? В неведении большее благо. Тем более Лиенна уже исправилась.

Ну, а что касается омежьего кидалова, то именно Халлар научил нас правилу: если омега сказала «нет», это значит «нет». А почему «нет», она тебе объяснять не обязана. К другой иди подкатывай.

Полностью отморозиться Халлар не смог: все замечали, как мрачные тени пролегают на его лице при взгляде в сторону бокса на втором уровне. Но он благоразумно оставил всё, как есть. Слишком хрупкое и непонятно на чём основанное было примирение Тара и Лиенны. Попробуй – тронь, попробуй – нарушь что-нибудь, и прилетит новый перелом в ответку, или вообще размечет нас всех по Гриарду безжалостная винтовка в руках альфы, потерявшего надежду. Как я догадывался, в данный момент Тар-стрелок был Халлару намного нужнее, чем Лиенна-любовница, вот старейшина и не бухтел. Задача Тару предстояла одна из самых сложных: крыша, «танатос» и боль.

Пока в техзале шла работа с фургоном, Рисса увлеклась сжиганием. Я специально вылезал наверх проверить: там по голым скалам гулял хлёсткий ветер, и никакого дыма снаружи видно не было.

Мы приволакивали в Большой зал всё, что могло быть опасным, если сюда придут коммуны. Оставили только горку упакованных заранее тюков, которые альфы должны будут забрать спецрейсом и перевезти в новый дом.

Целыми днями Рисса скидывала в огромный костёр вещи, которые мы так долго собирали и берегли для близких. Одежду и игрушки, мебель и книги, деревянные каркасы боксов, матрасы, занавески… Цена им – бессонные ночи на вылазках, холод, голод, кровь, страх. Память. Чьи-то ботинки, в которых сделаны первые шаги; простыни – свидетели раскалённых ночей; распашонки, вышитые маминой рукой… Следы долгой передышки в Гриарде корчились от жара и рассыпались в пепел; семнадцать лет покоя поднимались языками пламени к раскрытой щели в потолке Большого зала.

Для Риссы эти вещи не значили ничего. Она следила, чтобы костёр не давал чересчур много дыма и чтобы отгоревший пепел не мешал вспыхивать всё новым тряпкам. Она недрогнувшей рукой отправляла в огонь альбом Вайлина, где цветными карандашами были нарисованы все до единого члены клана, даже прикормленные пауки из кладовой и ручной крыс Острозуб. Рисса бесстрастно ломала о колено качели-балансиры, которые я каких-то пару месяцев назад сколотил на её глазах для своих шельмецов, а сама она покрыла зелёной краской.

Трескучий костёр высотой с меня, разложенный на месте дерматиновых матов для загара, завораживал Риссу загадкой огня. Каким чудом целый табурет за полчаса превращается в прах? Малышка сама пылала – любознательностью, безудержным интересом.

Её майка-безрукавка покрывалась следами копоти; мягкие отблески огня оттеняли бронзово-гладкие плечи. Капли пота одна за другой крались по резус-фактору в ложбинку между лопатками, бронза сверкала, влажная от жара. Отросшие кудри – уже на палец наматывались – потные, вились мелкими тугими кольцами. Халлар запретил будущей «пленнице» мыться до самой вылазки для большей достоверности, и от разогретой Риссы плыла по Большому залу тягучая омежья сладость, мой дурман.

Аромат истинной обволакивал, бил в голову – и кипящая стряпня моя на печи в кухне, и турбокомпрессор недокрученный, и Арон да-я-крут-девять-из-десяти – лети оно всё в пропасть. Пальцы жадные – в черноту кудрей, солёная щека, пряный висок, липкие рёбра под сырой безрукавкой… Прервано исследование тлеющего табурета; в ответ обидное: «Дар, не хочу! Подожди!» Научный интерес против пожара привлечённого альфы – силы неравны, наука пасует, сдаётся, на бронзе не видно румянца, пульсирует зрачок, заполняя всю чёрную радужку. Ладонь в ладонь, в темень тоннеля на слабых ногах – времени мало, его совсем нет, наш Дом догорает в Большом зале, остаются частицы: скрип двери в бокс, родная затхлость простыней, верное ложе из натурлатекса. Горячо и остро, тревожно и муторно, какая-то чуйка первобытная: даже если выживем, после Саарда ничто уже не будет по-прежнему, понимаешь, Рисса, а я, как перед смертью, всё надышаться тобой не могу, поцелуями твоими наполниться. Привкус гари на коже, омежья покорность моей повелительницы, ямочка под коленом… Бёдра дрожат нетерпением, касание – ответ, мы сама гармония, способны схватывать желания друг друга на лету. Время отщипывает наши секунды, торопит – ласки жёстче, имя со всхлипами, на вертолёте в стратосферу, сердце барахтается, как безумное, на пике сцепки, мы пробиваем седьмое небо и ещё несколько этажей над ним… И наслаждение немедленно берёт свою цену: откат, бессилие. Снова горит на костре наше прошлое. Три дня ещё… два… не хочу останавливаться, Рисса, не хочу думать, что это конец… В последний раз – свежая пробоина в седьмом небе – вернусь ли сюда снова? Замереть бы, остаться, только не назад – но рай захлопывается. Полёт с занебесья, мгновенный, словно оборвался трос лифта – чудовищная усталость, неподъёмные веки, неподъёмное сожаление, «хватит, Дар, пожалуйста».

Сквозняк развеивает по Большому залу серый пепел.

***

Утро 24 июля **75 года,

заброшенный микрорайон «Дубовая роща», несостоявшийся пригород Саарда

Ни разу я не видел его так близко. Столица двадцати шести округов, сама угроза из бетона, асфальта и стекла, мой кошмарный сон.

В бинокль было заметно, как колышется жаркой рябью голая полоса серой земли перед Саардской Защитной Стеной. Несмотря на восемь утра, шарик с неба уже припекал как бешеный. Лето в зените, фигли.

Отсюда, с пятнадцатого этажа заброшки, различались даже отдельные бетонные блоки Стены. Она тянулась по периметру города: сто десять километров коммунской трусости со спиралью колючей проволоки на высоте в четыре метра, с монолитными будками КПП, с рельсовыми «ежами» на въездах.

Мегазатратное сооружение. Но траты оправданы: раздробленные отряды армии альф, попав в город, наводили такого шухеру, что убытки от возведения Стены казались цветочками. Когда-то. Последние лет пятнадцать прорываться за колючку больше некому. Досмотры давно должны были стать формальными, а полицейское шакальё – расхлябанным. На то у нас и расчёт.

Моя майка отсырела от пота, на груди проступило мокрое пятно. К полудню будет такое пекло, что мы сгорим, если к тому времени не уберёмся в каныгу. Я вытер лоб голым плечом и отпихнул такого же потеющего Арона, который лез заглянуть в мой бинокль. Во второй наш бинокль на Саард таращился Гай.

Город вздымался из-за Стены коптящими сигарами заводских труб, хищно бликал на солнце начищенными стёклами небоскрёбов. Чуждый, непонятный. Концентрация коммунов на квадратный метр внутри должна быть чудовищной.

Царствуя над городскими крышами, впивался в драные утренние облачка шпиль Центральной телебашни. Оттуда коммуны вещали свою пропаганду на двадцать шесть округов – это пятая часть суши. На подъездах ко всем КПП рекламные щиты вдоль дорог пестрели портретами президента Сорро, которые различались только лозунгами и цветом президентского галстука. Товарищей приглашали на мартовские выборы в следующем году. Будто у них был выбор: всё шло к тому, что Сорро будет править пожизненно, несмотря на своё живорождённое происхождение… Вереницы легковушек тянулись к каждому въезду, ненасытный город вбирал в себя всех. Мне чудилось, что даже сюда долетает вонь выхлопных газов.

Я ненавидел Саард. Саард ненавидел меня – просто так, за каждую секунду, что я нагло осмелился прожить.

Арон недолюбливал Лиенну – за отца. И за Тара.

– Вот же шаболда сраная! – бурчал он, вытирая лицо краем вечной своей майки с вышитой единицей.

– За языком следи! – раздался рык Халлара в наушнике. Старейшина не стал подниматься на заброшку, остался внизу с Карвелом стеречь фургон. Даже теперь он продолжал защищать непостоянную омегу. – Дарайн, ну что там? – спросил Халлар встревоженно.

Я отвернулся от Стены и глянул в бинокль на другую сторону. Внизу, между коробками недостроенных пятнадцатиэтажек, виляла заросшая бузиной грунтовка – Гай еле-еле фургон по ней протиснул. Белым пятном на зелени выделялся ржавый указатель:

Микрорайон «Дубовая роща»

сдача в эксплуатацию 4 квартал **61 года

Здесь когда-то хотели забацать целый комплекс: жилые высотки, магазины, кинотеатры всякие для местных. Но в пятьдесят восьмом пошла зачистка. Население Саарда сократилось вполовину, одни беты остались. Город Стеной обнесли, а недострой на окраине обносить не стали. Кому он нужен? Оставшимся в Саарде коммунам и тамошнего жилья с головой хватало. Вот и торчат в небо грязно-серыми свечками эти панельные уродцы. В эксплуатацию «Дубовую рощу» так и не сдали и не посадили в округе ни одного дуба. Сорные берёзы сами наросли.

– Что такое «болдасраны»? – подняла голову Рисса – отвлеклась от наблюдения за тем, как меняется тень, когда двигаешь пальцами.

– Не заморачивайся, солнце.

По направлению к «Дубовой роще» пылил по грунтовке пижонистый чёрный «Шеро». В бинокль виднелись знакомые белобрысые вихры водительницы. Ишь, не халам-балам угнала, а своё наследное. Которое теперь коммунское. Представляю, сколько ругани по этому поводу наслушался Тар в дороге.

– Едут, – успокоил я Халлара.

Старейшина уже все ногти сгрыз, проклиная себя за то, что разрешил Тару и Лиенне ехать к месту сбора отдельно от нас. У них всего дел-то было: угнать фургон для перевозки тех, кого мы сумеем освободить, и припрятать его на берегу Файгата рядом с выходом из городской канализации: Райдон место на карте отметил. Пара часов работы. Это Лиенна с Таром должны были с шести утра торчать на крыше заброшки и нас в бинокль выглядывать, а не мы их. Стыдобище на мою голову. Как Халлару в глаза смотреть?

– Стерва! – не унимался Арон, и я готов был его поддержать. Заступился за Лиенну Гай:

– Слышь, умник, я те щас дуло в анус забью, не поленюсь!

Лить на кого-то дерьмо в его отсутствие – подло, это да. Но бессовестно позорить нашу группу не лучше. С Таром-то понятно, у него в последнюю неделю мозги взяли отгул. Но Лиенна, эх…

Я слышал в наушнике, как она блеет оправдания перед Халларом:

– На Длинном мосту два оленя бамперами зацепились. Затор километров на десять!

Угу, затор. Кого ты лечишь? Что за нужда была рисковать: одни, вне укрытия, в машине без тонировки стёкол, да ещё в такое время. Мы тут пёрднуть лишний раз боимся: без любого из нас шансы на успешный исход ощутимо рухнут вниз. А они оторваться друг от друга не могут.

– Пошли, что ли, – сказал я и направился к лестнице.

Внизу, в тени берёз, Карвел и Халлар уже одевались в свежие штаны. Рядом на зелёном ковре из пырея стояла целая коробка с баллонами «некусайки». Раздетый Тар – один белоснежный бинт на руке остался – щурился на солнце и лениво что-то жевал, пока Лиенна пшикала на него из баллона. Если Лиенна и могла навтирать про оленей, которые их задержали, то Тар притворяться не умел: его томно-довольная морда сдавала обоих. Того и гляди заснёт прямо в фургоне на пути в Саард. Жевал он семена горянки, не иначе.

Безалаберные. Какие они после этого профи?

– Что это с ним? – Рисса заинтересовалась потрёпанной шкурой Тара. Она в первый раз его вблизи видела, тем более голого.

От лёгкого прикосновения пальцем дурик отшатнулся, как от удара, поёжился. Ты смотри, какой неженка.

– Не тронь, Тар не любит, – объяснила Лиенна. На меня смотреть она избегала, знала свою вину. Совсем спутала, когда можно уступать альфьим хотелкам, а когда нельзя.

Рисса любопытно потянула носом, пытаясь обнюхать странного альфу со стянутой рубцами кожей, но только расчихалась от брызг «некусайки».

– Поможешь? – Я протянул малышке баллон и сбросил свои потные тряпки в общую кучу.

При такой жаре «некусайка» сможет маскировать наш запах не дольше трёх часов. Судя по карте Саарда, которую Лиенна купила в киоске для туристов, дорога до Института займёт с полчаса. Уложимся.

– Запомните место, – инструктировал нас Халлар. – Если кто-то отстанет, или со мной что-то случится, возвращайтесь сюда. Коммуны не станут искать у себя под носом… насколько мы их знаем… Каждый полдень поднимайтесь на крышу этой высотки. Если всё будет чисто, дежурные заберут вас и доставят в укрытие. Они будут ждать семь дней, начиная с завтрашнего. Кто не успеет добраться…

…того посчитают мёртвым, понятное дело. Хоть малёхонький, но шанс. Правда, я смутно представлял, как доберусь сюда из города даже за неделю, если потеряюсь. Один, да с моей приметной внешностью? В общем, от Халлара лучше не отставать, ведь теперь только он знает, где наш клан.

Коробку с припасами и водой в подвале высотки мы уже припрятали. Дежурные от Райдона или Вегарда, конечно, будут ждать не в «Дубовой роще», а следить за крышей в бинокль издалека. На случай, если потеряшка приведёт коммунский хвост.

Старейшина полез в свой рюкзак.

– Мы с Аби подготовили кое-что. Неизвестно, сколько течных омег там встретим. Поэтому… Арон!!! – От недовольного окрика с ближайшей бузины разлетелись воробьи.

В то время, пока все стянули шмотки и покрывали друг друга «некусайкой», пунцовый Арон залип, разглядывая… меня. Кхарнэ!

От крика отца он вздрогнул, выронив майку, но штаны снять так и не решился. Стоял и мялся, дёргая ремень, а от направленных на него взглядов краснел всё сильнее. Арону не хотелось показывать спрятанный в штанах стояк… на альфу.

– Живей! – торопил Карвел, потряхивая баллончиком.

Разрядила обстановку Лиенна:

– Закругляйся ты под скромняху косить! Думаешь, мы с Риссой первый раз видим, как у альфы встаёт на нас?

Вздохнув с облегчением, Арон изобразил косую лыбу и всё-таки расстегнул ремень. Я отвернулся: это мне меньше всего хотелось видеть.

Халлар подождал, пока мы с Гаем оденемся – штаны и разгрузка на голое тело, и протянул нам горстку каких-то белых кругляшков.

– Так вот… неизвестно, сколько течных омег там окажется. С этими штуками вы не почуете приманку и не будете отвлекаться. Использовать всем. – Он взял пару кругляшков и воткнул их в ноздри.

Задумка дельная! Неужели вправду поможет?

Мы тоже послушно вставили затычки в носы. Дышать эти штуки почти не мешали. Даже Арон их вставил, хотя ему от омежьей приманки ни тепло, ни холодно. Спалиться не хотел. Рано или поздно спалится, Лиенна наблюдательная и не дебилка.

– Остальные возьмите с собой. – Халлар разделил остатки затычек на всех. – Это для тех альф, которых сможем освободить. Им тоже отвлекаться нельзя. И… повторяю: в первую очередь ищем и выводим «суперок». Мы идём туда за ними. Когда всех «суперок» освободим, тогда выпускаем остальных. Но всего – не больше… тридцати омег. Это уже до хрена, но пусть будет тридцать. Выпустите больше – подставите всех. И только если освободите альф, на каждого альфу можете взять ещё по две омеги. И всё. Ясно?

Мы хмуро закивали, соглашаясь. Халлар был, разумеется, прав. Но я не представлял, как смогу выбирать… Как решу, кому жить с нами, а кому сдыхать в четырёх стенах Института без просвета и надежды? Кто я такой – решать чью-то судьбу?

Похоже, Карвела и Гая одолевали те же мысли.

Альфы. Вот кто нам нужен для начала. С каждым освобождённым альфой появится шанс на жизнь у двух омег. А если посчастливится найти альфу-«супера», в счёт него можно и трёх омег выпустить. Как там Аби говорила? Мудрость беты-философа плюс мощь экскаватора. Сила Риссы, помноженная на семь, такой же искусственно выведенный эксклюзивчик…

…ей под стать.

Дикий ужас пригвоздил меня к месту. Малышка охнула, схватила моё плечо:

– Дар?

Почему я не подумал об этом раньше?

– Дар? – недоумевающий шёпот.

Рисса – совершенство, каких нет в природе, так? Любой из нас – труха на её подошвах. Если и существует для неё истинный альфа, то он тоже создан искусственно, в лабораториях коммунского Института. Он спрятан за Защитной Стеной, за КПП с «ежами», за сотнями шакалов с автоматами.

А я лезу, сломя голову, в этот осиный рой, чтобы его освободить!

– Дар?!

– Дарайн, это твой. – Халлар протянул белый комочек, похожий на жевательную резинку б/у, я машинально подставил ладонь. Парник. Старейшина шагнул к Гаю, выдал его дозу. – Оболочка продержится во рту двадцать четыре часа, потом растворится. Не забудьте выплюнуть, когда всё кончится.

Смутно понимая, что делаю, я прилепил парник на самый дальний зуб. Принял от Халлара готовые шприц-тюбики, сунул в карман разгрузки.

– Дар?!

Что я творю!

Занятые подготовкой, остальные не замечали моей паники. Шнуровали берцы, затягивали ремни на разгрузках, раскладывали гранаты по карманам. Настроение перед боем задаёт группе координатор, а Халлар держался ровно и сосредоточенно. Только иногда повышенный тон выдавал его напряжение.

– Синий наконечник – противоядие от парника, – объяснял он, раздавая шприцы. – Помните про три часа, потом противоядие уже не поможет. Красный наконечник – антишоковое.

Я не позволю. Пусть он могуществом хоть с богом равняется, я не позволю ему отобрать у меня Риссу. 

– Дайте и мне гранаты, – расстроилась Лиенна. – Пойду с Дарайном.

Халлар отказал категорически:

– Это решено. Мы с тобой будем резать дверь.

Старейшина ещё в Гриарде дал понять, что сомневается в нашей способности защитить Лиенну в случае беды. Своё сокровище он никому не мог доверить, только себе.

У меня преимущество. Я опытнее него. Знаю о жизни намного больше, чем он узнал из своей клетки с трена-жорами. И на шее Риссы уже стоит моя метка. Утрись, поделка. 

Лиенна не сдавалась:

– Я могу с Таром на крышу…

– Я сказал нет, Мио! – рявкнул Халлар. – Хватит споров, иди за руль!

Мы притворились, что не поняли оговорки. Тар – тот просто не понял, без притворства, он был занят завязываньем банданы. Сама Лиенна и ухом не повела. Неужели Халлар забылся так не в первый раз? Всякое могло быть между ними за закрытой дверью бокса. Возможно, Керис не так уж ошибалась про суррогаты…

Надев плоскую шляпу, Лиенна промаршировала к фургону, раскрыла дверцы кузова, фырча от обиды. Таких раздолбайских униформ, как в «Коммуне ландшафтных дизайнеров», у неё ещё не было. Рубаха эта серая, штаны на подтяжках – дурачок деревенский, ну или бродячий артист. Чем более придурковато она выглядит, тем меньше вызовет подозрений. Туго перемотанные тканью груди Лиенны совершенно не выделялись. Бета как бета.

Я поправил наушник; микрофон занял своё место на груди. Кроме гранат, из оружия взял опровскую «бесшумку». Таким трофеем можно гордиться: лёгкая, надёжная, сама в руку ложится. Ещё со времён Ласау осталось с десяток полных магазинов к ней.

Пошарив по карманам сброшенных вещей – не забыл ли чего – я вытащил за жёлтые волосы однорукого куклёныша, которого дала мне Вайлин.

Папка, ты только не мри

Постараюсь, родная.

Игрушечный я уставился крашеными в лазурь глазами; чувство вины вгрызлось в сердце. Где-то на прорве квадратных километров от Гарала до Приморья четыре трейлера, возможно, уже достигли того места, где мои дети смогут расти в безопасности. Если же нет, они уже нашли покой. Я дал им жизнь, но вместо того, чтобы быть рядом и её защищать, волокусь за омегой, оправдывая себя тем, что Райдон бычара. Райдон кремень, боец, он справится. Я же – телок на омежьей верёвке.

Моя пластмассовая копия легла в карман разгрузки, я прикрыл её клапаном на липучке. Не потеряю.

Рисса стащила с себя майку и осталась нагой, как в день нашей встречи в поезде. Грациозным прыжком она забралась в фургон, там забренчали цепи.

Пора.

У двери кабины творилось непотребство. Тар целовал Лиенну – яростно и глубоко, будто сожрать её собрался. Слышно было, как стучат, сталкиваясь, зубы. Слетела в траву дизайнерская шляпа; Лиенна давалась покорно, прикрыв глаза, сползала в жадных объятьях, как течная омега от феромонов альфы. Ого! Это точно тихоня Тар? Аж меня проняло.

По правилам нашей группы они получили бы лютую нахлобучку, чтоб не бесили тех, с кем омег на вылазке нет. Даже дома, в клане, никто не позволял себе так откровенно лизаться при посторонних. Но у Халлара им всё можно. Старательно отворачиваясь от них, старейшина влез в фургон, таща за собой генератор.